Письмо 7. Что такое Армия? К портрету Русского Офицерства

О том, что из себя представляла Русская Армия в её основе – офицерстве, хорошо повествует труд Е. Месснера, С. Вакара и Ф. Вербицкого «Российские офицеры», к коему и адресую тебя для более подробного знакомства с темой. Здесь же приведу лишь обширную выдержку из означенной работы:

«Офицерство воспитывалось и воспитывало армию и флот в сознании, что войско является не только защитником Отечества от врагов внешних, но опорою царского строя от врагов внутренних. Вопреки общеупотребительной, но ошибочной формуле «Армия вне политики», армия была инструментом государственной политики, воспитывая солдат, а через них и весь народ, в преданности Вере, Царю и Отечеству. Но Армия была вне партийности – офицер и солдат не смели ни принадлежать к какой-либо политической партии, ни принимать участия в проявлении партийной деятельности. Офицер не должен был склоняться к симпатизированию каким бы то ни было партийно-политическим идеям, хотя бы близким к формуле «Вера, Царь, Отечество». Поэтому офицер не смел быть в связи с организациями, такими, как «Союз Русского Народа», и даже не мог состоять в гимнастической организации «Сокол», потому что последняя занималась не только развитием мышц, но и национализма. Более того, офицеру предлагали уйти со службы, если оказывалось установленным, что его жена увлекается партийно-политическими идеями.

В послереволюционные годы офицерство подвергалось упрекам, да оно и само себя нередко упрекало за то, что его изолированность от политико-социальной жизни народа сделала его безоружным против разлагающей пропаганды революционеров в 1917 г. Однако в то время кадровое офицерство уже не занимало должностей ниже полковых и батальонных, а непосредственное моральное воздействие на солдатскую массу оказывали командовавшие ротами и взводами офицеры запаса и офицеры военного времени. Это были люди в своей довоенной жизни осведомленные о партийных и социальных вопросах. Однако и эта их «политическая вооруженность» оказалась бессильной против революционной демагогии. Против нее были беспомощны даже и те офицеры, которые в своей гражданской жизни до призыва стали опытными политиками, будучи членами партий центра или монархических. Поэтому можно предполагать, что кадровые офицеры не остановили бы разложения войска даже в том случае, если бы они были политически образованы. Как нельзя судить об уровне тактических познаний и способностей офицеров на основании кампаний, протекавших в совершенно ненормальных условиях (например, кампания 1915 г., когда в Галиции наши войска терпели поражения от артиллерии Макензена, будучи почти безоружными), так точно нельзя судить о политической зрелости офицеров по чудовищно-ненормальной политической кампании 1917 г., когда отречение Царя потрясло душу народа, истомленного к тому времени войной, весьма затянувшейся и крайне для России тяжелой, вследствие недобросовестности союзников, когда немецкие деньги оплачивали самую разнузданную демагогию и когда «чернь» в солдатстве взяла верх над унтер-офицерами, этой элитой солдатской массы. Судить надо по обстоятельствам нестихийного характера. В Маньчжурии Действующая армия не заколебалась после сдачи Порт-Артура, Ляояна, Мукдена, в революцию 1905–1906 гг., армия осталась в руках офицеров, в годы 1914–1916 жертвенно дралась, невзирая на тяжелые боевые потрясения. Следовательно, и в столь трудных условиях оказывалась достаточной та политическая «вооруженность» офицеров, которую им давало воспитание в военной школе и духовная обстановка в полку. Изолированность от политико-партийной жизни была в те времена не вредной, но скорее полезной (в нынешнее же время, когда партийность проникла во все решительно области деятельности и мышления человека, едва ли может офицер остаться в такой изолированности).

Политическая программа Российского офицерства была проста и ясна. Перефразируя известное выражение «человеческая душа – христианка», можно сказать, «офицерская душа – монархистка». Офицер в России был монархистом не только потому, что понятие Отечества символизировалось в личности Царя, и не только потому, что в присяге сливались преданность Родине и Царю, но и потому, что верховное возглавление Царем вооруженных сил страны соответствует воински простому пониманию вещей: мое право единоличного командования зиждется на моем подчинении единоличному вождю. Если вождь этот бывает поставляем и сменяем причудливыми народными голосованиями, то воину нелегко подчиняться ему столь же безоговорочно, как лицу, становящемуся вождем в силу династического порядка, основным законом государства установленного.

Монархизм офицерства не проявлялся в каких-либо эффектных словах или экзальтированных актах, но он был составной частью души офицера и основой всей его деятельности. Когда занемогший офицер подавал установленной формы рапорт:

«Заболев сего числа, службу Его Императорского Величества нести не могу», – то он действительно ощущал, что его служба есть служба Его Императорского Величества.

Каждый гражданин имел право, в силу закона о свободе убеждений, желать тех или иных изменений в политике государства и даже желать ненасильственного изменения режима. Офицер, становясь таковым, отказывался от гражданских свобод и прав и брал на себя обязанность ничего от Отечества для себя не требовать, но всего себя отдать Отечеству. Гражданин мог делать разное в ущерб государству – тот не в меру наживался на казенных подрядах, тот ради своей, а не общей пользы изменял проект трассы железной дороги и т. д. – офицер не извлекал никаких выгод от своего служения Отечеству, скупому на оплату его труда. Любовь офицера к Отечеству была бессеребряной, бескорыстной, самоотверженной.

Что же касается еще одной основы офицерского миропонимания – Веры, то и она влияла на поведение офицера. Не в том суть, что офицер был обязан не реже одного раза в год причащаться, что в казарме и лагере день завершался молитвой, что все военные торжества освящались молебном, предшествовавшим параду, что при воспитании вверенных офицеру солдат в них углублялось религиозное сознание, а в том была суть принадлежности офицера к Вере, что он выполнял евангельский завет «никого не обижайте». На основе этого завета офицерством были твердо усвоены моральные правила поведения на войне, сформулированные в императивных лозунгах: «жителя не обижай», «пленному пощада», «воевать – малою кровью», т. е. беречь кровь своих солдат и без надобности не усердствовать в пролитии крови врагов. Единственное в мире войско называлось Христолюбивым – Российское Войско, ибо оно жило и воевало, памятуя Христовы заветы.

Так слова «Вера, Царь, Отечество» составляли содержание офицерского миропонимания».

Таким было наше офицерство, такой была наша Армия… Её, единственную в мире, можно называть не только Христолюбивым Воинством, но и Армией Освобождения. Войны, которые мы вели, были преимущественно оборонительными. Отражая же вражеские нападения, мы не стремились стереть неприятеля с лица земли, поработить его народ. Освободив Европу от Наполеона, как отнеслись мы к побеждённой Франции? Наш «Оккупационный» корпус помогал мирным жителям восстанавливать хозяйство, построил им церковь, делился в голодный год своей провизией… А когда порядок установился, корпус был отозван в Россию, и командующий граф Воронцов продал одно из своих имений, чтобы выплатить жителям долги, которые успели наделать его подчинённые. Мы не разрушали и не жгли чужих городов и стремились, сколь возможно, смягчить тяготы мирного населения.

Пожалуй, кое-кто мог бы возразить мне, припомнив Кавказ и Среднюю Азию, кои страдающие либеральным недугом головы пытаются представить нашими «колониями». Америки – Северная и Южная – начинались, как колонии. И очень скоро местного населения там практически не осталось, а колонизаторы объявили себя новыми нациями. Мы не уничтожили ни один народ, ни одну культуру. Напротив, способствовали их развитию под широкими крылами нашего державного орла. Представители знати «покорённых» народов на равных правах вливались в нашу знать. Сыновья этих народов получали лучшее образование и делали карьеру на избранных поприщах. В прежде диких краях мы насаждали просвещение и культуру, развивали экономику… Никогда покорённые народы не обращались у нас рабами, но становились подданными нашего Государя. И эти подданные имели подчас больше прав, чем, скажем, наши находящиеся в крепостной зависимости крестьяне. Истерзанный персами и турками, раздираемый усобицами Кавказ под русской защитой сделался мирным, богатым и цветущим краем. Таковы были наши «завоевания».

Наконец, только наше Христолюбивое Воинство могло с таким самоотвержением сражаться за чужие интересы и чужую боль – за терзаемых турками братьев-славян. А победив, оставить освобождённые своей кровью земли тем самым братьям и удалиться, не получив никакой выгоды. Таких примеров не ведает мировая история.

Увы, за годы советчины эти традиции были преданы забвенью. Советская армия именовалась «освободительницей» по факту победы над Гитлером, но на деле не была таковой. Ибо освобождение – это то, о чём писал я абзацем выше. А отбить пленника у злодея и сделать его пленником своим – где же здесь освобождение? «Освобождение» по-советски ещё долго будет икаться нам ненавистью к русским, коих, увы, по сей день отождествляют с советскими…

Но я отвлёкся. Христолюбивое Воинство ставило во главу угла нравственный закон. Наше офицерство никогда не жило богато. Напротив, офицерский быт обыкновенно был достаточно скромен. При этом офицер не должен был, скажем, сам ходить за покупками. И уж тем более не имел права посещать таких заведений, какие хоть в малой степени могли нанести урон его репутации. Более того, даже жену офицер должен был выбирать, сообразуясь с достоинством своего звания, и получить разрешение командира на брак. Достоинство же невесты определялось не знатностью рода и материальным достатком, но репутацией её и её семьи, а также воспитанием. К примеру, дочери ростовщика или певички из кафе-шантана путь в полковую семью был заказан…

Полковая семья, стоявшая на страже морального облика своих членов, была основой Русской Армии. Сегодня эта прекрасная традиция, к сожалению, канула в лету, а, между тем, полковые семьи, объединявшие офицеров и их домочадцев, несли в себе важнейшую воспитательную и связующую функцию, немало способствовали тому, чтобы армия была единым, цельным организмом.

«Главным устоем офицерского корпуса должна быть крепко спаянная и тесно сплоченная офицерская полковая семья, - писал А.А. Керсновский в своей «Философии войны». - Особенное внимание организатора должно быть устремлено на разработку положения о полковых офицерских обществах и на осознание великого значения должности командира полка.

Следует знать и помнить, что рота – административная единица, батальон – тактическая, а полк – духовная. Следующие за полком инстанции – бригада, дивизия, корпус – опять имеют характер чисто тактический и оперативный.

В полках создается дух Армии, как на кораблях куется дух Флота. Командир полка должен быть полным и единоличным хозяином своей части, подчиняясь командиру бригады, дивизии и корпуса лишь в чисто строевом отношении. Он должен иметь права командира корабля в отдельном плавании. Командир творит полк по своему образцу и подобию, накладывает на него свой, подчас неизгладимый, отпечаток, имеет на войска то влияние, которого обычно будет впоследствии лишен на более высоких должностях. Память о выдающемся командире живет в полку из поколения в поколение и более долговечна, чем память о выдающемся начальнике дивизии и командире корпуса. В этом – все величие командирского звания и вся святость командирского призвания.

Отношения между командиром полка и старшим штаб-офицером, председателем общества офицеров полка, должны быть теми же, что между командиром корабля и старшиной кают-компании. Строжайший культ воинской этики в рамках железной дисциплины.

Организацию офицерского корпуса можно уподобить зданию с узким входом и широким выходом. Доступ открыт для всех, но со строгим разбором – принимать лишь достойных. А «не могущим вместить» – свободная дорога на все четыре стороны».

Несомненно, что возрождение полковых семей весьма благотворно сказалось бы на духе будущей Русской Армии. Ибо Армия, повторю это снова и снова – не есть некая силовая организация с большим количеством «пушек», но духовный организм, от состояния которого зависит существование самого государства. Организму духовно расслабленному, расколотому в случае беды не помогут никакие «пушки». Потому, наблюдая образцы новейшей техники, демонстрируемой на парадах, радоваться должно с очень большой осторожностью. Перевооружение армии необходимо, и должно лишь приветствовать его. Но наряду с этим необходимо перевооружение духа. И, в первую очередь, это касается, конечно, командного состава, офицерства, о котором пойдёт речь в следующем письме.

Письмо 8. Что такое Армия? Задачи Русского Офицера

Если армия становой хребет государства, то офицерский корпус – хребет, мозг и душа Армии. Офицерское звание налагает величайшую ответственность – не только по защите Отечества от тех или иных посягательств, но по воспитанию подчинённых и гораздо шире: нации. Этому предмету посвящена замечательная статья А. Сурнина «Служение России. Роль офицерства в военном воспитании».

«У нас в России так же, как и во всех остальных государствах, где введена всеобщая воинская повинность, народился новый тип воина – воин-гражданин, - пишет Сурнин. - Поэтому нравственные силы бойца зависят от нравственных сил народа, которые служат базой (складом), основанием, на котором будут взращиваться воинские добродетели. Мы знаем, что народ наш в массе непросвещен. В настоящее же тяжелое время его природные гражданские добродетели расшатаны гибельными, чуждыми ему учениями. Мы знаем, что ни в семье, ни в школе, ни в обществе нет и следов подготовки к воинскому воспитанию.

Память о былой славе, былых подвигах могучего русского народа заслоняется невежеством и тлетворными влияниями различных социалистических учений. (…)

Ждать, пока народ и общество начнут нормальную жизнь и станут способными к должному воспитанию подрастающего поколения, долженствующего вступить в войска, нельзя, т.к. это значило бы отказаться от самой мысли прочного военного воспитания, которым должна увенчиваться вся наша офицерская воспитательная деятельность.

Чем серьезнее задача, чем она обширнее, тем мы должны приложить больше нравственных сил. Мы ведь находимся не в области материальных представлений, где каждый данный человек может выполнить строго определенный максимум (наибольше) работы; дело воспитания нравственных сил относится к области человеческого духа, а в этой области только бесконечность не может быть нами достигнута, все же остальное доступно нашему завоеванию. Перед сложностью и трудностью останавливаться нельзя, т.к. это значит сознаться в своей полной несостоятельности и предоставить дело государственной обороны и чести на произвол судьбы. Равнодушное отношение к своему делу несовместимо с нашим высоким призванием, а потому и недопустимо. Конечно, на выполнение намеченного нужны особенно развитые нравственные и умственные силы, нужна выдающаяся энергия. Но разве понятие об офицере не заключает само по себе требование самоотверженной и выдающейся деятельности? Прежде на силу армии не могли ослабевающе влиять те барчуки и недоросли, которые устремлялись в военную службу только для того, чтобы носить мундир той или другой части; теперь этот элемент не только лишний, но и вредный и, как яд, способный отравить здоровый организм, должен быть удален и впредь недопускаем. Средние люди, посредственности, не должны быть в нашей среде. По смыслу всех военных законоположений под понятием «офицер» подразумевается человек с высокоразвитой нравственностью и волей; поэтому задача военного строя, задача офицерской корпорации – удалить все негодное, слабое, способное внести растление, и тогда никакие задачи для нас не будут казаться невыполнимыми. (…)

…дело воспитания, которое для нас должно быть залогом возрождения, – дело очень трудное, и вести его можно только людям, воодушевленным высшими идеалами. Напрасно думают, что офицером может быть всякий средний, слабый человек; если допустить это, то армия умрет, т.к. ее основа, офицер, перестанет ее одухотворять. Поэтому офицер на свою деятельность и в мирное время должен смотреть как на подвижничество, иначе он не выполнит своего назначения и своего долга.

Поработайте и потрудитесь сознательно для приобретения его. Выражения «не могу» быть не может. Было бы желание и воля. Те же, кто этого сделать «не захочет», пусть по честному убеждению, как недостаточно сильные духом, оставят наши крепкие ряды. Без них, слабых энергиею, мы станем еще дружнее, еще крепче и вновь прославим отечественные знамена нашей стальной русской выносливостью, нашим русским мужеством, нашим военным патриотизмом!»

О том же писал и митрополит Антоний (Храповицкий), уделявший немало внимания военным вопросам: «Назначение офицера ложно определяться сверх принятых уже понятий так: в мирное время офицер есть воспитатель молодого поколения, проходящего воинскую повинность, в православно-народном духе, дабы возвратить его семье и обществу сознательным христианином, русским патриотом и верноподданным, могущим не только сознательно противостать растлевающему влиянию отрицательной веры и врагов отечества, но и утвердить в правильных мыслях своих родных и близких. Как член общества, офицер должен явиться оплотом и защитником здравых патриотических и христианских понятий и таким образом не только силой оружия отстаивать государственные границы отечества от неприятеля, но и силою убеждения и примера отстаивать те внутренние основы веры и русского быта, которые составляют внутреннее сокровище русского духа».

По приведённым выдержкам ты можешь судить, сколь велика наша задача. Что же требуется нам, каковы должны быть мы, чтобы справиться с ней? Не пишу «иметь шанс справиться», ибо не допускаю мысли о невозможности совладать с поставленной задачей. Таковая мысль должна быть априори чужда Воину. Если задача поставлена, то не может быть рассуждений «посильно-непосильно, реально-нереально». Может быть лишь одно рассуждение: как именно достигнуть.

«Офицер должен быть высокообразованным человеком, чтобы импонировать гражданам вне воинства и чтобы доминировать над гражданами, призванными в воинство, - пишет полковник Месснер. - Военное дело сложнее медицины, юриспруденции, технологии и т. д., и им должны руководить офицеры с неменьшим, с таким же высоким образовательным цензом, как медики, судьи или адвокаты, технические директора фабрик и т. п. Это необходимо для авторитетности командного состава воинства в глазах общественности, народа. И это нужно для служебной пользы офицерства. Подполковник, командующий трансокеанскими ракетными установками, должен быть высокообразованным офицером, чтобы уметь использовать такое сложное оружие и, во-вторых, чтобы импонировать своим подчиненным, среди которых, кроме караульной команды и хозяйственного персонала, нет людей без очень большого технического образования и стажа. Подполковник, командующий гренадерским батальоном, должен иметь высшее образование не только для понимания всей многосложности движений и боя моторизованных частей, но и для того, чтобы быть авторитетным в глазах подчиненных ему мобилизованных офицеров из адвокатов или студентов, из инженеров или техников. Прежде любой строевой обер-офицер мог заведовать разведкой в полку и в штабе дивизии, а любой офицер Генерального штаба – в высших штабах и в наивысшем. Теперь войсковая разведка включила в себя знание телефонного и радиотелефонного подслушивания, технические познания для быстрого обнаружения мельчайших новинок вражеского вооружения и снаряжения, навыки в психологическом разведовании неприятеля, собственных воинов и окружающего населения. Поэтому уже на низшей ступени разведки нужны квалифицированные разведчики. А на высших нужны столь разносторонние знания, что руководить разведкой могут лишь высокообразованные специалисты при помощи высококвалифицированных экспертов во всех видах техники, технологии, знатоков экономики, политики, социальных вопросов, психологии масс и так далее. Существует мнение, что ныне все офицеры должны быть инженерами, физиками, натуралистами и, во всяком случае, математиками, потому что математика научает логично и точно мыслить, а без привычки к такому мышлению не может быть ни надлежащего использования военной техники, ни правильного приложения тактики, базирующейся на технике. Идея технократии не привилась в политике, не привьется и в военном деле, потому что офицер должен быть больше психолог, чем математик, больше властелин солдатских душ, чем знаток военных машин. Однако необходимо, чтобы мышление всех офицеров формировалось под действием математических наук; чтобы, во-вторых, значительный процент офицеров имел техническое образование ранга инженера; чтобы, в-третьих, кроме оперативного Генерального штаба существовал и технический Генеральный штаб из офицеров с техническим образованием ранга дипломированного инженера. Технический Генеральный штаб имел бы своим назначением: из общей техники отбирать для нужд военной техники все идеи, конструкции, методы, средства, которые могут быть полезны воинству; следить, чтобы типы и количество военной техники воинства соответствовали способностям промышленности страны (в мирное и военное время); чтобы тактические и оперативные идеи в воинстве находили себе поддержку в военно-техническом изобретательстве; чтобы воинство наилучшим образом использовало технику, поставленную в его распоряжение».

Чтобы занимать надлежащее доминирующее положение в стране, офицерство должно стать её подлинной интеллектуальной элитой. У нас немало постарались, чтобы образ офицера ассоциировался с некими малообразованными, недалёкими, «быдловатыми», пьющими и матюгающимися почём зря субъектами. Персонажами из анекдотов. Так, вот, подобным образам не должно быть места. Но «зачистить» от подобных памфлетов наши СМИ и т.н. «искусство» даст крайне мало, если реальный образ офицера не станет соответствовать тому, о чём мы говорили. Когда образ офицера в общественном сознании станет ассоциироваться с высоким интеллектом, культурой, волей и честью, когда офицерство станет восприниматься, как элита и основа государства (как было это в Золотой наш век), то наши слова и действия будут иметь качественно иной эффект, иной вес.

Генерал М.А. Драгомиров предъявляет к офицерам следующий перечень требований: «Быть твердым в тех основах, на которых зиждется воспитание солдата.

Если припомнить, эти основы были: а) преданность Государю и Родине до самоотвержения, б) дисциплина; в) вера в нерушимость (святость) приказания; г) храбрость (решительность, неустрашимость); д) решимость безропотно переносить труды, холод, голод и все нужды солдатские, с) чувство взаимной выручки.

Помнить, что люди, которые будут вверены его попечению, не в состоянии применяться к нему, а он к ним должен примениться. В этом смысле от офицера потребуется бесконечная терпимость и снисходительность.

Чем больше со стороны офицера будет теплоты, участия, терпения, тем легче он найдет доступ к сердцу и сознанию молодого солдата; в таком случае лучше пойдет его воспитание и образование, ибо солдат уверует в офицера и, уверовавши, во всем послушает.

В мере возможной для младшего офицера быть внимательным к малейшим нуждам подчиненных.

Нельзя себе представить, до какой степени солдат это понимает. Люди, с которыми вы дадите себе труд так поработать, будут ваши в самые трудные минуты военной жизни и – не выдадут.

Выработать в себе правильное отношение к, приказанию. Офицер должен добиваться совершенно точного исполнения всего по правилам уставов, не требуя на первых порах быстрого и ловкого исполнения: это приходит только со временем. Для того чтобы добиться исполнения по уставу, офицер должен следить за самим собою, чтобы его требования и приказания не носили характер каприза: то, что он потребовал известным образом раз, должно требовать таким же точно образом постоянно. Выработав, таким образом, законность в самом себе, офицер будет чуток к беззаконности и не даст развиться ей в своих подчиненных, т.е. убережет их от того, что составляет основу самых разнообразных и ужасных преступлений.

Уметь держать себя по отношению к солдату, т.е. уметь установить свои отношения к солдату так, чтобы эти отношения способствовали делу воспитания и образования солдата, не обращаясь ни в стремление к излишней популярности, ни в излишнюю суетливость, ни в излишнюю доступность и т.п.».

Драгомиров также категорически запрещает преследовать «подчиненных самостоятельных, упорных, твердых, с сознанием личного, хотя бы даже и щепетильного достоинства… Руководитель должен вооружиться терпением, самоотвержением и уважением к чужим мнениям, он должен радоваться малейшим проблескам оригинальной мысли, уметь поддерживать и развивать их. Без этих качеств он не годится в руководители.

Должно вести занятия так, чтобы не подрывать в занимающихся веры в себя. Если этого нет, наилучший руководитель не только не поможет, но напортит: ум подготовит, а волю подорвет. Но у запуганного человека и ум, как бы он ни был развит, плохо действует. В нашем деле подобная наука хуже невежества: потому хуже, что успех в военном деле зиждется на воле; ум подсказывает только лучший путь к успеху…»

Антон Керсновский со свойственной ему афористичностью указывает следующие необходимые для командира критерии: «Два качества лучше всего выражают сущность воинской этики: благожелательность к подчиненным – таким же офицерам, как начальник, – и сознание величия «чести командовать»».

Апухтин в статье «Характер отношений начальника к подчинённым» развивает эту мысль: «Начальник должен усугублять нравственные силы подчиненных тем гордым сознанием своего достоинства, которое дается, когда начальник не упускает случая, особенно публично, оказать подчиненным знак своего внимания и уважения. Они имеют на это право, которое им дает носимое ими звание. Огромную ошибку делают те начальники, которые третируют младших, как мальчишек или как величину, не имеющую значения. Откуда у них возьмется любовь к службе, если начальство как бы говорит, что они ни на что не годны и вся их деятельность ничего не стоит?

Служебные отношения должны всегда основываться на той особой воинской вежливости, которая одновременно свидетельствует о достоинствах отдающего приказания и исполняющего их.

(…)

Необходимо внимательно принимать и отдавать честь. Небрежность начальника в этом отношении показывает, что он, злоупотребляя властью, манкирует одновременно и дисциплиной, и вежливостью. В общем, надо интересоваться своими младшими сотрудниками и сделать их существование не только возможным, но и достойным.

Чувство личного достоинства – это сила как для простого солдата, так и для офицера, это элемент энергии, а потому не следует пренебрегать никакими средствами, чтобы увеличить эту силу в сердцах солдат. Очевидно, сколько необходимо осторожное, бережное обращение с этой силой, которую ведь можно и привести к нулю грубостью, ненужной строгостью, запугиванием. К сожалению, существует мнение, что подобное обращение необходимо во имя дисциплины. Стоит ли доказывать, насколько подобное убеждение ложно? Можно лишь пожелать этим господам, чтобы им не довелось разубедиться под давлением горького боевого опыта. (…)

Итак, войска должны состоять из единиц не механических, а органических. Если они способны лишь принимать и исполнять волю начальника, как ружье, стреляющее только при надавливании пальца на курок, они лишь массы инертные, им надо еще проникнуться самодеятельностью и жизнью.

Воевать с частью, выдрессированной на постоянном ожидании приказаний, – это почти то же, что на охоте заменить живых собак механическими куклами. Чтобы часть жила своей внутренней жизнью, начальник должен всячески развивать в среде своих подчиненных дух инициативы. Пусть в данную минуту результат работы, начатой по собственной инициативе подчиненного, окажется не совсем удовлетворительным. С этим надо помириться, ибо результат каждого дела можно исправить. Гораздо опаснее в нашем деле нерешительность, боязливая растерянность, неспособность принять на себя ответственность за свои распоряжения. А эти ужасные свойства непременно совьют себе прочное гнездо в армии, если начальство желает лично выполнять всю ту работу, которая выпадает на долю совокупной деятельности его сотрудников-подчиненных».

В советской армии о соблюдении достоинства подчинённых пеклись менее всего. Наоборот, подавление этого достоинства, унижение его сделалось частью системы. Это почиталось у нас «школой молодого бойца» и «закалкой». Ничего доброго подобной «закалкой» добиться, разумеется, нельзя. В каждом человеке должно уважать образ Божий. В каждом «салаге» - будущего Воина. Воина можно воспитать из «буяна» и «раздолбая». Даже из изнеженного «маменькина сынка». Но из сломанного человека – невозможно. Он так и останется – сломанным, приученным к страху, к подобострастью, безвольным и неспособным к Поступку, к решительному действию. К сожалению, советская система потрудилась в этом плане надо всем обществом, ломая и ломая через колено души и судьбы, отрывая от корней, приучая к страху и взаимной подозрительности… Наше поколение вспомнит песню актёра М. Ножкина о потомках 37-го: «Я не трус, я не трус, от опасностей я не бегу, / Но боюсь, но всё время чего-то боюсь, а чего и понять не могу!» Заметь, что многие советские офицеры могут быть отважны в боевых условиях, когда требуется рисовать своими жизнями, но что происходит в жизни мирной? Те же самые офицеры не смеют сказать слова, сделать шаг, скатываются до бесчестия и подлости, до самой постыдной трусости… Почему? Просто и не объяснишь. Ведь уже в победном 45-м как ярко проявлялось это! Герои, отважно бившие «фрица», дрожали перед какими-нибудь тыловыми крысами… в синих фуражках… И молчали, и предавали, и ломались…

Постсоветской общество состоит в значительной мере из таких сломленных людей. Причём надломленность часто передаётся и детям, и новые поколения не могут изжить старых болезней из страхов. Впрочем, постсоветская армия и не стремилась к тому. В ней так и считали, что человека надо сперва сломать, чтобы сделать из него солдата… А потом этих солдат бросали на убой в пекло чеченских войн, не заботясь об их жизнях, следуя опять же советскому «русские бабы ещё нарожают».

После Божией правды нет ничего более ценного, нежели человеческая жизнь. Жизнь наших подчинённых, жизнь солдат – величайшая драгоценность, за которую отвечаем мы перед их родными, перед Отчеством и перед Богом. И тратить эти драгоценные жизни допустимо лишь в случае настоящей необходимости, употребив при том все средства, чтобы минимизировать потери. Те же командиры, что используют своих солдат в качестве живого мяса, не достойный ничего кроме презрения и проклятия.

Наша задача воспитывать наших подчинённых так, чтобы на войне они оставались людьми, а в мирной жизни – Воинами. В этом случае, они преуспеют и подадут добрый пример и там, и там. И так будет оздоравливаться и набираться необходимой крепости всё наше общество. Поставляя обществу сильных, цельных, воспитанных в лучших традициях Русского Воинства людей, способных быть неутомимыми делателями Правды, мы создадим ту необходимую доминанту, о которой шла речь в начале этого письма.

Известна пословица – каков поп, таков и приход. В армии… могут быть добрые солдаты при худом генерале, но не при худых командирах частей, строевых офицерах. Также не может быть худых солдат при добрых командирах. Командир всегда является безусловным примером для подчинённых. И если командир пьяница, развратник, вор или ещё что-то в этом роде, то ни дисциплины, ни порядка, ни чести в его части не будет.

«Роль офицеров в армии чрезвычайно поднимается в своем значении и усложняется тем обстоятельством, что, будучи воспитателями, они в то же время являются для нижних чинов тем образцом, идеалом воина, к какому они сами обязаны побуждать стремиться своих воспитанников, - указывает А. Сурнин в уже цитированной работе. - Отсюда видно, что «качество армии зависит от качества офицерского корпуса». В этом смысле офицеры являются краеугольным (основным) камнем всего военного строя, они составляют душу армии, хранилище ее преданий и традиций. Чем качество офицерского состава выше, чем больше они отвечают своему назначению, тем и вся армия явится более подготовленной к бою, тем более она будет отвечать и в мирное время государственным требованиям народа. Для того чтобы офицер удовлетворял своему назначению, от него требуется здоровье, твердость в основах воспитания, требуемых вообще от каждого солдата, свойства характера, необходимые для воспитания подчиненных, твердое знание всего того, что от подчиненных требуется, проявление во всем примера, сила воли, ум, общее и военное образование, военное дарование, искренняя преданность военному делу, бескорыстие, способность руководить чувствами массы. Словом, качества военного духа: нравственные, умственные и физические… Он должен понимать, что военная служба не есть средство к блестящей карьере, а заключается в том, что офицер, кроме военного дела, является воспитателем всего народа, который проходит через его руки. Но подобное воспитание не должно заключаться в речах и бесконечных беседах, оно должно проводиться незаметно. Раз офицеры будут проникнуты сознанием своего положения, связанным с определенными обязанностями, раз они будут непреклонно проводить эти принципы в своей служебной деятельности, то этого будет вполне достаточно для сказанного воспитания. Социалисты, антимилитаристы, интернационалисты и представители прочих крайних политических партий делают успехи и бороться с ними – долг каждого гражданина, любящего свое отечество. А сказанным воспитанием офицер исполняет свой гражданский долг.

Офицер должен быть способен горячо любить своих подчиненных; любовь эту он должен показывать на деле справедливым и человеческим отношением к солдату.

Нравственное влияние офицера должно быть беспрерывно на службе, на учениях; вдумчивый офицер всегда найдет способы благотворно влиять на своего подчиненного. Пример со стороны офицера обязателен, и потому поведение офицера всегда должно быть безупречно».

На этом я, пожалуй, завершу свою «лекцию» об офицерском корпусе. В следующем же письме попытаюсь изложить тебе некоторые мысли по общему устроению нашей Армии.

Письмо 9. Особенности современной войны: какая армия нам нужна?  

Военные всегда готовятся к войнам прошедшим – известная и справедливая аксиома. Мы и теперь готовимся к прошлой войне, весьма туманно представляя себе войну будущую. Основной упор делается на перевооружение – танки, ракеты, авиация. Всё это, безусловно, необходимо – тем паче, после погрома последних четверти века. Наш главный геополитический противник, США, неуклонно наращивает свою военную мощь, и мы должны обладать всем комплексом средств, чтобы обезопасить себя от оной. Наши пропагандисты время от времени высмеивают «безумные» расходы США на свою оборону. Никогда не слушай пропагандистов. Хуже прямых врагов только пропагандисты, ибо враг открытый никогда так искусно не дезориентирует тебя. Расходы всегда надлежит оценивать не их собственном объёме, а в процентной составляющей от общего бюджета. США тратит на оборону ничтожный процент от своего бюджета. Иное дело, что от нашего бюджета такая сумма составила бы львиную долю, попросту поглотила бы его.

Таким образом, должно признать, что мы никак не можем конкурировать с США в объёмах вооружений. Но это вовсе не требуется. Гонка вооружений априори глупа, ибо совсем не нужно иметь средства уничтожить мир двадцать раз. Одного-двух довольно.

Мы не собираемся ни на кого нападать. Следовательно, наша главная задача обеспечить безопасность нашей страны от внешней агрессии. Исходя из этой задачи, нужно рассчитывать объём необходимых нам вооружений и приоритетные направления. Нам не нужно десять раз уничтожить мир, но необходимо, чтобы никому не пришла в голову мысль использовать против нас ЯО ввиду гарантированного и равного по мощности ответа. Нам не нужно завоёвывать территории на другой стороне океана, но необходимо, чтобы ни один военный самолёт, ни одна ракета не долетела до наших городов. Средства ПВО и авиация исходя из этого выходят в число безусловных приоритетов. Нам не нужны вооружения «для понтов» и «для складов». Оно нужно нам в максимальной мощи и необходимом для нашей безопасности количестве. Прочие же дензнаки надо тратить на развитие страны в целом. Ибо страну нищую, отсталую и разрушенную не спасут ни ПВО, ни ЯО. И общая ситуация в стране – это столь же важный фактор национальной безопасности, как и наличие современного вооружения.  

Очевидно, что будущая война не будет лобовым столкновением двух государств или же двух систем, как это было в 41-м году. Такое столкновение при нынешних вооружениях обернётся мировым коллапсом, полным взаимным уничтожением. Ещё Е.Э. Месснер определил новый тип войн, как «мятежвойну», а, используя современную терминологию, войну гибридную. За последние десятилетия мы видели этих войн множество, и наблюдаем теперь – в том числе, уже на нашей, русской земле.

Какова же она, война нового типа?

В нынешних войнах воюют не армии отдельных государств, в них воюют… все. Закулисные шахматисты развязывают гражданские войны, разыгрывая национальную, социальную и иные карты. В гражданские войны на разных сторонах вмешиваются заинтересованные иностранные государства. Вмешиваются прямо, посылая свои контингенты, или же «скрытно», используя финансовые и политические рычаги, направляя советников и оружие. Среди мирных жителей растворяются партизаны и диверсанты, и подчас весьма сложно отделить одних от других. Стороны конфликта разрываются внутренними неладами, что провоцирует расколы и вооружённые противостояния уже внутри них… Территория, охваченная мятежвойной, обращается в кипящий котёл, где воюют все со всеми, и в таком состоянии она может находиться годами и десятилетиями. Сегодня в такой кровавый хаос ввергнута уже значительная часть мира. И часть эта будет увеличиваться, потому что так нужно заказывающим страшную музыку нынешних бойнь. Когда весь мир погрузится в хаос, они же явят себя благодетелями, «замирив» его и став, наконец, его полными властителями. В сущности, это и есть сценарий апокалипсиса, что в очередной раз указывает на примат духовного понимания происходящего.

Можно запастись огромным количеством смертоносного оружия, но что даст оно, когда война начнётся не извне, а изнутри? Когда в бою будут сходиться не русские и условные «янки», а русские с русскими? Когда заполыхают наши национальные республики? А есть и другое, ещё более опасное. Я говорю о предательстве элит. Либо об их слабости и дряблости. Ещё до оформления теории «мятежвойн» погибла Российская Империя. Почему? У нас было с избытком оружия. У нас была мощная армия. Даже экономическое наше состояние было удовлетворительным. Да – внешняя война. Да – разрушительная работа разномастных революционеров, питаемых внешними противниками. Но всякая разрушительная работа успешна лишь тогда, когда ей не поставлен твёрдый заслон. Болезнетворные микробы убивают, когда в организме не хватает антител, когда нет иммунитета. Российская Империя погибла потому, что её правящий слой, элита, те, кто обязан был принимать решения, оказались духовно расслаблены, дряблы, не способны к энергичному и твёрдому противодействию Злу. И.А. Ильин указывал, что мы не оказались сильными в Добре, поэтому Зло победило. Добро требует великой силы для своей защиты… В феврале 1917 г. в верхних эшелонах власти защищать Россию, Добро оказалось некому.

Некогда добрая часть войн предотвращалась искусством дипломатии. В эпоху «мятежвойн» и ярмарочной дипломатии, когда дипломаты служат партиям и финансовым элитам, а не национальным интересам своих стран, этот рычаг уже малоэффективен. «Мятежвойна» лишь отчасти имеет в своей основе деятельность внешнего противника. Питательной средой для неё служит внутренние нестроения: социальное расслоение, коррумпированность элит, межэтническая напряжённость и т.п. Таким образом, власть, желающая обезопасить своё государства от «мятежвойны» должно думать не только о повышении своей военной мощи, но в не меньшей степени об наведении порядка «в тылу» - то бишь в стране. Внутренние проблемы являются ничуть не меньшей опасностью, чем нацеленные на нас ракеты НАТО. А, пожалуй, и большей. Ибо это уже заложенные под фундамент нашей страны бомбы, которые раньше или позже сдетонируют, если не обезвредить их вовремя. Устройство тыла не есть нечто второстепенное, ибо положение фронта в конечном итоге зависит от него. Одной из причин поражения Белого Движения стала неустроенность тыла, наведением порядка в котором серьёзно занялся лишь генерал Врангель – увы, слишком поздно. Сегодня приходится слышать, будто бы в военное время социально-экономические преобразования не нужны. Однако, на последнем клочке русской земли Врангель считал иначе. И именно организация тыла позволила ему спасти армию и значительную часть мирного населения Крыма от истребления. Экономика, производство, социальная сфера – стратегические отрасли. И они должны всецело работать на страну и народ, а не на внешнего противника. Хочешь мира – победи «мятежвойну». Хочешь не допустить «мятежвойны» - организуй тыл так, чтобы он не стал питательной средой для мятежей, но играл роль прямо противоположную. В этом задача политического руководства страны. В том случае, если задачи иные, или же нет разума и воли к адекватным действиям, «мятежвойна» становится неизбежна вне зависимости от количества ракет… 

Более четверти назад пал великий колосс – СССР. Сверхдержава, владевшая половиной мира и угрожавшая половине остального. Вооружённая немыслимым количеством сверхмощного оружия. Почему? Опуская многие и многие факторы, скажу об одном. СССР пал не в результате нападения внешнего противника, а в результате прямого предательства высшего руководства страны и спецслужб. Ряд этнических восстаний в национальных республиках, социально-политические протесты в центре – были уже вторичны. Страна была предана на развал и разорение её верховной властью.

Такие же модели наблюдали мы на Украине и частично в Югославии. Слабость, либо прямое предательство подкупленных внешним противником элит.

Если война придёт в Россию (а это практически неизбежно), то применён будет тот же сценарий. Механизм предательства элит + запуск центробежных процессов в национальных республиках и, может статься, даже в русских областях + политические протесты в центрах… Ни СЯС, ни ПВО, о необходимости развития которых я говорил, при этом сценарии нам не помогут.

Что же поможет?

Воинство. Духовно мотивированное и зрячее, верное и решительное. И, конечно, имеющее довольно оружия. Я намеренно употребляю слово «Воинство», а не армия, ибо армия – институт, а Воинство – все те русские люди, что встанут на защиту своего Отечества и народа. Взгляни на Украину… Армия ли встала на защиту родной земли и народа от предателей и западных наймитов? Армия, как ни позорно это, большей частью подчинилась им. Советская армия, ставшая армией Незалежной – лишённая духовного ориентира, надломленная и безвольная… Афганские сотни майдана, «афганцы», воюющие в тербатах за «ридну Украину», «афганцы», сдавшие в одном из городов страны 404 на расправу «правосекам» активистов антимайдана, которых ночью убивали на глазах родных… Это всё – бывшие советские «офицеры». И вся армия украинская – ухудшенная копия советской.

А что же армия наша? Не теми же, унаследованными от Советов и приумноженными владычеством грязнохватов пороками она поражена? Мы гордимся нашими героями – современниками, мы с удовольствием взираем на образцы новой техники, но армия, как единый организм, насколько исцелена она от губительного недуга? Это – ключевой вопрос. Вопрос выживания нашей страны.

«Быть России или не быть – это главным образом зависит от ее армии. Укреплять армию следует с героической поспешностью, – вот как черноморские моряки когда-то укрепляли Севастополь. Армия – крепость нации, единственная твердыня, которою держится наша государственность. Вот почему так горько чувствуется недостаток в талантливых организаторах армии. Вот почему каждый слух о серьезной реформе здесь встречается с лихорадочным вниманием», - писал после Русско-Японской войны наш известный публицист, морской офицер М.О. Меньшиков.

Михаил Осипович выступал с критикой призывной системы, полагая что она подменяет «дружину храбрых» вооружённой толпой. «Сколько бы ни пересматривали устав о воинской повинности, в нем эта черта – повинность, столь мало сообразная с геройством, непременно останется, - сетовал он. - Количество будет предпочтено качеству, механические условия – органическим. В старину военные уставы диктовались мужеством и были рассчитаны на героев. Нынче во всех странах военные уставы диктуются трусостью и сообразованы со штатским обывателем, с солдатом-дилетантом, наряженным в униформу. Прежде военным делало человека его львиное сердце, нынче – костюм. При таком состоянии общества приходится говорить не об отмене всеобщей повинности, – на это, повторяю, ни за что не решатся, – а хотя бы о некоторых улучшениях нелепой системы, о введении новых условий, которые хотя бы немного подняли военные качества разношерстного количества».

Призыв, действительно, не может подлежать отмене. Иное дело, что, как завещали наши выдающиеся военные учёные и практики, учить солдата в мирное время надлежит лишь тому, что понадобится ему в военное. Добавлю к тому, что призыв – лишь часть вопроса. Нам нужно воспитание воинов не только в течении года, что они находятся в казармах. И не только из того процента, что в них попадает. Нам нужно воспитание воинов со школьной скамьи и раньше, и оное должно распространяться на всех мальчишек. В том, что касается непосредственно физических нагрузок, конечно, должны оставаться льготы для хворых, но изучать теорию и определённый спектр полезных навыков (к примеру, медицинских) физические недуги препятствовать не могут. При таком воспитании сам призыв, сама срочная служба будет восприниматься совершенно иначе.

«Сила армии в народе – армия тогда только будет сильна, когда ее сердце будет биться в унисон (в один тон) с сердцем народа, - указывал А. Сурнин. - Подобная гармония отношений между армией и народом вполне возможна, не вовлекая армию в политику. Самое тесное слияние армии с народом дает ту нравственную силу, которая нужна Отечеству для обеспечения мира, а в случае войны – для достижения победы».

Наше общество сегодня остаётся во многом оторвано от армии. Армия и общество существуют сами по себе, тогда как они должны быть единым целом.

Современная российская армия во многом продолжает наследовать советской, строиться по её лекалам, жить её мифами. Это уже несёт в себе известную угрозу. Наша военная доктрина должна быть основана в своём духовном стержне на традициях Русской Императорской Армии. Основные её положения разработал профессор А. Баиов: «…русскую доктрину нужно строить, опираясь на опыт прошлого (Петр, Румянцев, Суворов, Скобелев...) и принимая к обязательному учету все новые средства вооруженной борьбы.

В основу такой доктрины должны быть положены следующие общие положения.

1) Доктрина должна быть национальной, выработанной русскими самостоятельно в соответствии с особенностями русского народа, из среды которого образуется русская армия, без подражания каким бы то ни было иностранцам, ни победителям, ни побежденным.

2) Все положения доктрины не должны противоречить каким бы то ни было принципам вооруженной борьбы.

3) Во главу доктрины должны быть положены духовные требования, нравственный, моральный элемент, развивающий духовную сторону как главенствующую на войне. Эта часть доктрины должна быть построена по Суворову, положения которого в этой области остаются и теперь в полной силе.

4) Материальная сторона в виде техники должна быть учтена полностью, но без одностороннего увлечения чем-либо. Огнестрельному оружию должна быть отведена подобающая ему роль в деле подготовки и содействия тем, кому назначено произвести удар, но не должно забывать, что в нанесении решительного удара главная роль принадлежит холодному оружию.

5) Чтобы возможно более усилить как духовную природу, так и материальную сторону армии, необходимо для начальствующих лиц, особенно руководящих, широкое военное развитие и понимание военных явлений, умение научно мыслить в сфере военных идей и действий, знание всех современных технических средств, умение использовать их с наибольшей выгодой для себя и вредом для противника и постоянно следить за движением военной мысли и дальнейшим усовершенствованием техники, т.е. постоянно учиться, как всем офицерам вообще, так и особенно начальствующим лицам до генералов включительно.

6) Главной целью всех действий должна являться живая сила противника, которую нужно искать и уничтожить, что достигается или материальным ее истреблением, или моральным ее подчинением нашей воле.

7) Все свои операции строить, исходя из поставленной себе цели (задачи), а не из парирования стремлений противника.

При всех действиях всегда сохранять за собою свободу действий, для чего господствовать своей волей над противником, а не подчиняться его воле.

8) Способ действий должен состоять главным образом в наступлении в условиях столкновения с двигающимся навстречу противником, приводящем к наступательному бою в поле. В таком бою все усилия должно направлять преимущественно на фланги противника и стремиться к полному его окружению.

9) При необходимости обратиться к обороне нужно не только отбиваться, но и самому бить, а потому на оборону нужно смотреть как на временный способ действий и при первой возможности переходить в решительное наступление.

10) Операцию и бой надлежит вести в духе их внутренней цельности, в духе единства действий, т.е. чтобы все частные операции вытекали бы из основной идеи общей операции и чтобы все действия, даже самых мелких частей, являлись бы развитием частных операций.

11) Бой необходимо вести с полным духовным и материальным напряжением, крайней энергией, с порывом и настойчивостью. В наступательном бою ни на одну минуту не давать противнику перейти к активным действиям, а в оборонительном бою возможно скорее заставить противника отказаться от активных действий и перейти к обороне.

12) Решительный удар в бою должен быть всемерно подготовлен разрушением материальной силы противника и подавлением его психики в целях довести его до сознания невозможности оказывать сопротивление нашему натиску. Нужно при этом помнить, что лучшим способом подготовки является внезапность.

13) Иметь всегда безопасными свои фланги и тыл, что обеспечивается уступным расположением и вполне достигается лучше и скорее всего успешным боем. Однако заботы о безопасности своих флангов и тыла никоим образом не должны мешать смотреть больше вперед, а не в стороны и назад.

14) Подготовку операций и боя и их исполнение необходимо вести таким образом, чтобы все исполнители участвовали в них вполне сознательно, чтобы «каждый понимал свой маневр» и чтобы каждый в полной мере мог бы проявить инициативу и использовать принцип взаимной выручки, чувство которой должно быть развито в каждом отдельном воине и в целых частях войск в высшей степени.

15) После успешного боя нужно самым энергичным и настойчивым образом преследовать разбитого противника, чтобы добить его окончательно.

16) Нужно прилагать все меры, используя для этого все средства, чтобы во время военных действий, и особенно во время боя, поддерживать между отдельными частями оперирующих войск самую тесную и прочную связь. Это необходимо в целях ориентирования как снизу вверх, так и сверху вниз, для того чтобы старшие могли руководить боевыми действованиями, а младшие проявлять разумную инициативу.

17) Только бодрая духом армия может быть сильной, поэтому необходимо всегда и всеми мерами поддерживать ее дух на надлежащей высоте, а для этого, между прочим, необходимо, чтобы армия была вполне обеспечена материально.

18) Войска должны быть деятельны, подвижны, настойчивы, упорны, смелы, все выполнять энергично, быстро, стремительно, однако не опрометчиво и не обдуманно.

19) Позиционная война должна быть допускаема, ибо она представляет собою извращение настоящего военного искусства и не может дать решительных результатов; если же обстоятельства приведут к ней, то всеми мерами нужно стараться обратиться вновь к полевой войне.

20) Начальники, даже самые младшие, должны иметь право и им должно быть вменено в обязанность проявлять в соответствии с обстановкой инициативу. Никто не должен препятствовать им в этом.

21) Поведение армии на войне должно отвечать тем правовым нормам, которые выработаны у нас в последнее время в этом отношении в полном согласии с национальными сознанием и воззрениями.

22) В мирное время армию нужно учить только тому, что необходимо и полезно для войны. При этом при всех занятиях обязательно в круг требуемых знаний вводить постепенно, распределяя занятия в известной последовательности, переходя от простого к более сложному. Кроме того, для большей вразумительности и успешности требуется наглядность всего обучения, чего можно добиться лишь при том, что не только рассказывать, как нужно делать, но и показывать. В общем, при обучении нужны частые повторения, пока обучаемый не усвоит в совершенстве требуемое от него, обращая его в привычку. Нужно помнить, что на войне делают всегда то, к чему привыкли в мирное время, но только гораздо хуже».

В свою очередь, А.А. Керсновский указывал: «Основы русской национальной военной доктрины были, есть и останутся следующие.

Будучи народом православным, мы смотрим на войну как на зло – как на моральную болезнь человечества – моральное наследие греха прародителей, подобно тому как болезнь тыла является физическим его наследием. Никакими напыщенными словесами, никакими бумажными договорами, никаким прятаньем головы в песок мы этого зла предотвратить не можем. Пергамент Парижского договора 1928 года – «пакт Бриана – Келлога» не избавил человечества от войны, как намалеванный на дверях дракон не избавил китайца от чумы.

А раз это так, то нам надо к этому злу готовиться и закалять организм страны, увеличивать его сопротивляемость. Это – дело законодателя и политика. (…)

В основу организации вооруженной силы русская национальная военная доктрина всегда кладет принцип качества и принцип отбора («не множеством побеждают»). На идее отбора – привлечении в первую очередь дворянства – Петр и построил всю армию. Русская армия ХVIII века – прежде всего армия отборная, этим и объясняются все ее подвиги в тот великий век.

Самая организация российской вооруженной силы – как Московского государства, так и петровской империи – была следствием нашей самобытности. «Мы мало сходствуем с другими европейскими народами», – писал Румянцев в своих «Мыслях по устройству вооруженной силы». Упадок нашей армии начался с подражания иностранным образцам при Павле.

При ведении войны мы должны стараться избегать бесчеловечных ее форм. Отбросив с отвращением «клаузевицко-ленинскую» теорию интегральной войны с ее терроризацией населения неприятельской страны, вспомним слова второго (после Лазарева) нашего главнокомандующего на Кавказе, князя Цицианова: «Русские воины имеют за правило бить своего неприятеля когда нужно, но не разоряют его, ибо россияне не умеют, победивши неприятеля, не присоединить его землю к своему государству, и, следовательно, собственность свою каждый обязан сохранять».

Если мы эти золотые слова прочтем не телесными, а духовными очами, то поймем весь их вечный смысл. Присоединять неприятельские земли нам не надо (коль скоро они не являются похищенным нашим достоянием) – хватит и духовного присоединения иноземцев к нашей культуре. А это возможно лишь при отсутствии взаимного озлобления, незаживших ран.

Не будучи бесчеловечными к чужим странам, можем ли мы быть зверями в отношении нашей родной матери? Мы должны вести войну, стремясь как можно меньше отягчать, истощать организм страны. Это достигается лишь сохранением на своих местах возможно большего количества специалистов своего дела – все равно, хлебопашцев или железнодорожников, ремесленников или торговцев. Не станем повторять ошибки гипноза полчищами роковой ошибки 1916 года.

Но для того, чтобы наша армия могла дать все, что она способна дать, ее нужно и применять соответственно. И русская национальная военная доктрина дает тому законы. Это прежде всего «смотрение на дело в целом» – синтез (которому в иностранных доктринах примерно соответствует «de guol s’agit il?». Верди дю Вернуа, приводимое Фошем). Затем – «глазомер, быстрота, натиск». Венец же всему – победа – и притом «победа, малой кровию одержанная».

В воспитательном отношении наша доктрина всегда выдвигала религиозное начало и национальную гордость. «Мы – русские, с нами Бог!» – учил Суворов. Поэтому-то его наука и сделалась действительно «Наукой побеждать». Каждое из ее слов дошло до бесхитростного сердца чудо-богатыря, а все суворовское поучение – одно из самых чистых творений русского гения – величайший памятник православной русской культуры. Для преподавания «Науки побеждать» в военных училищах надлежит учредить особую кафедру.

Преподавать, конечно, без изуверского дословного толкования, но и без еретической «поправки на современные условия», чтоб, правильно усвоенная офицерами, она могла бы правильно быть переданной солдатам.

Затем нашу доктрину характеризует требование сознательного отношения к делу:

«Каждый воин понимает свой маневр». Проявление частной инициативы на низах, «петровское требование “не держаться устава яко слепой – стены” и суворовское: “местный лучше судит... я вправо – ты видишь, надо влево – меня не слушать”. Способствование этой инициативы на верхах – румянцевское: «Не входить в подробности, ниже предположения на возможные только случаи, против которых разумный предводитель войск сам знает предосторожности, и не связывать рук».

Кроме того, Антон Антонович отмечал несовместимость с воинским духом и этикой всякого рода партийности: «Партийность несовместима и с Православием, а стало быть и с русскостью. Мы отбрасываем это самоубийственное и глубоко аморальное положение».

Наши военные мыслители делали упор в своих работах на Армию, как организованную структуру, Армию, которую они знали на примере Императорской. Мы же имеем несчастье знать армию иную. А потом не об Армии, не о призывной «вооружённой толпе» я хотел бы сказать, а вновь – о Воинстве.

Когда все ответственные силы в государстве охвачены параличом, на передний край выходит Ополчение. Ополчение – то есть формирования добровольцев зарекомендовало себя во всех наших войнах. Довольно вспомнить Ополчение года 1812-го, Добровольцев Черняева, поднявших знамя борьбы на Балканах в 70-е годы 19 века.

Но в своём главном значении проявилось оно в Смутное время. Не регулярная Армия, Армия-организация разгромила интервентов, но Святорусское Воинство, войско добровольцев, именовавших себя «последними людьми». Да, им командовал лучший военачальник того времени – князь Пожарский. Но состояло оно из самых разных людей: царских воинов, крестьян, казаков, ремесленников, монахов и т.д.

В Ледяной поход уходила не регулярная армия, а во главе с боевыми генералами - горстка верных: офицеры, кадеты, гимназисты и реалисты, казаки, сёстры милосердия… Принцип Добровольчества – ключевой для Белого Движения. И вслед за Добровольцами Белой Борьбы в России видели мы Добровольцев франкистской Испании, Добровольцев Русского Корпуса… А после краха СССР, в период развала ВС Добровольцы ехали сражаться за русские интересы – в Югославию, Приднестровье, Осетию, Абхазию… Это был не «интернациональный долг» по бездумному приказу сверху на чужих и никому не нужных войнах, но долг – национальный, долг русской чести перед своей страной и народом, имя которых оказалось осквернено и оплёвано более, чем когда-либо в истории.

Этот же долг выполняли Добровольцы Новороссии. Пока армии Украины и РФ выполняли приказы, пока одна из них уничтожала свой народ, а другая проводила маневры и следовала приказу «назад!», на защиту родной земли, веры и мирных людей встало Ополчение. В нём были кадровые офицеры – немного, и не при высоких чинах, да и те отставные, «запасные»… А большей частью – необстрелянные новобранцы и пенсионеры, учителя, врачи, шахтёры, предприниматели… Из самых разных по летам, профессиям, воззрениям людей складывалось Воинство. И этому Воинству сильных духом очень не хватало, кроме оружия, исходной подготовки, выучки, дисциплины…

Оттого и твержу я, что воспитание Воина должно вестись от рождения и поголовно. Когда придёт война, мы не можем рассчитывать, что Армия сама по себе, одна – встанет и защитит нас. Всё будет совсем не так. В новой войне, где воюют все со всеми, огромная и, возможно, ключевая роль будет отведена именно новому Ополчению, Воинству Добровольцев. По крайней мере, к этому мы должны готовиться. Должны быть готовы в любом нашем регионе, при любом развитии ситуации принять ответственность на себя в случае паралича власти и армии, принять ответственность и самостоятельно защищать свою землю. Этому надо учиться. К этому надо себя воспитывать. Иначе, когда без всякого «Сегодня, ровно в 4 часа утра…» наша страна начнёт трещать по швам, а вчерашние соседи попросят нас из наших домов, мы сможем противопоставить им только безвольно растопыренные пальцы и наиглупейшее в такой ситуации «нас-то за что?» И бег, бег… Вечный бег… Сколько раз уже мы бежали – из Таджикистана и Чечни, из Азербайджана и с Украины… Потому что нас не учили – сопротивляться. Принимать решения и отвечать за них. Нас взращивали рабами, привыкшими подчиняться и вечно ждущими, что наверху кто-то что-то решит. Ждущими до последнего вздоха, до смертных корч… Пока мы не изживём из себя это надломленное сознание стада, не изберём дорогу мужества, наш бег будет продолжаться. Вот, только бежать скоро станет некуда. Уже – некуда, ибо мы окружены со всех сторон, и друзей у нас нет.

Когда «мятежвойна» во всём своём безобразии дойдёт до России, мы должны быть готовы к борьбе, к вооружённым схваткам и мирному на руинах строительству, пример которого дал нам г. Первомайск, из пепла среди войны восстановленный жителями во главе с покойным Евгением Ищенко. В противном случае ни у нас, ни у России будущего не будет.