Предреволюционный  Серебряный век  породил  в России  огромную плеяду талантливых, честных, неординарных молодых литераторов, которые больше жизни любили свободу и готовы были отдать жизнь за  творчество, Родину и прогресс.

Традиции самарских писателей и журналистов корнями уходят в  ту далекую эпоху. У истоков свободы слова  Среднего Поволжья стоят русские интеллигенты-разночинцы, не торговавшие убеждениями и через всю жизнь пронёсшие свой крест ответственности за всё сказанное и написанное. Их фельетоны, сатирические очерки, стихи и рассказы  формировали в регионе  новое мышление,  прогрессивную мораль, боролись с косностью, ретроградством и мракобесием.  Духовное освобождение, которое  нес в себе  серебряный век,  открывало для  молодежи  новые горизонты будущего.  Писатели вспыхивали как яркие  звезды на  волжском небе.

 Властителем дум в то время в Самаре был Николай Георгиевич  Гарин-Михайловский, повестями которого зачитывались местные гимназисты и студенты  Реального училища, среди  них  значился в то время юный Алеша Толстой.  Популярностью пользовались писатели Скиталец (Степан Гаврилович Петров) и Александр Александрович  Смирнов. Последний оставил  несколько ярких  очерков о  Чехове и Леониде Андрееве под псевдонимом  Треплев. Творчество на Средней Волге бурлило и выходило как Волга из берегов в половодье.

Быстро в это яростное времялитературную  известность  приобрел Александр Константинович  Клафтон,  чьи очерки, рассказы  и фельетоны будоражили общественность. Судьба  случайно забросила этого молодого талантливого  человека  в наш город. Он, купеческий сын, учился в Казанском университете на медицинском факультете, готовясь стать земским врачом. Однако участие в марксистском кружке, а также свободолюбивые высказывания на студенческих митингах сыграли роковую роль. В июне 1894 года по требованию жандармского управления политически неблагонадежный А. Клафтон был выслан в Самару. Молодому человеку пришлось в корне менять свою жизнь. Встал вопрос, как заработать на кусок хлеба.

Богатая, быстро развивавшаяся Самара в то время предоставляла приют многим вольнодумцам. При устройстве на работу здесь не интересовались политическими убеждениями, главным аргументом являлись образованность, знания и сила интеллекта. Александр устроился журналистом в газету «Самарский вестник», которую издавал член губернской земской управы дворянин Реутовский. Под крылышком влиятельного лица в редакции сложился целый кружок молодых марксистов, куда вошли помимо Клафтона также Григорьев,Чириков, Циммерман и другие. Поклонники знаменитого автора «Капитала» полагали, что Россия страдает не от капитализма, а от недостаточности его развития. Отсюда они делали вывод, что любые ростки рыночных отношений есть благо. Молодые корифеи пера видели прогресс в развитии финансового банковского дела Самары, восхищались быстрыми темпами становления высокотехнологичных производств:  что ни год, то два, три новых завода, и вся продукция конвертируемая на мировом рынке. Именно этим писателям  принадлежит крылатая фраза, что Самара- это русское Чикаго по темпам экономического роста.

 В это время в «Самарской газете» работал еще мало кому известный  мещанин Алексей Пешков. Он не признавал за капитализмом ничего прогрессивного и в своих фельетонах клеймил не только язвы рыночных отношений, но и всю самарскую жизнь в целом. Блестящие особняки, построенные в стиле модерн он называл серыми, сутулыми, вычурно бесполезными, городских жителей величал не иначе как серыми маленькими людишками, капиталистов показывал маньяками и кровопийцами. Более того, Алексей Пешков заявлял, что российская культура  похожа на корабль, который тонет, а современное искусство загнивает и страдает упадничеством. За свои нигилистические рассказы он получал по 150 рублей в месяц, что по нынешнему курсу составляет около 4 тысяч долларов США. Такие суммы не снижали критического накала бойкого пера начинающего писателя. В результате возник конфликт между двумя этими точками зрения, а именно между позицией ницшеанца Пешкова-Горького и либерала-прогрессиста Клафтона, наоборот, восхищавшегося теми грандиозными сдвигами, которые происходят как в экономике, так и в культуре .  Один  литератор видел  в том же самом явлении  смерть, а  другой  свободу и надежду. Раскол приобрёл общественный резонанс. Алексей Пешков так писал о своих оппонентах: «Вы представьте себе несколько молокососов-дилетантов, якобы руководящих общественным мнением и от сознания важности исполняемых ими задач-надутых и гремящих, как свиные пузыри с горошинами…»

 Конфликт достиг такой силы, что пришлось вмешиваться известному писателю В.Г. Короленко. Тот  считался мэтром и учил работать как самого Пешкова, так и его противника Клафтона с коллегами. В.Г. Короленко направил из Нижнего Новгорода Алексею Пешкову письмо, где довольно жёстко указал, что нельзя переходить с политических споров на личности, а также не стоит возноситься над другими людьми. Он учил молодого зазнайку: « …Надо оставить всем мелкие счеты и смотреть на полемику как на вещь очень серьезную, которую всегда надо направлять лишь туда, где она нужна по существу дела…» В ответ А. Пешков написал: « Я зол, как зверь, и неприличен в полемике с «Вестником»…Сегодня вызову Клафтона на дуэль. Алёша ненавидел Александра биологически, чувствуя в нем своего антипода. Много позже, в августе 1933года пролетарский писатель вспоминал: « Клафтон –молодой щеголь, английского типа, таков же и Керчикер. Оба они вместе с Валле де Баром вели довольно «веселую жизнь» купно с купеческой молодежью…Они казались мне слишком высокомерными и – «прильпе учение разуму, не возжгло сердца их». Вероятно свое представление о личности А.К. Клафтона писатель реализовал в литературном образе интеллигента Клима Самгина. В жизни все однако много сложнее.

Максим Горький в характеристике реальных людей явно кривит душой. Не было у Клафтона холодного сердца, да и раздражала пролетарского писателя в этом человеке не внешность английского денди, а твердая жизненная позиция. Александр Константинович был сторонником английского парламентаризма, американского либерализма и французской свободы слова. За всю свою жизнь, пройдя через многие тернии, он ни на йоту не изменил своим взглядам, в отличие от самого Максима Горького.

А.К. Клафтон под псевдонимом «Сфинкс» публиковал статьи, где говорил о необходимости развития земства, о проведении грамотной социальной политики. Ради этого он пошел работать секретарем губернской земской управы и даже получил нижний чин коллежского регистратора в соответствии с российским табелем о рангах. Не личная карьера волновала журналиста и писателя , а беспокойство за судьбу Отечества. Александр Константинович осознавал, что любые революционные изменения в стране приведут лишь к русскому бунту, бессмысленному и беспощадному. Когда 17 октября 1905 года царь издал свой судьбоносный манифест, Клафтон понял, что пришло его время, как политика.

19 октября в здании биржи, что на Вознесенской (Ст. Разина) собрался на свое первое заседание комитет общественной безопасности. В него вошли: купцы А.Г. Курлин, Н.Д. Батюшков, М.С. Афанасьев, В.И. Александров, журналисты В.В. Ветров, В.В. Меркулов, писатель А.К. Клафтон, юрист А.Г. Елшин, представитель чиновничества Н.А. Гладыш и другие. А. Клафтон заявил, что манифест есть первый шаг к созданию гражданского общества и необходимо начать заниматься партийным строительством, при этом необходимо бороться с экстремизмом. В последних словах звучала тревога, так как большевики призывали бойкотировать выборы в Государственную думу и выступали с лозунгами « Долой монархию» и «Да здравствует вооруженное восстание».
5 марта 1906 года под председательством А.К. Клафтона в клубе приказчиков прошло собрание жителей по поводу выборов в Госдуму. Александр Константинович с трибуны дал открытый бой провокаторам-экстремистам, которые называли выборы делом черносотенным, непотребным для порядочных людей. Клафтон заявил, что не строй надо свергать, а планомерно бороться за улучшение жизни трудового народа, не с царем нужно счеты сводить, а своего работодателя на место ставить.

 К этому времени Александр Константинович стал убежденным сторонником партии конституционных демократов. Самарские кадеты собирались на Дворянской, 112. Клафтон принимал участие во всех начинаниях партии, писал в кадетскую газету «Самарский курьер», выступал с докладами в клубе политических знаний, действовавшего в доме Назарова на Алексеевской площади. Здесь возникла идея создания общества народных университетов для проведения лекций среди широких слоев самарцев.

 Александр Константинович проявил недюжинный организаторский талант, проводя встречи с известными столичными учеными то в Пушкинском народном доме, то в здании Общественного собрания, то в цирке «Олимп». Профессор Н.В. Некрасов рассказывал об истории русского либерализма, Н.А. Гладыш – о деятельности Государственной думы, В.А. Ястребцов выступил с докладом «Атомы и сознание»…

 А.К. Клафтон участвует в разработке кадетской муниципальной программы для города Самары, где говорилось: «обучение общедоступное, бесплатное и обязательное… учебные пособия бесплатные, снабжение детей бесплатными горячими завтраками…образцовые бесплатные детские сады и ясли…бесплатная медицина и лекарства для нуждающихся…бесплатные похороны за счет города… дешевый общественный транспорт, доступные всем коммунальные услуги -электричество, водопровод, канализация…»

После февральской революции А.К. Клафтон резко усилил свою политическую деятельность, стал редактором либеральной газеты «Волжский день». Он также вошел в состав самарского общественного третейского суда, наряду с Н.А. Хардиной и несколькими юристами. В августе 1917 года его соратник по кадетской партии А.Г. Елшин записал в дневнике такие строки: « В четверг 10 августа 1917года я выехал пол третьего в Москву на Государственное совещание в качестве делегата от общественных организаций. Другим делегатом был Клафтон, уехавший ранее. » Александр Константинович в это политическое время не забывал о нуждах самарцев. Он получил от Временного правительства разрешение на открытие университета в нашем городе, где заботился о создании литературного факультета.

 После большевистского переворота газета «Волжский день» была закрыта. Клафтон встал в открытую оппозицию к новому режиму. Он помогал составлять нелегальные листовки, разъясняющие суть «ленинских декретов». Разгон Учредительного собрания привел Александра Константиновича в ряды подпольной антисоветской организации, возглавлявшейся полковником Н.А.Галкиным и ставившей целью свержение коммунистов. Вместе с П.Д. Климушкиным и Б.К.Фортунатовым, он готовил восстание солдат самарского гарнизона. После вступления в июне 1918года в город чехословацких войск, А.К. Клафтон вышел из подполья и участвовал в создании правительства Комуча.

Как профессиональный журналист и писатель, он отвечал за создание прессы, отражавшей взгляды Поволжского правительства. Возобновилось издание газеты «Волжский день» под его редакцией. Читаем: «11 августа 1918года. По распоряжению Самарского окружного суда проводилось расследование «хищения советской властью при оставлении Самары денег из госбанка (похищено 57 миллионов золотом в 1900 мешочках)». 7 сентября 1918года Комитет членов Учредительного собрания установил 8-часовой рабочий день при 6-дневной рабочей неделе на всей территории Учредительного Собрания…». При поддержке Александра Константиновича, ратовавшего за высшее образование самарской молодежи , 26 сентября вышел первый номер журнала «Дом учащегося юношества».

После разгрома Народной армии Комуча А.К. Клафтон уехал в Сибирь, где возглавил пресцентр при Верховном правителе России А.В. Колчаке. Весной 1920 года самарский журналист, писатель и  общественный деятель Александр Константинович Клафтон был расстрелян по распоряжению чрезвычайной комиссии. Он не отрекся от либеральных убеждений и заплатил за это собственной жизнью. В книге памяти самарских журналистов  и литераторов его имя следует записать одним из первых.