Революции происходили во многих странах, но только для России Революция стала фактом не только историческим, но метафизическим – то есть таким, который ставит под вопрос само ее бытие в качестве России и приобретает эсхатологический смысл. Только русская (хотя и эмпирически, и метафизически она антирусская) Революция – это не просто сокрушение государства и целой цивилизации, это – событие, несущее в себе явный символ и прообраз апокалипсиса и Страшного Суда. Ибо здесь сокрушается не только государство и цивилизация, но сам богоустановленный порядок земного человеческого бытия, причем сокрушается сознательно богоборческими силами, столь же сознательно служащими и врагу рода человеческого в различных его обличьях.

Из всех других «национальных» (а на самом деле антинациональных) революций одна лишь Французская революция 1789 года несла в себе столь же явный метафизический смысл сокрушения богоустановленного порядка, и это сразу было ясно понято ее действующими противниками, начиная с Ф. Шатобриана. Но даже и этот богоборческий бунт, даже и эта катастрофа, в конце концов, убившая христианскую Европу, не идет в сравнение с тем образом конца мiра сего, который являет наш 1917 год. Ведь в отличие от папистской Франции, здесь было сокрушено Православное Царство – катехон, «удерживающий», отнятие которого, как говорит Св. Писание, открывает уже прямой и бесповоротный путь к этому концу. Поэтому говоря о Революции 1917 года, в какие бы исторические детали мы ни углублялись, мы вынуждены говорить каким-то особым, почти библейским языком, ибо мы говорим о катастрофе всемирно-исторического масштаба, из которой уже нет возврата. Теперь 1917 год – это всегда наше неизбывное «настоящее время», то «последнее время», о котором говорит апостол, но уже явленное наглядно и страшно, во всей его немыслимой лжи, подлости и самовосхвалении.

Парадокс Революции 1917 как неизбывного, еще длящегося настоящего хорошо сформулировал В.В. Кожинов, который писал: «мы еще по сути дела не можем смотреть на Рево­люцию из будущего; она в той или иной степени остается непреодолен­ным настоящим, которое властно порождает стремление не столько по­знавать, сколько действовать… по отноше­нию к XX веку естественный для историка взгляд на прошлое из буду­щего вряд ли осуществим в наше время, и историография, так сказать, обречена смотреть на Революцию ее глазами (вернее, глазами той или иной действовавшей в ней политической силы)»; вместо этого «есть основания попытаться взглянуть на нее из предшествовавшего ей прошлого» (В.В. Кожинов Россия. Век ХХ-й. (1901-1939). То есть взглянуть из глубины русской исторической традиции.

Взглянуть «из прошлого» – это означает понять Революцию русским православным разумом, как событие библейского масштаба, связанное с грядущим приходом Антихриста как явленный прообраз этого прихода и страшного Суда над мiром апостасии, отпавшим от Христа. Только такой библейский взгляд на Революцию очами духовного разума является единственно метафизически адекватным, любые другие построения по сравнению с ним будут лишь произвольными наукообразными идеологическими спекуляциями.

Революция как неизбывное настоящее в более широком историческом смысле означает также и то, что такие же катастрофы повторяются в русской истории. В действительности «революционная ситуация» в России всегда является не аномалией, а «нормальным» состоянием, тем историческим a priori, в котором Россия будет существовать всегда. И эта «революционность», к сожалению, совершенно не зависит от того, «хорошо» или «плохо» в России обстоят дела – она зависит в первую очередь от «внешнего» фактора. Она определяется тем, что против России всегда будут направлены все антихристианские силы мiра сего. Естественно, главная стратегия их лжи всегда состояла и будет состоять в том, чтобы изобразить революционную катастрофу – уничтожение Государства Российского – как якобы результат «внутренних противоречий». «Внутренние противоречия» всегда есть в любом обществе, но они сами по себе никогда не приводят к революции, если не будут искусственно усилены и обострены силами извне. Причиной революционной катастрофы 1917 года была мощнейшая и коварная цивилизационная агрессия Запада, действовавшего через своих многочисленных хорошо организованных и финансируемых агентов влияния, а «внутренние» предпосылки стали лишь ее вторичными «инструментами».

Самым непосредственным результатом революции 1917 года была братоубийственная гражданская война, в результате которой погибло по различным подсчетам, от 12 до 20 миллионов человек и было уничтожено или вывезено за границу около половины национального богатства – столько же, сколько и в период Великой Отечественной войны в результате внешней агрессии. Если же к этим жертвам добавить еще и последующие жертвы от голода в ходе коллективизации и продразверсток, а также массовые жертвы репрессий, то общие жертвы революции 1917 года – то есть Гражданской войны, голода и репрессий сопоставимы с жертвами гитлеровской агрессии. Очевидно, что даже если бы эта революция действительно преследовала бы какие-то благие цели, то цена их достижения была столь чудовищной, что даже самые «райские» цели не смогли бы их оправдать. Однако на самом деле, и подлинные, но тщательно скрываемые цели организаторов этой революции были столь же чудовищными, как и размеры ее жертв. Подлинной целью Запада, организовавшего через своих агентов обе революции 1917 года было уничтожение России как таковой – превращение ее в конгломерат мелких государств, нищих экономических колоний Запада. Только благодаря сталинскому перевороту внутри большевистской партии, благодаря которому возродилась нормальная российская государственность, этого не произошло.

Как в советской, так и в западной историографии традиционно в качестве причины событий 1917 года в России называется экономический и политический «кризис», ее «отсталость» и т.п. Очевидно, что при большом желании признаки «кризиса» и «отсталости» можно найти в любой стране в любое время. Чтобы внести ясность в этот вопрос следует обратиться к конкретным данным. В частности, стоит вспомнить работу русского ученого, эмигранта «первой волны» Бориса Бразоля, который составил интереснейшие выкладки по всем отраслям государственной и хозяйственной жизни самодержавной России накануне 1917 года. Так, Б. Бразоль приводит ряд экспертных оценок того времени, которые затем подтверждает конкретной статистикой экономического развития России того периода. Он приводит слова известного британского экономиста Edmond Thery, который утверждал: «Если у больших европейских наций события меж­ду 1912 и 1950 годами будут протекать так же, как они развивались между 1900 и 1912 годами, то к середине настоящего века Россия станет выше всех в Европе как в отношении политическом, так и в области финан­сово-экономической». В свою очередь, министр земледелия В. Кривошеин заявил немецкому профессору Зеерингу, приеха­вшему в 1912 году в Москву во главе комиссии для ознакомления с результатами Столыпинской аграрной реформы: «России необходимо 30 лет спокойствия, чтобы сделаться наиболее богатой и процветающей страной во всем мире». На чем были основаны эти утверждения?

Например, за последние десять лет до Первой мировой войны в России повышение государственных доходов над расходами выразилось в сумме 2,4 млрд. рублей. В царствование императора Николая II были понижены же­лезнодорожные тарифы и отменены выкупные плате­жи за земли, отошедшие в 1861 году к крестьянам от их бывших помещиков. В России налоги до первой мировой войны были самыми низкими в мире. Прямые налоги в России было почти в четыре раза меньше, чем во Франции, более чем в 4 раза меньше, чем в Германии, и в 8,5 ра­за меньше, чем в Англии. Косвенные же налоги в России было в сред­нем вдвое меньше, чем в Австрии, Германии и Англии. В период между 1890 и 1913 годами русская промы­шленность увеличила свою производительность в 4 раза – тогда темпы ее развития превышали темпы сталинской индустриализации 1930-х годов. Ее доход почти сравнялся с поступлениями, получавшимися от земледелия, а товары покрывали ⁴/₅ внутреннего спроса на промышленные изделия. Такого высокого уровня «импортозамещения» в России никогда потом не было до сих пор. Накануне революции русское сельское хозяйство переживало небывалый рост. В течение двух десятилетий, пред­шествовавших войне 1914-1918 гг., сбор урожая хле­бов удвоился. В 1913 году в России урожай главных злаков был на 30 % выше такового же Аргентины, Кана­ды и Соединенных Штатов, вместе взятых. Такого стремительного роста материального благополучия в то время не знала ни одна страна в мире – второе место по темпам этого роста занимали тогда США. Россия накануне 1917 года занимала 3 место в мире по ВВП, уступая только Британской Империи и США, но если бы не революция 1917 года, то при таких темпах роста к 1930-м годам она вышла бы на 1 место.

И в работе Б. Бразоля, и во многих современных исследованиях непредвзятых авторов можно обнаружить множество и других поразительных фактов. По свидетельству И.А. Бунина из рассказа-воспоминания «Последняя осень», один крестьянин ему говорил осенью 1916 года: «чего ему умирать, когда он дома облопался? Теперь у каждой бабы по сто, по двести целковых спрятано. Отроду так хорошо не жили». В 1917 году, как потом и СССР в 1991-м, Россия рухнула вовсе не от «кризиса», а как раз наоборот, от резкого повышения благополучия, развратившего народ и создавшего ощущение полной вседозволенности. Этот психологический «механизм» антирусской революции хорошо отражен в произведении А.С. Пушкина «Сказка о рыбаке и рыбке».

Даже краткий обзор этих данных показывает, что причины революции 1917 года были прямо противоположными тем, о которых привыкла врать как советская, так и западная историография. Суть этих предпосылок состоит в том, что накануне 1917 года Российская Империя была стремительно развивающейся сверхдержавой – и именно поэтому она была уничтожена Западом как его главный геополитический конкурент. Уничтожение самодержавной России не удалось в 1904-1905 годах путем организации внутренних беспорядков одновременно с агрессией Японии, вооруженной на англо-американские деньги именно с этой целью. Тогда мировой финансовой олигархией была организована намного более масштабная Первая мировая война, имевшая целью столкновение уже всех великих европейских держав между собою для их взаимоуничтожения и распада на мелкие «национальные государства» – марионетки Британской Империи и США. Эта цель в целом была достигнута, однако разрушенная Российская Империя неожиданно для «мировой закулисы» (И.А. Ильин) стала быстро возрождаться большевиками, и поэтому ею была организована следующая, Вторая мировая война с целью уничтожения СССР, но снова неудачно.

Стратегия Запада понятна и естественна – он всегда так относился и будет относиться ко всему остальному миру, и за счет этого некоторое время «процветал». Цивилизация, в которой «высшими» (псевдо)ценностями стали корысть, нажива и эгоизм, – никакой другой быть и не может. Исток извечной русофобии Запада состоит в том, Россия стала первой в истории страной, которую Запад пытался сделать своей колонией, но это у него не получилось.

Революция 1917 года действовала как «сверхточное оружие», в первую очередь, нанося «удар по штабам». Для захвата власти «революционерами» так называемая «поддержка широких масс» сама по себе лишь обременительна, поскольку организация масс требует больших денежных расходов. Революция вынуждена создавать «массовку» в первую очередь в целях пропаганды своих действий, демонстрируя остальному населению и так называемому «мировому сообществу» якобы «народную поддержку» переворота. Однако сам переворот всегда совершают заранее подготовленные профессионалы, и массам в него ни в коем случае нельзя давать вмешиваться, иначе они своими стихийными действиями легко поломают любой тайный план (так и произошло с деятелями Февраля!). В этом смысле любая революция принципиально антинародна, но всегда использует «народ» как свой пропагандистский инструмент.

Так называемое «недовольство властью», на которое всегда ссылается любая революция, не только создается искусственно путем подрывной пропаганды, финансируемой и направляемой из-за границы, но и вообще представляет собой глубоко парадоксальный феномен. Его парадоксальность состоит в том, что чувство недовольства в относительно широких масштабах удается создать вовсе не в периоды настоящих трудностей, а как раз наоборот, в периоды стремительного развития страны и ощущения открывшихся новых возможностей. В частности, «недовольство», на которое ссылались заговорщики февраля 1917 года, было вызвано отнюдь не «усталостью от войны» (она была во всех странах, но там к революции не привела), а как раз наоборот, уверенностью в скорой победе, которой многие уже предвкушали воспользоваться в своих целях. В период же настоящих трудностей – в начале войны и отступления 1915 года – массовое сознание, наоборот, было патриотически мощно консолидировано вокруг царя и государства, как никогда (этому есть масса мемуарных свидетельств) – и попытки революционных действий в этот период максимальных трудностей были совершенно немыслимы, и поэтому их никто не пытался предпринимать.

Особой лживостью и откровенной глупостью отличаются позорные советские мантры о якобы «прогнившем самодержавии», которые до сих пор бездумно и бессовестно повторяют люди, считающие себя историками. В реальности дело обстояло как раз прямо противоположным образом. Во главе страны стоял царь, который по своим качествам государственного деятеля не уступал и Петру Великому. Русофобская мифология о якобы «безвольном» царе, подлейшая распутинская мифология и т. д. давно уже опровергнуты серьезными исследователями. Страной управлял административный аппарат, который на деле доказал свою высочайшую эффективность, выведя страну из тяжелейшего экономико-управленческого кризиса 1915 года. Наконец, само самодержавие как тип правления было как раз максимально адекватно тем тяжелейшим мобилизационным вызовам, с которыми столкнулась страна. Поэтому, как только ему на смену пришла демократия Временного правительство, страна разрушилась за несколько месяцев.

«Советский человек», считавший себя «атеистом» просто потому, что имеет о религии очень смутное и крайне искаженное представление, обычно был по складу своей души более похожим на настоящего христианина, чем западный человек – часто внешне весьма набожный, но при этом живущий интересами и страстями, которые к христианству не имеют никакого отношения (корысть, индивидуализм, эгоизм и стремление к земному комфорту). «Советский человек» сумел сохранить православную «структуру души» именно благодаря своему жертвенному патриотизму. А массовой основой современной русофобии стал так называемый «совок», которого абсолютно ошибочно отождествлять с тем подлинным советским человеком, который победил объединенных Гитлером европейских агрессоров, стремительно восстанавливал страну после страшных разрух и создавал выдающуюся технику, искусство и науку. Но «советский человек» был человеком, «выкованным» еще православной цивилизацией – а СССР он уже почти не воспроизводился. СССР воспользовался этим бесценным человеческим ресурсом, но сам смог создать лишь «совка» – корыстолюбивое существо, преклоняющегося перед «благами Запада», открыто презиравшее свою страну и радовавшееся ее гибели в 1991 году. Саморазрушение СССР, как это ни парадоксально, было также самым прямым следствием 1917 года, когда были уничтожены религиозно-нравственные основы жизни русского народа. Материалистическая идеология, пришедшая к власти в результате событий 1917 года, сделала уже неизбежным становление «потребительского общества» в СССР и низкопоклонство перед Западом основной массы его населения.

В ХХ веке Запад трижды пытался уничтожить Россию – организовав революцию и гражданскую войну в 1917-1920, нашествие почти всей Европы во главе с Гитлером в 1941-1945 и развал СССР с последующим тотальным разграблением его территорий в 1990-х. Какая, скажите, еще страна вынесла бы такое? И уже тот факт, что Россия после этого еще вообще продолжает существовать – уже это само по себе является удивительным подвигом нашей страны и историческим чудом.