Тебе уже не будет все равно,

когда Медея увезет руно

и обречет Колхиду на упадок.

Е. Лапшина

Тому, кто не видел, как в городе Сухум празднуют День победы в Отечественной войне 92-го−93-го годов, любопытно будет на это посмотреть. После одиннадцати утра на залитых солнцем улочках появляются автомобили со звездно-полосатыми знаменами республики Абхазия. Преобладают «фольксваген», «мерседес», «БМВ», нередки «тойота» и «хендай» Древки знамен торчат из передних окон, иногда по два на одну машину. Человеку, приехавшему впервые и не знающему причины торжества, может показаться, что это футбольные болельщики отмечают победу любимой команды. Видимо, подумает приезжий, игра окончилась поздно, ночью не догуляли и вышли наутро. И он будет глубоко неправ в своем предположении, ибо костер праздника не догорает, а ровно наоборот – только-только разгорается. С каждым часом машин на мостовых все больше, они носятся со скоростью, превышающей разрешенную в городе, юноши за рулем отцовских авто приветствуют друг друга сдвоенными гудками, моторы ревут, протекторы и тормозные колодки визжат, из кофеен и ресторанов доносится абзазская музыка, в апацхах уже накрыты длинные столы, за которыми бойцы вспоминают минувшие дни, и если на этот раз не палят в воздух, значит, загодя министр МВД обратился к согражданам по национальному ТВ и настоятельно попросил не стрелять в городской черте, дабы не повышать в уровень шума. Кульминация наступит за час до полуночи, когда артиллерийские залпы отразятся от гор, вернуться эхом и над городом и морем вспыхнет драгоценными ломкими кристаллами лучшее, из того, что можно увидеть в такую ночь – победный салют!

После полудня в нарядной толпе на набережной появился человек с безумным взглядом. Он был высок ростом, поджар, возраста неопределенного − от тридцати пяти и до пятидесяти − одет в грязную футболку с надписью BOSS на груди, рваные джинсы и турецкие мокасины на босу ногу. Энергично размахивая свободной рукой (в другой − початая бутылка Одесского завода шампанских вин), выкрикивая скрипучим голосом нечто нечленораздельное и угрожающее, он зигзагами двигался в толпе. Иногда безумец оборачивался, смотрел в спину прохожему, грозил музыкальным пальцем и кричал тарабарщину. При взгляде на него вспоминался персонаж Фазиля Искандера, скорбный главою дядя из повести «Школьный вальс», но, в отличие от искандеровского дяди, человек на набережной, судя по облику и поведению, давно уже освободился из-под тягостной для взрослого мужчины опеки семьи, бабушки, многочисленных теток и зажил независимой жизнью. В толпе, состоявшей процентов на девяносто из жителей города, его хорошо знали и чаще всего никак на встречу с ним не реагировали. Безумец тоже прекрасно ориентировался в обстановке и безошибочно отличал сухумцев от людей приезжих, которые его сторонились. Иногда с ним здоровались: «Привет, Баграт!», а он, не замедляя шага, в ответ произносил абракадабру, махал рукой, дескать, не задерживай меня, и целеустремленно шел дальше.

Но вот ему захотелось закурить. Остановившись, он достал мятую пачку из кармана джинсов, щелкнул пальцем по донышку, ухватил губами высунувшуюся сигарету и приблизился к группе мужчин, стоящих у парапета.

− На, возьми зажигалку, − сказал Баграту один из них.

Однако Баграт не снизошел до принятия дара. Он, соблюдая вежливость, подержал зажигалку в кулаке, тронул колесико пальцем и вернул дарителю.

− Не работает, − внятно сказал он.

Хозяин зажигалки возмутился: «Как не работает, слушай! Вчера купил!»

− Вчера – да, сегодня – нет, − возразил Баграт.

− А-а, − раздражился мужчина, − ты не умеешь, вот так надо… − он крутанул колесико большим пальцем, высек искру, но не более того, под пристальным взглядом Баграта зажигалка не работала.

− Черт, − сказал мужчина и сунул ее в карман.

Баграт отступил на два шага и молча потряс рукой, дескать, за кого ты меня держишь, неужели ты считаешь, что я не отличу исправной зажигалки от неисправной?!

Пройдя метров десять с незажженной сигаретой в зубах, он подошел к другой группе мужчин, где повторилось примерно то же. Молодой человек хотел подарить зажигалку. Баграт взял, высек искру и сказал: «Отдай в ремонт».

− Какой ремонт? Новая зажигалка!

− Надо ремонт, − постановил Баграт, отступил на два шага и отрицательно помахал рукой, дескать не нужно нам таких сомнительных подарков. Отхлебнув из бутылки, он удалился. Парень удивленно посмотрел вслед и чиркнул зажигалкой – она не работала.

За десять минут Баграт обошел несколько компаний и вывел из строя столько же зажигалок, пока наконец кто-то не догадался поднести огонь к его сигарете. Закурив, он сел на свободную скамью под цветущим кустом олеандра и по-хозяйски окинул взглядом море и гавань. Породистая бездомная собака с выпирающими ребрами положила морду ему на колено. Был штиль, в порт самопровозглашенной республики никто не спешил, два военных корабля стояли на рейде между Сухумским маяком и Новым Афоном.

− Вам кофе просто, средний или сладкий?

− Средний, две чашки.

Мы сидели с доктором Дауром на открытой террасе в кофейне «Золотой пингвин». Доктор, сорокапятилетний сухумчанин, принадлежал к узкому кругу университетской интеллигенции, преподавал латынь на юридическом факультете, принимал пациентов в городской больнице, знал в Сухуме многих, и все знали его. В ожидание кофе я спросил о Баграте.

− Он носит имя нашего царя, − медленно произнес доктор, основателя династии… Кем мы были и кем стали!.. Как у всех, кому за сорок, у него две жизни: одна до войны и совсем другая после.

По словам доктора, познакомились они в артбатальоне, где Даур служил фельдшером, а Баграт, инженер-машиностроитель, командовал батареей из шести орудий. Батарее была поставлена задача запереть противника в Кодорском ущелье. Баграт так расставил вверенные орудия, что движение боевых машин пехоты по серпантину стало невозможным. Здесь напрашивается сравнение с персидским войском, которое остановили 300 спартанцев. В подчинении Баграта были всего 30 человек, по пять на орудие, но и дивизия противника – не войско, а на порядок меньше, так что пропорция сохраняется. Когда снаряды были на исходе, Баграт приказал стрелять по скалам, вызвал обвал и окончательно закупорил дорогу из Зугдиди. Его батарея, не понеся потерь, парализовала в ущелье мотострелковую дивизию, за что Баграт был награжден высшей правительственной наградой – орденом Леона.

− Он орденом награжден?! И где же тот орден?

− Украли, наверно, − бесстрастно ответил Даур. – Или потерял. Ты же видишь, каким он стал. Любая болезнь, если не лечить, прогрессирует.

Каким Баграт стал, я видел, но в отличие от доктора, мне не с чем было сравнить, я не знал, каким этот человек был до войны.

− До войны, − прочел мои мысли Даур, − он работал механиком на заводе…свой дом на Шотландской улице… жена и две маленькие дочери. Дом есть и сейчас, верней, то, что от него осталось…

Мимо нас по набережной шли празднично одетые люди всех возрастов, девушки несли флажки, дети держали связки шаров зеленого, белого и красного цветов. За соседним столиком расположились школьницы в возрасте от семи до пятнадцати, они были в родстве меж собой, и командовала у них старшая, Она учила сестер изображать пантомиму: распахивала невидимые ставни, передвигала ладони по стеклу, улыбаясь, смотрела на улицу, и вдруг, увидев что-то ужасное, делала круглые глаза и охватывала голову руками. Сестры по очереди повторяли ее движения. Самой младшей неинтересны были эти игры, она вскакивала со стула и пыталась взгромоздить его на столик…

− Саломея, сядь, − кричала старшая, ты всем мешаешь.

Но Саломея не желала сидеть и разучивать пантомиму, ей хотелось двигаться, танцевать, на некоторое время она успокаивалась, а потом вскакивала и под музыку прыгала вокруг стола.

− Так что же произошло с Багратом? − спросил я.

Даур подозвал официантку, повторил заказ и вкратце досказал мне историю. Вернувшись в Сухум, Баграт увидел, что его двухэтажный дом разрушен прямым попадание снаряда. Жена и обе дочери погибли. В первую после возвращения ночь он не пошел искать ночлега у друзей, выпил в одиночестве и уснул на ворохе женской одежды в той комнате, где еще сохранился потолок. Спал он больше суток, а проснувшись, не смог вспомнить, когда и как очутился в этом незнакомом месте. Он начисто забыл все: свое имя, свое прошлое, своих близких. Произошла амнезия психогенного характера: стресс с последующим вытеснение всех травмирующих воспоминаний. Подобные случаи описаны в психиатрии, когда несчастье трудно пережить, но легче забыть. Мозг выбирает такую программу из нескольких возможных и полностью обнуляет «базу данных». После этого хозяин мозга превращается в довольного жизнью городского сумасшедшего. Ребята из батальона пытались ему помочь, первое время очень опекали, но у всех свои проблемы… Каждый занят собой. В принципе, его и сейчас не бросают, одет, обут и нос в табаке, как говорится. Оформлена доверенность, по которой школьный друг получает пенсию по инвалидности, покупает необходимое, платит за электричество. Но больному нужен бы социальный работник, а такой службы и постоянного ухода нет. Он не понимает своей ущербности, не знает о гибели близких, и ему хорошо. Что в его случае означает «помочь»? Рассказывать о прошлом? Лечить, чтобы вернуть память? Во-первых, это уже невозможно, во-вторых, станет ли ему лучше от такой помощи?

Характерный скрипучий голос послышался на набережной и вскоре на террасе появился его обладатель. В этом не было ничего удивительного. Главные пешеходные пути в Сухуме расположены вдоль побережья, и одно из самых посещаемых мест в городе – кофейня, где мы сидели. Здесь бывают все, кому по вечерам не сидится дома. Баграт выглядел так же, как и в день праздника, разве что без бутылки шампанского. Он приблизился к стойке, о чем-то переговорил с барменом, раздраженно махнул рукой и сел за пустой столик. Официантка вынесла ему на блюдце белую цилиндрическую чашечку с дымящимся напитком.

− У него здесь постоянный кредит?

− Да, вроде этого, − улыбнулся Даур. – Он всегда просит водку, но спиртного ему не дают. Совсем отказывать опасаются, вдруг разозлится и что-нибудь учудит. Бармен сказал: «Тебе, как герою, каждый вечер положена чашка кофе за счет заведения».

Я посмотрел на Баграта. Правый локоть он положил на столешницу, оперся на нее, и вся его огромная, скошенная в этой позе фигура нависала над маленькой белой чашкой с кофейной гущей на дне. Он смотрел в чашку, как будто старался прочесть что-то в кофейных разводах. И в этот момент во взгляде его не было ничего безумного, а только лишь печаль несчастного человека, потерявшего и близких, и самого себя. Так продолжалось долго. Наконец, поднявшись с царским достоинством, не удостоив бармена взглядом, не поблагодарив за кофе даже кивком, Баграт величественно удалился.

 − Человек – хрупкая вещь, сказал доктор после его ухода. − И психика его − хрупкая вещь. Это я тебе как медик говорю. А психика героя, холерика, – тем более, она больше подвижна и ранима, чем у флегматика. На памятнике Homo sapiens как исчезающему виду, я бы написал: «Не кантовать!», «Не переворачивать!», «Осторожно, хрусталь!»

Подкова побережья лежала у наших ног. Внутренность ее до самого горизонта была заполнена слепящей бирюзой. Несколько бетонных пирсов, предназначенных для швартовки, пустовали. В море не было ни яхт, ни рыбачьих лодок. В районе бывшего санатория МВО ржавело, завалившись на борт, выброшенное штормом на мелководье турецкое судно.

− А вообще, как тебе у нас? – спросил Даур.

− Боюсь, тебе не понравится то, что я скажу. Я не понимаю, на что вы потратили 20 лет. В городах брошенные дома, из окон первого этажа торчит кустарник… Жуткий разрыв между богатыми и бедными. Выросли уже два поколения, которые не знают другой жизни и считают нынешнюю в порядке вещей.

− Не сыпь соль на раны, − меланхолически произнес доктор.− Ты не видел, что здесь было сразу после победы… Мы до сих пор в состоянии войны – мирный договор с нашим дорогим соседом не подписан… Можно подумать, у вас в Москве нет разрыва между бедными и богатыми… А что до Баграта, не беспокойся о нем. Кто знает?…может, он − самый счастливый из тех, кого ты видишь на этой набережной?

Сухум, октябрь-2012