Вице – президент одной из бесчисленных фирм, возникших из воздуха в начале 90-х, Аркадий Вячеславович Мерзляев просматривал очередные деловые бумаги в своем рабочем кабинете. При этом не мог отделаться от какого-то чувства, не то тревоги, не то беспокойства. Он уже не первый раз ловил себя на этой мысли, будто что-то делается не так. Со временем он понял, откуда появилось у него это чувство неуверенности в завтрашнем дне. Оно возникло довольно скоро после очередных выборов в Государственную думу. Несмотря на все усилия власть предержащих, правящая партия «Единство и победа», выборы проиграла. Во власть пришли новые люди, и они затеяли такое, что многим испортило и сон, и аппетит. Для начала они отменили знакомую с детства мелодию сталинского «Гимна Советского Союза», текст которого трижды переписывал старик Михалков. Вместо нее вернули «Патриотическую песню» Н.Ф. Глинки из оперы «Жизнь за царя». Как под нее заснешь!? В закон внесли уточнение: гражданин РФ не может более двух раз выставлять свою кандидатуру на президентских выборах в течении всей своей жизни. Возрастной потолок для госчиновников, депутатов ГД, губернаторов и министров, установили не более 65 лет. Дальше заставили раскошелиться госкорпорации на социалку и урезали премии ее руководителям. Одновременно ввели почасовую оплату труда и вместо привычного 13 % налога, прогрессивную шкалу налога. Чем больше доход, тем выше налог! Такое отбило аппетит у многих.

 А недавно дума большинством голосов приняла амбициозную, как сообщали СМИ, программу «Преемственность и возрождение России». Одним из пунктов, стало постановление о переселении внутрироссийских соотечественников на их историческую родину. Это касалось тех, кто занимал заметное положение в госаппарате, госкорпорациях, СМИ, бизнесе. Оппонентов из традиционных партий, представленных в думе - «победоносцев», «сэров», коммунистов, жириновцев, буквально размазали по стенкам. Да еще в прямом эфире. Больше всего досталось коммунистам и «победоносцам», про которых острословы придумали дразнилку: «ЕдиПо – в Лимпопо!». Жириновцы, верные себе, поддержали законотворческую инициативу новой главенствующей партии. И, весьма своевременно напомнили о своей давней инициативе, имевшей место еще в 2005 году. Тогда они внесли законопроект о реабилитации участников Белого движения периода Гражданской войны. Представитель президента РФ в ГД отклонил их предложение. Теперь, спустя много лет ему это припомнили персонально. В итоге жириновцы, по сравнению с другими парламентскими партиями отделались, образно говоря, легкими ушибами.

 Одним из пунктов нового документа, как уже говорилось выше, стало решение о переселении внутрироссийских соотечественников на их историческую родину. При мысли о возможном переселении, хозяин кабинета резко оборвал себя: «Куда хватили! Накося! Выкуси!» Но, озноб его слегка пробрал.

 На деловых бумагах все никак не получалось сосредоточиться, когда перед ним без всякого предупреждения возникла фигура молодого человека в штатском, с незапоминающимся лицом.

- Гражданин Мерзялев? – скорее утвердительным, чем вопросительным тоном произнес незваный гость.

- Здравствуйте, - не дождавшись ответного «да», приветствовал его незнакомец.

- Вы не волнуйтесь, я не из налоговой полиции. Я из другого ведомства. Я не рейдер, не браток из так называемых, лихих 90-х, хотя, по мне, это было очень интересное время, я не попрошайка из несуществующего благотворительного фонда. Я – судебный пристав. Как вы знаете, Государственная дума нового созыва взяла курс, на возрождение России исходя из правопреемственности России нынешней, с Россией досоветской. Исходя из принципа восстановления исторической справедливости, принято постановление о внутрироссийских соотечественниках. Мне поручено во исполнении этого документа и предписания в отношении вас, Вячеслав Феликсович и семейства вашего восстановить историческую справедливость. В рамках принятой программы мы вам поможем вернуться на свою малую историческую родину. А посему вам вместе с вашей семьей надлежит в 48 часов собраться и выехать из Москвы. Надеюсь, вы не забыли, где она находится?

- Что? Да вы кто такой? Вы что себе позволяете? Кто вас сюда пустил? Я сейчас вызову охрану! Вышвырнут!

- Зовите, но она вам не поможет. А потом, вы, не забывайте, что я судебный пристав и нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Поэтому неадекватные действия с вашей стороны, только усугубят ваше положение.

 Судя по тону, которым были сказаны слова, он не шутил. Охрана, похоже, была действительно, нейтрализована. Словно прочитав мысли хозяина кабинета, незнакомец поспешил успокоить.

- Да вы не волнуйтесь. Ваши охранники живы и здоровы. Но на помощь они к вам не придут. В данный момент.

- Да я сейчас кому надо позвоню! Он знаешь, что с тобой сделает? – переходя на «ты» возопил Аркадий Вячеславович.

- Алло! – набрав нужный номер, он собрался назвать своего давнишнего приятеля, с которым познакомился на районной конференции «всесоюзного ленинского» в далеком 86-м. Но чужой голос на другом конце провода холодно сообщил ему о том, что имярек больше здесь не работает.

 А тем временем визитер положил перед хозяином кабинета на стол свой смартфон и на маленьком экране он увидел, как перед подъездом офиса затормозил автобус, из него быстро вышли омоновцы, как положено, в шлемах, бронежилетах, камуфляжных костюмах, с автоматами, и, направились в вестибюль. На следующем кадре охранники были уложены в ряд лицом в мраморный пол.

- Итак, вот мои документы, удостоверяющие, что я судебный пристав. Вот текст постановления Государственной думы о внутрироссийских соотечественниках, а вот решение относительно вас и вашей семьи, принятое соответствующей комиссией.

 Как-то сразу сникнув, Аркадий Вячеславович машинально спросил «куда?»

- Ах, - притворно – сочувственно ответил незваный гость, - не хорошо забывать свою малую историческую родину. Неужели в семье ее никогда не вспоминали?

 Возникла неловкая пауза. Гость первым нарушил ее. –

- Деревня Большое дышло, бывшего Ноябрьского района Н-ской области.

- Вы, - продолжал незнакомец – будучи сознательным и политически активным гражданином страны и членом бывшей правящей партии, должны проявить как минимум понимание, как максимум, радость по случаю предоставления вам, как проверенному члену партии и гражданину своей страны, возможности доказать на деле, что вы таковым и являетесь. Ведь вы же, твердой поступью шли еще во времена СССР по стопам своих отцов и дедов. Не так ли?

- Ну да, - машинально ответил Аркадий Вячеславович, - я состоял в комсомоле с четырнадцати лет. Потом, вступил в партию, не в ЕдиПо, а в КПСС. Тогда КПСС была. А в 2000-м вступил в ЕдиПо. До этого состоял в партии «Наш дом Газпром». Тьфу! Оговорился. «Наш дом Россия».

- Все верно. И с происхождением у вас все в порядке. Знаем – подытожил собеседник.

- Да. Дед мой в октябре 17-го Кремль брал. Потом советскую власть устанавливал. Воевал в Красной армии в гражданскую. Контру бил. И другой дед тоже.

- И это мы знаем – подтвердил гость.

- Так в чем же дело? Мне и в Москве не плохо живется. Тут моя родина.

- Все это так. Да не совсем. Еще в начале 90-х в бывшем партархиве обнаружили воспоминания вашего деда, в которых он описывал, чем он занимался на фронте в Первую мировую войну и в последующие годы.

- Да знаю я. Воевал. У него с той войны крест был. Георгиевский.

- Верно. Был награжден. В шестнадцатом. А в семнадцатом ваш дед вел в действующей армии, в своем полку, антивоенную пораженческую агитацию. Во время летнего наступления русских войск ваш дед Максим Спиридонович со товарищи перед атакой устроили митинг и сорвали наступление на своем участке фронта. Пятерых офицеров, которые взывали к чувству воинского долга и к солдатской совести, они подняли на штыки. И чтобы усмирить бунт, командованию пришлось снять с передовых позиций один из ударных батальонов, чтобы привести к повиновению толпу людей, которых русскими воинами, язык не поворачивается назвать. Причем штыки ударного батальона были в тот момент очень нужны, дабы отразить контратаку австрийцев. Бунтовщиков судили, но поскольку в результате Февральской революции в России смертная казнь была отменена, положенного им наказания они не получили. Вот так, ваш дед оказался в глубоком тылу. В тюрьме. В октябре, он действительно брал Кремль. Красная гвардия заняла его спустя сутки, после того, как его оставили защитники. Но это к делу не относится. Вернувшись в полк, ваш дед продолжил антивоенную агитацию. Он призывал однополчан бросать фронт и драпать поскорее домой. Особенно напирая на то, что землю будут делить, и кто к разделу земли не вернется к себе в деревню, земли не получит. Не дожидаясь окончания войны, ваш дед ушел с фронта, проще говоря, дезертировал. Ему очень была нужна земля. Вернувшись в родные пенаты, бывший ефрейтор выступил инициатором захвата имения помещиков. Крестьяне, по большей части такие же дезертиры, как и ваш дедушка, поделили чужую землю, скот, инвентарь. Но им этого было мало. Усадьбу помещиков они разгромили и сожгли. Сами хозяева исчезли. Возможно, что они тайно успели покинуть свой дом. Об этом история умалчивает. Потом, в годы Гражданской войны, проходя службу в Красной армии, подвизался на политработе и в особом отделе. Бывая в родных краях, в отпуску, или, по ранению, помогал комбеду и продотрядам, когда те приходили за хлебом. То, что в таких случаях, самых уважаемых и зажиточных крестьян брали в заложники, вы, наверное, знаете. В воспоминаниях Максима Спиридоновича есть эпизод, как он помог местной ЧК. Итогом стали арест и расстрел священника Покровской церкви. Саму церковь разорили и разграбили. А вы Аркадий Вячеславович, наверное, верующий? Храм регулярно посещаете?

 Внук дезертира промолчал и про себя поежился. Он знал эту историю. Дед, будучи в отпуске, принял участие в операции местной ЧК. Он выдал себя за белого офицера, сбежавшего из чекистской тюрьмы. Попросил священника в соседнем селе, укрыться, а заодно, связать с односельчанами, недовольными продразверсткой и прочими большевицкими новшествами. Отсидевшись у него несколько дней, поблагодарив священника, ушел. Якобы к своим, к белым. На следующий день в село нагрянул карательный отряд ЧК. Священника и еще нескольких крестьян расстреляли. Семью священника увезли в город. О дальнейшей ее судьбе дед не распространялся.

 А тут еще вспомнилось недавнее. Когда офис, сиречь контору открыли в этом небоскребе из стекла и бетона, президент компании, идя в ногу со временем, решил служебные помещения освятить. Пригласил попа. Согнал всех на молебен, как раньше сгоняли на политинформацию. Добровольно – обязательно. И пришлось ему, внуку комиссаров, сыну политруков, выслушивать как поп трындит свою баланду и креститься, держа свечку в левой руке.

 - С вашего позволения, я продолжу – скорее утвердительно, чем вопросительно, прервал паузу гость.

 - В начале 20-х Максим Спиридонович демобилизовавшись из красной армии, устроился на советскую работу. В городе. К земле почему-то не вернулся. В плане земледельческого труда. Зато принимал деятельное участие в коллективизации. Свое участие в этих событиях он также описал. В частности, как участвовал в депортациях кулацкого элемента. По стопам правильного партийца, не замеченного в колебаниях и уклонах от генеральной линии партии, пошел его сын, ваш отец, ставший совпартработником. Как пели в одной советской песне: «Внуки комиссаров, сыны политруков». Кстати. Он вам не рассказывал, как поступали в Великую Отечественную войну заградотряды с теми советскими солдатами, кто пытался повторить подвиги вашего деда, совершенные на фронте в 17-м? С теми, кто дезертировал, а тем паче, срывал наступление? Где и кем ваш родитель служил в ту войну, это тоже интересная тема. Мы к ней вернемся когда-нибудь в другой раз. Теперь, похоже, начинается возвращение, как говорится, на круги своя.

- А вы, - вдруг встрепенулся Аркадий Вячеславович, - не хотите вернуться в свои Большое, или Малое дышло? Или, слабо?

- Нет. Не слабо. Я хочу туда вернуться. Но, только тогда, когда в нашей стране наконец-то примут закон о реституции, и мне вернут то, что мне должно принадлежать по праву. Так, как это было сделано в начале 90-х в бывших братских социалистических странах Восточной Европы и в республиках бывшей советской Прибалтики. Или, если невозможно собственность моих предков вернуть, пусть государство РФ заплатит мне достойную компенсацию. Кстати. Скоро в думу поступит такой законопроект.

 Аркадий Вячеславович молчал, не зная, как возразить.

- А сейчас, прошу на выход. Машина вас ждет у подъезда. Ваши домашние уже дома. Собирают вещи. С собой вы можете взять все необходимое. Слава Богу, не так как это дозволялось делать раскулаченным. Тем не менее, сборы у вас много времени не займут. Завтра можно будет отравиться в путь.

 Перед взором Аркадия Вячеславовича расстилалось бескрайнее поле, судя по всему, давно ни кем не обрабатываемое. Где-то вдали у горизонта чернел лес. Высокие деревья, на вид им было несколько десятков лет, тянулись вдоль еле-еле угадываемой проселочной дороги. Когда-то это была главная деревенская улица. От домов давно уже ничего не осталось. Даже печных труб. Вместо них из ям, которые когда-то, может полвека тому назад, были погребами в избах, вздевали к небу, словно тоненькие рученьки, полуголые ветки кустов и деревцев.

 Тем временем небо затянуло тучами и начал накрапывать холодный и противный осенний дождичек.

- Ну, вот, мы и приехали, Аркадий Вячеславович – с чувством удовлетворения в голосе, сказал сопровождающий. – Вот вам ваша земля, ради которой ваш дедушка так стремился вернуться осенью семнадцатого домой. Она ему, и, таким как он, дозарезу, была нужна. Посмотрите внимательней. Где-то здесь стоял ваш дом. Так что выгружайте вещи из машины и начинайте обживаться на родной земле. Как говорили в старину, Бог вам в помощь!

 Несмотря на весь драматизм ситуации, почему-то вспомнился старый добрый советский мультипликационный фильм «Вовка в тридевятом царстве». Тот эпизод, в котором нерадивый советский школьник запихал в зев русской печи дрова и поджог их. Через некоторое время, печка, поднатужившись, выплюнула Вовке черные комки. Это были испеченные им пирожки. На недоуменный вопрос: «А что это?», печка ответила ему назидательным тоном: «Сам сготовил, сам и кушай!»

 В холодном поту Аркадий Вячеславович проснулся в пятом часу утра. Он был в спальне, в своем доме на Рублевке. Рядом спала его жена. Дети, как и положено патриоту – государственнику, учились за границей. Не далее, как вчера он выходил с ними на связь по скайпу.

 «Надо же. Приснится такое - подумал он, укладываясь на другой бок.- Чур, меня, от такой родины!»

 А тем временем обитателю типовой панельной трешки в спальном районе, на окраине Москвы снился другой сон.

 В скромной забегаловке эконом – класса в центре Москвы, было накурено и малолюдно. За столиком о чем-то переговаривались трое посетителей, один из них был по виду работягой, а двое других напоминали советских интеллигентов во втором – третьем поколении, по которым реформы начала 90-х прошлись катком. Один из них, интеллигентского вида вполголоса втолковывал своим приятелям –

 - Да вы поймите, наше дело справедливое. Наши деды – прадеды в семнадцатом бар тряхнули как надо, и это было справедливо! Мой прадед осенью семнадцатого с фронта вернулся. Сосед подбил мужиков экспроприировать экспроприаторов. Экспроприировали. Да вдобавок усадьбу разгромили и сожгли.

- А хозяева? Баре, куда подевались? – перебил рассказчика собеседник.

- Я уже во времена перестройки про них прочитал. Не какие-нибудь выскочки худородные, или захребетники. Они еще при Петре Первом отличились под Полтавой. Потом воевали. И с турками и с Наполеоном. Последней старая барыня оставалась. У нее два сына было. Офицеры. Один в самом начале Германской был убит. Второй накануне разгрома вывез свою мать из усадьбы. Ночью. Ему прадед мой помог. Он с ним в одном полку воевал. Те, прежние, хоть царям служили, а эти, теперешние? Это же паразиты. От них пользы никакой.

 - Так что же ты предлагаешь?

 - Я несколько лет тому назад случайно схорон обнаружил в районе Красной Пресни. Его, видно, кто-то из наших ребят устроил в октябре 93-го.

 Один из собеседников разлил по пластиковым одноразовым стаканам водку.

- Ну, за правду! За справедливость! – провозгласил правдолюб.

 Опрокинув стаканы, они несколько секунд промолчали, сосредоточенно закусывая, чем Бог послал.

- Вы в краеведческих музеях видали картины, или фотографии барских усадеб? И сравните их с дворцами нынешних, этих жирных котов. Это же как сравнить свечку с прожектором. Всю России в начале 90-х разворовали. И все им мало! Что б они подавились!

 - Ну, тогда, и впрямь, выпьем за то, что бы они подавились!

 Чокнувшись, выпили.

- Те, которые старорежимные баре были, пращуров наших в бой вели, на смерть, за веру, царя и Отечество. А эти? Которые в баре лезут, случись серьезная война, не приведи Бог, они что сами в бой пойдут? И, за ними сыновья наши пойдут? Да за что? За царя? Так царя еще в 18-м большевики порешили. За веру? Да какая вера у них? Во что? Это ж придумали такое – православные предприниматели. А?! Как вам? В денежный мешок, вот во что они веруют, прости Господи! За Отечество? Где у них банковские счета, там у них и Отечество! Хоть на Кипре, хоть на Багамах!

 - Тот из них, который был похож на работягу, первым нарушил паузу.

- Ну, мужики! С кого начнем? С тех, кто на Рублевке? Или, в Крылатском? Или на Кутузовском?

- Эх, Сашка, вот если бы лет дцать тому назад из РПГ шмальнуть по окну, точно зная, что за ним сидит Брежнев, Андропов, или Черненко, вот это было бы зачетно! А нынче век, какой? И потом, в том же Крылатском не одни сволочи да воры живут. Верно?

- Верно.

- Тут на примете есть у меня один человечишко. Из этих самых. Был сначала в КПСС, потом в партии «Наш дом Газпром», потом в «ЕдиПо в Лимпопо!». Тьфу! Вот может, с него и начнем.

- О ком ты, Иван? -

 Бывший сначала младшим, а потом старшим энэсом одного из московских НИИ, тихо почившего в начале 90-х, Иван Григорьевич Правдолюбов не зря носил свою фамилию. Такие правдолюбцы и правдоискатели испокон веку встречались на Руси. В ХХ веке безжалостная карательная машина ВЧК – ОГПУ – НКВД – МГБ – КГБ, извела их почти под самый корень. Но и в наше время такие люди еще встречаются.

 В семье Правдолюбовых детям давали имена тоже со смыслом. К примеру, отца бывшего энэса назвали не в честь легендарного красного комбрига Григория Ивановича Котовского, или всеукраинского старосты Григория Ивановича Петровского, а честь некрасовского Григория Добросклонова – народного заступника. А что касается имени Иван, так на Иванах испокон веку Русская земля держалась.

 Прадед Ивана Григорьевича в 1917 году уверовал в большевицкую правду, решив, что она и есть та самая мужицкая правда. Ведь пообещали отдать землю мужикам, значит за большевиками правда. В России построят новое общество, в котором на первом месте для людей будет правда и справедливость и где человек человеку станет не на словах, а на деле, другом, товарищем и братом. Не взирая на классы и сословия. Вот с такими мыслями он вернулся с фронта в родную деревню поздней осенью 1917 года. Об эту пору, почти все мужики, призванные на воинскую службу, оставшиеся в живых, вернулись домой. Его сосед Максим Мерзляев объявивший себя большевиком, начал подбивать мужиков к тому, что бы захватить и поделить барскую землю и прочее добро. А заодно, предлагал он, надо будет и самих бар порешить. Прокопий Правдолюбов был за раздел барской земли, само собой, но вот призывы к убийству, ему были не по душе. Хоть и пришлось ему на фронте людскую кровь пролить. Но, то на фронте, и были там вражеские воины. А здесь, свои, русские люди. Тем паче от своих бар бед и обид терпеть не пришлось. Может, кто из предков его и претерпел что-то худое от бар, да только когда это случилось? Не иначе при крепостном праве. Так что землю отобрать, это будет по справедливости. А вот людей жизни лишать, не гоже. Поэтому, когда в ночь накануне разгрома усадьбы, к нему в окно постучался барчук, переодетый солдатом, он без колебаний согласился ему помочь собрать старую барыню в дорогу, погрузиться в повозку и покинуть свое родовое гнездо.

 А на завтра, поутру толпа мужиков предводительствуемая Максимом Мерзляевым пришла на двор барской усадьбы. Многие были навеселе. Сначала стали орать, но никто не отзывался. Тогда стали камни в окна швырять. Кое у кого были прихваченные с войны наган, или винтовка, переделанная в обрез. Вот из них открыли стрельбу. Но барский дом молчал. Тогда, Максим Мерзляев и Сенька – матрос первыми взбежали на крыльцо и распахнули двери. Вслед за ними мужики ломанулись в дом. Он оказался пустым и спешно покинутым. Начался разгром. То, что казалось не нужным, в мужицком хозяйстве, крушили или выбрасывали в окна. Не поленившись, кто-то раздобыл топор и принялся им рубить пианино. Вслед за музыкальным инструментом, настала очередь библиотеки. Послышался звон разбитых стекол в книжных шкафах. Книги пачками полетели на пол. Кто-то выдирал из них листы на самокрутки, а кто-то, не глядя, вышвыривал их в окна. Кто-то расстегнув штаны стал справлять на них нужду. За ними последовали не только картины, но и иконы. Ведь Бога, как оказалось, и нету вовсе, а это так, картинки. То, что в хозяйстве могло пригодиться, брали себе. Например, посуду, столовые приборы, приглянувшиеся безделушки, одежду, обувь. В довершении всей этой потехи, дом подожгли.

 Глядя на огонь, кое-кто из мужиков сокрушался о том, что бар упустили. На это Прокопий, со свойственной ему прямотой возразил, сказав, что старая барыня при новой власти вполне могла бы детишек учить читать и писать, и не нужно было детям ходить в соседнее село Покровское, где при церкви школа. И, вообще, продолжил свою мысль, не надо было усадьбу сжигать, а лучше было бы в ней школу устроить. Кто-то с ним согласился, а кто-то нет. Хорошо, что хоть до драки дело не дошло.

 А через несколько месяцев бывший солдат бывшего второочередного пехотного полка Русской армии записался добровольцем в Красную армию, чтобы сражаться «за землю, за волю, за лучшую долю». И пришлось ему повоевать и на колчаковских и на деникинских фронтах, с и белополяками и с басмачами туркестанскими. Не раз был ранен. В родную деревню вернулся в 21-м, когда большевики объявили в стране НЭП. Не захотел Правдолюбов – старший ни в армии оставаться, ни в городе устраиваться на советскую службу всеми правдами и неправдами, как это сделал кое-кто из его односельчан. Свой выбор он так и объяснял: «Мы за что три года воевали? Кровь свою проливали за что? За землю, за волю, за лучшую долю. А теперь, от своей же земли, нашей кровью и потом политой, мы, как Иуды побежим?»

 К тому времени, когда Прокопия демобилизовали из Красной армии, уже подрастали его старшие сыновья – погодки, родившие еще до начала Германской войны и теперь уже могли малость помочь по хозяйству. Ведь пока он воевал, хозяйство было на плечах его младшего брата. А теперь хозяйство у него пошло в гору.

 И так все оно шло по хорошему, да вот только в 28-м году товарищ Сталин объявил о коллективизации, а в следующем 29-м о наступлении социализма по всему фронту. Когда началось в округе раскулачивание, Правдолюбов смолчать не смог. В партию большевиков он вступил осенью 19-го, на пике деникинского наступления на Москву. И вот теперь, приехав в райцентр, сдал свой партбилет и наговорил сгоряча, все, что он думает о коллективизации, за что вскорости, был арестован ОГПУ, осужден и сослан в Казахстан. Накануне ареста успел отправить семью к дальней родне, проживавшей в соседней области.

 Когда подошел срок, старших сыновей призвали для прохождения срочной службы в рядах рабоче - крестьянской Красной армии, но, когда выяснилось, что они из семьи подкулачника, выступавшего против линии партии, были уволены, как политически неблагонадежные. Спасибо, что не арестовали. И разъехались они подальше от родных мест на стройки коммунизма. Младшие дети остались с матерью.

 Исключенный из ВКП (б) Правдолюбов повторно был арестован как бывший кулак органами НКВД в 1937 году и, чуть не расстрелян. В Великую Отечественную воевал, правда, не пехоте, а в обозе. Но несколько наград имел. После войны арестован как повторник, якобы не отсидевший свой срок довоенный. Окончательно был реабилитирован после ХХ съезда партии, но, восстанавливаться в ее рядах не стал. Потому что в большевицкой правде он с годами все больше и больше разочаровывался. При этом, по мере возможностей занимался самообразованием и до последних дней старался следить за тем, что происходит в стране и в мире. Ему выписывали газеты и журналы. Очень обрадовался подарку детей и внуков к 70-летию Великого Октября – радиоприемнику, по которому можно было слушать вражьи радиоголоса из Вашингтона, Лондона, Кельна. Особый интерес вызывали у него передачи посвященные жизни и творчеству А.И. Солженицына. «Вот за кем правда стоит!» - говорил он, обращаясь к внукам – правнукам.

 Зная о том, что супруга как бы в тайне от домочадцев крестила их в церкви, промолчал. Ибо сам он к Богу, как это было с некоторыми советским гражданами, достигнувшими пенсионного возраста, не обратился. Понятное дело, что в младенчестве был дед Прокопий крещен, водили его родители по воскресным дням в Божий храм. Он исповедовался и причащался, когда подрос. Да вот только вера его пошатнулась в годы Русской Смуты. А из-за того, что произошло потом с Россией, и, вовсе она куда-то ушла. Своим детям и внукам так объяснял: «Если бы Бог на самом деле был, то он не допустил бы того, что в мире творится столько неправды и несправедливости».

 Он дожил до горбачевской перестройки, будучи глубоким стариком, но при этом живо интересовался всем тем, что происходит в стране и в мире. Как-то посетовал: «Вон сейчас полезли из всех щелей как тараканы, жулики и спекулянты. Это, каким же таким полезным трудом они занимаются? Какой товар производят, скажи на милость? Вот если бы все эти новые законы приняли лет сорок тому назад! Сколько тогда мужиков вернулось бы на землю, на свою, а не на колхозную. Ведь говорили в войну, что как Гитлеру шею свернем, Сталин колхозы распустит. Как же! Держи карман шире! Надо было тогда, в 45-м, как Гитлеру шею свернули, вслед за ним и Сталину шею свернуть! Оба они душегубы. Один другого стоили. А теперь, кто на землю вернется? Вы, что ли? Да какие из вас пахари? Вы хоть рожь от пшеницы сможете отличить? Горожане, одно слово».

 Правнук правдолюба Прокопия, успевший закончить вуз аккурат к тому времени, когда в СССР завершилась пятилетка великих похорон, как и многие его сверстники и друзья всей душой поверил и принял перестройку. Ездил в Лужники на встречи избирателей с Ельцыным, который в ту пору набирал все большую популярность. Ведь Ельцын был за простой народ, значит, правда была за ним! Выходил на демонстрации в поддержку демократических перемен, которые подобно морю, заливали Манежную площадь от края до края. Да и сама площадь тогда не была застроена паноптикумом церетелиевских фигур. Само собой, в августе 91-го он не случайно оказался среди защитников Белого дома и искренне радовался победе сторонников демократических перемен над ГКЧП. Ведь итак всем было ясно – гнать взашей надо всю эту райкомовско – парткомовскую братию, зажравшуюся и завравшуюся, поганой метлой. На их место народ выберет новых людей, честных, совестливых, справедливых. Само собой, все социальные завоевания будут сохранены. Вместе русские и россияне начнут строить новую справедливую жизнь.

 Но то, что началось потом, до сих пор не укладывалось в голове. С началом так называемых экономических реформ, денежные вклады обнулились. Ваучеры оказались символом бессовестного обмана. Дикая приватизация. И тут же, неизвестно откуда взявшиеся нувориши, сколачивавшие свои состояния из воздуха. Кем же они были до перехода к рыночным отношениям? Либо жуликами – аферистами, либо райкомовскими работниками ВЛКСМ и КПСС, мигом променявшими дорогие их сердцу идеалы Великого Ленина и Великого Октября на золотого тельца. Где уж тут быть правде и справедливости в людских сердцах и душах?! Вот это вновь привело правнука Прокопия Правдолюбова на баррикады под стенами Белого дома в сентябре 93-го. Это уже потом, он пережил жестокое разочарование во всех этих героях несостоявшегося нового Великого Октября – Макашове, Руцком, Хасбулатове. Но, тогда, он верил в то, что за ними, такими как он, защитниками Белого дома есть и правда и справедливость. Как в августе 91-го.

 К тому времени его НИИ окончательно загнулось. Последние года полтора – два сотрудники, тщетно пытались выжить в условиях перехода к рыночной экономике. Сначала открыли видеосалон. Но, эпоха видеосалонов об эту пору уже заканчивалась. Видеосалон прогорел. Пытались в стенах НИИ открыть пошивочный цех – шить зимой купальники, а летом шапки. Потом пытались наладить производство губной помады, потом, мини – пекарню. Но, все эти начинания заканчивались крахом. И в этом, скорее было больше плюсов, чем минусов. Бандитам у них нечего было крышевать.

 Часть помещений сдавали под склады челнокам. Это приносило хоть какие-то деньги. А в тот самый, памятный 93-й, последний директор НИИ официально уведомил сотрудников о том, что здание продано, и, теперь, каждый сам за себя. Все разошлись, кто куда. Кто-то подался в челноки, хотя об эту пору, этот бизнес уже сложился. Те, у кого был старенький «Жигуленок», или «Москвич», подались в извозчики. Кто-то подался работать грузчиком на рынок. В прямом смысле этого слова. Например, в Коньково, или на Черкизон.

 Правдолюбов - младший оказался на улице. Слава Богу, знакомые помогли устроиться учителем физики в одну из московских школ. Ему повезло. Школа стала для него тихой гаванью. Ведь не все его бывшие сослуживцы и просто знакомые пережили это время, которое потом назовут «эпохой первоначального накопления капитала».

 А бывший сотрудник НИИ, позднее, пройдя курсы, стал компьютерщиком. Нашел себе работу, за которую неплохо платили. Жизнь хоть как-то наладилась. В общем, семья его пережила эти годы, точнее, перетерпела.

 Страх был за детей, учившихся в то время в обыкновенной московской школе, открытой в эпоху застоя. Пацаны постарше, учившиеся с ними в одной школе, выйдя во взрослую жизнь, те годы пережили с большими потерями. Наркотики, паленая водка, ОПГ, шальные деньги Столько соблазнов появилось вдруг и сразу! Был в их округе ларек, торговавший алкоголем и не только, в первой половине 90-х, так, сколько их погибло в терках – разборках за право крышевать его! Кончилось тем, что в одной из таких терок – разборок эту торговую точку сожгли. Говорили, что вместе с людьми. Восстанавливать охотников не нашлось. И вся округа вздохнула с облегчением. Со временем на его месте возвели вполне цивильный магазин.

 Жизнь стала налаживаться, но в ней по - прежнему, так не хватало правды и справедливости.

 Еще на излете застоя в каком-то журнале деду Прокопию попались на глаза воспоминания его односельчанина, в которых он не только поведал о своем участии в Гражданской войне, но и в коллективизации. Внукам - правнукам дед этого автора упомянул недобрым словом. А супруга его, бабка Прасковья, припомнила одну деталь. По пути к родне в соседнюю область, она с младшими детьми задержалась в областном центре, прежде называвшемся губернским городом. Позвонила бывшему односельчанину, который еще с начала 20-х в городе подвязался на советской работе, назвалась, на что он ей холодно ответил: «Я вас раньше знал, а теперь не знаю». И повесил трубку. Ходили слухи, что он же проверял списки своих бывших односельчан, кого следовало раскулачить. Ну а потом, в присно памятном, 37-м подписывал уже другие списки. В статье этот земляк упомянул о том, что и сын пошел по его стопам. В Великую Отечественную служил в особых отделах, а после войны помогал укреплять советскую власть в республиках советской Прибалтики. Внук работал начинающим инструктором по пропаганде в структурах ВЛКСМ, а позднее КПСС. История эта со временем забылась. Но вот, лет пять тому назад, в каком-то глянцевом журнале, подобранном в вагоне метро, Иван снова встретил знакомую фамилию. Герой интервью поведал о том, как переквалифицировался из комсомольского райкомовского работника в предпринимателя, как с умом с помощью таких же, как он комсомольских инструкторов и секретарей нашел применение своим ваучерам и бизнес – талантам и переквалифицировался бизнесмены. И на сегодняшний день, он – вице – президент компании с трудно запоминающимся названием и с еще более трудно запоминающимся полем деятельности. Итоги его трудов праведных налицо. Корреспондента глянцевого журнала принимает в своем кабинете в высотном здании пресловутого комплекса Москва - сити. О нем и поведал сейчас Правдолюбов своим друзьям.

- Подожди, - перебил его мысль приятель тот, который имел интеллигентный вид, - чего мелочишься? Не лучше ли будет помочь ответить за свои слова рыжему Толику, который в начале 90-х бла-бла-бла о том, что каждый ваучер у него, по цене равен «Волге», или, его дружку, в честь которого врачи открыли палочку Коха?

- Нет, ребята, все не так. С человечишки приметного начнем. Он из этих самых, которые до перестройки были «славакапээсэс», потом в бизнес перестроился, потом в партию «Наш дом Газпром» вступил, а потом в партию «Лимпопо» встроился. Такие, как он простой народ обворовали. Это у них, как говорится, наследственное. Дед его простых мужиков раскулачивал. В родной деревне. Отец его этим в Прибалтике занимался. И этот, преуспевающий, по их стопам пошел.

- Так что, может по его «мерину» из РПГ шмальнуть? И пойдет этот паразит на шашлык.

- Опять ты за свое! Грех жизнь у человека отнимать! А вот имущество, неправедно нажитое, вот тут другое дело.

- Себе забрать?

- Нет. Оно все неправедно нажито. Кто знает, может на нем чьи-то слезы, а то и кровь. Такое себе брать? Да гори оно ясным огнем!

- Так пусть отольются кошке мышкины слезы!

- Аминь!