Появившаяся недавно в русском переводе книга И.П. Якобия: «Императоръ Николай II и революция» рисует в необыкновенно трогательных и ярких тонах светлый Облик Государя Императора и Его Августейшей Семьи и, свидетельствуя о чрезвычайной преданности Государя Императора России, о Его верности до конца, не щадя ни себя, ни своей Семьи, Своему долгу, и о чисто христианских кротости и терпении, с которыми Он и Его Семья переносили выпавшие на Их долю страдания, — является настоящим памятником Царственным Мученикам.
Вместе с тем, эта книга резко бичует всех тех, кто по мнению автора, виновен в подготовке и возникновении революции, в содействии и служении последней.
Подверглись порицанию автора и награждены обидными эпитетами, в числе других, и лица, приобревшие ныне славу национальных героев, и кои, подняв первыми знамя борьбы против большевистской власти, создали Белое Движение и тем спасли честь России, а иные из них запечатлели при этом преданность Родине и своей жизнью.
В числе опороченных оказался и генерал Корнилов.
Генерал Корнилов, как и другие лица, вошел в историю, и каждый может иметь о нем то или иное суждение.
Но Зарубежное Русское Воинство вправе ожидать от русских людей более бережное отношение к нашим героям, в числе коих генерал Корнилов по праву стоит на первом месте, и не может не протестовать, когда эти суждения, основанные, быть может, на недостаточно точных данных, неверно изображают нравственный облик данного лица.
Хорошо зная генерала Корнилова и лично, с младших офицерских чинов (я его однокурсник по Академии генерального Штаба), и в силу своего бывшего служебного положения, как Дежурный Генерал Главного Штаба, считаю долгом внести некоторые поправки в характеристику генерала Корнилова, данную ему г. Якобием, и пояснить, как и почему он был назначен Главнокомандующим войсками Петроградского военного округа.
1) Г. Якобий обвиняет ген. Корнилова в том, что, говоря Государыне Императрице, что Ее и всю Семью увезут в Англию, он обманывал Государыню, как и все прислужники революции.
Никаких доказательств того, что ген. Корнилов обманывал или не обманывал Государыню, нет и быть не может, ибо никто не обладает даром читать в сердцах, а документов, подтверждающих то или иное предположение, нет.
Но мы все знаем, что ген. Корнилов был прямой и честный солдат, с независимым активным характером, и всегда высказывался резко и определенно, не заботясь о производимом им впечатлении. Ко лжи или к простым дипломатическим уверткам он был совершенно неспособен. Вся его служба подтверждает это. Поэтому все, лично знавшие ген. Корнилова и его прямоту, отлично отдают себе отчет, что по свойству своего характера ген. Корнилов никак не смог бы солгать Государыне, и, если он сказал Ей о предстоящем увозе Царской Семьи, то только потому, что сам этому верил.
Нельзя забывать, что в это время — 8 марта — верило в это и большинство членов Временного Правительства.
2) Комментарии г. Якобия к сцене, когда ген. Корнилов объявил Государыне Императрице постановление Врем. Правительства об аресте, оставляет тягостное и невыгодное для ген. Корнилова впечатление.
Но, если эти комментарии откинуть, а взять описание г. Якобия только фактической стороны дела‚ то нельзя не признать, что ген. Корнилов выполнил возложенную на него обязанность и с тяжелым сердцем, и в весьма почтительных тонах, без каких-либо обидных для Ее Величества выходок или слов.
Конечно, можно допустить, что, будь на месте ген. Корнилова другое лицо, более искушенное в придворном этикете, то оно, быть может, нашло бы и другие, более мягкие, слова, но ген. Корнилов был не царедворец, а только прямой и честный солдат.
Необходимо отметить, что Государыня Императрица Сама оценила ген. Корнилова, сумевшего смягчить, насколько он мог, тягостный удар, и сказала ему: «Я рада, что именно вы, генерал объявили мне об аресте, так как сами вы испытали весь ужас лишения свободы» (см. статью Графа П. Н. Апраксина, «Новое Время», 17 марта 1922 г. №268
Эти слова показывают, что Государыня Императрица нисколько не винила ген. Корнилова в том, что на его долю выпала столь тяжелая обязанность, и что Она верила, что Корнилов сделает все для смягчения «ужаса лишения свободы».
Генерал Корнилов лично мне говорил в апреле или мае 1917 г., как ему была тягостна выпавшая на его долю обязанность объявить Государыне Императрице об аресте, и что, если бы он мог предвидеть, что ему придется это делать, то он не согласился бы на назначение Главнокомандующим войсками Петроградскаго военного округа.
С сожалением говорил он мне и о том, что он не в силах был, в виду общей обстановки и давления, производимого на Временное Правительство Советом Раб. и солд. Депутатов, организовать охрану Царской Семьи лучше, чем ему это удалось.
Нельзя, однако, не признать, что он сделал все от него самого зависящее, чтобы облегчить положение Царской Семьи. Это, между прочим, доказывается выбором лиц, назначенных в Царское Село - полковника Кобылинского и ротмистра Коцебу, И.П. Якобий сам свидетельствует о том, как много эти лица сделали для облегчения положения Царственных Узников.
Назначение это могло быть сделано только при ближайшем участии генерала Корнилова.
3) Г. Якобий говорит, что, распространяя слухи о скором отъезде Царской Семьи, Временное Правительство деятельно готовилось к Ее аресту и что ген. Корнилов был назначен 3 марта на должность Главнокомандующего войсками Петроградскаго военного округа потому, что «надо было найти подходящих людей для преступного дела ареста Государя и Императрицы».
Выбор ген. Корнилова на должность Главнокомандующего войсками Петроградского воен. округа состоялся еще 2 марта, до отречения Государя Императора и до образования Врем. Правительства — уже одно это свидетельствует об ошибочности выводов г. Якобия о причинах назначения генерала Корнилова.
Со своей стороны, я, как занимавший тогда должность Дежурного Генерала Главного Штаба, с полной категоричностью заявляю, что ген. Корнилов был указан Главным Штабом для этого назначения исключительно как лицо, которое по своему характеру, твердой воле и по своей тогда уже популярности в армии, могло успешнее других справиться с разнуздавшимся гарнизоном Петрограда, командовать которым после пресловутого Приказа №1 было особенно трудно.
Считая ген. Корнилова соответствующим для такого назначения‚ Главный Штаб руководствовался тем, что ген. Корнилов в течение своей службы неоднократно показал находчивость, смелость и решительность, а именно:
1. во время своей командировки в Индию через Афганистан, которая, при условии, что афганцы не допускали появления в стране европейцев, требовала необыкновенной смелости, выдержки и находчивости;
2. во время Русско-японской войны, когда он, после боя под Мукденом, собрал около себя отступавших в беспорядке и панике солдат различных частей и, образовав из них отряд, вынес и спас знамена нескольких полков, чем показал умение овладевать массами в самых неблагоприятных условиях и приводить их в порядок;
3. в тяжелом арьергардном бою весной 1915 года на стыке отступавшей после Горлицкого прорыва 3 армии и 8 армии, за который он, несмотря на то, что был взят в плен, был награжден по Высочайшему повелению орденом Св. Георгия 3 ст. (обычно все вопросы о награждении лиц, попавших в плен, откладывались до окончания войны), и, наконец;
4. в своем легендарном побеге из плена в австрийской крепости, во время которого помимо высокого патриотизма, он проявил и организаторские способности, и выдержку, и смелость: побег этот произвел на всю Россию огромное впечатление. Государь Император тогда особо наградил ген. Корнилова и приказал дать ему корпус. Этот побег, в связи с предыдущей его боевой деятельностью, создал ген. Корнилову славу не «героя австрийского плена», как иронически называет его г.Якобий, а подлинную славу и действительный ореол героя — имя ген. Корнилова было тогда у всех на устах.
Все эти данные дали Главному Штабу не только право выдвинуть ген. Корнилова в те исключительно тяжелые дни на должность Главнокомандующего войсками Петроградского воен. округа, но и обязанность это сделать. У Начальника Главного Штаба и Дежурного Генерала были только сомнения в том, что ген. Корнилов согласится сменить свою боевую службу на фронте на все-же тыловую должность, но патриотизм ген. Корнилова взял вверх и свое назначение он принял как выполнение служебного долга - восстановить порядок в Петрограде.
Необходимо упомянуть, что Совет Раб. и Солд. Депутатов встретил назначение ген. Корнилова очень враждебно, считая его контрреволюционером и опасаясь его решительных действий.
Прибыв в Петроград, ген. Корнилов попал в несвойственную ему, прямому, суровому и честному солдату, обстановку и‚ с его слов, я знаю, как он тяготился ею и как ему было трудно работать, особенно в виду неизбежности для Временного Правительства, а, значит, и для него, так или иначе считаться с
Советом Раб. и Солд. Депутатов. Нежелание и невозможность для него подчинять свои приказания контролю Совета Раб. И Солд. Депутатов и заставили его покинуть свой пост.
Но и в трудной обстановке революционного брожения в Петрограде ген. Корнилов показал себя смелым и решительным генералом, умевшим при личном общении подчинять массы своему влиянию, но, увы, это влияние, в силу целого ряда причин, не могло оставаться Продолжительным, почему деятельность ген. Корнилова не могла дать, в конце, концов, тех результатов, на которые рассчитывали выдвигавшие его лица.
4. Г. Якобий говорит, что ген. Корнилов «бросился в объятия революции и был ее прислужником». На это можно указать, что все дальнейшее поведение Ген. Корнилова, его борьба с Временным Правительством, а затем с большевиками. Ясно показало, что генерал Корнилов был предан не делу революции, а России и только России.
Конечно, ему, как и всем служившим тогда в армии, приходилось, особенно имея в виду продолжавшуюся войну, считаться с фактом революции —- «принять революцию», как принято говорить, но он «принял ее» не во имя самой революции, не как «ее прислужник», а лишь для того, чтобы успешнее бороться за Россию — все его действия, поступки определялись именно этой Целью.
Нельзя забывать, что имя генерала Корнилова ни в каких записках, воспоминаниях, документах и пр. не встречается среди лиц, подготовлявших революцию.