Существует вопрос, насколько любая успешная революция – результат стихийного недовольства народа, а насколько является запрограммированной, задуманной и осуществленной преднамеренно.

Споры об этом ведутся, по меньшей мере, со времен французской революции, которая была объявлена результатом заговора почти моментально после ее свершения, о чем стали появляться обширные публикации.

Дискуссия о революции велась годами перед 1917 г. в России, в связи с чем заслуживает самого пристального внимания борьба В.И. Ленина с хвостизмом – бездеятельным ожиданием взрыва народного недовольства. Ленин требовал, чтобы революционная партия явилась организатором народных восстаний и массового, а не индивидуального, террора. Заодно Ленин всячески открещивался от бланкизма – замкнутых организаций для устранения существующих властей.

В связи с этим следует точно определить, о каком именно заговоре, способном устроить революцию, идет речь. Под заговором надо понимать здесь не только специфические приготовления для проведения дворцового переворота, а любые соглашения о совместных действиях, свершенных с намерением добиться свержения существующего строя, включая сюда информационную обработку как отдельных лиц, так и всего населения, с целью воспользоваться им для достижения целей заговора.

Еще до французской революции 1789 г. преобладало мнение, что революции могут быть только результатом заговора, причем международного. Это документально доказывают материалы следствия над Емельяном Пугачевым, когда от плененного бунтовщика усиленно допытывались, не является ли все его восстание следствием иностранного заговора, имелось ли какое-то участие иностранцев в руководстве. Следствие как будто не верило, что крестьянское восстание могло развиться без иноземного влияния [В.И. Буганов «Пугачев» М.: Молодая гвардия, 1984].

В данном случае не найдены основания считать, будто международный заговор был. Восстание было следствием местного, регионального заговора с объявлением Емельяна Пугачева Петром III: рассчитанный на обман населения прием, пользующийся недовольством абсолютистскими и дворянскими перегибами в крепостнической эксплуатации. Восстание было подавлено, поскольку в заговоре не участвовали правящие круги, военное руководство, а также в силу областного характера движения.

Как именно действует успешный международный заговор, видно на примере убийства Императора Павла I: безусловное участие английского посла Витворта, петербургского губернатора Палена, других военных и приближенных Императора. Заговор имел точечный характер цареубийства. Политический успех должен был быть закреплен легендой о сумасшествии Императора, также сознательно распространяемой лицами, недовольными чрезмерной требовательностью к службе Павла I и его честностью. Известным примером такого «сумасшествия» служат запрещения французских круглых шляп, бывших символом революции. Надеть их в годы правления Павла было все равно, что нацепить в СССР или даже в любой другой нынешней стране нацистскую свастику. Ибо революционный террор никакими достоинствами перед нацистским не отличается.

Французский атеист-экзистенциалист Жан-Поль Сартр писал в 1939 г. в философских дневниках: «Аналитический дух XVIII века разлагает сообщества на индивидов. Французская революция – революция аналитическая и критическая, поскольку она рассматривает общество как договор между индивидами», «революционным силам удалось сокрушить институты монархии только потому, что сначала аналитический дух разложил их, разрушив весь их смысл» [Ж.-П. Сартр «Дневники странной войны» СПб.: Владимир Даль, 2002, с.231].

Такая формулировка, безусловно, не является точной. Силы революции не уничтожили смысла монархии, а дискредитировали смысл самым широким спектром обманных приемов, в числе которых вымышленный общественный договор, персональная диффамация в адрес Короля и Королевы, истерия в отношении существующего строя, уже не вполне актуальная.

Как показывал Алексис Токвиль, предел абсолютистского гнета и самодурства во Франции приходился на правление Людовика XIV, а не Людовика XVI, значительно отошедшего от абсолютистских злоупотреблений и ограбления народа налогами. Василий Розанов часто рассуждал об этом: «я вспоминал один миг в истории Людовика XIV, в самом конце ее, когда, доведя до убийственного состояния Францию и доведенный сам до убийственного положения союзниками, потребовавшими, чтобы он своим оружием выгнал своего же внука из Испании, он обратился с полувоззванием, полужалобой к народу; и народ напряг последние усилия, собрал все средства, все молодое, что еще оставалось, поставил под ружье… и был все-таки побежден. Нет, французы истинно и глубоко любили своих королей, и упорно и долго любили: этого никак не следует забывать при оценках революции» [В.В. Розанов «Религия и культура. Статьи и очерки 1902-1903» М.: Республика, СПб.: Росток, 2008, с.103].

Сексуальный скандал – самая удобная форма морального убийства неугодных лиц, задолго до прокурора Скуратова. О частоте использования этой модели говорилось в 1911 г.: «Во Франции до начала революционных вспышек появились целые кипы печатных пасквилей и грязных инсинуаций на королеву Марию-Антуанетту, до тех пор обожаемую народом, с целью набросить на нее тень в глазах народа. Этот поток грязи завершился скандальной «историей с ожерельем» и наконец достиг своей цели: народ возненавидел ту, которую еще недавно боготворил.

А вот что происходит в Португалии в 1908 году.

Месяцем раньше убийства короля дона Карлоса и его наследника в Лиссабоне появился памфлет, направленный против королевы Амелии и буквально списанный с памфлетов, направлявшихся сто двадцать лет назад против Марии-Антуанетты. Те же грязные обвинения ныне сыпались на португальскую королеву» [А. Селянинов «Тайная сила масонства» М.: Русский вестник, 1999, с.114-115].

О написанном в 1911 г. следует помнить, рассматривая личность Г.Е. Распутина в связи с политической нацеленностью на свержение Самодержавия, возможное только при условии его дискредитации скандальными сочинениями. Доклад митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, где говорится, что «в опубликованных недавно воспоминаниях о Распутине В.А. Жуковской вновь ставится вопрос о принадлежности Распутина к крайней форме хлыстовства», явил в 2004 г. удивительную неразборчивость. Жуковская, чья писательская карьера провалилась, пыталась создать себе имя на легенде о Распутине, но даже в СССР ее нигде не пожелали печатать – настолько нелепа и неправдоподобна ее ахинея. Жуковская списывала с повестей А.С. Пругавина за 1915 г. «Около старца» и 1916 г. «Леонтий Егорович» [«Российский Архив», 1992, Вып.II-III, с.252].

А вот кто действовал через Пругавина: «Попыток перехода к практической деятельности до 1915-16 гг. не помню; только о Распутине сообщали материалы и пытались издать брошюру Пругавина «Старец Леонтий», а когда это не удалось, распространяли ее в писанном виде» [Запись беседы с Н.С. Чхеидзе 24-26 августа 1925 г., Марсель // Б.И. Николаевский «Русские масоны и революция» М.: Терра, 1990, с.87].

Пругавин отлично знал о масонах и рассказывал о масонстве С.П. Мельгунову. А о Португалии известный масон с международными связями Д.О. Бебутов подтверждал: «Только при надлежащей организации масонов, и, конечно, при твердом решении участвующих подчиниться масонской дисциплине, возможно достигнуть каких-нибудь реальных результатов. Этому может служить примером Турция, Португалия. Без войска никакая революция, никакой переворот немыслим, а пропагандировать войско, главным образом офицеров, можно только при посредстве масонов, а не подпольной литературой, которая вовсе не в духе русского офицера». Литература – для масс, масонское персональное влияние – на офицеров. Вспомнив вновь классический пример с М.В. Алексеевым.

Сведений о методах устроения французской революции столь много, что нет причин останавливаться на ней подробно, ведь есть достаточно других показательных примеров революций. Довольно будет остановиться на противопоставлении Ипполиту Тэну Томаса Карлейля с оценкой числа историков разных направлений, не забывая приведенных ранее сравнений голода и гнета: «Карлейль осуждал «зверства» и «безумие» революции, но в отличие от большинства историков понимал, что ее вызвала не чья-то злая воля, а «голод, нагота и кошмарный гнет». Карлейль, однако, был расистом, выступал против освобождения негров» [Максим Чертанов «Марк Твен» М.: Молодая гвардия, 2012, с.120].

Провал мятежа декабристов в 1825 г. объясняется тем, что они не занимались информационной обработкой населения и не имели своих лиц возле Императора Николая I, чтобы устранить Монарха и предотвратить вооруженное подавление их террористической акции. Нет данных и о международном характере заговора декабристов.

Зато есть масса сведений о заинтересованности различных стран в польских восстаниях. К 1830 г. «Франция, которая тешила себя надеждой взять реванш за поражение в наполеоновских войнах, тоже не оставалась безучастной наблюдательницей, а, наоборот, самым активным образом настраивала поляков против России. Даже Пруссия и Австрия, владевшие частью бывших польских земель, где самим полякам жилось несравненно хуже, чем под русским Царем, также в известной степени подстрекали их к мятежу, надеясь, прежде всего, в случае неудачи русских, быстро прибрать к рукам все, что будет возможно. И, конечно, не обошлось без нашей вечной «союзницы» Великобритании» [А.Г. Шкваров «Генерал-лейтенант Маннергейм» СПб.: Алетейя, 2011, с.306].

В этой атмосфере международных заговоров родился известный доклад бывшего масона, князя А.Б. Голицына в январе 1831 г. Императору Николаю I. Андрей Голицын знал о стремлении иллюминатов уничтожить повсюду монархический строй. Он знал о роли масонства во французской революции. Он знал, что все лидеры декабристов были масонами. «В 1812 г. я был принят в масонские ложи; масонство научило меня познавать все ужасы иллюминатства». Однако его обвинения в адрес Сперанского и самого Бенкендорфа оказались бездоказательны [Я.А. Гордин «Мистики и охранители. Дело о масонском заговоре» СПб.: Пушкинский фонд, 1999].

Тем не менее, это «дело о масонском заговоре» дает массу материала о пределах распространения в то время представлений о взаимосвязи революции и заговора. Можно сказать, что на протяжении всего XIX века понятия революционер и заговорщик в русском языке было равнозначными – это не просто совпадение, а отражение сути их действий. Наглядным примером может служить подробное исследование Н.В. Берга «О польских заговорах и восстаниях 1831-1862», вышедшее в 1873 г. По этой книге, другим документам и публикациям можно убедиться в уравнении понятий революции и заговора в отношении польских восстаний 1794 г., 1831 г., 1863 г., и всей подготовительной деятельности между ними. Достаточное внимание там уделяется и поддержке Европой польских заговоров [«Польша против Российской империи. История противостояния» Минск: Букмастер, 2012, с.43, 129, 159, 169 и далее].

В ночь с 18 на 19 марта 1848 г. прусский король Фридрих-Вильгельм IV подписал манифест «К моим дорогим берлинцам», где назвал революционное восстание в Берлине организованным группой «бунтовщиков», шайкой «злодеев, по большей части иностранцев», натравливающих население на власть. От себя Бисмарк сообщает в мемуарах сведения о том, что за несколько дней до 18 марта в сторону Берлина ехали иностранцы, говорившие по-польски, и везшие с собой оружие. Сохранилось и такое документальное свидетельство, как письмо Бисмарка, написанное в мае 1848 г. генерал-лейтенанту Притвицу с описанием, каким образом проводилось включение в беспорядки населения страны:

«среди сельского населения, встретившего первые сообщения о берлинских событиях с едва обуздываемым озлоблением, начали укореняться искаженные представления, которые распространялись со всех сторон – и почти без противодействия – отчасти прессой, отчасти эмиссарами, обрабатывающими народ по случаю выборов; в результате и благомыслящие люди из сельского населения начинают верить, будто не вовсе лишено оснований, что борьба на улицах Берлина была вызвана войсками умышленно, с ведома и желания столь оклеветанного наследника или независимо от него, с целью вырвать у народа сделанные королем уступки. В подготовку, которая велась другой стороной, в систематическую обработку народа почти никто уже не хочет верить».

В том же письме Бисмарк своевременно считал политически крайне важным «открыть глаза населению на мутные источники берлинского движения, равно как и на то, что борьба мартовских героев за достижение приводимых ими в свое оправдание целей (защита обещанных его величеством конституционных учреждений) была ненужной» [Отто Бисмарк «Мысли и воспоминания» М.: ОГИЗ, Соцэкгиз, 1940, Т.1, с.21-22, 281].

Переходим теперь к очередному польскому восстанию 1863 г. Здесь у нас есть такой прекрасный источник, как опубликованные отчеты III отделения: «Осторожность министерства и письма гамбургских банкиров, угрожавших шведскому правительству, в случае поддержки польского восстания, упадком кредита и невозможностью нового займа, привели к благоприятному результату».

Оказывается, шведское правительство в 1863 г. поддерживало революционеров-интернационалистов в союзе с Англией. Именно из Англии нагруженные оружием террористы тогда пытались доплыть и разными путями попасть в Польшу. Лондонский комитет снарядил судно с 600 бочками пороха, 3 пушками, 1200 карабинами и 300 добровольцами. Волей-неволей им приходилось пробираться через Германию, где их ловили и отсылали назад в Англию. Ситуация один в один как с «Джоном Графтоном» в 1905 г. Шлюпка при высадке пошла ко дну. Очень уж неопытны были революционеры в морских делах. Десятилетиями Англия содействовала революциям в разных странах по одной и той же схеме.

«В то же время волонтеры, поселившиеся лагерем в Мальме, отправлялись небольшими партиями через Гамбург в Англию, чему деятельно помогали шведское правительство и гамбургская полиция» [«Красный Архив», 1923, Т.3, с.204-205].

Итак, у русских были все основания видеть вокруг себя международный заговор. На то имелись все доказательства. Авторитетный мыслитель Ростислав Фадеев в исследовании «Вооруженные силы России» писал, что только неудача объединенных сил Европы, едва сумевших отвоевать пол-Севастополя, предотвратила новый такой «союз, готовый образоваться в 1863 году». «Западная Европа в общей массе к нам враждебна. Эта враждебность происходит не из той или другой политической системы русского правительства, но от самой сущности вещей, от недоверия к новому, чуждому, слишком многочисленному», «мы никогда не заставим полуфеодальную и полуреволюционную Европу искренно признать своими людей, чуждых ей от самой колыбели». Помимо западного шовинизма, Фадеев называет такими причинами геополитические интересы в Восточной Европе, чьи славянские и православные народы «западная Европа считала уже своею добычей, которые она бы непременно с течением времени покорила до последней деревни, ассимилировала и совратила из веры отцов» [«Русский Вестник», 1867, Т.67, с.727, 762, 763].

Издатель «Русского Вестника» Михаил Катков в 1863 г. писал о том, кем делаются революции: «Государственные люди в Европе знают, что против России напрягает теперь свои усилия вся организованная европейская революция», «Она уже разыгралась в Польше, она уже разбрасывается по всему пространству наших западных губерний», «Россия есть страна самая антиреволюционная в целом мире: Европа все более и более убеждается в этом; в этом же все более и более убеждается и организованная европейская революция, которую она насылает на нас» [М.Н. Катков «Идеология охранительства» М.: Институт русской цивилизации, 2009, с.133].

Таким осведомленным государственным мужем, как мы уже знаем, был Бисмарк, его высокопоставленные корреспонденты и сами немецкие короли. Из документов того времени совершенно ясно, что международный характер искусственно устраиваемых по всей Европе, главным образом, Англией, революционных выступлений, был не предположением, а основным фактом политической жизни.

В связи с чем удивительна нередко встречающаяся паническая боязнь любых указаний на связь революции и заговора. Такая необъективная, неадекватная и бездоказательная позиция отрицания существования и успеха любых заговоров, совершенно закономерно, все чаще проваливается. Заслуженное внимание среди историков завоевала роль заговоров.

Виктор Лопатников: «Нельзя не задаться вопросами, причем очень болезненными. Не превратились ли боевые организации народовольцев в слепое орудие глубоко законспирированных тайных сил? Не инспирировался ли их праведный гнев и не подсказывался ли способ решения российских проблем откуда-то извне? Не вдохновлялась ли их сокрушающая сила кем-либо, кто ставил перед собой иные политические цели, далекие от целей народовольцев?».

Современный дипломат, политик и историк, тем самым, считает ошибочным прежнее объяснение терроризма деспотизмом власти и ее политическими ошибками. В.А. Лопатников признает моральный кризис, но отнюдь не экономический и политический, о которых разглагольствовали советские и демократические историки. Причем он сам вполне разделяет демократические идеалы, но вместе с тем считает любовь к России важнее, и признает реальные достоинства русских государственных деятелей.

««Крупные секретные фонды» о которых Бисмарк пишет в своих мемуарах, реально существовали в европейских странах. Их ресурсы направлялись на вполне конкретные цели, достичь которых можно было лишь конспиративным путем, а применявшиеся методы были весьма разнообразны – от прямого подкупа до анонимных благотворительных взносов в организации, действующие в нужном для интересов страны дарителя направлении» [В.А. Лопатников «Горчаков: Время и служение» М.: Молодая гвардия, 2011, с.208-209].

Зная о финансировании революций как о повсеместно используемом политическом оружии, некие схожие шаги в своей геополитической сфере предпринимали и государственные деятели Российской Империи. В 1860-е Россия финансировала сербские и болгарские восстания против Турции. Сербской армии Россия переправила 100 тысяч ружей и заем в 300 тысяч дукатов. Финансированием и вооружением болгарских отрядов занимался граф Н.П. Игнатьев: в 1867 г. были выделены 25 тысяч рублей и 40 тысяч ружей. М.Д. Скобелев в 1882 г. переправил для отрядов герцеговинских повстанцев, формируемых в освобожденной Болгарии, чуть ли не миллион из своего состояния [К. Канева «Рыцарь Балкан. Граф Н.П. Игнатьев» М.: Центрполиграф, 2006, с.34-34, 148].

На примере США сейчас всем известна схема организации «цветных» революций и финансирование любителями демократии террористов. З. Бжезинский признавался, что предложил президенту Картеру «снабдить оружием моджахедов для того, чтобы подтолкнуть СССР… к интервенции» в Афганистане.

Задолго до этого, в начале 1960-х «США решили использовать в арабском мире те силы, которые не просто защищали исламские ценности, но были готовы при этом действовать методами террора. Когда стало ясно, что Египет не удалось припереть к стене после поражения пронасеровских сил в Иордании, при участии ЦРУ был создан исламский центр «Братьев-мусульман» в Женеве, на базе которого готовилось убийство Насера. Несколько попыток физического уничтожения Насера окончились либо неудачей, либо от них по тем или иным причинам были вынуждены отказаться».

«ЦРУ в 50-х годах, с помощью компании «Арамко» создало в восточной части Саудовской Аравии сеть небольших исламских групп, чтобы в случае необходимости задействовать их в своих операциях. Неизвестно, каким образом эти группы использовались, но их создание ЦРУ является фактом. Особое внимание использованию исламского фактора в борьбе против арабского национализма Соединенные Штаты уделяли при президентстве Линдона Джонсона (1963-1969)» [Е.М. Примаков «Ближний Восток на сцене и за кулисами» М.: Российская газета, 2012, с.101-102].

Теперь Латинская Америка. В 1954 г. американский «Госдепартамент выступил с заявлением, что ни о каких заговорах ему неизвестно. Тем временем ЦРУ спокойно продолжало свои приготовления. Его агенты совершенно открыто перемещались по Гватемале и соседним странам, преследуя свою цель: план ЦРУ состоял в том, чтобы создать атмосферу напряженности и неопределенности, чтобы способствовать разладу в вооруженных силах, ослабить решимость Арбенса и, в идеале, спровоцировать государственный переворот».

Сведения об этих тайных операциях ЦРУ были раскрыты и отнюдь не являются предположением или теорией. Операция ЦРУ называлась «Успех». «По всей Латинской Америке ЦРУ печатало в газетах статьи, показывало пропагандистские фильмы и распространяло буклеты, предупреждающие о коммунистической угрозе, исходящей из Гватемалы». После этапа успешной психологической войны, 17 июня 1954 г. американцы «начали бомбить территорию Гватемалы».

Американцы покупали все революционные силы, какие только могли. Посол США на Кубе Эрл Смит и в Вашингтоне, и на Кубе, убедился, что Госдепартамент США «активно, хотя и тайно, поддерживает Кастро», сотрудники ЦРУ настроены против диктатора Батисты, с которым воевал Кастро. США стали обвинять в потворстве коммунизму. «ЦРУ тем временем пыталось завязать контакты с повстанческим движением Фиделя через посредство официальных лиц, находившихся в Сантьяго и Гаване». Тому имеются документальные подтверждения. Биограф Ф. Кастро утверждает, что за год между летом 1957 и 1958 ЦРУ выплатило 50 000 $ участникам движения Кастро [Д.Л. Андерсон «Че Гевара. Важна только революция» СПб.: Амфора, 2009, с.157, 169, 293, 294].

Советские исследователи, естественно, замалчивали финансирование прославляемых в СССР революционеров американскими спецслужбами. Однако общий характер осуждения международного террора США давался довольно точно: «Составной частью государственного терроризма являются идеологические диверсии. Они, с одной стороны, призваны разлагать общественно-политический строй других стран, против которых готовятся террористические акты, а с другой – оправдывать политику государственного терроризма в глазах мирового общественного мнения. В отличие от «обычного» терроризма государственный терроризм направлен на подрыв общественно-политического строя, свержение правительств суверенных государств».

Осталась Африка. 1961 г. – убийство премьер-министра Конго (Заир) П. Лумумбы. 1966 г. – заговор и свержение президента Ганы К. Нкрумы. 1969 г. – убийство Э. Мондлане, лидера повстанцев в Мозамбике. 1973 г. – убийство А. Кабрала, возглавлявшего антиколониальное движения в Гвинее. 1875 г. – убийство министра финансов Либерии С. Толберта [Н.Б. Крылов «На весах Фемиды. США и международное право» М.: Молодая гвардия, 1986, с.73-74, 81-82].

Во множестве подобных заговоров и финансирований террористов замешано, естественно, не одно ЦРУ, а множество спецслужб демократических стран, особенно Британии и Израиля. Примеры международных заговоров и террористических акций в интересах демократий можно перечислять еще продолжительно долго. Примером удачной такой группировки с выяснением смысла всех подобных акций можно назвать книгу М.В. Назарова «Вождю Третьего Рима».

Таким образом, организация революций путем международных или местных заговоров находит бесспорные бесчисленные примеры хоть за десятилетия до 1917 г., хоть за десятилетия после, чтобы не видеть в заговоре против Императора Николая II нечто небывало исключительное.

Роль заговоров в мировой истории нисколько не противоречит схеме опровержения русской национальной мыслью социалистической веры в развитие путем революций и демократической веры в развитие путем реформ. Не создание каких-то особенных законов улучшит нашу жизнь, объяснял Лев Тихомиров, а постоянная наша жизнедеятельность.

Лев Карсавин, рассуждая о выявлении причин, например, Французской революции, говорит о мнимости причинного объяснения, поскольку оно распадается сразу на идеалистическое и материалистическое, историк в состоянии найти сколько угодно причин, никогда не удовлетворяясь какой-то одной универсальной причиной. Только общая «непрерывность потока» событий дает объяснение истории, а не причинное взаимоотношение ее отдельных частей; непрерывное развитие, а не причинное изменение [Л.П. Карсавин «Философия истории» М.: АСТ, 2007, с.10-22].

В силу чего, говоря о революции, следует объяснять ее не отдельными причинами, а всей совокупностью жизни. В нее входят различные материальные обстоятельства и характер сознательных представлений в обществе, настроения и поступки отдельных лиц. Безусловно, все это образует процесс непрерывного развития.

И те заговоры, которые мы рассматриваем, не являются какой-то вырванной из контекста причинностью. Заговоры являются следствием персональных воззрений и преобладающего информационного пространства, их взаимовлияния, согласования с ходом философских дерзаний и религиозных исканий или потерь, геополитических интересов государств в субъективном понимании руководящих политиков, и все это – в непрерывной последовательности развития.

Классик экономической теории Адам Смит в «Исследовании о природе и причинах богатства народов» писал: «Люди одной и той же профессии редко встречаются вместе только для веселья и развлечений, разговор, как правило, заканчивается тайным заговором против общества или в ряде случаев сговором о повышении цен». В экономике невозможно отрицать преимуществ сговора против отдельных противников для финансового успеха. «Тайный союз крупнейших фирм дает им возможность если не избежать конкуренции между собой, то, по крайней мере управлять ею, удерживать ее в пределах удобных для них границ, так, чтобы их превосходство над незащищенными аутсайдерами становилось подавляющим, а социальные выгоды конкурентной системы были бы уничтожены» [К. Мироу, Г. Маурер «laquo;Паутина власти. Международные картели и мировая экономика» М.: Прогресс, 1984, с.61, 388].

То, что является аксиомой в экономической теории, должно быть полностью признано и в области политической истории. Заговор дает огромные преимущества в достижении цели обретения власти или устранения противников. Оспаривать это немыслимо. Необходимо только предельно тщательно выявлять наличие заговора или его отсутствие, персональный состав участников, методы действий, мотивы, включая тем самым реальность заговора в общий непрерывный исторический процесс, с выяснением степени его влияния на весь ход событий.

Революция 1917 г. готовилась десятилетия путем искажения общественных представлений об Империи, Романовых, Православии. В аналитическом сборнике «Из глубины» С.А. Аскольдов (Алексеев) в 1918 г. отмечает существенную разницу между тем, что революция была на самом деле подготовлена, но не была неизбежной. Н.А. Бердяев звал Льва Толстого «один из виновников разрушения русского государства» за анархизм, подрыв морали и творчества, отрицание исторических задач. Он ответственен за революцию как Руссо за французскую. Такими же виновниками были тысячи представителей антимонархической интеллигенции. А.С. Изгоев: «Большевики лишь последовательно осуществили все то, что говорили и к чему толкали другие». Социализм был «отрицание истории» и действительности, о чем бесконечно много предупреждал Лев Тихомиров и другие монархисты за долгие годы до авторов «Вех» и «Из глубины». В.Н. Муравьев: «Все основное настроение интеллигенции было именно таким. Мы создаем теорию. Народ ее осуществит. Дальнейшее извращение истинного соотношения разума и действия вело к полному их разобщению, к переложению всей ответственности не на мыслящего, а на делающего. Первый пребывал как бы заранее девственным и освобожденным от тяжести последствий. Второй нес на себе крест всего дурного, необходимо сопровождающего каждое действие» [Из глубины. Сборник статей о русской революции. М.: МГУ, 1990, с.42, 83-84, 152, 195, 197].

Объясняя участие М.В. Алексеева, других генералов и чинов Ставки в заговоре против Императора, мы никогда не забывали об этой роли интеллигенции в создании революции. Надо сказать, это единственное, что только и можно найти в оправдание участия в заговоре Алексеева.

Решение вымышленной «альтернативы» Царь или Родина за счет Николая II в Феврале-Марте было жертвой бесполезной, пишет Тихменев, «ложным внушением заблудившегося общественного мнения. Редкие из нас не предвидели того времени, когда люди с коротким умом, но длинным языком, в поисках виновников наших бедствий, устраняя себя из числа этих виновников, бросят офицерству и, главным образом, генеральству обвинение в «предательстве своего Царя». И до сих пор еще плохо понимают эти обвинители, преимущественно из нашей интеллигенции и, также, женщины нашей интеллигенции, что десятилетиями воспитывавшиеся в них нелюбовь, презрение и брезгливость к своей армии и офицерству – к этим «грубым солдафонам», были одним из главных действительных, и идейных, и практических пособников и нашей революции, и, следовательно, и наших бедствий» [Н.М. Тихменев «Из воспоминаний о последних днях пребывания Императора Николая II в Ставке» Ницца, 1925, с.20]

Действительно, революцию создало, главным образом, внушение информационной войны, а генералы, решившиеся на выбор против Царя (в пользу заговора) – лишь следствие этого обмана. Из этого же описания явственно следует, что Тихменев воевал вовсе не с крайне правыми, которых ошибочно вообразил Кирилл Александров главными авторами обвинений в адрес М.В. Алексеева, а с либеральной интеллигенцией. Правые монархисты всегда горячо защищали Армию и офицерство от нападок слева, по их адресу никаких претензий нет. Тихменев также не говорит, будто Алексеев невиновен в предательстве и обвинения не состоятельны в принципе. А опровергает устранение интеллигенции из тех, кто создал революцию. Тихменев признает обман Алексеева и его ошибку в действиях против Царя.

Таким образом, следует учитывать, что революцию подготовила интеллигенция, на последнем этапе заговор координировало политическое масонство. Участие в заговоре М.В. Алексеева и других обманутых генералов сделало возможным успех революции, для которого не доставало ни тяжести Великой войны, ни хлебных провокаций, ни десятилетий информационной войны, особенно усилившейся в 1914-1917. Каждая отдельная причинность недостаточна для понимания революции.

Июль 2013 г.