Михаил Приснодеев. Гражданская война
ДВАДЦАТЫЙ ВЕК
Двадцатый век расправил плечи
В эпоху хаоса идей
И своей пламенною речью
На баррикады звал людей
Привычный мир и ход событий
Был им на гибель обречен,
Но пролегла незримой нитью
Связь поколений, связь времен
1991 г.
* * *
Лава с лавой сходилась в карьере,
Не жалея горячих коней…
Звон железа да стоны людей,
И последний патрон в револьвере.
Бой короткий, как крик в тишину,
Обезумев, метались кони.
И десятки людских агоний
В одночасье слились в одну.
Эскадроны насмерть сошлись,
И рвалась паутинкой жизнь.
По белому снегу – черная пыль,
По красному снегу – тела да знамена.
А в воздухе стылом ни крика, ни стона –
Изрублены люди. Вот горькая быль…
Лишь каркая громко, кружит воронье;
Кровавая жатва – награда для птицы.
И клювы терзают пустые глазницы –
Кто свой, кто чужой все равно для нее…
Эскадроны легли до бойца…
И нет у матери сына, у сына – отца…
Под флагом советов визжит комиссар,
Под стягом России целуют иконы.
В атаку готовы уже эскадроны.
Команда: «Вперед!» на разящий удар!
На лицах, как будущий шрам каждый нерв,
Пульсируют в такт узловатые вены.
Родных нет и близких – лишь красный да белый
И души терзает сжигающий гнев…
А зима на исходе. Осели снега.
Но земле не взрастить колоска.
Мир вокруг вдруг стал тесным
и горьким хлеб;
Кровью c пеплом замешан
в роковом феврале.
1998 – 2011 гг.
ПТИЦЫ-ВОРОНЫ
Зло поземка хлестала плеткой,
Обжигая морозом лицо.
У реки под безвестной высоткой
Батальон наш взяли в кольцо.
Пулемет захлебнулся в ярости,
Изрыгнув раскаленный свинец.
Доживем ли, мой друг, до старости
Или здесь свой найдем конец?!
Птицы-вороны, птицы черные
Над холмами тревожно кружат.
Запылали стога подожженные,
Наши роты в окопах лежат.
В поле всадник во лбу со звездою –
Он на белом гарцует коне;
Но не ангел над грешной землею,
Это демон в кромешном огне.
И трещат, словно стебли соломы,
Залпы частые с той стороны.
За Россию погибнуть, готовы мы
В пожаре священной войны!
Не кружите же вороны черные
Над заснеженной поймой реки.
Догорают стога подожженные,
Батальон наш поднялся в штыки…
1992 г.
АВГУСТ
Господней милостью одарен,
Санкт-Петербург в плену весны.
Застыли юнкера пред Государем.
Их производят в офицерские чины.
Гремит оркестр под Российским стягом
Погоны золотом на кителях горят,
И через площадь под гвардейским флагом,
Держа равненье, шествует квадрат!
Что ждет их: почести и слава,
Изгнанье на чужбину или смерть?
Все в воле Божьей, но Великая держава
С надеждой будет им в глаза смотреть!
Август. Ночью падают звезды.
Август. Притаилась за бруствером смерть.
Август. Канонада, как близкие грозы.
Август. Страшных дней круговерть.
Над Отчизной моей демон красной беды.
Русь по горло в крови, и как вехи кресты.
Восемнадцатый год скомкал судьбы людские.
Восемнадцатый год. Торжество палачей.
Восемнадцатый год. Мы твои рядовые Россия.
Восемнадцатый год. Не сомкнуть перед боем очей.
Предрассветной порой полк поднялся в штыки;
Пулеметов фальцет, частых залпов хлопки…
Август. Ночь роняет последние звезды.
Август. Кровью павших алеет восход.
Август. Канонада, как дальние грозы.
Август. Восемнадцатый год.
1993;1997 гг.
ПРОЩАНИЕ
Уже перерублен причальный канат,
И хриплый гудок эхом рвется.
Над Северной бухтой ударил набат –
Россия без нас остается.
Приспущены вымпелы, знамя в чехле.
Свинцовыми волны стали.
Последний поклон милой сердцу земле –
И горькие слезы упали.
А Константинополь окутал туман.
Базары, дворцы и мечети…
«Как жить без России?» – спросил капитан,
«Мы все ее грешные дети...
В Галиции храбро сражались с врагом,
Потом на кровавой гражданской…
Но видно не все можно сделать штыком,
Винтовкой, шрапнелью и шашкой…»
А время течет бесконечной рекой –
То омуты, то перекаты.
И горя в скитаниях хлебнули с лихвой
Российской Державы солдаты.
Растаял под утро Босфор за кормой –
В Европе встречаем закаты.
Чужие дома меж природы чужой –
Готические фасады…
Париж приютил нас под крышей своей
В сплетении узеньких улиц.
И крик улетающих вдаль журавлей
Меня на рассвете разбудит…
«А что же с Россией?» – спросил капитан, –
«Мы все ее грешные дети…»
1990 г.
Я ПОГИБ ПОД КАХОВКОЙ...
Я в двадцатом погиб под Каховкой
В роковом для России году.
На плацдарме у кручи днепровской
Полк сражался, заняв высоту.
С флангов лили свинец пулеметы
И фугасы взрывали поля,
Но вперед офицерские роты
Поднимала родная земля.
На иконах клялись перед боем,
Под священным штандартом полка,
И гвардейским развернутым строем
Из окопов мы шли на врага.
За Отечество наше Святое,
За Свободу, за Веру и Честь,
За Корону и славу Героев,
За отцов, матерей и невест.
Этот бой стал последним парадом –
Тьма застлала глаза пеленой.
Я погиб под Каховкой в двадцатом –
Степь навеки венчалась со мной…
1990 г.
В ПАРИЖЕ ВЕСНА
Вожделенный Париж! Город шумных балов!
О тебе с восхищеньем вздыхали,
А под сенью березовых белых лесов
Мы покоя и счастья искали…
Но российская смута железной пятой,
Растоптав Идеалы и Веру,
Нас толкнула в кровавый, безжалостный бой.
Каждый в нем получил свою меру…
В Париже апрель, и каштаны цветут
Белым облаком, сладким дурманом.
Только я вспоминаю былую весну,
Старый сад утром ранним, туманным.
Дом родной на холме и тропинку к реке,
Перелески, луга и овраги.
В этой дивной глуши я бродил налегке,
И дубы пели мне свои саги.
А потом все смешалось: война и резня,
Смрадный воздух холодных окопов,
Бунт в столице, раскол и убийство Царя,
В спину штык и насмешки холопов.
Много пролито крови на бранных полях,
Переломано судеб немало…
Сколько нас разметало в заморских краях –
Только Бог знает, что с нами стало…
А в Париже весна, и каштаны цветут
Белым облаком, горьким дурманом…
Я под теплым дождем постою на мосту –
Память мне застилает туманом…
1992 г.