- Мужики! Кому пиво? Без очереди! – кричал слегка поддатый мордатый наглый парень в тренировочных штанах и майке с коротким рукавом, у желтого пивного киоска, оглядывая очередь. Очередь безмолвствовала.

 Стоял жаркий июльский день 1993 года. Людям хотелось пива. И оно, в отличие от совсем недавних времен антиалкогольной кампании, теперь продавалось едва ли не на каждом шагу. Начатая по инициативе сподвижника советского лидера М.С. Горбачева Е.К. Лигачева в июне 1985 года, она в 1990 году «умерла» естественной смертью. Но, пока еще спрос опережал предложение, а посему, не перевелись наглые мордатые субчики, предлагающие купить тот или иной товар без очереди. Расцвет их индивидуальной трудовой деятельности пришелся на вторую половину 1980-х, когда алкоголь продавали в строго ограниченные часы и в строго установленных точках. Такие же проныры, суетились совсем недавно у обменных пунктов валюты. На всю, тогда девятимиллионную Москву, их было два. Один, на Калининском проспекте, другой, на Ленинградском, за мостом, если двигаться в сторону Динамо. Меняли из расчета 200 долларов в месяц гражданину СССР, выезжающему за границу. Или эквивалентная сумма в СКВ. Кто забыл, или не застал те времена, напомню эту аббревиатуру СКВ – свободно конвертируемая валюта. Они предлагали купить без очереди, но, за эту услугу пройдохам надо было отдать 20 долларов, или эквивалентную сумму в СКВ. После того, как обменные пункты появились едва ли не на каждом шагу, они куда-то испарились.

 А еще раньше исчезли «гамщики». Так называли советских пионеров и школьников, которые после уроков, или вместо уроков ехали в центр Москвы и там выпрашивали у иностранных туристов жевательную резинку – «chuwing gum», отсюда их прозвище – «гамщики». А взамен жвачки доморощенные бизнесмены предлагали свои пионерские и комсомольские значки. Хорошо шли значки с изображениями дедушки Ленина и прочей советской символикой. После того, как рухнул железный занавес, и страна ступила на рельсы рыночных отношений, «гамщики» куда-то исчезли.

 Итак, очередь двигалась медленно и вяло. Подошли два молодых парня, о чем-то переговорили с мордатым и он им взял пива без очереди. Но, когда подошел следующий торописька, очередь начала глухо ворчать, и ему пришлось встать в конец очереди. Такое повторилось и в следующий раз. Когда я получил в руки свою посуду, наполненную пивом, мордоворот все еще топтался у киоска.

 Отойдя в сторонку, в тень стареньких яблонь, оставшихся с той поры, когда эти края были московских пригородом, я не спеша вынул сигарету, закурил и отхлебнул свежего. Невольно вспомнился слоган из старой кинокомедии «Кавказская пленница»: «Жить, как говорится, хорошо! А хорошо жить, еще лучше!»

 Попивая пиво, я стал вспоминать о своем знакомстве с московскими пивными. Наступали новые времена, и, хотя приснопамятный закон «О преодолении пьянства и алкоголизма», тихо почил в июле 1990 года, вероятно, эти заведения, знакомство с которыми состоялось много лет тому назад, становились тем, что художники называют уходящей натурой. Как хорошо, что пару лет тому назад я вырезал из «Московского комсомольца» небольшую заметку под названием «Сказание о Ерше Ершовиче». Надо будет ее перечитать лет через десять, а может и двадцать. Ведь в ней перечисляются названия московских пивных и с такими запоминающимися названиями: «Пиночет», «Пупок», «Машкин глаз», «Три коня», «Яма», «Boney M»! И у каждой было, образно говоря, свое лицо. Будь то колоритные завсегдатаи, или, способ, как разбавлять пиво. Увы, познакомиться именно с этими заведениями мне не довелось. И вообще, знакомство с московскими пивными состоялось довольно поздно. Уже после окончания школы, весной 1978 года. В ту пору мне было 17 лет. Кое-кто из одноклассников хвастался в конце выпускного учебного года тем, что на большой перемене успевал сбегать в пивняк с автоматами и там хватить кружку пива. Благо автомат, это не человек, он не будет у тебя требовать паспорт.

 В тот солнечный весенний день я зашел за своим одноклассником, жившим в доме, напротив нашей родной школы. Скинулись и пошли в магазин, на углу Садового кольца напротив кинотеатра «Новороссийск», где купили бутылку пойла, которое называлось «Вермут розовый». Не помню, продали товар моему приятелю, или, он попросил купить какого-то взрослого парня, или, мужика. Зайдя в маленькую стекляшку – пельменную, мы встретили знакомых ребят, вместе с которыми выпили бутылку. После этого пошли в пивную. Неоднократно я проходил мимо нее, но зайти одному туда, честно говоря, было боязно. Зато сегодня я был не один, да и настроение мое можно было охарактеризовать, как легкая эйфория. Поэтому предложение продолжить встречу пивом, мною было встречено безоговорочно.

 На углу Старой Басманной улицы и Гороховского переулка, в подвале углового дома был оборудован пивной зал. Пройдя чисто символический по своим размерам тамбур, спустившись по ступенькам, посетитель попадал в так называемый зал. Вдоль стен, по периметру, были стойки. Единственная стена, где их не было, была та самая стена. В ней были краны пивных автоматов. Кажется, их было четыре. Рядом было окошечко, в котором, человек менял деньги на двадцатикопеечные монеты. В прорезь автомата, как в турникет метро опускалась монета, и, кран наливал кружку пива. О качестве лучше вспомнить как-нибудь в другой раз. А сейчас остановимся на проблеме тары. Кружки были дефицитом. Одноразовой посуды в СССР тогда не выпускали. Поэтому, народ искал и находил выход из данной неблагоприятной ситуации. У кого-то была своя пивная кружка, купленная, или украденная в другом пивном заведении. Может быть даже в другом городе. Другие использовали посуду, изначально предназначавшуюся для других целей.

 В первую очередь это были пол-литровые стеклянные банки из-под консервированных огурцов, помидоров, или, фруктов. Недостатком этой посуды было то, что у банок не была предусмотрена ручка. Если в пивную направлялась небольшая кампания, то лучшей посудой была опять же стеклянная банка, только уже литражом по более. Лучше всего в три литра.

 Позднее, к Олимпийским играм 1980 года, в продаже появилось отечественное пиво в алюминиевых банках. Умельцы, а они на Руси никогда не переводились, такие банки не выбрасывали. Крышка аккуратно срезалась, края загибались внутрь, и, для большего комфорта, киянкой забивались так, что бы нельзя было порезать губы, в процессе потребления напитка. Ручки у такой, с позволения сказать кружки не было. Но, у нее были как минимум два преимущества перед стеклянной банкой. Во-первых, она не билась. Во-вторых, ее легко можно было уложить в карман куртки до следующего похода. Но, все эти виды тары были удобны лишь для тех, кто жил по близости от этого заведения. Тем, кто жил далеко, а в этих краях работал, или учился, оставался только один вариант. Ждать, у кого освободится посуда. «Повторять, будете?» - звучало как пароль. Поэтому в будние дни, точнее, вечера, частенько у пьющего посетителя стоял «хвост» и ждал, когда освободится кружка. Причем нередко к «хвосту» пристраивался еще один.

 А в тот весенний день, выпив по кружке пива, отчего наше настроение стало еще более весенним, мы скинулись еще раз и купили бутылку дешевого портвейна. Пили на стройке, о которой надо сказать хотя бы несколько слов.

 На выходе из Сада имени Баумана на Старую Басманную, в середине 1970-х затеяли стройку. Говорили, что строят районный дворец молодежи. У подростков в округе эта новость вызвала живой интерес. Ведь летняя танцверанда в саду Баумана работала только в летние месяцы. Она открывалась на майские праздники и закрывалась в сентябре. Теперь, говорили в нашей школе, на танцы можно будет ходить зимой! Во дворец!

 Но к тому времени, то есть весной 78-го, стройка застопорилась. Приближались Московские Олимпийские игры 1980 года. Поэтому строительные ресурсы переключили на олимпийские объекты столицы. Но, вслед за Олимпиадой, было решено провести в Москве Всемирный фестиваль молодежи и студентов, повторив аналогичное мероприятие, состоявшееся в 1957 году. Соответственно, ресурсы снова были переключены на другие объекты. И, стройка опять замерла. Со временем она оказалась вовсе заброшенной. Подвальные помещения и возведенные стены, где в один этаж, где два, простояли еще несколько лет и были полностью демонтированы. Деньги в прямом смысле этого выражения, закопали в землю. Сейчас на этом месте газоны, летняя веранда, и, ничего не напоминает о дворце молодежи, который так никогда и не достроили.

 Но вернемся в эпоху позднего застоя.

 После этого первого визита прошло немногим более двух лет, и, я, став студентом – вечерником в те дни, когда у меня не было занятий в институте, по вечерам выбирался в родные края. Непременно посещал знакомый подвал и там частенько встречал кого-то из бывших соучеников по нашей школе.

 Надо сказать, что народ в этой пивной, встречался интересный. Помимо знакомых со школьной поры, разных параллелей и разных годов выпуска, были и другие люди. Например, любили за кружкой пива коротать вечерние лекции студенты из Межевого института, так по старинке жители окрестных улиц и переулков называли МИИГиК – Московский институт инженеров геодезии и картографии. Однажды зимним вечером в углу пивного зала группа посетителей хором затянула на мотив песни «The Beatles» с альбома «Abbey road» «Попурри» -

 Бой! А ну-ка пива налей!

 Пива налей и водки!

 - Что за хор? - в недоумении спросил я у кого-то из моих приятелей школьной поры, с кем я пил пиво в тот вечер.

 - Да это студенты – вечерники из Межевого, лекцию свою здесь коротают, последовал незамедлительный ответ.

 Периодически появлялся некий персонаж, которого называли Миша – божий человек. В детские годы, когда меня, еще совсем несмышленыша родители, или бабушка, водили гулять в Сад имени Баумана, он расхаживал по аллеям, воображая себя стражем порядка. На голове у него красовалась старая милицейская фуражка – синяя тулья и красный околыш, а в руке держал палку, которую он считал полосатым милицейским жезлом. Точнее, указателем, коими были тогда снабжены милиционеры – регулировщики уличного движения. Иногда он кому-то делал замечание. Рассказывали, что видел его и в амплуа дирижера. На сцене летней эстрады – ракушки, в летнее время иногда выступал духовой оркестр. Миша выходил к сцене, внимательно слушал, а потом начинал дирижировать. Дирижерской палочкой ему служил опять же, самодельный жезл милиционера – регулировщика. В начале 1980-х годов он появлялся в нашей пивнушке. Как правило, он брал пиво без очереди. При этом выдавал образец чисто конкретного мышления: «Вот ведь, машина, а денежку любит. Ты ей двадцаточку дашь, а она тебе за это пивка нальет». Если кто-то, явно не местный пытался возмутиться тем, что Миша лезет без очереди, то его мягко, но уверенно «поправляли»: «Это Миша. Он – божий человек. Его обижать нельзя». Непонятливый посетитель, приглядевшись, понимал в чем дело и не мешал Мише купить себе пива. К тому времени, Миша давно уже распрощался со своей милицейской фуражкой образца 1960-х годов. Во второй половине 1980-х, когда «Ямку» закрыли, он как-то появлялся в пивной в Головином переулке в головном уборе типа кепи, таких, что носили солдаты ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Их так и называли «афганками».

 Одно время в «Ямке» появлялся улыбчивый пузатый дядька, со значком депутата районного Совета народных депутатов на лацкане пиджака. И еще более пузатый относительно молодой дядька, в штатском, который был майором ГАИ.

 Был еще один завсегдатай, колоритный персонаж, бывший ученик нашей школы. Он был старше меня года на два. Учился на год старше, да еще в какой-то давний учебный год, его на второй год оставили. Он был выше ростом и крупнее. У него было аж целых три кликухи: Крюндель, Чуня, Дай-дай. Что означали первые два прозвища и откуда они пошли, я не знаю. А вот Дай-дай ему подходило лучше всего. Спустившись в зал, как правило, уже слегка поддатый, осматривался по сторонам. Узрев своих бывших соучеников, тех, кто был по моложе, он, подходил к такому кружку кивал головой в знак приветствия, и, бросив «Привет!», слегка повиснув на плечах младших товарищей, заводил свою песню –

- Дай пивка хлебнуть!

- На.

- Дай дернуть!

- На. Держи.

- Дай десять копеек!

- На.

 Глотнув пивка из чужой тары, сделав затяжку чужой сигареты, которую курили украдкой, в рукав, он с десятью копейками направлялся или в обменник, или, прямиком к автоматам и больше своих младших товарищей, как правило, не беспокоил. Тем более, все знали, что и у него можно будет в трудную минуту и сигаретку стрельнуть и пивка глотнуть и гривенник, или двадцаточку он не пожалеет.

 По будним дням, да еще в темное время года, где-то с ноября – декабря и до конца марта, по будним дням в вечерние часы, в пивной был аншлаг. А уж вечером в пятницу и в субботу, супер аншлаг! В утренние часы в субботу и в воскресение, посетителей было мало.

 Заведение закрывалось около 8 часов вечера. Кто-то, если не местный ехал к себе домой. Местная публика моего возраста направлялась к ближайшему винному магазину, на ходу скидываясь на троих. А если было время и желание, то на троллейбусе направлялись к Покровским воротам, где такая же пивная работала до 9 часов вечера. Ее называли «Железные ворота». Вот уже после ее закрытия, вопрос становился ребром. Или расходиться (разъезжаться) по домам, или сообразить на троих (четверых). Если деньги еще оставались, то принималось решение второе. После покупки вставал вопрос, а где? Как правило, дома были родители и домашний вариант отпадал. Оставалось либо в подъезде, благо тогда никто ни о каких кодовых замках и домофонах в подъездах не ведал, либо где-нибудь во дворах, или за гаражами. Первый вариант имел как свои плюсы, так и свои минусы. Плюсы были очевидны. Минусы, тоже.

 Помимо пивняков в родных краях, в те годы мы иногда нашей разношерстной студенческой кампанией выбирались в чебуречную «Дружба» на Сухаревке, и в еще одни пивняк, который называли «Железные ворота». Он располагался в огороженном дворике под железным навесом в Большом Головином переулке, который острословы переименовали в Больной Головин переулок. Доводилось бывать в пивняке на первом этаже старинного жилого дома с элементами псевдоготики у Яузских ворот. Там из автоматов наливалось пиво «Колос» по цене 15 копеек за кружку. В то время, как в других, за 20 копеек наливали «Жигулевское».

 Эти заведения были своего рода мужскими клубами. Увидеть в таком заведении женщину, а тем паче молоденькую девушку, нашу ровесницу, было чем-то из ряда вон выходящим. Если особа женского пола появлялась в таком заведении, то разве только увидеть кого-то из знакомых и выдернуть оттуда. А если здесь с мужиками пила пиво, то, как правило, это была спившаяся баба – алкашка.

 Курить в той же «Ямке», равно как приносить и распивать спиртные напитки, было запрещено. Поэтому, оглядываясь по сторонам, взрослые мужики курили украдкой в рукав. Изредка, но милиционеры навещали это заведение. Очень редко, когда они кого-то уводили с собой. Чаще всего, заметно перебравшего посетителя. А мы, поскольку были очень молоды, предпочитали, оставив кого-то придержать место за стойкой и за кружками, выходили покурить на свежий воздух. Летом было еще лучше. Достаточно было перейти переулок, и ты оказывался в сквере, перед закрытым в те годы, храмом Никиты Великомученика. Тут же был подземный бесплатный туалет. Иногда, в летнее время, кампания брала с собой свои банки и вольготно располагалась на лавочках в этом скверике.

 Само собой, в тихаря крепкие спиртные напитки сюда и приносили, и распивали. С закуской тоже были проблемы. Ею, как правило, в нашем пивняке, не торговали. Изредка вдруг продавали сваренные в крутую яйца, тут же становившиеся мишенью для местных острословов, а в следующий раз сушки, посыпанные солью. Поэтому закусь надо было приносить с собой. Самой ходовой, была вобла. Однажды мой одноклассник принес с собой леща. Это был праздник. Его ели втроем, или вчетвером. Недоеденный фюзеляж леща подарили какому-то незнакомому мужику. Он был счастлив.

 Если к походу в пивняк никакой подходящей закуски не удавалось купить, то был запасной вариант. На первом этаже жилого дома над пивняком был магазин «Овощи – фрукты». Там можно был купить пакет хрустящего «Московского картофеля». А уж им чего только не закусывали! И портвейн, и пиво, и водку!

 «Железные ворота» на Покровке имели то преимущество, что из помещения, где были краны и столы, можно было выйти в небольшой дворик, и, там спокойно перекурить. За этими самыми железными воротами.

 Все эти заведения пали при первом же натиске горбачевского антиалкогольного закона 1985 года. Закрылась «Ямка» на Старой Басманной, она же Карла Маркса. Чуть позже, «Железные ворота» на Покровке. Исчезла желтая пивная палатка под стенами церкви, сразу за зданием вестибюля станции метро Таганская – кольцевая. Исчезла и ее «сестра» за углом, в одном из Котельнических переулков.

 Дольше всех продержались «Железные ворота» в Больном Головином переулке. Но, в конце - концов, и, они пали жертвой антиалкогольного законодательства к 1989 году. Причем в последние годы завсегдатаи приходили туда со своим бидонами, чайниками, термосами, что, на мой взгляд, свидетельствовало о вырождении племени любителей пива. Кстати, именно там, в Большом Головином переулке я услышал парадоксальную фразу, от некоего безымянного «прораба перестройки». Это был алкаш, как мне показалось на подходе к пред пенсионному возрасту. На его небритом лице выделялись усы, тронутые сединой. Отхлебнув из банки пива, он глубокомысленно изрек: «Жить тяжело….., - сделал еще глоток пива, - Но, жить нужно….»

 Еще со времен студенческой юности, как правило, в августе, я каждое лето ездил погостить к родственникам в Питер. Тогда еще никто не ведал, про гастрономические туры, но с 1987 года вместе с моим школьным другом, неоднократно совершали в городе на Неве не гастрономические туры. За день мы успевали посетить какой-нибудь музей и пивняк. А на вечер затариться водкой. Чаще всего, культпоход по северной Пальмире мы заканчивали на Петроградской стороне. Рядом с Владимирским собором, у торца стены старого жилого дома, стояли две желтые пивные палатки. Мы их разведали с моим школьным другом в августе 1982 года. В последующие годы, я неоднократно, будучи в Питере, навещал это место. Если бы я знал, что буквально в двух шагах отсюда на улице Блохина находится легендарная Камчатка! Та самая котельная, начальником которой был Виктор Цой. Боюсь, что это уже плод моей фантазии. Но мне почему-то кажется, что однажды летним днем, в 1983, а может в 1985 году, в очереди за пивом перед мной стояли два паренька, помоложе меня. С большим термосом. Видимо для большой кампании. И у одного из них внешность была явно не славянской……

 Во всяком случае, в Питере во второй половине 80-х такого безобразия, как в Москве, не было. Почти все пивные точки, памятные нам по первой половине 80-х, функционировали. А очередь за спиртным в винных магазинах, способная отнять от получаса до сорока минут, питерским казалась черес чур длинной. В Москве в те годы, бывало такое, что простоишь несколько часов в очереди и останешься ни с чем. Товар закончился!

 Периодически кто-то из друзей «открывал» в Москве чудом уцелевшую точку, но, по какому-то злому року, через некоторое время она закрывалась. Так, несколько раз с моим школьным другом я успел навестить стекляшку у нижних прудов Лефортовского парка, где свободно продавали бутылочное пиво. Помнится, что весь зал был полон офицеров в шинелях. Это коротали вечер после занятий слушатели многочисленных военных академий, расположенных в тех краях. В ушах стоял гул, как это бывает, когда множество людей разговаривают одновременно. Запомнились и густые пласты табачного дыма. Не помню, разрешалось ли там курить, но курили почти все и курили не таясь.

 Какое-то время функционировала точка на первом этаже жилого дома в районе Таганки.

 На рубеже 80-90-х функционировал «загон» буквально под стенами Спасо-Андроникова монастыря. Это была заасфальтированная площадка, обнесенная забором, внутри которой стояла палатка, в окошко которой подавали продавцу посуду и деньги. Тут же были столы. С этим «загоном» соседствовало и отхожее место. Заведение просуществовало до начала экономических реформ, получивших название шоковой терапии. Во всяком случае, летом 92-го оно работало. Потом его закрыли. Потом сломали. Прошло полтора или два десятка лет и на том месте построили часовню.

 Остальные точки также претерпели со временем причудливые метаморфозы. Точнее их места. Например, тогда же, в самом начале 90-х работала точка – пивная палатка на Рождественском бульваре, на спуске к Трубной площади. Причем соседствовала она с бесплатными общественными туалетами, «М» и «Ж», к тому времени окончательно закрывшимися. Спустя много лет на месте туалета развернулось бурное строительство. Судя по всему, здесь будет навороченный многоэтажный ресторанный комплекс.

 Но, я отвлекся. Видно уж больно сильно зацепило меня не столь давнее прошлое, в которое я мысленно перенесся из 93 года. До моего слуха опять донесся знакомый крик: «Мужики! Кому пива? Возьму без очереди! Пейте пиво пенное, рожа, будет здоровенная!»

 Обернувшись на крик, я не увидел желтого ларька. На его месте стояло какое-то новое сооружение. На вывеске я прочитал название «Кафе – бар». Проходившие мимо меня люди в сторону универсального магазина, были одеты как-то иначе. Не по-летнему. Посмотрев на свои руки, я не увидел ни банки из-под американского арахисового масла, в которую мне налили пиво, ни сигареты. Более того, присмотревшись к рукавам своей одежды, вдруг понял, что я сам одет не по-летнему. Мало того, на мне была куртка, неизвестно откуда взявшаяся. Точно, вспомнилось, что у меня такой нет на данном этапе. Джинсы на мне так же были не моими. Да и ручные часы на запястье, тоже. На всякий случай я потрогал лицо. Усы, брови, волосы на голове были на месте. Значит я – это я. Вот только непостижимым образом из июльского дня я перенесся на два или три месяца вперед. Судя по цвету листьев, сейчас, скорее всего, начало октября. С листьев я перевел взгляд на универсам. Знакомый еще с начала 70-х фасад, украшала незнакомая вывеска «Седьмой континент». Обычно «малолюдная» автостоянка перед магазином, на сей раз, довольно плотно была заставлена припаркованными автомобилями. Причем легковушки были по большей части иномарками.

 Приглядевшись по внимательней к прохожим, мне показалось что в одежде что-то неуловимо поменялось. Но не только в одежде. В прическах тоже. Проходившие мимо двое юношей несли на головах нечто, напоминающее швабры. Их волосы были заплетены в длинные косы, или жгуты. Где я мог видеть что-то в таком стиле? Вспомнилась давнишняя статья в еженедельнике Французской компартии «Юманите Диманш», посвященная жизненному и творческому пути короля музыки реггей Бобу Марли (1945 – 1981) с острова Ямайка. На фотографии у него была похожая прическа. Боб Марли был растафарой, или, последователем растафариантства, религиозного учения зародившегося на Ямайке, последователей которого называют растаманами. Составной частью их культуры является музыка реггей, курение каннабиса и ношение вот таких жгутов на голове. Как они называются? «Я у мамы вместо швабры»? Нет. «Взрыв на макаронной фабрике»? Тоже не верный ответ. Вспомнил! Это называется дредами! Ну да! Как я мог забыть эту песню? Покойный Майк Науменко, гитарист и лидер питерской группы «Зоопарк» пел в ранние 80-е: «Кто заставил меня слушать Боба Марли целый день? Растафара!». Эта строчка звучала в песне, которая так и называется: «Растафара (Натти Дрэда)». А «Натти Дрэда» – это название раннего альбома Боба Марли и его группы. М-да. Появись эти юноши на улицах больших советских городов, в те же самые ранние 80-е, они непременно удостоились внимания со стороны первых встречных милиционеров. А появись они в глубинке, их могли за такие жгуты поколотить и остричь наголо.

 Прошел еще один юноша, чьи волосы были забраны на затылке в хвост. Такие прически появились в СССР на пике перестройки. Их носили неформалы, в первую очередь металлисты и байкеры. В конце 80-х к ним уже не цеплялись.

 Мое внимание привлек молодой парень, проходивший мимо. Правую руку, точнее, кулак, он держал у уха и с кем-то разговаривал. Кулак у уха напомнил мне детсадовскую игру. Вот так один держит руку у уха, а другой, со словами: «Чок - чок, чок - чок, с тово Яша – дурачок», бьет его слегка под локоть. «Яша – дурачок» должен был обернуться и пальцем показать на того, кто дал ему тычка.

 «Сам с собой, что ли говорит?» - подумалось мне.

 Прислушавшись, я не поверил своим ушам. Проходивший мимо меня «Яша – дурачок» и впрямь говорил невидимому собеседнику:

 «Понял. Ты мне на мыло напиши». «На какое мыло, – машинально подумал я – на банное, или хозяйственное? Наверное, его из психушки выпустили. Врачам на лапу дали и выпустили», подумал я. Воображение живо нарисовало картину – «Яша-дурачок» сдирает обертку с куска мыла и чем-то острым, например ключом, царапает на поверхности куска мыла свое послание. Он что идиот? Не проще написать письмо на тетрадочном листе и отправить по почте в конверте, как это делают все нормальные люди?

 «Так это у него радиотелефон» - осенила меня догадка. Месяца два тому назад, когда я ездил в гости к родственникам, живущим в Подмосковье, мой родич звонил с такого телефона, разгуливая по двору. Правда, у этого говоруна он был слишком маленьким. Да и расстояние до ближайших жилых домов было велико. Хотя, я слышал, что-то про новинку такой техники. Называются они мобильными телефонами. С них можно позвонить, откуда угодно. Хоть из леса. Были бы только деньги на счету и зарядка. Судя по тому, что сейчас у многих такие игрушки имеются в наличии, значит, сейчас на дворе не 1993 год. Видимо я «провалился» во времени, здесь в Москве, как в каком-нибудь пресловутом Бермудском треугольнике.

 Словно в подтверждение моей правоты, проходившая тетка с сумкой быстро запустила руку внутрь, откуда донеслась какая-то мелодия. «Поющая сумка?» машинально подумал я. Но, потом догадался, что и у нее в сумке «запел» мобильный телефон.

 А тем временем мордоворот, не замечая, какой нынче век на дворе и что на месте пивной палатки другое заведение, продолжал выкрикивать свой рекламный «слоган» про пиво без очереди. На крик вышли охранники, внимательно посмотрели на него и вежливо попросили отойти от дверей кафе, дабы не отпугивать посетителей. «Посредник» между пивом и потенциальными покупателями отошел на несколько метров и продолжил свою работу на рекламной ниве. Прохожие, идя мимо него, начали оборачиваться на крик и обращать на него внимание. Кто-то, обругав, шел дальше. Кто-то, остановившись, выразительно крутил пальцем у виска. Кто-то снимал на мобильный телефон. Какая-то кампания подростков откровенно смеялась над ним и показывала на него пальцами. Странное дело, этот малый был из той породы людей, которые сначала пускают в ход кулаки, а потом думают. Но сейчас он будто в упор не замечал, что прохожие воспринимают его как посмешище. Тем временем охранники, посовещавшись, стали куда-то звонить по мобильному телефону.

 Вскоре подъехала карета скорой медицинской помощи. К борцу за свободу рыночных отношений направились доктор и два рослых плечистых санитара. Их лица были серьезными и сосредоточенными.

- Любезнейший! – обратился доктор к парню, - Вы устали. Вам надо отдохнуть. А потом, с новыми силами продолжить борьбу за рыночные отношения. Тем более, что вы застряли там, в первой половине 90-х. А сейчас ваши услуги на рынке услуг никому не нужны. Вы что-нибудь другое умеете, кроме как без очереди покупать пиво? Нет? Тем более, вам надо отдохнуть и сориентироваться в современном рынке. Сейчас…

- Не понял, - перебил эскулапа мордатый – тебе че, проблемы нужны?

- Да нет, - промолвил доктор, - проблема, голубчик в Вас самих. И даже если Вы не страдаете психическим расстройством, то вполне попадете под статью о социальных паразитах.

 Любитель пива без очереди разинул рот, да так и остался стоять. Санитары мигом скрутили его и облачили в смирительную рубашку. Только тут до него что-то стало доходить. Он взматерился, но один из санитаров отвесил ему крепкую затрещину и коротко приказал: «Заткнись!». Все вместе они направились к машине.

 Неожиданно мне вспомнился «коллега» этого доморощенного «бизнесмена», которого я видел весной 90-го в магазине «Российские вина» на Тверской улице, которая в то время еще «донашивала» свое советское название – улица Горького. У окна стоял прилично одетый молодой человек, примерно одних лет с тем, что у пивной палатки. На нем было пальто, весьма приличное с виду, белая рубашка и, кажется, галстук. В руках он держал бутылку «Советского шампанского». Потенциальным покупателям он бодро отвечал, цена бутылки – двадцать пять рублей. Услышав цену, потенциальные покупатели окидывали тоскливым взором пустой прилавок и выходили на улицу. Прислушавшись, я уловил слова из песенки, которую напевал «бизнесмен». Кажется, пел на английском. Рефреном повторялись слова: «Russian girl, Give me love». Мои музыкальные вкусы сформировались еще в старших классах, под закат эры англо – американского хард – рока. Поэтому многочисленные попсовые группы, заполонившие сцену и эфир в годы перестройки, мною как музыкальные коллективы не воспринимались. Кажется, юноша напевал песенку из репертуара группы «Комбинация». Припев у этой песенки звучал на английском языке. В те времена, слово «перестройка» триумфально «вписалось» во все языки мира. Перестройка вызывала живой интерес за границей. Наиболее храбрые иностранцы, движимые любопытством приезжали в СССР, дабы своими глазами увидеть это чудо – «perestroika». Видимо на них ориентировался этот «бизнесмен» в магазине «Российские вина». Когда в магазин заходили иностранцы, «индивидуальный предприниматель» заводил свою песенку про русскую девочку, добавляя в текст, в нарушение авторских прав, слова про Москву, советское шампанское и русских девочек. Ошарашенным заморским гостям он предлагал свой товар на английском языке. Кажется, долларов за двадцать. Им такой бизнес был в диковину. Они от него шарахались. Представьте себе, вы идете к себе магазин, в европейском или североамериканском городе, а вам у дверей предлагают купить товар с рук. Бред сумасшедшего!

 Ну а мне показалось, что несмотря на костюм и манеры, в нем было что-то общее с тем типом, который кричал: «Кому взять пиво без очереди!» в июле 93-го.

 «Давненько я не был на Тверской. Может он там до сих пор продолжает работать? Предлагает иностранным туристам купить не в магазине, а у него с рук, «Советское шампанское». Вот только за доллары? Или, за рубли? И по какой цене. Нынешней, или 1990 года? А может, за ним уже вызвали скорую помощь?»

 Тем временем мордоворота в трениках погрузили в карету скорой психиатрической помощи. Зеваки стали расходиться.

 «Эх, - подумалось мне, глядя в след отъезжающему автомобилю, - где же вы были в 90-е».

 Больничная палата было довольно светлой и просторной. На десять коек. Две из которых были свободными. Дверь приоткрылась и санитары ввели новичка. Ретировавшись, быстро заперли дверь. Новичок был одет в более или менее чистые больничные штаны и куртку, безразмерных размеров, в себе он прижимал свернутую в трубку газету. Оказавшись на середине комнаты, он как ни в чем не бывало завел свою песенку про «рашен герлз» и «совьет шэмпэнь». На секунду все умолкли. А через секунду кто-то послал его по известному в России адресу, другой, скомкав газету с руганью запустил в него, за неимением чего-нибудь потяжелее. Еще один обитатель палаты, проворчав: «Где тут возьмешь девок да и бухло?», перевернулся на другой бок.

 Спев очередной куплет, продавец шампанского, опять затянул припев про советское шампанское и русских девочек.

 - Заткнись, урод! Не трави душу девочками и шампанским! Где их здесь видал, а? – прервал его концерт кто-то из пациентов.

 В палате воцарилась тишина.

 Лишь только сейчас, валявшийся на кровати молодой крепкий мужик, с очень короткой стрижкой и в наколках, сел, посмотрел на своего соседа и потом глазами указал на певца. Они медленно поднялись и направились к новенькому. Отчего-то ему стало как-то нехорошо, и он попятился к двери. Приблизившись к нему первый, с улыбкой произнес –

 - Ты тут нам пел про шампанское и девочек? Хорошо поешь. Вот послушали мы тебя, и захотелось нам шампанского и девочек. Ну, вместо шампанского, положим, здесь и чифирь сойдет, а вот ты у нас сойдешь за девочку.

 Новичок разинул рот, да так и остался стоять.

 Дверь снова открылась и на пороге появилась фигура еще одного новичка.

 - Вот, принимайте еще одного – промолвил санитар и так же быстро, как и в первый раз, закрыл за собой дверь.

 Новичок огляделся по сторонам и громко крикнул –

- Эй! Мужики! Кому взять пива? Возьму без очереди! Пейте пиво пенное харя будет здоровенная!

- Заткнись, урод! Если не заткнешься, я тебя пивом угощу! Моим. И без всякой очереди! Будет тебе моего пива собственного отлива!

 Москва, 2017 год.