О моем друге Савве и одной приставке русского языка

 Умер друг у меня. Вот беда…

 К. М. С.

 И вот когда горчайшее приходит:

 Мы сознаем, что не смогли б вместить

 То прошлое в границы нашей жизни. . .

 А. А. А.

 Впервые я подумал о трусости нашей памяти на вечере в Александро-Невской Лавре, где о Ямщикове говорили ближайшие друзья. Савва был прежде всего воин, благословенный преподобным Сергием на защиту российской культуры и русских традиций. И он, изнемогавший под тяжестью непослушного громадного тела, не задумываясь, бросался в любое сражение с любым противником. Мы же стояли у Непрядвы в засадном полку для окончательного торжества. Но ведь хорошо известно, что в отсутствии Саввы придет Тохтамыш и снова сожжет Москву…

 Познакомиться с Саввой можно было просто и без всякого повода. И вам бы обязательно нашлось дело: вы развозили бы по адресам только что напечатанные книги или участвовали бы в развеске картин на выставке, или искали очень нужного для Саввы человека, или организовывали съемки вполне достойных событий, непосредственным участником которых был Ямщиков. В крайнем случае вы понадобились бы для того, чтобы первым услышать очень грозные слова, которые Савва только что написал по адресу своих врагов для произнесения в вечерней радиопередаче. Нет, вы еще должны были (обязаны!) прослушать его взволнованную речь и ответить на вопрос: «Ну, как, старик, я им задал перцу?»

 Вы, конечно, досадовали бы, что вас отрывают от важных дел, но не долго, только в первые мгновенья неожиданного СО-ТРУДНИЧЕСТВА, а далее уже могли гордиться, что вместе с Саввой привезли картины Честнякова, Зверева или Маслова, что держите в руках уникальные иконы и даже СО-ВЕТУЕТЕ, как и где их поместить в выставочном зале, чтобы свет из окна не мешал; пьете чай с прекрасными провинциальными людьми и даже открываете памятник не каким-нибудь шигалевым от марксизма-ленинизма, а самому протопопу Аввакуму.

 СО-БЫТИЕ. Знакомство с Саввой и дружба с ним было громадным со-бытием моей жизни. Он открыл мне настоящую Россию, Святую Русь, которая и до сих пор жива для тех, кто умеет видеть, недостижимый идеал в целом и такие близкие и родные отдельные его составляющие. Не то чтобы я без Ямщикова не ведал о свершениях Великого Новгорода и Пскова, Ярославля и Костромы, но я знал и видел их как бы из окна экскурсионного автобуса, может быть, даже выйдя из него и внимательно слушая: «Посмотрите налево, посмотрите направо…» Савва открыл мне лучших людей моего Отечества, о которых я не подозревал, а большая часть моих современников и поныне их не знает, но они и есть настоящая элита страны, тихо и самоотверженно служащая родине. СО-БЫТИЕМ были наши поездки по русской провинции, а собеседниками Дионисий, Феофан или безымянные творцы живописного Евангелия на стенах псковского Преображенского собора в Мирожском монастыре.

СО-ГЛАСИЕ… Ранним летом мы ехали в нижегородское село Григорово. Наш старенький «Рафик» сломался там, где нужно: как раз напротив знаменитой жемчужины русского зодчества - церкви Покрова-на-Нерли. Пока шли к храму Савва расчувствовался. «В студенческие годы мы проходили здесь летнюю практику, здесь я испытал первую любовь…» Когда Савву охватывало вдохновение, из его памяти выпрыгивали удивительно образные детали: «В рукаве ее платья стоял дивный запах шиповника».

•  Шиповник - это ведь бывшая роза, - сказал я, вспомнив свой севастопольский горький опыт, где после смерти мамы кусты роз, одичав, превратились в шиповник.
•  Нет, - ответил Савва, - у розы смрадный запах, а у шиповника дивный.

Дивный и смрадный - частые прилагательные саввиных речей.

 В Григорово, родное село неистового Аввакума мы ехали вместе с первым памятником протопопу-старообрядцу и его автором известным скульптором Вячеславом Клыковым. И Вячеслав Михайлович, Слава, и протопоп были тогда одинаково близки Ямщикову, выросшему в старообрядческой семье. Слава был тогда «дивный друг» и СО-РАТНИК. Рассорились они в тот год, когда Клыков изваял маршала Жукова и добивался установки памятника у Исторического музея, а Савва стал яростным противником и самой скульптуры и особенно того, чтобы установлена она была в самом центре Москвы… В дальнейшем Ямщиков уже не принимал ничего из сделанного Вячеславом Михайловичем. Но в дни тяжелой болезни Клыкова, зная, что я бываю в мастерской скульптора на Ордынке, Савва спросил: «Ты был у Клыкова? Как он?»

- Исхудал. Тень от того красивого, высокого широкоплечего курского богатыря.

- Спроси как-нибудь осторожненько, не могу ли я чем-нибудь ему помочь. СО-СТРАДАЛ.

 СО-ЖАЛЕНИЕ. Теперь умерли оба. И там, где «апостол Петр еще позвякивает ключами» (из письма И.П. Золотусского) Савва и Слава, конечно, встретились и по-братски обнялись. Оба они были в моей жизни уколами, прививками от глупости, пошлости и бездарности.

 СО-РАТНИК. О том, что Савва обладал достоинством истинно русского интеллигента, никогда не терялся перед лицом самых высокопоставленных державоносцев, будет кому рассказать и без меня. Я не был свидетелем этой его отваги и знал о ней из уст других его друзей.

 Но не все, наверное, могут представить себе нашего друга не в качестве «горлана-главаря», не подавляющего своей убежденностью и аргументами, а усердно внимающего и даже что-то записывающего на клочках бумаги. Было это в Питере, на Коломенской улице, сначала в коммуналке, а затем в отдельной квартире, полученной Львом Николаевичем Гумилевым за полтора года до его кончины в 1992 году.

 Имя Большого Льва, как звали Гумилева близкие, во многих наших спорах превращалось в высшего и мгновенного арбитра.

 Третий час ночи. Савва звонит мне в Питер, захлебывается: «Витя, я тут познакомился с потрясающим историком Ж. Он мне такие документы о Сталине показал и хвалил его, что я засомневался, старик!»

- Савва, представь себе, что ты это говоришь Льву Николаевичу, что было бы?

- Он бы меня обматюкал!

- Обматюкай своего историка Ж. И спи спокойно.

О-СО-ЗНАНИЕ. 16 июля за рулем «Улана» я ехал в Севастополь. Огибая Псков (тогда мы ездили через Чернигов-Киев), позвонил Савве. Он лежал в псковской больнице и сразу закричал, что все уже в порядке, что его перевели из реанимации в обычную палату, что половина Пскова его навещает, завалили ягодами и фруктами… Кажется, именно в этот же день депутаты местного совета (Законодательного собрания?) тайным голосованием отказали Савве в чести стать почетным гражданином Пскова. Но Ямщиков об этом уже никогда не узнает. О его смерти мне сообщили на севастопольском городском кладбище, куда я пришел к свежей могиле одноклассника и друга капитана первого ранга Олега Белонина.

 В моих сумерках стало еще темнее…

 Псков был последней любовью Саввы. О красоте и своеобразии Пскова он мог говорить бесконечно, часами, о судьбе этого города Савва постоянно тревожился. «Половина жителей средневекового Пскова были художниками, иначе кто бы смог создать столько храмов и написать такое невероятное количество икон!» В битве за Псков Савва испытал немало поражений, но никогда не отступал и побед у него было значительно больше. Не случайно, что и его священная дорога, последний путь вел к псковскому холму Воронич с видом на пушкинское Тригорское, к восстановленной церкви Святого Георгия, православного воина, кем по-настоящему и был в этом мире наш Савва. А похороненным на холме Воронич забвение не грозит.

 Без Саввы нам всем, его друзьям, жить стало тяжелее. Приведу очевидный пример.

 Прошлым летом в день памяти и скорби, 22 июня 2011 года, в качестве воинского мемориала было открыто Богородицкое поле, на котором 16-я армия генерала Лукина сражалась в окружении и на несколько решающих дней задержала германское наступление на Москву. Открытие Богородицкого поля состоялось благодаря многолетним усилиям Виктора Евгеньевича Кулакова, директора музеев грибоедовской и нахимовской Хмелиты. Но осенью прошлого года какой-то негодяй ночью, разворачиваясь на машине, разбил три стеллы-памятника в честь погибших в вяземском котле армий. Кулаков буквально рыдал в телефонную трубку. Памятники тихо-мирно восстанавливали на средства смоленского губернатора.

 Но какой крик поднял бы Савва в газетах, на радио и на ТВ!

 Ямщиков был СО-ЛИСТ с обостренным чувством СО-ВЕСТИ.

 Мы так кричать не умеем.

 Июнь 2012 года.

Виктор Правдюк,

режиссёр-документалист, историк,

член Попечительского совета РПО им. Императора Александра III

г. Санкт-Петербург