Памяти моего деда Флегонта Петровича Попова.

 «Два чувства дивно близки нам –

 В них обретает сердце пищу –

 Любовь к родному пепелищу,

 Любовь к отеческим гробам…»

  А.С.Пушкин

«Память – преодоление времени,

 преодоление смерти».

 Д.С.Лихачев

ВСТУПЛЕНИЕ.

«Святой апостол Флегонт».

 В послании к Римлянам святой апостол Павел между другими членами римской церкви приветствует и Флегонта (Целуйте Асигкрита, Флегонта, Ерма, Патрова, Ермия и других с ними братьев). Из этого видно, что Флегонт жил в Риме и может быть и уроженец римский, принадлежал к церкви римской, и, вероятно, был одним из выдающихся в ней деятелем; но ничего о Флегонте, кроме имени, неизвестно из св. Писания. Церковное предание (Дорофей Тирский) причисляет его к 70 апостолам и, вероятно, был обращен ко Христу святым апостолом Павлом; впоследствии св. Флегонт был епископом Марафона Фригийского (в Синаксаре Марафина), где и скончался мучеником.

  В службе святым апостолам 8 апреля святой Флегонт называется «божественным» (2-й стих на Господи воззвах). Ему из всей службы посвящено только два стиха в 7-й песни канона. В одном из них он прославляется как истребитель и попалитель лестного учения и горячий проповедник божественного учения. Этот стих составлен преподобным Иосифом Песнописцем, творцом канона, соответственно значению имени Флегонта, каковое имя на греческом языке означает «пылающий, горящий»: «Попалил еси, Флегонте священне, огнем божественных словес твоих всяко лестное терние и сердца окаянно угасшая теплотою духа вжегл еси явленно» *(2-й стих).

  В 3-м стихе 7-й песни о св. Флегонте говорится, как о епископе г. Марафона. «Марафонстии жители предстателя тя величайша и учителя изрядна, и светильника, и наставника имуще, Флегонте славне, почитают тя непрестанно». Православная церковь совершает память святому апостолу Флегонту 8 апреля вместе с Иродионом, Агавом, Асигкритом и Ермом а также 4 января в соборе св. 70 апостолов. В римской церкви память его совершается также 8 апреля. Есть мнение, что св. Флегонт был из вольноотпущенных императором Нероном».

Архиепископ Димитрий (Самбикин).

 «Православный собеседник» – 1906. – т.2. – с. 401-402.

*Священник Хабаровского Успенского собора перевел эту фразу со старославянского языка так:

 «Попалил, Флегонт священный, огнем Божественных слов твоих всякое лживое терние и сердца, окаянно угасшие, теплотою духа зажег явственно».

Молитва святителя Игнатия (Брянчанинова):

 «Спаси, Господи, и помилуй рабов твоих (имена) словами Божественного Евангелия, чтомыми о спасении раба Твоего. Попали, Господи, терние всех их согрешений, и да вселится в них благодать Твоя, опаляющая, очищающая, освящающая всего человека во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Аминь» **

 **(Сравнивая смысл и построение фраз в стихе и молитве, нельзя не отметить, что понятие «терние» имеет более широкую трактовку – не просто как колючий кустарник, а как термин, усиливающий метафору негатива: «лестное терние», то есть лживое учение; «терние согрешений», то есть греховные дебри; «сквозь тернии к звездам», то есть от низменного к высокому, духовному. Виталий Голышев).

* * *

 Уважаемая редакция журнала «Наука и жизнь»!

 Я являюсь давним Вашим читателем, однако обратиться к Вам с просьбой отважился впервые. Эту решимость мне придает светлая память о моем деде, Флегонте Петровиче Попове, интересном человеке, прожившем долгую и трудную жизнь (он умер более двух лет назад на 90-м году жизни), много повидавшем и испытавшем на своем веку. Он был человеком удивительно разносторонним и увлекающимся, обладавшим обширными знаниями, сохранившим до глубокой старости удивительно острый ум и память, интересным рассказчиком и неисправимым спорщиком и, наконец, во многом оказавшим влияние на формирование моего мировоззрения.

 В круг его интересов попали многие отрасли человеческих знаний: от истории, политики и географии до литературы, музыка и живописи.

 К моему великому сожалению мы мало виделись и общались с ним последние десять лет, что связано с моей военной службой на Дальнем Востоке и весьма редкими и краткосрочными наездами домой к родителям в периоды отпусков. Я, наверно, в свое время, оказался не очень настойчивым в своем желании побольше узнать о его жизни – о таких ее периодах, как февральские события 1917 года в Петрограде, где он в то время учился, о его участии в организации Минусинской коммуны в Сибири в доколчаковский период, о годах, проведенных в Ухтинских лагерях во времена культа личности, а также подробнее расспросить о его увлечениях, творческих замыслах.

 В его архиве сохранились значительные коллекции художественных открыток, марок, спичечных этикеток, монет и бумажных денег, часть которых мы начинали собирать с ним вместе еще во времена моего детства.

 Последние годы жизни он занимался составлением справочника по русской истории, систематизированного алфавитного справочного пособия по иностранной, русской и советской живописи, а также увлекся редкой наукой – ономастикой (наукой о фамилиях) и собрал значительную коллекцию фамилий.

 В прошлом году, находясь в отпуске, я часть времени посвятил разбору архива. И, по мере ознакомления, возникло и окрепло желание – если не продолжить (сомневаюсь, что в настоящем найду много свободного времени), то хотя бы сохранить и привести в порядок все записи, систематизировать и обобщить все имеющееся, постараться правильно распорядиться имеющимся материалом.

 И в связи с этим хотел бы обратиться к Вам с просьбой. В 1986 году в двух номерах журнала «Наука и жизнь» (№№ 6 и 12) были напечатаны статьи В.А.Никонова, посвященные ономастике, в одной и которых, кстати, дается подробное объяснение происхождению и нашей фамилии.

 В архиве моего деда сохранилась большая коллекция фамилий граждан СССР, проживающих в юго-западной части нашей страны, в Молдавии, в республиках Средней Азии и в Казахстане, которую он собирал последние 20 лет. Реальной научной или познавательной ценности этого материала я определить не могу.

 Обращаясь к Вам, я не претендую на опубликование этого материала, но хотел бы исполнить свой долг и передать этот материал в руки специалиста, для которого этот материал мог бы быть нужным и полезным, а не лежать в столе без движения долгие годы.

 Поэтому прошу Вас по возможности переслать это письмо товарищу В.А.Никонову либо любому другому специалисту, или сообщить их адрес для того, чтобы обратиться непосредственно к ним.

 О себе. Я, Голышев Виталий Юрьевич, военнослужащий, 39 лет.

 С уважением.

 Роспись.

 29 июня 1988 года.

_______________________________________________

«НАУКА И ЖИЗНЬ»

Ежемесячный научно-популярный журнал

 Всесоюзного общества «Знание»,

 Издательство «Правда», Москва, центр, ул.Кирова, 24

 14 сентября 1988 года № 923/26

 Уважаемый Виталий Юрьевич!

 Приносим Вам свои извинения за задержку с ответом.

 К сожалению, не можем выполнить Вашу просьбу: Никонов В.А. скончался. Владимир Андреевич работал в институте этнографии им. Н.Н.Миклухо-Маклая АН СССР (117036, Москва, ул. Дмитрия Ульянова, 19).

 С Вашим вопросом советуем обратиться в этот институт.

 С уважением,

 Литсотрудник Л.Клейменова

 __________________________________________________

Академия наук СССР

Ордена Дружбы народов

ИНСТИТУТ ЭТНОГРАФИИ

им. Н.Н.Миклухо-Маклая

 117036, Москва, В-036,

 ул. Дмитрия Ульянова, 19

 02.11.89г. № 14110/2912

 Глубокоуважаемый Виталий Юрьевич!

 Благодарим Вас за Ваше письмо и за Ваш дар Институту этнографии – 15 тетрадей Ф.П.Попова с записями фамилий граждан СССР, проживающих в юго-западной части нашей страны, в Молдавии, в республиках Средней Азии и в Казахстане. Это богатый и интересный материал. Записи Флегонта Петровича будут переданы в архив Института этнографии АН СССР. Надеемся, что к ним будут обращаться ученые, занимающиеся ономастикой народов СССР.

 С уважением и благодарностью –

 Ученый секретарь Института

 к.и.н. М.Ю.Мартынова

2

Я начинаю эту работу спустя ровно двадцать пять лет после смерти моего деда Флегонта Петровича Попова, ушедшего из жизни 1 марта 1986 года и нашедшего свой последний приют в Кишиневе, на кладбище «Дойна».

 В 2006 году мы с женой побывали в Кишиневе, в городе, где прошло мое детство, где я окончил школу, и откуда началась моя самостоятельная жизнь. События двадцатилетней давности, гибель некогда грозного и, казалось, несокрушимого Советского Союза, последовавшие за этим «парады суверенитетов» бывших союзных республик, больно ударившие по судьбам всех проживавших в них народов, и, прежде всего, русского, - все это разрушило существовавшие связи.

 И не только между живыми людьми, но и духовную связь с теми, кто ушел в мир иной. Это же в полной мере коснулось и нашей семьи. На «Дойне» покоится прах многих людей, которых я знал с детства, в обществе которых я рос, проходил школу жизни и мужал, которые помогали мне стать человеком. И это не только поколение моих дедов и отцов (в ранге их сверстников), но, увы, уже и поколение моих сверстников и друзей.

 Я не был в Кишиневе пятнадцать лет, куда до того приезжал с семьей почти каждый год в отпуск в гости к живущим там моим родителям. Последний раз я побывал там с сыном в 1991 году, а на следующий год в Молдавии начались известные события националистического толка, сопровождавшиеся кровавыми разборками между Тирасполем и Бендерами. Русскоязычное население стало в массовом порядке покидать эти, некогда благословенные, края. Нам пришлось срочно заняться решением вопроса о переселении папы с мамой к нам на Дальний Восток, результатом чего стал их переезд осенью 1992 года на постоянное место жительства к нам в Хабаровск.

 Кишинев конца мая 2006 года встретил нас изнурительной жарой, но когда мы на следующий день по приезде собрались на кладбище поклониться могилам двух моих бабушек (по материнской и отцовской линии) и могиле деда Флегонта, природа словно сжалилась над нами, с утра накрапывал теплый дождик, то прекращаясь, то возобновляя свою спасительную прохладу.

 Кладбище «Дойна» (в переводе с молдавского означающее «грустная молдавская народная песня») находится на окраине города и разделено на две части – старую и новую. Мамина мама Галина Андреевна Попова (в девичестве Тольская), ушедшая из жизни в 1971 году, была похоронена на старом кладбище, а папина мама Прасковья Ивановна Голышева и дед Флегонт – на новом. Мама в последние годы жизни в Хабаровске глубоко переживала за бесхозные могилы, оставленные без присмотра в далекой Молдове. Поэтому я посчитал своим святым долгом посетить и поклониться их праху, для чего с маминой могилы (мама ушла из жизни 14 марта 2000 года и похоронена в Хабаровске) привез землю на бабушкину, а с бабушкиной – привез землю на мамину в Хабаровск.

 Мы с женой долго искали могилы обеих бабушек (пришлось даже мысленно обращаться к Всевышнему и, видимо, это помогло), с трудом, но все же нашли. А вот могилу деда Флегонта так разыскать и не смогли, хотя на руках были ее точные координаты. Не хочу рвать себе душу нехорошими предположениями о том, что ее просто могли снести, но тяжелое, гнетущее чувство меня не покидало все последнее время. Я знал, что в течение длительного времени могилы посещали наши бывшие соседи по двору Осиповы, Кочины, Жерновы (их близкие тоже покоятся там) - но, тем не менее, было то, что было…

 И вот в начале 2009 года по Интернету меня разыскала моя бывшая соседка по кишиневскому двору Верочка Лысенская, которая тоже давно покинула Кишинев и с семьей перебралась в Украину. Ее отец – Дмитрий Кириллович – офицер, был сослуживцем моего отца, и долгие годы дружил с дедом Флегонтом. Несмотря на разницу в возрасте их объединяло многое – и любовь к художественной литературе, и умение общаться, слушать и слышать друг друга, а также неподдельный азарт спорщиков. Он тоже покоится на «Дойне».

 Когда я рассказал ей о нашей жизни, об общих знакомых, поделился своими впечатлениями о поездке в Кишинев, рассказал о посещении кладбища, она связалась со своим старшим братом, ныне живущим в Кишиневе и также хорошо знавшим моего деда, и попросила его уточнить в отношении сохранности могилы. Через некоторое время он сообщил ей, что могила в неприкосновенности. Это известие сняло тяжелый камень с моей души!

* * *

 Казалось бы, что может быть легче, чем написать о близком тебе человеке, с которым тебя связывают родственные связи, с кем ты прожил под одной крышей не один год, кто с детства помогал тебе в собственном становлении, кто своим жизненным опытом мягко и ненавязчиво наставлял на путь истинный, разъяснял, что хорошо, а что плохо, кто пытался привить тебе любовь к отечественной литературе и истории, к музыке и живописи, кто, в конце концов, сыграл не последнюю роль в твоем выборе профессии.

 Но вот когда ты всерьез задумываешься над необходимостью изложить все это на бумаге, перед тобой неожиданно встают почти непреодолимые препятствия. Как лучше отразить и объективнее поведать о жизни твоего пращура на фоне минувшей эпохи? Как рассказать, чтобы твои потомки почувствовали не только ее вкус, поняли и осознали те условия, в которых жил, творил и мыслил герой твоего повествования, прочувствовали, чем он руководствовался, принимая то или иное решение для своих поступков, в конечном счете, определивших его судьбу? Как построить свое повествование, чтобы они ощутили собственную причастность и к веку минувшему, и свое место в настоящем, и прониклись глубоким уважением к собственному генеалогическому древу, молодыми ветвями коего они сами являются, к своим дальним и близким родичам, донесшим до нас, ныне живущих, свою правду жизни, свою боль, свою выстраданную жизнь и, тем самым, помогли бы ответить на главный вопрос: как жить, что делать в этой жизни?

 Наверно я возлагаю на себя непосильную задачу, потому что дед Флегонт, к великому сожалению, не оставил после себя никаких письменных свидетельств о своей жизни, ни дневниковых записей, ни писем родным и близким. И все же осталось нечто такое, что позволяет предпринять эту попытку. Это те немногие бумаги, которые связаны были с его жизнью, несколько записных книжек времен учебы в реальном училище в Питере, трудовая книжка, справка о реабилитации, его богатые коллекции марок, бумажных денег и монет, художественных открыток, его неоконченные записи в виде рукописного справочного пособия по русской истории.

 Это и составленное им генеалогическое древо фамилии Поповых Минусинских. Это и старинные фотографии в одном из многочисленных фамильных альбомов, заботливо хранящихся в архиве отца – фаната фотографии, который всю свою жизнь исповедует принцип, что самая лучшая память – зрительная, передающаяся нам в запечатленных фотоснимках. Эту страсть и убежденность он в полной мере передал и мне. Это и воспоминания мамы о собственной семье, о родословных семей Тольских и Поповых, откуда берут свои родовые корни бабушка Галина Андреевна и ее муж, герой моего повествования Флегонт Петрович – мамины отец и мать. Эти воспоминания она оставила всем нам в наследство, чтобы сохранить память о наших предках по материнской линии для молодых поколений. Наконец, осталась моя собственная память о деде Флегонте.

 Наверно сохранились какие-то материалы о нем и в Минусинском краеведческом музее, так как я помню те практически ежегодные поездки деда к себе на родину в Минусинск, когда в 60-70-е годы он проживал с нами в Кишиневе, и здоровье еще позволяло ему эти не близкие путешествия. Он рассказывал в те годы, что посещал этот старинный и богатый своими традициями, экспонатами и историческими материалами музей, имеющий к тому же большую научную библиотеку. Музей организовывал в те годы встречи со старыми ветеранами города и района, на которых присутствовал и дед, эти встречи и воспоминания записывались в том числе на магнитофон. Как было бы интересно воспользоваться этими записями – живыми свидетелями эпохи.

 Большие надежды в собственных поисках я возлагаю на то, что у меня хватит сил, желания и присутствия духа привлечь к ним моих родных, друзей, знакомых и просто грамотных в своих областях знаний и порядочных в своем бескорыстном желании помочь людей, различные органы власти, общественные и культурные структуры, историческую и художественную литературу, средства массовых коммуникаций и, прежде всего, Интернет. Надеюсь, что мои стремления и усилия по поиску дополнительных материалов будут в полной мере вознаграждены ценными историческими находками, которые позволят объективно и максимально всесторонне осветить события жизни моего пращура.

 И все же меня гложет одна тяжелая мысль, не дающая мне покоя все эти годы, со дня ухода деда Флегонта из жизни. Эта мысль о собственной вине за ту нераспорядительность, ту инертность, которую я проявил в свое время в отношении нежелания убедить деда поделиться своими письменными воспоминаниями о прожитых годах, о перенесенных лишениях, о мыслях и чувствах, переполнявших его в те нелегкие годы. Да, наверно правильно говорят в мире, о том, что мы – русские «и ленивы, и нелюбопытны!». И еще о том, что мы сильны лишь «задним умом».

 А ведь дед не дожил до перестройки и гласности какие-то год-полтора. Он ушел из жизни в начале 1986 года, на заре гласности, а сама она развернулась во всей своей широте чуть позже, где-то с конца 1986 – начала 1987 годов. Тогда на нас обрушилось столько ранее закрытой информации, что она захлестнула нас своей жутковатой правдой, открыла глаза на многие темные пятна нашей истории, назвала множество ранее неизвестных, забытых или запрещенных фамилий отечественных исторических деятелей. В том числе тех, с которыми дед непосредственно общался или был их современником. Ушел в мир иной непосредственный свидетель и участник тех нелегких лет двадцатого столетия, которые прошла наша многострадальная Россия… Как горестно от того, что это уже ничего нельзя ни исправить, ни восстановить!

* * *

 Не одно поколение россиян задумывалось над сакраментальными вопросами бытия: «Откуда есть пошла Земля русская?»; «Где корни всех наших несчастий и бед?»; «В чем причина того, что многие народы не только не понимают нас, но, зачастую, боятся или не любят?»; «Отчего мы, с непонятным для других народов упорством, продолжаем наступать на собственные грабли?»; «Почему мы допустили на своей земле и в собственной, ни на кого не похожей, душе распространение чуждых нам идей социализма, коммунизма, шовинизма и с такой легкостью в течение трех четвертей двадцатого века почти полностью разрушили православную веру, являвшуюся в течение тысячелетия духовным светочем нашей жизни?»; «Почему мы так убийственно безразличны ко всем допускаемым в отношении нас несправедливостям и покорны любому злу на фоне того, когда другие народы и за меньшие ущемления собственных прав берутся за булыжник или автомат?». Почему? Почему? Почему?..

«Белым саваном над Россией – вьюга, вьюга…

 Вечным стоном России – война, война…

 Не уйти от вопросов порочного круга:

«Правда – в чем?», «Делать – что?»,

 «За кого?», «Чья вина?»

Высшей мерой характера – страсть, страсть…

Горше всех утешений – молитва, молитва…

Точка в споре любом – нож, топор или бритва…

Слаще всех наслаждений – власть, власть!

. . . . . . . . .

Широка, необъятна, сурова ты, Русь!

Как понять нам тебя, как дойти друг до друга?

Ты – и радость моя, ты – и слезы, и грусть.

Освежи нас дыханьем своим, ВЬЮГА, ВЬЮГА!..»

* * *

 «Что в имени тебе моем?..» Значение и тайна имени, то есть то, что заложено в него веками, говорят, оказывает огромное влияние на характер его носителя, его поведение и, в конечном счете, на его судьбу. Великий русский ученый, религиозный деятель и философ Павел Флоренский писал: «Существует тайная гармония между именем человека и событиями его жизни».

 Имя «Флегонт» в современном русском языке наверно все же приходится отнести к раритетам. Во всяком случае, я за всю свою жизнь не встречал этого имени ни среди людей моего поколения, ни среди более молодых поколений. Мне и в детстве было смешно, как бабушка Галина Андреевна называла своего мужа уменьшительно-ласкательно уморительным (и скорее женским, в моем понимании) именем «Флена».

 Да и мама всю жизнь мучилась с этим ее отчеством, странным для многих, занимавшихся канцелярской работой, недалеких бюрократов мелкого и среднего звена, когда они, оформляя для нее разного рода бумаги, умудрялись исказить или просто переврать это трудное, в их понимании, имя. И в итоге частенько она оказывалась то «Хлебовной», то «Хлебонтовной», а то и «Фленовной» и т.д.

 А вот как трактуется имя «ФЛЕГОНТ» в разных статьях и на разных форумах в Интернете:

 ФЛЕГОНТ (горящий); (Рим. 16:14) – Римский Христианин, которого приветствует апостол Павел в своем послании. По преданию он был одним из 70 апостолов, и впоследствии был епископом фракийского города Марафона. Память его: 8 апреля и 4 января (а дед Флегонт родился 1 января 1897 года по старому стилю).

 (Энциклопедия архимандрита Никифорова).

 В других статьях, в том числе в «Википедии» (интернет-энциклопедии), имя ФЛЕГОНТ (греческое, в другом тексте – латинское) обозначает пылающий, горящий, ревностный, палящий, сжигающий, озаряющий.

 Согласитесь, есть что-то мистически-сакраментальное, и, даже, если хотите, обрядово-ритуальное в этом понятии. И это возвращает нас к словам Павла Флоренского о связи тайной сущности имени и судьбы человека. Что было заложено Всевышним в душу этого человека? Какой жар воспламенил и сжигал его душу, какие мысли озаряли его чело в процессе жизни? Как отразилась суровая действительность жизни на его натуре, заложенной в его имени? Как она, эта действительность, гасила постепенно – искру за искрой - этот костер желаний и возможностей, заложенный в его душу Провидением?

 На долю поколения наших дедов, родившихся на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий, выпало столько бед и лишений, что их наверно хватило бы на несколько более молодых поколений. Сколько судеб было изломано, сколько несбывшихся надежд ушло в песок времени, сколько было разрушено веками казавшихся незыблемыми государственных, духовных и семейных устоев, какой переворот в умах разных слоев населения – от голубых кровей высших слоев общества и рафинированной интеллигенции, до низших рабоче-крестьянских окраин и люмпенов с самого человеческого дна – произвели пролетевшие первые полстолетия века двадцатого. Прогрохотавшие годы с их войнами, революциями, делением людей на «своих» и «чужих», разрушениями, голодом, болезнями.

 И постепенно этот пыл, этот жар, это горение, дарованное вместе с именем природой и Всевышним, угасали под тяжким воздействием окружающей среды, затухали, уходили внутрь человека, не находя выхода. Что может быть трагичнее, чем это, совершающееся над природой человека, насилие? «Вы сделали из меня, неисправимого говоруна и спорщика, великого молчальника!» - часто с обидой восклицал он в последние годы жизни. Эти слова относились наверно не столько ко всем нам и, в частности, к моему отцу, Голышеву Юрию Прохоровичу, с которым они частенько спорили, но откровенничать с которым дед побаивался.

 Наверно в его генах был заложен тот извечный страх в целом перед сталинской Системой, которая на раз ломала ему жизнь в тридцатые – пятидесятые годы. А отец в его глазах был ярым представителем этой Системы – типичный офицер сталинской выковки, с жестким, негибким мировоззрением, воспитанным на аксиомах марксизма-ленинизма. «Вот такие, как ты, и посадят меня снова на нары за мои откровения», - говаривал он в ответ на предложения отца изложить на бумаге свои воспоминания. А вспоминать было что!..

3

 Начиная свой рассказ о деде Флегонте, я возьму за основу, и далее буду опираться на письменные воспоминания моей мамы, Голышевой Маргариты Флегонтовны, которые она оставила потомкам, под названием: «Кого помню и чту. Моя семья». Моя мама родилась в феврале 1924 года, а ушла из жизни в марте 2000 года. Она родилась в 20-м столетии, прожила в нем 76 лет и в нем осталась, навсегда осталась…

 В последние годы ее жизни мы просили ее написать воспоминания о своей семье, о своей жизни и она согласилась. Ее воспоминания и послужат основным документом, на который я буду опираться в своем исследовании.

 В предисловии к воспоминаниям мама пишет:

 «…Я буду писать от своего имени то, что я знаю, а знаю я не все, что теперь хотела бы знать. В моих знаниях и моей памяти о жизни моих родственников, как со стороны отца, так и со стороны мамы много «белых» пятен. И высветить их уже не представляется возможным…

 …Итак,… я знаю мало, особенно о семье папы, да и о нем самом знаю не все, особенно о периоде его жизни 1916 – 1922 годов. Во время моего детства не принято было интересоваться семейным древом.

 Во-первых – это связано с тем, что во многих семьях в связи с революцией корни семейных древ были обрублены. Это было вызвано эмиграцией за границу… Причем, связь с родственниками терялась навсегда. Этих связей боялись, так как при поступлении на работу заполнялись подробные анкеты… Отсюда и стремление знать поменьше о родственных связях…

 А вторая причина – это молодость, интересы которой распространялись на настоящее и будущее. Прошлое – это пройденный этап жизни, который вызывает всегда у молодежи меньше интереса.

 Только с годами проявляется интерес к подробной информации о истории нашей страны, нашей семьи. Особенно это наблюдается в последнее время – знать, «откуда есть пошла русская земля», и откуда появился семейный род, откуда предки появились на своей малой родине…».

 Далее о семье своего отца, Флегонта Петровича Попова, она пишет:

 «…Семья Поповых, по рассказам моего отца, появилась в Сибири из средней полосы России. Причина их переселения в Сибирь мне неизвестна. Говорят, что их было пятеро братьев. Четверо братьев остались на юге Красноярского края и занялись сельским хозяйством. А один уехал дальше на восток, где связь с ним была потеряна…».

 Я думаю, что история появления моих пращуров в восточной Сибири тесно связана с историей освоения Сибири русскими.

 Заселение русскими Сибири – длительный, растянувшийся на столетия процесс, в течение которого в нем участвовали выходцы из самых разных слоев общества и из самых разных уголков Российской Империи. Обживаясь здесь, они обретали свои характерные черты, черты русских старожилов Сибири.

 Я думаю, что мои пращуры, переехавшие сюда из центральной России, не были крепостными крестьянами, об этом говорит и их фамилия, имевшая, скорее всего, отношение к духовному сословию. Но не исключаю и того, что они могли быть и ссыльными. Хотя для ссыльнопереселенцев вряд ли характерно то, что они переселялись большим составом близких родственников, с семьями.

 Минусинская котловина, где нашли свое новое жилье четверо братьев Поповых, издревле считалась жемчужиной Восточной Сибири и славилась разнообразием ландшафтов и мягким климатом. Чистые реки, синие озера, ковыльные степи, заливные луга, сосновые леса, причудливые скалы, дикая тайга в горах, малоснежная зима, теплое сухое лето - не зря люди, очарованные такой красотой, сравнивали Минусинский край с Италией.

 С глубокой древности люди начали развивать здесь земледелие и животноводство, используя плодородные земли, удобные пастбища, обильные сенокосы. Однако в 13 веке монгольские полчища огнем и мечом опустошили котловину, и жизнь замерла здесь на несколько столетий, о чем свидетельствуют первые русские документы начала 16 века.

 Лишь после того, как Россия стала стремительно расширять свои владения на востоке, в 1707 году в центре Минусинской котловины был построен пограничный форпост Российского государства в Южной Сибири - Абаканский острог. Тогда и началось массовое заселение Минусинского (Енисейского) края.

 После принятия Сенатом в тридцатых годах 18-го века решения о строительстве здесь казенных заводов – Лугазского медеплавильного и Ирбинского железоделательного начало осуществляться заселение южных районов Приенисейского края, наряду с переселенцами, также и ссыльными.

 В целях экономии средств, «для собственного прокорму», администрация построенных заводов обязала часть работников заниматься хлебопашеством, а «по особому отпуску» искать себе заработок у старожилов. Желающих стали селить на дорогах, связывавших Ирбинский завод с рудниками и Абаканским острогом, выделяя для этого семена, скот и освобождая временно от заводских работ. В таких местах поселения и возникли деревни Каменская, Верхнетубинская, Койская, Минусинская.

 Название селению, впоследствии ставшему Минусинском, дал правый приток Енисея река Минуса. О происхождении самого наименования реки долго спорили этнологи и филологи минувших лет. Самой близкой к истине считается версия ученого 19 века Людвига Шварца, согласно которой понятия «Минусинск» и «Минуса» означают «Мин Ус – моя река!».

 Вот что писалось в рекламном интернет-блоге администрации Минусинского района «Сказание о земле Минусинской».

 ПРИЛОЖЕНИЕ № 1.

 «…Уже к середине xviii века здесь насчитывалось 550 крестьянских дворов, где проживало только лиц мужского пола 2 тысячи душ. С заселением земель широкое распространение помимо животноводства и хлебопашества получили огородничество, а позже бахчеводство и садоводство. Об успешном их развитии свидетельствует то, что минусинцы развернули широкую торговлю выращенной продукцией по всей губернии и даже за ее пределами.

 После вступления в действие Сибирской административной реформы (1822 г.) образовалась Енисейская губерния, а село Минусинское стало окружным городом. В то время Минусинский округ состоял из четырех волостей: Шушенской, Курагинской, Абаканской и Новоселовской.

 К концу xix века Минусинский округ стал главной житницей Енисейской губернии. Успешное выращивание пшеницы, свеклы, табака, арбузов, льна, овса и многого другого дали толчок развитию перерабатывающей промышленности. Так, в селе Знаменка был построен винокуренный завод, в селе Ивановка Шушенской волости производили сахар. Развивались кустарное производство по изготовлению веревок, холста, рыболовных снастей, а также кожевенное, кирпичное, шорное производство, мыловарение.

 В округе вырабатывали деготь, смолу, делали посуду, дуги, сани, телеги, шили овчинные тулупы, шубы. В это время в регионе работало 200 мукомольных мельниц. Определенную роль в развитии земледелия региона сыграл Минусинский музей, который получил из России и распространил среди крестьян 20 сортов семян пшеницы, ржи, овса, льна, свеклы, табака, арбузов и овощей. Это явилось стимулом для развития перерабатывающей промышленности.

 Так к концу xix века Минусинский округ был уже многоотраслевым и высокоразвитым административным регионом. В начале 20 века села и деревни будущего Минусинского района объединились 6 волостями, из них самой крупной - Маломинусинской (8 селений, 1656 дворов, 9736 жителей).

 Среди наиболее значительных населенных пунктов Маломинусинской волости была деревня Мало – Минусинская (410 дворов, 2449 жителей)».

  (http://www.amr24.ru/?mode=show&id=132).

* * *

 В бумагах деда Флегонта хранятся рукописные копии двух старинных документов и «Родословная Поповых с. Малая Минуса, Минусинского района». Генеалогическое древо своей ветви фамилии Поповых им сделано, скорее всего, в Минусинске, в один из своих приездов туда. Копии со старинных документов он, видимо, снял тоже там. Где находились их подлинники, сказать трудно. Судя по их содержанию, они могли находиться у кого-то из его минусинских родственников и, возможно, передавались по наследству.

 Не исключено, что эти подлинники ему были предоставлены для ознакомления в Минусинском музее, либо в его научной библиотеке. Я приведу здесь оба текста. Оба эти документа написаны в девятнадцатом веке, первый из них датирован 16 июля 1831 года, а второй – 6 апреля 1894 года.

 Без сомнения, оба эти документа имеют какое-то отношение к старшему поколению минусинской фамилии Поповых, причем последний – однозначно, так как там указаны имена и фамилии пращуров деда Флегонта.

 Документы эти еще интересны и в познавательном плане, так как дают представление о том, как в России полтора-два столетия назад писались служебные бумаги. Мы все ругаем наш современный канцелярский «штиль» написания разного рода служебных документов и бумаг. Но вот вам образчик таких документов старых времен, когда сквозь «деревянные» обороты канцелярской словесной эквилибристики очень трудно было продраться к самому смыслу написанного.

ПРИЛОЖЕНИЕ № 2.

 Указ Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского.

 Из Енисейского Губернского Правления

 Минусинскому Земскому Суду.

 Губернское правление по выслушании доклада экспедиции о ссыльных, о том что уже Красноярский и Канский округи весьма стеснены причисленными тех округов по волостям ссыльными поселенцами, в предложении же бывший Г. Енисейский Гражданский Губернатор от 20 Маия сего года за № 709 прописывал, что Ачинский Земский Исправник от 13 числа того же месяца представляет ему, что с наступлением весны некоторые из поселенцев, водворяемых на новых казенных поселениях Ачинского округа, начали делать побеги, среди каковой убыли людей и неполного комплекту количества работы производятся не в том уже виде, как бы должно быть; заменить же недостаток из поселенцев Ачинского Округа нет никакой возможности, ибо в округе оном хотя и есть некоторые оставшиеся не высланными на казенные водворения поселенцы, но одна часть из них совершенно не способна к работе, а другая обзаводится при старожильческих деревнях на свой щет домообзаводством почему и высылка оных на поселения будет служить только к расстройству их состояния, а потому Г. Готчин испрашивает разрешения дозволить ему заменять неполный конплект людей из приходящих партий из Томска в Красноярск назначенных по здешней губернии на поселение, почему находя таковое представление Ачинского Исправника уважительным, просил Губернское Правление сделать законное распоряжение.

 Вследствие чего Приказали отправленную из Томска в Красноярск 10-ю Партию ссыльных причислить Минусинского Округа в Курагинскую волость есть ли потребует надобность для выбора из них на казенные поселения кроме бродяг а прочих затем для причисления к старожильческим селениям с положенною льготой 86 человек и в неспособные 2 человека, об отправлении их в Курагинскую волость предписано Ачинскому Городничему, о чем дав знать оному Земскому Суду с приложением статейных оных списков, при чем предписать значущимся постатейным спискам, сосланным за одно бродяжество вступить в законный брак, мущинам до особого разрешения Губернского Правления, а женщинам впредь до минования им двух летнего пребывания в Сибири, на сем Земской Суд на волостные правления (пропущено одно непонятное слово) в ведомстве коих они состоять будут отнюдь не позволяли под строгой ответственностью за допущения.

 Июля 16 дня 1831 года.

 Советник.

* * *

 Выше говорилось о том, что весьма значительную роль в формировании сибиряков играли люди, оказывавшиеся здесь в результате ссылки. Сибирь – эта удивительная страна собольих мехов и золотых приисков, дремучей тайги и нетронутых плугом земель - была не только благом, но и наказанием для тех, кто не мог или не хотел ужиться у себя на родине. В Сибирь бежали, но сюда же и гнали по этапу.

 В XIX веке количество ссыльных на Енисее значительно возросло. Рекрутскую повинность и ссылку правительство использовало как средство очистки крепостной вотчины в центре страны от неблагонадежных и склонных к неповиновению подданных, которых в массовом порядке стали отправлять за Урал, «на вечное житье», по общественному приговору или решению суда.

 В Минусинском округе ссыльнопереселенцы составили по данным податной ревизии 1834 г. примерно одну пятую часть всего населения. Большая их часть проживала в деревнях старожилов, остальные являлись жителями образованных в 1827 – 1829 гг. по инициативе администрации казенных поселений.

 Приведенный выше интересный документ, возраст которого 180 лет, свидетельствует как раз о проблемах ссыльных поселенцев. Причем, в отдельных районах Енисейской губернии (Красноярском и Канском округах) отмечается их избыточное количество, а в Ачинском округе их недостаток, связанный с тем, что многие из них, находящиеся в казенных поселениях (по-видимому, при казенных, то есть государственных предприятиях), совершают побеги, что отрицательно сказывается на работе этих казенных предприятий.

 Свободные трудовые ресурсы в этом округе если и есть («не высланные на казенные водворения поселенцы»), то часть их «не способна к работе», а другая часть за свои средства переселилась в «старожильческие» деревни, и если их принудительно возвращать в казенные поселения, то это только приведет к их разорению. Поэтому Ачинский Исправник ходатайствует перед Губернским Енисейским Правлением о пополнении некомплекта «казенных» работников за счет назначенных на поселение ссыльных из Томска в Красноярск, предназначенных для Минусинского округа, переадресовав часть их в Курагинскую волость Ачинского округа.

 «Добро» на это ходатайство он получает за счет отправленной из Томска 10-й Партии ссыльных. Для контроля Минусинскому земскому суду представляется «постатейный список» передаваемых в Курагинскую волость переселенцев.

 Интересно здесь также и то, какие строгие запреты устанавливает Губернское Правление для сосланных за бродяжничество в отношении их возможного вступления в брак («мущинам до особого разрешения Губернского Правления, а женщинам впредь до минования им двух летнего пребывания в Сибири»).

 Такие бы требования вводить судебным и исполнительным органам в наше неспокойное время для нынешних многочисленных категорий бомжей и бродяг, о нравственности которых им нет никакого дела. Зато как же было озабочено этим правительство царской России, которую мы так привыкли поливать грязью.

 Мне кажется, что указанный документ, если и касался моих минусинских пращуров, то только в той степени, что они, по преимуществу, все же были не пришлыми или ссыльными, а старожилами деревни Малая Минуса. Хотя, нельзя исключать и обратного.

 Чтобы попробовать разобраться в этом сложном вопросе, отстоящем от нас во временном отрезке почти на двести лет, надо попытаться рассмотреть через эту призму схему «Родословной Поповых села Малая Минуса, Минусинского района».

 В связи с этим – небольшое отступление. Мама правильно писала о том интересе, который постепенно стал проявляться в советском, а потом и в российском обществе к собственным родословным, к корням собственных фамилий. И это обнадеживает. Общество постепенно просыпается от большевистской спячки. Все же мы – не манкурты, люди «без роду, без племени», для которых «наша Родина – революция…», мы хотим знать о своих предках больше, тогда и потомки будут помнить о нас.

 Еще в 1986 году в журнале «Наука и жизнь» (№№ 6 и 12) советским ученым В.А.Никоновым, сотрудником Института этнографии им. Н.Н.Миклухо-Маклая Академии наук СССР, был написан ряд статей об ономастике – науке о фамилиях. В одной из них он писал:

 «…Знать своих предков, гордиться ими и приумножать честь своей семьи, флаг которой, ее фамилия – это ли не долг и не обязанность каждого человека. И хотя абсолютному большинству русских фамилий менее 200 лет, в них отложились слова и дела более ранних времен…».

 А еще раньше, в самом начале 80-х годов, мой отец, Голышев Юрий Прохорович, со своими ближайшими родственниками, Николаем Ивановичем и Владимиром Вениаминовичем Голышевыми, предпринял попытку создать родословную моей фамилии Голышевых, берущих свое начало на юге Казахстана, в Семиречье, в районе большой Алма-Аты.

 Эта кропотливая, многолетняя работа отца увенчалась не просто составлением подробного генеалогического древа фамилии Голышевых, но была творчески продолжена, расширена и завершена написанием им Саги о наших корнях, восходящих к моему прапрадеду Григорию Аристарховичу Голышеву. Я безмерно горд этим подвижничеством отца и его ближайших помощников в этом благородном деле.

 Видимо, эта работа отца произвела на деда Флегонта большое впечатление и подвигла его на подобные исследования в отношении своего рода. Во всяком случае, он тоже занимался ею несколько лет, до самой своей кончины, видимо, имея более ранние наработки во время своих прежних поездок в Минусинск. Результатом и стала составленная им «Родословная…».

 В ней дедом обозначено 90 имен, разделенных на пять поколений. Восходит эта схема к Андрею Семеновичу и Агафье Нефедовне Поповым, определенных дедом в качестве родоначальников их генеалогического древа. Согласно схеме у них было 10 детей – четверо сыновей и шесть дочерей.

 При этом в схеме по именам названо только трое сыновей: Аким (Яким), Лаврентий и Степан. Одна клетка среди мужских имен осталась не заполненной. Из шести дочерей по именам названо пять (с указанием их фамилий после замужества): Евдокия Чурилова, Евгения Попова (муж Матвей Иванович Попов, видимо, однофамилец основной фамилии Поповых), Анна Дергунова, Ксенья Бутенко и Дарья Назарова. Шестая в схеме присутствует, но без имени и фамилии.

 Ветвь деда Флегонта идет от второго сына Андрея Семеновича Лаврентия, его деда, у которого был один сын Петр (отец деда) и две дочери: Анисья Гуркова и Мария Ефремова (тетки деда). Другие дети Андрея Семеновича были более плодовиты потомством. Так, у Акима (он прожил 105 лет!) было два сына и четыре дочери; у Степана (прожил 55 лет) – четверо сыновей и три дочери; у Ксеньи – четверо сыновей и одна дочь.

 В схеме, к сожалению, нет никаких привязок к датам рождения и смерти. Поэтому очень сложно определить период зарождения рода. Но все же, даже если рассуждать по упрощенной схеме, принимая во внимание то обстоятельство, что в прошлое время количество детей в семьях было велико – от 5 до 10 человек (то есть погрешность годов рождения в каждом из следующих поколений – от самого младшего ребенка в семье до самого старшего - будет колебаться в пределах от 7 до 15 лет), и взяв за основу разницу в возрасте между отцом и сыном не традиционные 25 лет, а в среднем увеличив ее за счет многодетности до 35 лет /25 + (7 + 15) : 2/, то получается такая картина.

 Андрей Семенович приходится деду Флегонту прадедом, то есть в родовой иерархии отстоит от него на три поколения. Учитывая, что дед Флегонт родился в 1897 году, можно предположить, что его прадед Андрей Семенович родился на 75 - 105 лет раньше, то есть в промежутке между 1792 и 1822 годами

 Второй, не менее важный вопрос - о начале пребывания рода в Енисейской губернии, селе Малая Минуса. Возвращаясь к словам мамы о семейном придании, связанном с переселением из центральной России в Минусинскую котловину четверых братьев Поповых, можно сделать ряд предположений. Если предположить, что прадед деда Флегонта Андрей Семенович являлся одним из этих четырех братьев, то он, к моменту переселения, должен был быть уже самостоятельным человеком, участвовавшем, наряду с другими, в принятии подобного решения.

 Тогда временным отрезком для подобного переезда могли быть 20 – 50-е годы 19 века. К этому времени уже организовалась Енисейская губерния, а село Минусинское стало городом. Если их переезд из центральной России был связан с отменой крепостного права, то это должны были быть 60-е годы 19 века, когда в поисках лучшей доли, оказавшиеся безземельными, крестьяне из центральных губерний в массовом порядке перебирались в Сибирь и на Восток.

 Нельзя исключать и того, что этими четырьмя братьями могли быть не сам Андрей Семенович с другими братьями, а как раз его четыре сына, которые и приехали в Енисейскую губернию вместе с ним и его дочерьми (ведь ранее в документах указывали в качестве количества душ только мужскую их часть). А пятый его сын не захотел остаться в Минусинске и поехал в поисках лучшей доли дальше – на Дальний Восток (естественно, он и не попал в схему родословной). В этом случае датировать время их приезда можно 60 – 70-ми годами 19 века.

 Вот к этой временной привязке как раз и тяготеет второй старинный документ, хранящийся среди бумаг деда Флегонта. Во-первых, среди указанных в нем имен и фамилий фигурируют четыре, имеющих прямое родственное отношение к фамилии Поповых, прежде всего его дед Лаврентий, его старший брат Яким (Аким) и два их зятя – Матвей Попов (видимо, однофамилец их семьи) и Сидор Дергунов, женатые на их сестрах Евгении и Ксении. Во-вторых, в этом документе обозначен и временной период рассмотрения судебной тяжбы, длящийся с семидесятых годов 19 века. Привожу указанный текст дословно.

 ПРИЛОЖЕНИЕ № 3.

 Указ Его Императорского Величества Самодержца

 Всероссийского из Правительствующего Сената.

 Енисейскому Губернскому Суду.

 По Указу Его Императорского Величества Правительствующий Сенат слушали: аппеляционное дело поверенного Минусинской Городской Управы дворянина Ильи Шашина с жителями заселков Малой Минусы Наума Попова, Матвея, Лаврентия и Якима Поповых, Даниила Силина, Сидора Дергунова, Макара Мартынова, Емельяна Кузьмина и жителями заселка Самодуровки мещан Артемия Басова, Еремея и Максима Мурыгиных, Григория и Василия Мананниковых, Ильи Мухортова, Захара Гололобова, Якова Жданова, Андрея Михайлова Дергунова, семена Решетникова, малафея Агеева, Михаила Юдина, Василия Коптева, Филиппа и Петра Чурсиных, Федора Щетинина, Василия Ростовцева, Артемия Чикишева, Степана Михайлова, бессрочно-отпускного унтер-офицера Ивана Заворина и поселенца Михаила Сухова, и, рассмотрев настоящее дело, прежде всего не может не остановиться на том:

 1. что поселившиеся в Малой Минусе и Самодуровке домохозяева находятся по времени и условиям поселения не в одинаковом положении, а потому и так как Минусинскою Городскою Управою предъявлен иск лишь к 29 из этих домохозяев, то в настоящем деле обсуждению Правительствующего Сената подлежит вопрос о правильности или неправильности всего владения спорным имуществом лишь вышеупомянутых 29 лиц, а неимущественное положение остальных домохозяев, поселившихся в Малой Минусе и Самодуровке, выражавших по удостоверению поверенного Минусинской Городской Думы согласие войти с общественным Управлением города Минусинска в надлежащие договорные отношения по предмету владеемой ими земли;

 2. что в настоящем деле обсуждению Правительствующего Сената подлежит лишь вопрос о владении ответчиками усадебною землею, на которой расположены их строения, огороды и иные хозяйственные принадлежности, а не владение их какими либо состоящими вне их усадебной оседлости земельными угодьями, соответствующими для лиц сельского состояния полевому наделу, о коих не было даже возбуждено в настоящем деле судебного спора;

 3. что за сим рассмотрению Правительствующего Сената в настоящем деле, равным образом, не подлежит юридическое положение всех вообще поселенцев, которые по принадлежности их к городским состояниям и по условию городского быта приурочиваются к составу городских обывателей;

 4. что ближайшее определение сего положения и причин, необходимых по местным условиям дальнейших мер к желательному соглашению взаимных интересов города Минусинска и поселившихся в пределах земельных владений по числу домохозяев, и к устройству правильных отношений между ними составляет по действующим законам (ст.364 и 380 учр. Мин т.1 ч.2 изд.1892 г.) предмет попечения, по собрании необходимых для того данных, подлежащих административных властей ведомства Министерства Внутренних Дел, каковой предмет по настоящее время не получил надлежащего направления.

 Обращаясь за сим к рассмотрению существа настоящего дела по отношению к 29 лицам, привлеченным к делу в качестве ответчиков, Правительствующий Сенат нашел, что как то установлено показанием допрошенных по настоящему делу в 1889 году свидетелей, владение ответчиков спорною землею уже в 1889 году продолжалось более двух земских давностей, настоящий же иск предъявлен лишь в 1884 году. А потому и так как до 1884 года в течение земской давности не было предъявлено в требуемом законом порядке (прим.1 к ст.1 прилож. К прим. К ст.694 т.Х ч.1 Св. зак. Гражд. Изд. 1887 г.) против ответчиков в настоящем деле надлежащего судебного иска ни со стороны Городского Общественного Управления г.Минусинска, ни со стороны казны, признававшейся до введения в 1875 году в гор. Минусинске городового положения в 1870 году законом (ст.515 и прил. К ней т.Х ч.1) собственницею на спорную в настоящем случае землею, то следует признать, что ответчиками было приобретено на владеемые ими участками усадебной земли право собственности по давности (ст.533, 557, 560, 565 т.Х ч.1) по сим соображениям и принимая во внимание, что ходатайство аппелятора и дополнение дела новыми доказательствами не может подлежать удовлетворению, ибо ссылка на имеющийся в Московской межевой канцелярии документ, удостоверяющий время утверждения планов на гор. Минусинск не может иметь по вопросу о давности владения спорною землею существенного значения, указание же аппелятора на хранящиеся в Минусинском Окружном Суде документы.

 Доказывающие, по мнению поверенного гор. Минусинска, что спорная земля не находилась во владении ответчиков на праве собственности, так как ответчики не могли совершить актов укрепления на эту землю, - равным образом не опровергает факта владения ответчиков землею в виде собственности, то есть самостоятельно и независимо от другого лица, ибо для такого владения вовсе не требуется признания за владельцем права отчуждения имущества, а достаточно предъявления правоспособности, которое и выразилось в возведении построек на занятой земле и не платеже каких-либо оброков или повинностей, Правительствующий Сенат признает заключение Енисейского Губернского Суда об отказе поверенному Минусинской городской Управы в предъявленном к ответчикам по настоящему делу иске, правильным. По сим соображениям Правительствующий Сенат определяет: состоявшееся по этому делу 31 октября 1889 г. решение Енисейского Губернского Суда оставить в силе, аппеляцию же поверенного Минусинской Городской Управы без уважения.

 О чем для объявления тяжущимся сторонам, с взысканием с ответчиков установленного за объявление гербового сбора Енисейскому Губернскому Суду с возвращением двух дел, послать указ, присовокупив в нем, что гербовая за объявление пошлина поверенным Минусинской Городской Управы уплачена, уведомить таковым же Г. Министра Внутренних Дел; означенные два дела при сем препровождаются. Апреля 6 дня 1894 года. Подлинный за надлежащим подписом.

Верность с подлинным свидетельствую. Исп. Об. Секретаря В. Харитонов. Столоначальник Мих. Старов.

 С подлинным верно: Минусинский Полицейский Надзиратель 2 участка Андреев.

 Настоящая копия с подлинным верна и выдана Минусинскому мещанину Лаврентию Попову вследствие личной его просьбы, в том подписом и приложением казенной печати удостоверяю.

 Июня 21 дня 1894 г.

 Минусинский Полицейский Надзиратель

 С подлинным верно

 Поверенный.

* * *

 Вот такой интересный документ, который появился из-под пера столичных российских судебных крючкотворов в 1894 году, то есть еще за три года до рождения самого деда Флегонта и, по всей видимости, хранился в их семейном архиве. Ведь копия с подлинника была сделана «вследствие личной просьбы» Минусинского мещанина Лаврентия Попова, то есть дедушки деда Флегонта.

 Здесь также важны уровень судебного рассмотрения и временные коллизии самого документа. Так, если само дело рассматривалось на уровне Енисейского губернского суда, то апелляционная жалоба Минусинской городской управы на это решение рассматривалась уже на уровне Правительствующего Сената, то есть на самом высоком бюрократическом уровне, в сиятельном Санкт-Петербурге.

 Но вот если приглядеться к датам, то вызывает удивление крайняя медлительность и, прямо скажем, волокита в рассмотрении дела, как самим судом, так и апелляционными инстанциями. Понадобилось целых десять лет (!), чтобы расставить все точки над «i» в вопросе владения землей. Ведь иск был предъявлен еще в 1884 году, решение по нему судом было принято только через пять лет (в 1889 году), и потребовалось дополнительно еще пять лет на рассмотрение в Санкт-Петербурге апелляции и, как результат, оставлении в силе решения суда.

 Сильна наша российская бюрократия, ничего не скажешь! А мы говорим: «Наша родина – революция!». Нет, наша родина – добрая старая, еще дореволюционная, российская бюрократия – неистребимая и непобедимая, насквозь прогнившая и проворовавшаяся. А наша – только подняла это «знамя» из их дряхлеющих рук и пошла с ним дальше, творчески развивая и совершенствуя процесс бюрократического крючкотворства.

 И еще один вывод напрашивается из этого документа. Там, где речь идет о понятии «земская давность», «две земские давности», можно предположить, что под этими понятиями лежат два временных отрезка, которые нас интересуют применительно ко времени пребывания рода Поповых на минусинской земле (и владении ею). В тексте есть две фразы: «…владение ответчиков спорною землею уже в 1889 году продолжалось более двух земских давностей…» и «…и так как до 1884 года в течение земской давности…», то можно с уверенностью предположить, что эта самая «одна земская давность» составляет пять лет, ну а две – соответственно десять лет.

 Таким образом, уже как минимум в 1879 году мои пращуры владели землей под Минусинском, и, значит, я был прав в своих рассуждениях о времени их пребывания здесь в 60-70-х годах XIX столетия.

Виталий Голышев,

писатель, публицист

г. Хабаровск