Глава 6, в которой рассуждают о дипломатии и высокой политике

СКАЧАТЬ РОМАН ЦЕЛИКОМ

Дверь скрипнула и отворилась. В проеме показался высокий молодой человек с холеными тонкими усиками и надменным выражением не менее холеного лица. Что-то в нем Дариору сразу не понравилось - какая-то чрезмерная лощеность и непробиваемая аура радушия, за которой, возможно, крылись чувства совсем иного рода. С виду франт походил на истинного лондонского денди. Удивительно, что в Красной Москве еще остались такие! Вышеупомянутые усы были слишком сильно нафабрены, волосы на голове бережно приглажены и обработаны бриолином, а жилет и рубашка - слишком уж элегантны. Короче говоря, все в нем было «слишком». Все до отвращения чрезмерное. Впрочем, Дариор благоразумно не стал полагаться на первые впечатления. В конце концов, хоть и встречают по одежке, но провожают-то по уму.

Внешне историк никак не выказал своих мыслей и как можно приязненнее улыбнулся. Незнакомец словно обрадовался этому и чрезмерно изящно улыбнулся в ответ.

- Вы, должно быть, Дариор Рено? Или, правильнее сказать, Алексей Михайлович? - поинтересовался он с завидной непринужденностью.

Историк кивнул:

- Он самый.

- Рад встрече. Я надворный советник Василевский. Кхм… вернее сказать, бывший надворный советник, - чрезмерный господин невесело рассмеялся. - Да уж, этак если подумать, что еще несколько лет назад я жил в собственном флигеле на Пречистенке, а сейчас вынужден скрываться от нового закона… - он картинно вздохнул. - Даже думать об этом не хочется.

Дариор для соблюдения приличий вежливо повздыхал, однако на самом деле печальные мысли надворного советника его не тронули.

- Господа, - недовольно воскликнул Унглик. - Проходите в гостиную. Мы в конце концов не пролетарии, чтобы общаться через порог.

Василевский раздраженно прищурился и отошел в сторону, освобождая проход.

Квартира доцента оказалась чрезвычайно просторной и не лишенной некоторого уюта. Сразу за передней начинался узкий коридор, покрытый со всех сторон дверьми, словно улей сотами. Василевский дождался, пока гости снимут верхнюю одежду, и размеренно двинулся по коридору. Дариор поспешил за ним, с интересом озираясь. Унглик угрюмо молчал, а сам надворный советник лениво проводил учет комнатам:

- Это кухня. - Василевский небрежно указал в сторону первой двери. - Кухарок у нас, к сожалению, нет, поэтому едой ведает Семен, вы ведь с ним уже знакомы?

Вопрос не требовал ответа, и потому надворный советник двинулся дальше. Его чванная физиономия обратилась в сторону слегка приоткрытой двери.

- Это комната Унглика и Семена. А вас и французов, очевидно, поселят здесь. - И он открыл следующую дверь. - А это, - Василевский указал в противоположную сторону, - кабинет полковника Смоленцева, а за ним - моя и его комнаты. Очень удобно. Здесь же имеется библиотека, которую мы приспособили под мастерскую. Собственно, почти все книги приват-доцент уже давно вывез.

- Где он сейчас? - рассеянно спросил Дариор, с интересом рассматривая тафтинговый ковер на полу коридора.

- В Лондоне, - ответил надворный советник и масляно улыбнулся. - А что? Евреи везде нужны.

С этими словами он выразительно взглянул на капитана и мерзко расхохотался. Впрочем, быстро взял себя в руки и как ни в чем не бывало двинулся дальше по коридору. Унглик лишь раздраженно мотнул головой, но промолчал. Видимо, ему было не привыкать к такому обращению.

Прошли долгим коридором - и вот глазам открылась просторная гостиная. Это была большая овальная комната с высокими потолками. Как ни странно, здесь хватало нетронутой дореволюционной мебели, имелось много картин, да и вообще, от интерьера разрухой не веяло. Комната была слабо освещена тусклыми керосиновыми лампами, и это придавало ей в какой-то мере загадочный уют.

Первым делом Дариор заметил двух молодых людей: хмурого гордого юношу и стройную, слегка усталую девушку. Первый - на вид лет двадцати - вальяжно раскинулся в замшевом кресле, а девушка, чуть младше него, скромно сидела на краешке табурета. Оба с интересом взглянули на новоприбывших и отреагировали по-разному. Юноша учтиво, слегка снисходительно кивнул, барышня же с усталой обреченностью прикрыла глаза, будто ей опротивел сам облик этой квартиры и всех, кто в ней находился.

Василевский тем временем неспешно прошел мимо и уселся рядом с широкоплечим волевым человеком. Безусловно, это и был полковник Смоленцев. Признаться, Дариор уже был готов поверить, что его выдумали.

Историк вышел вперед и хотел учтиво представиться, но тут из соседней комнаты, которая, судя по несоизмеримому количеству стульев, некогда служила столовой, появились два знакомых и чрезвычайно радостных типа.

- Вечер добрый, мсье несостоявшийся Парижский Демон! - вскричал Мортен и крепко пожал руку историка. Раны на его лице все еще были заметны, но чьи-то ловкие руки явно знали свое дело - кровь добросовестно остановили, а ссадины обработали йодом. Теперь комиссар приобрел еще более грозный, слегка задиристый вид. Следом появился точно такой же радостный Банвиль.

- Дариор, скажите: ведь здесь уютно, не правда ли? После жуткой ночи в хитровской гостинице я был готов попасть в дикий притон местных сепаратистов с картами и… и мордобоем. Но признаю: здесь, в лагере государственных преступников, весьма уютно. Если большевики живут в таких нереспектабельных заведениях, как давешняя ночлежка, а монархисты - в столь презентабельных квартирах, я, пожалуй, буду с монархистами.

Банвиль устало рассмеялся и тоже пожал Дариору руку. Тот искренне улыбнулся товарищам и хотел было уже рассказать про суть недавних событий, однако его прервали.

- Мсье Мортен, мсье Банвиль, - широкоплечий волевой человек поднялся с кресла и заговорил сухим, но вежливым баритоном: - Вы устали с дороги, вы ранены. Семен отведет вас в комнаты. Наши гости нуждаются в отдыхе.

Только сейчас Дариор заметил, насколько измучены его французские попутчики. Да, за пару дней пребывания в России с ними приключилось уже немало забавных и трагичных историй. Оказывается, новая страна далеко не каждого принимает с распростертыми объятиями.

Семен почтительно кивнул командиру и повел французов по уже знакомому коридору вглубь квартиры.

Тогда баритон повернулся к Дариору и внимательно взглянул на него немигающими глазами. Этот пытливый взгляд пронзил историка с головы до пят, будто хотел поглотить его полностью и исследовать все затаенные уголки молодой души.

Дариор так же неотрывно исследовал своего нового начальника. Впечатление складывалось неоднозначное. Смоленцев был крепок, возрастом, пожалуй, как Мещанов. Его острые скулы и квадратный подбородок в сумме с чутким взглядом придавали весьма обыденному усталому лицу тот самый волевой оттенок. Дариор уже заметил, что у всех обитателей квартиры присутствовал этот неоднозначный признак - усталость. Кроме того, Смоленцев имел пышные старомодные бакенбарды и густую шевелюру на голове, на которой еще и не думала проступать седина. Да, в его облике чувствовалось властное спокойствие, заставлявшее подчиненных безотказно верить ему. Но в глазах полковника затаилось что-то еще - маленький грешок, отливающий холодом и агрессией.

Гляделки закончились. Смоленцев довольно кивнул и протянул крепкую руку:

- Полковник Смоленцев. Но вы, дорогой друг, разумеется, можете называть меня просто Михаил Андреевич. У нас тут не армия, чтоб по погонам ходить. Которых к тому же давно нет, - дружелюбно представился он. - Вижу, вы тоже порядком измучены и нуждаетесь в отдыхе, но я уже который час мучаюсь неразрешимыми вопросами. И теперь осмелюсь требовать у вас ответа на них. Присаживайтесь. Можете не представляться - Мишель мне все прекрасно изложил в нескольких письмах.

Дариор, конечно, не так, как юная девушка - на самый край, - но все же скромно сел в предложенное ему кресло. И с любопытством спросил.

- Письма? Но как они доходят сюда через полмира, минуя проверки?

- Через связных, - пояснил полковник. - У нас в ордене, знаете ли, и своя почта, и свой телеграф, и многое другое, вплоть до ателье. Осадное положение довело до того, что мы теперь - отдельное законспирированное государство в море других государств. Никому не доверяем, а оттого нас все меньше и меньше. Одни считают, что пора начать активную вербовку новых госпитальеров из числа приближенных, но многие настаивают на обратном и желают оставить за орденом полную консервативность и конфиденциальность, без риска утечек.

- А как считаете вы?

- Я убежден, что без пополнения орден долго не продержится. Нас и так осталось слишком мало.

Унглик и Василевский подсели ближе к собеседникам, а Семен, вернувшись, принялся разливать чай из пузатого добротного самовара. Смоленцев внезапно посерьезнел, и Дариор понял: прелюдия кончилась - начинается серьезный разговор.

- Мне хотелось бы кое-что узнать, - строго заговорил полковник. - Почему все это время вы находились на Хитровке - первое. Почему вы вздумали прыгать с поезда, вместо того чтобы спокойно прибыть на вокзал, - второе. И последнее: что вам удалось узнать о »Серых»?

Тогда Дариор кратко, но доходчиво пересказал события минувшего дня и проанализировал выходившие из него последствия. Госпитальеры слушали молча, внимательно, изредка переглядываясь. Когда Дариор, наконец кончил, Унглик хмуро высказался:

- Плохо. Они все знают.

Василевский же, напротив, заулыбался.

- Не так плохо, как кажется, - возразил он. - Черт побери, этим выродкам известно многое, однако расположение нашей квартиры им неведомо. А значит, опасаться нечего.

Смоленцев долго молчал, потом спросил о другом:

- Значит, Стережецкий назвался адъютантом Александра Васильевича? Странно…

- Неужто? - рассмеялся Василевский с высокомерной миной. - Разве капитану Унглику еще и адъютант полагается? Да вы важная птица, капитан!

Унглик недовольно покосился на советника, но снова промолчал. Кажется, здесь, в этой квартире, были свои, неподвластные чужим законы и понятия.

- Мы знаем Стережецкого, - продолжал Смоленцев. - Ублюдок, каких мало! Известен также под фамилиями: Стерженецкий, Павлов, Кунцев и Саблин. Он занимается поимкой нашей контрреволюционной группы уже не первый месяц. Работает в качестве независимого консультанта вкупе со сволочами из ЧК, то есть ГПУ. Пока, к счастью, безрезультатно. Почти безрезультатно. На его совести - титулярный советник Шустров, убитый Стережецким во время прошлого акта. Но об этом - после. Мы не знали, что Стережецкий состоит в «Серых» и тем более руководит ими. Это многое меняет. Да, многое.

Полковник задумался, но всего на миг, и тут же продолжил:

- Теперь Февральский. До сего момента мы были уверены, что именно он руководит «Серыми». Но теперь ясно, что в его власти лишь небольшой отряд. Февральский - фамилия говорящая, не так ли? Эксцентричнее может быть разве что Октябрьский или Народнов. Так вот, Петр Николаевич Февральский - урожденный Гевор Абрамович Сапожников.

- Еврей до кончиков ногтей! - добавил Василевский и рассмеялся.

- Это один из самых ярых сторонников коммунизма, активный деятель партии и НКВД. Ближайший соратник наркома Белобородова, чекист и выродок. Судя по всему, «Серых» создали еще в ЧК с целью уничтожить орден Святого Иоанна, ибо мы сильно мешаем советской власти.

Дариор удивился.

- Но Михаил Иванович говорил, что группу создала тайная организация, которая еще со времен создания ордена ведет за вами охоту…

Дариору все еще трудно было говорить «нами». К статусу рыцаря-госпитальера он пока не успел привыкнуть.

- Мы называем ее - Оrdo Тenebris. Но кто вам сказал, что она не поддерживает связь с ЧК или, как теперь, ГПУ и самой советской властью? Или даже управляет ею? Доподлинно известно, что немало сотрудников Оrdo Тenebris числится в рядах НКВД. Наши враги распространились повсюду, и мы не можем быть ни в чем уверены наверняка.

Дариору эта мысль показалась по меньшей мере чрезмерной.

- Позволю себе не согласиться с вами, - почтительно заявил он. - Вероятно, весьма вероятно, что эта организация и впрямь так мощна. Но стоит ли драматизировать? К тому же Михаил Иванович не раз заявлял мне, что об органи… о Оrdo Тenebris доподлинно не известно ничего. Есть только домыслы и умозаключения, выведенные в ходе поверхностных и неплодотворных исследований.

Полковник хрипло рассмеялся и внимательно взглянул на историка. Или, если уж на то пошло, на равноправного рыцаря ордена Святого Иоанна.

- Миша всегда преуменьшает. Всегда, когда надо сказать «так и есть», он говорит «возможно» или «наверное». И если он не объяснил вам многого об этой организации, то только потому, что не был уверен в достоверности сей информации. А вот я уверен абсолютно, ибо я человек решительный и не люблю условностей. Подумайте сами: как за целые века можно было не собрать никаких данных о наших врагах? Уму непостижимо! Если хотите - а я вижу, что вы хотите, - я изложу краткую суть известных мне фактов.

Смоленцев поднял стакан парящего чаю и выпил его одним залпом - Дариор даже глазами захлопал от таких фокусов. А иоанниты ничего - привыкли. Унглик уже схлебывал свой чай с блюдца, широко раздувая небритые щеки, а Василевский от сего напитка и вовсе отказался, смачно пригубливая подогретое вино.

- Итак, - заговорил полковник, отставив граненый стакан, - Братство Оrdo Тenebris зародилось задолго до того, как первые пилигримы появились в Святой земле, то есть когда ордена госпитальеров еще и в помине не было. Почему Братство? Исходя из особенностей поведения этой организации, можно вывести только это. Думаю, Миша рассказывал вам про тайны Палестины и про соперничество госпитальеров с тамплиерами. Мы искали там скрытые старинные артефакты. Не пресловутый Грааль и не копье Лонгина, боже упаси, а нечто совсем иное. Можно предположить, что Братство стояло на страже этого «иного». В те годы в Святой земле зародилось противостояние, которое длилось веками и продолжается по сей день. Я, признаюсь, не такой знаток истории ордена, как многие другие. Поэтому перейду непосредственно к Братству. Мы не знаем, чтó ведет их - догмы или вселенские задачи, - но можно сказать наверняка: они хотят нас уничтожить. Многие великие люди были членами этой организации. Такие известные личности, как Салах ад Дин, Сулейман I, Чезаре Борджиа…

- Предположительно? - встрепенулся Дариор, испугавшись знаковости имен.

- Почти наверняка. Нельзя утверждать точно - ведь мы судим об этом спустя столетия, и не факт, что делаем это справедливо. Но если хотите истинной, безоговорочной правды, то давайте отойдем от истории и вернемся в наши дни. «Серые». В их рядах непременно есть член Братства, а может, даже и не один. Склонен предположить, что Февральский и Стережецкий - как раз члены организации. Не просто сотрудники, а именно полноправные члены. Мещанов говорил вам о структуре Оrdo Тenebris и его тактике? Они никогда не выдают себя. Их главный лозунг и правило - секретность. Все дела они совершают с помощью подставных лиц, наемников. «Серые» как раз собраны из таких - они и не знают, на кого работают. Есть еще второй сорт. Этих господ члены Братства обучают самолично, но в тайны организации не посвящают.

- Так, может быть, Февральский и Стережецкий как раз из этого сорта? - резонно предположил Дариор.

- Нет, - убежденно отрезал Смоленцев. - Они слишком скрытны и подозрительны. Появились из ниоткуда. Не было раньше никакого Февральского, Сапожникова или Стережецкого - мы наводили справки. Они сами создали себя, сами дали себе имена. Логично предположить, что во главе «Серых» Братство решило поставить своих людей.

- Так все-таки какова цель этой группировки? - спросил Дариор. - Для чего были созданы «Серые»?

Смоленцев как раз опустошал второй стакан с чаем, поэтому ответил Василевский:

- Официально - поиск членов ордена и уничтожение таковых для сохранности и целостности советского государственного аппарата. Ну а какие цели они преследуют на самом деле, нам неизвестно. По крайней мере, все это время они яро пытаются нас уничтожить. Ведь было же нападение на шато Мещанова?

- Кстати, об этом, - снова заговорил Смоленцев. - «Серые» были поделены на две части. Первый отряд - под командованием, видимо, Стережецкого - остался здесь, дабы строить препятствия нашей группе. А второй, во главе с Февральским, направился в Париж, уничтожить генеральный штаб ордена - шато Варао. Мы здесь, в Москве, узнали об этом, и я немедленно отправил письмо в Париж. Так что, когда «Серые» атаковали, Мещанов был к этому готов. Разбитые, они вернулись в Россию несколько дней назад, укомплектовали группы и вознамерились уничтожить московский приорат ордена, то есть нас. Пока, слава богу, безрезультатно.

Дариор обвел взглядом гостиную и не смог сдержать удивления.

- Это все госпитальеры из тех, кто остался в России?

- Нет, не все, - печально улыбнулся Смоленцев. - Здесь, в Москве, есть еще двое. Один живет в Новгороде, один - в Твери, шестеро - в Петрограде, а еще несколько - на Дальнем Востоке

- Еще пятеро в Крыму, - с ленцой в голосе добавил Василевский.

- Да, спасибо - Смоленцев сдержанно кивнул. - Это специальный отряд, тормозящий таможенные дела Советов. Как видите, нас немного… Раньше было во сто крат больше. Мы - лишь жалкие остатки былого величия. И «Серые» пытаются эти остатки добить. Но у нас есть множество, так скажем, «внештатных сотрудников» - патриотов, ненавидящих большевистский режим и свято верящих в возрождение монархии…

- А Бист Вилах? - спросил Дариор осторожно.

Смоленцев посерьезнел.

- Ах да, убийца. Меня поразило, что этот вампир был замечен в рядах «Серых». Мещанов даже заявлял в одном из писем, что он готовил покушение на какого-то министра. Черт знает, что он делал в банде! Было бы странно, если б такого беса наняли в «Серые». У Братства, знаете ли, строгий отбор. Так что… На этот вопрос нам может ответить только сам Бист Вилах. Но где его взять? Он в Париже, а может, уже и не в Париже, но уж точно не в Москве, ставлю свои часы! - Смоленцев натужно рассмеялся и покрутил в руках золотой брегет. - Хорошая вещица, знаете ли. Подарок лично генерала Деникина.

Смоленцев говорил эти слова со странным, но сильным чувством, отливавшим далекой гордостью.

- Кажется, Деникин сейчас в Бельгии? - учтиво спросил Дариор.

Полковник, видимо, воспринял его слова с другого ракурса.

- Мир несправедлив, и это справедливо. Если знать, что рано или поздно правда все равно восторжествует и ты будешь счастлив, то жизнь станет предсказуемой. Жизнь - игра, а игра должна быть захватывающей, внезапной. Да, порой она становится жестокой и даже беспощадной - что тут попишешь. То же случилось и с Деникиным. Всю жизнь он служил отчизне, а теперь стал ее врагом и вынужден скрываться от советской власти, писать очерки, спокойно доживать остаток лет. Мы предлагали ему сотрудничать с нами, с орденом. Но он отказался. Зато предлагает нам множество собственных материалов для агитации.

Это Дариора весьма заинтересовало, и он решил подойти ближе к делу.

- Скажите, Михаил Андреевич: чем конкретно занимается ваша группа и чего вы ждете от меня?

- А разве Мещанов вам не пояснил? - удивился полковник. - Хотя наверняка пояснил, но, как всегда, слишком муторно. Дело вот в чем. Мы пытаемся сменить власть, провести государственный переворот. Наша задача - подготовить новую революцию, провести к ней прелюдию.

- Каким образом?

- Мы делаем то же самое, что делали в свое время антимонархические террористы. То есть устраняем ключевых коммунистических деятелей и разводим агитацию. Поверьте: далеко не все довольны новой властью, а некоторые даже вспоминают о былых днях с ностальгией. Знаете, кто главный враг государства? Народ. Именно наше всероссийское население. Народ - это безудержная непреклонная тупая корова, или, если угодно, вулкан. До поры до времени это вулканическое животное спокойно, иногда даже довольно, но потом происходит взрыв - и это существо извергается, руша все то, что государство создавало десятилетиями. Именно поэтому революция всегда опирается на желания народа. Если нет таковой опоры, то не будет и революции. Во все времена нашему могучему государству втыкал палки в колеса именно народ, веками превращая его из могучего в немощное. А главная проблема - в необразованности. Были б наши молодцы крестьяне и рабочие немного начитанны и в науках сведущи… Наши политики и министры так привыкли к фактору общей безграмотности, что махнули на это рукой, считая общее обучение населения делом невозможным. Но позвольте: ведь как-то же сумели японцы за несколько лет превратить свое государство из отсталой средневековой страны в равноправную державу с грамотным населением! От необразованности одни проблемы, господа! Представьте, что стоит обмануть обычного русского мужика! Приходит господин Ульянов с распрекрасными тезисами и заглядывает ему в душу. «Смотри, - говорит, - как тебе плохо, друг мой! Зерна у тебя мало, скотина некормленая, на водку не хватает. В этом, конечно же, виновато правительство. Так пойдем со мной и свергнем это чертово правительство!» И вот тупой русский народ бестолково следует за лже-глашатаем. Причем я говорю не только о Ленине. О нет! На протяжении веков в русской истории было много таких сердобольных деятелей. Это и Пугачев, и развеселый Стенька Разин, и господа Лжедмитрии, и прочие выродки. Эти ребята были далеко не глупы и знали сущность российского народа. Во все времена народ ненавидел царя, ибо все беды из-за него. И поэтому люди шли за агитаторами, беспрекословно веря им на слово. И в итоге - никакого обещанного мира и равноправия, а еще бóльшая анархия вместо былой стабильности. Вспомните тех же Лжедмитриев. Поначалу их в народе чествовали как героев, а потом тот же люд их и сверг, ибо не понравились. Я это к тому, что именно народ, обычные люди вершат судьбу государства. К сожалению, эта недавняя революция была успешной, хотя по строению весьма схожа со всеми другими. Однако она достигла результата.

- Почему?

- А потому, дорогой друг, что народ наш - большая сволочь, которую постоянно надобно пороть. А если не пороть, она входит во вкус, садится тебе на плечи и перегрызает глотку. Нет в нашей стране благородства и отзывчивости. Вспомним историю. При Иване Грозном как спокойно жилось! Только народец начал роптать - его товарищи опричники сразу порют и жгут! И тогда - вот вам, тишь да благодать! И люд не рыпается, ибо царь злой, сильный, а значит, его надо слушаться. То же самое при Петре. Только стрельцы бузу учудили - всех в расход. Только бриться не пожелали - всех в расход. Чуть кто что пикнет - в расход. Да, жестоко, не спорю. Но по-другому нельзя. Ибо только пойдешь на сближение с людьми - как они сразу тебе нож в горло. Потому что никогда не будет такого правителя, который угодит всем. Всегда будут недовольные, а на этих недовольных найдутся ублюдки, готовые подлить маслица в огонь восстания. И все. Народ теряет рассудок и бросается в омут головой. Вот поэтому всегда на престоле должен быть сильный, непоколебимый, даже жестокий человек, готовый пойти на все ради целостности государства.

Смоленцев понизил голос и продолжал:

- На нашу беду, в 1896-м у руля встал император Николай - человек прекрасный, начитанный, образованный, честный, душевный и добрый, то есть совершенно не соответствующий идеалу русского царя. Всю свою жизнь он пытался стать защитником народа, шел к нему навстречу с открытой душой - и каждый раз получал от него хороший удар по сердцу. Ибо нельзя так с нашими людьми. Никаких пряников, только кнут! Нельзя править душой и сердцем, только холодным умом! Все живое в организме должно быть сковано ледяной оболочкой. Надо убить тысячи - убей, но государство сохрани, ведь если потеряешь государство, то жертвами станут уже не тысячи, а миллионы. Надо быть не другом народа, а хищным пауком, дергающим за стальные нити артерии государства. Но царь этого не понимал, потому как добрая душа. Ну, вот до чего мы из-за этого докатились. Сидим на загаженной улице, в грязном пролетарском городе, в окружении ублюдочных деятелей и ораторов, еще несколько лет назад сидевших в тюрьме или на каторге. Истинное счастье, господа!

Василевский улыбнулся - очевидно, разделяя мысли командира. Унглик, как всегда, хмуро молчал, а Дариор лишь пожал плечами. Он далеко не во всем был согласен с полковником, но благоразумно не стал навязывать иоаннитам свою точку зрения. А Смоленцев тем временем энергично продолжал. Он чем-то напоминал историку Мещанова - такой же сгусток действий и решений.

- Если говорить конкретно о результатах нашей деятельности, то… - полковник внезапно сбился и повернулся к Унглику, приложив руку к груди. - Александр Васильевич, будьте любезны, поведайте господину Рено о наших проведенных актах во всех подробностях.

Унглик заговорил, но таким тоном, будто ненавидел весь свет, и, конечно же, без малейших подробностей. Одни сухие факты.

- В 1919 году была создана наша группа в составе шести человек. 8 марта того же года нами был ликвидирован председатель всероссийского ЦИК Яков Свердлов. Затем в мае уничтожен заместитель председателя СНК Всеволод Чугунов. В декабре 1919 был захвачен поезд, шедший из Москвы в Петроград с партийной почтой; спустя еще месяц произведена диверсия на самарском секретном заводе. С середины 1920-го по апрель 1921-го группа не действовала. С весны 1921 года мы стали активно вредить контрреволюционной операции «Трест», которая впоследствии оказалась инсценировкой ВЧК. Осенью того же года было покушение на бывшего действительного советника Александра Якушева и члена бюро Штерна. Последний скончался. Весь 1922 год шла активная агитационная и почтовая работа. Лето 1922 года ознаменовалось убийством советского шпиона Маслова. Осенью мы организовали покушение на сотрудника ЧК Февральского и независимого консультанта при агентурном отделе ГПУ Стережецкого - безрезультатно. У меня все.

Дариор задумчиво прищурился. Ему все больше не нравился этот разговор. Не о таких низких идеях говорил ему Мещанов.

- То есть, - осторожно начал он, - ваша группа работает в качестве наемных убийц?

- О, нет, - качнул головой Смоленцев. - Мы не просто убийцы. Александр Васильевич упомянул о самом главном в его секторе. Основная наша задача - это развитие монархического подпольного движения и разжигание антиправительственных настроений в народе. В каждой монархической организации, в каждой контрреволюционной группе есть наши люди. Через них мы направляем и координируем антибольшевистское движение. Мы принимали участие в подготовке Кронштадского мятежа и Тамбовского восстания. Мы также обличаем через нелегальные газеты кровавую деятельность большевиков. Публикуем списки жертв красного террора. Однако если приходится порой запачкать руки - мы не противимся.

Дариор поморщился.

- Какой смысл? Вы устраняете единицы, а на их место все равно придут другие.

- Не скажите, - возразил Смоленцев. - Мы истребляем тех, кого необходимо истребить, то есть людей с мозгами, опасных людей. Как правило, потом на их место встают тупые горлопаны, способные к ежедневным партийным собраниям, но не готовые к настоящей политической работе и борьбе с нами. А это нам на руку. Благодаря нам постепенно прогнивает советский государственный аппарат. Хотя он уже и так гнилой, словно трехнедельный пирог, скрывающий свое нутро под хлипким слоем глазури.

- Мы постепенно строим подпольную империю, - добавил Василевский. - И наша деятельность приносит плоды. Создается все больше монархических организаций, и с большинством из них мы сотрудничаем. К тому же именно благодаря нам не прекращается эмиграционный поток за пределы РСФСР. Когда-нибудь Советы истощат свои силы, и мы нанесем главный удар.

- Когда-нибудь, - повторил Дариор с легкой усмешкой.

Внезапно напольные часы принялись отбивать гулкий звон, будто маленькие колокола. Дариор с непривычки вздрогнул, а хозяева лишь заулыбались этому. «Хозяева» - в смысле Смоленцев и Василевский. А на лице Унглика по-прежнему блуждало выражение то ли незыблемой скорби, то ли ненависти ко всему живому, то ли полнейшей фрустрации.

- Шесть часов, однако, - внезапно спохватился полковник. - Что-то мы заговорились. Сергей Николаевич, Александр Васильевич, не забыли?

Надворный советник в ответ лишь с наигранной неохотой потянулся.

- Вот уж и на отдых времени не остается. Дела, дела, дела… И все во благо Родины! «Россия, бранная царица, воспомни древние права, померкни, солнце Австерлица, пылай, великая Москва!»

Он так же неторопливо встал и направился к выходу.

- Увлекаетесь Пушкиным? - спросил Дариор.

- Забудьте, - посоветовал Смоленцев. - Сергей Николаевич любит изъясняться рифмами.

- Куда они?

- В семь на вокзал прибудет связной агент из центра. Надобно встретить.

Вскоре Василевский и Унглик удалились, и Дариор остался наедине с полковником. Лишь в дальнем углу раздавались приглушенные голоса девушки и того гордого молодого человека со взглядом мужчины.

- Кто они? - спросил Дариор полушепотом.

Смоленцев ответил не сразу, долго разглядывая историка из-под полуопущенных век. Но заговорил коротко, без экивоков.

- Это дети одного влиятельного человека, погубленного большевиками. Нам поручено охранять их до поры до времени…

Помолчали. Смоленцев вдруг начал нахваливать старинный пузатый самовар, купленный им по случаю на Сухаревке. Снова помолчали. Наконец Дариор спросил о том, что его более всего интересовало.

- Какая задача непосредственно у меня? Чего вы от меня ждете?

- Свежих, полезных мыслей, - серьезно ответил Смоленцев и вынул из жилетного кармана сложенный вчетверо листок. - Вот, послушайте, что говорит о вас Мещанов в своей последней записке.

Полковник нацепил на нос круглые очки, совершенно не подходившие к его суровому лицу, поднес письмо ближе к свету и принялся бормотать:

- «…Временно прекращаем поставки… Нужна немедленная акция в рядах…» Так, это не то. Так, так, так… Ага, вот, - полковник заговорил громче. - «Кроме того, удовлетворяю вашу просьбу о немедленном пополнении группы. Новогодней ночью в Москву на Белорусско-Балтийский вокзал вам в помощь прибудет отряд из трех человек. Надобно их встретить. Пошлите Семена. Оденьте его так, чтоб узнали. Анастасия Николаевна сообщит им подробности в поезде. Эти люди переходят в полное ваше распоряжение - приобщите их к поиску «Серых». Краткая характеристика: 1) Алексей Одоевский, тот самый. Сын Великого магистра. Умен, весьма дерзок, любит рисковать, способен к разработке наисложнейших операций. До революции служил в 138-м Болховском полку, после эмигрировал во Францию и состоял в рядах канадских и французских саботажных групп. Был награжден орденом Почетного легиона. На этого человека я возлагаю особые надежды. 2) Дайодор Мортен, комиссар парижской полиции, также кавалер ордена Почетного легиона. Человек, не блещущий умом, но, по моему скромному разумению, не такой простой, каким хочет казаться. Хороший солдат - пригодится вам в качестве бойца. 3) Винсент Банвиль. Спокойный, скромный, весьма неглупый, убежденный полицейский. Это что-то среднее между Мортеном и Дариором. Не так много прыти, как в первом, и гораздо меньше находчивости, чем во втором. Однако вместе команда заменяет и дополняет друг друга. Убежден: эти люди помогут вам в вашем нелегком деле. Кроме того, окончательно прикомандировываю к вам тайного агента…» Так, ну, это уже не то.

Смоленцев убрал письмо обратно в карман и воззрился на слушателя. Дариор же глядел в пустоту, слегка улыбнувшись, и смаковал свою характеристику. В целом остался доволен, но не удовлетворен с точки зрения информационного голода.

- И все же я не понимаю.

- Тогда давайте по пунктам, - терпеливо предложил Михаил Андреевич. - Несколько лет мы ведем подпольную войну в тылу врага и за это время сильно перетрудили головы. Нам нужен новый человек с новыми радикальными идеями. Вы нужны мне как советник, как мозг, если хотите. Это первое. За время пребывания в Париже вы не раз сталкивались с »Серыми» - наверняка многих запомнили в лицо. Поэтому вы нужны мне как свидетель, очевидец. Это второе. За время работы мы потеряли нескольких людей и порядком истощили силы. Нам требуется пополнение. Поэтому вы нужны мне, помимо всего прочего, и как рекрут-исполнитель. Это третье и, пожалуй, последнее.

Открытый спокойный голос полковника, наконец, убедил Дариора принять свое положение как должное. Что ж, рекрут так рекрут - бывали названия и похуже. Это решение историк тут же ознаменовал новым стаканом чая. Смоленцев довольно заулыбался.

- Вот и хорошо! Однако прежде, чем начать работу, вы должны быть полностью проинформированы. О моих предпочтениях и методах группы вам уже известно. Однако я все еще вижу голод в ваших глазах. Спрашивайте.

И Дариор спросил. Вернее, попросил:

- Расскажите о членах группы.

- О-хо-хо! - хмыкнул Смоленцев. - Я ждал этого вопроса. Ну что ж, начнем с меня. Я родился и вырос в Коломне, а учился в Коломенской гимназии. Да-да-да, в той самой.

Сказать, что Дариор удивился, значит не сказать ничего.

- С моим отцом? И с Мещановым?

- Именно, - подтвердил Михаил Андреевич. - Мы были неразлучной командой, великой троицей. Три Михаила, трое Миш. Нас так и дразнили: Три Медведя. Неужто Мещанов не показывал вам ни одной фотокарточки? Эх, Михал Иваныч, Михал Иваныч, вот горе конспиратор, даром, что Великий магистр!

Смоленцев весело рассмеялся и откинулся в кресло, а Дариора неожиданно накрыла волна воспоминаний. Да, действительно, Мещанов показывал фотокарточку с тремя подростками. Двое были знакомы: отец и сам Мещанов. А третий, получается, - Смоленцев? Впрочем, и впрямь весьма похож. Те же волевые скулы и квадратный подбородок. Выходит, господа великие госпитальеры были знакомы еще с губернской гимназии? Да, вот только один из них не дожил до этих дней.

Видимо, Михаил Андреевич заметил перемену на лице Дариора и со свойственной ему проницательностью, заключив выводы, задушевно сказал:

- Ваш отец был душой компании. Он всегда казался лидером, но, несмотря на это, никогда не терял расположения подчиненных. Его все любили и уважали. Чего нельзя сказать про двух других Миш. Мещанов в молодости был гадким утенком, не то что сейчас. А я всегда чрезмерно прямолинеен - за это и сыплются шишки на голову. Ваш отец был самым достойным из нас.

- Да, но он умер, - совершенно спокойно сказал Дариор, однако Михаил Андреевич отчего-то вздрогнул и заговорил еще мягче:

- Смерть вашего отца чрезвычайно таинственна. Его тела так и не нашли, но, безусловно, будь он жив, непременно сообщил бы нам. Мы искали его, но нет никаких следов…

- Михаил Андреевич, хватит об этом! - сказал Дариор и разозлился, его голос все-таки дрогнул.

Смоленцев, чуткий человек, не стал настаивать и словно перелистнул страницу повести с неприятного на интригующее.

- Я служил в добровольческой армии Деникина. После успел пособить Колчаку. Но все мои старания прошли даром - большевики одержали победу. Я эмигрировал после Мещанова и встретился с орденом уже в Париже. Там мне поручили возглавить контрреволюционную группу в Москве. Ее прежнего командира - действительного статского советника Павлова - убили чекисты при неудачной диверсии. Вместе с ним погибло много членов группы, и, когда я вернулся в Москву, в ее рядах оставались лишь капитан Александр Васильевич Унглик, титулярный советник Николай Аристархович Шустров да кучер Семен. Передо мной встала сложная задача: возродить группу и организовать новые акции против большевиков. С первой необходимостью я справился быстро. Из Петрограда мне откомандировали надворного советника Василевского - и вот уже группа считай в полном составе. Со вторым вышло сложнее. ЧК старательно искал нас, ибо им хватало сведений от МОЦР.

- МОЦР?

- Совершенно верно. Монархическое объединение центральной России. Группа идейных болванов под руководством продажного Якушева, который к тому же впоследствии оказался двойным агентом. Бывший статский советник Павлов был столь неосторожен, что активно контактировал с МОЦР, желая получить поддержку монархистов. Но впоследствии оказалось, что МОЦР - это детище большевистской операции «Трест», которая производилась с целью выявления всех монархистов и антибольшевиков. Группа попалась на этот крючок. Итогом стала потеря нескольких членов группы и самого Павлова, а также были утрачены многие конспиративные квартиры в Москве, да еще и из Одессы пришлось немедля перебираться в Севастополь. Я возглавил группу в самый безнадежный момент и возобновил ее деятельность. Мы провели диверсию против мерзавца Якушева и не меньшего мерзавца Штерна. Последний погиб, но первому удалось спастись. О нашей группе снова заговорили в ЧК и даже привлекли к делу Стережецкого. Откуда он вдруг взялся, я не знаю. Но именно в тот момент была создана группа «Серые». В нее вошли по большей части бандитские деятели, бывшие люди Нестора Махно. Возглавил и подготовил всю эту пеструю компанию комиссар Февральский. Стережецкий же вроде как был сбоку припекой и действовал официально от лица ЧК, но теперь оказывается, что именно он и возглавлял «Серых» на пару с Февральским. Конечно, официально уже нет никакого ЧК, но мы все равно используем это название.

Михаил Андреевич вынул из портсигара длинную сигару и со вкусом закурил. Гостиная сразу наполнилась терпким ароматом.

- Теперь коротко о каждом из членов группы, - продолжил Смоленцев. - Василевский. Работал в Петрограде до того, как я взял его к нам. Надежный человек из хорошей московской семьи. Отличный фехтовальщик. В германскую служил в кавалерии. Георгий за храбрость. Ну, что еще? Хороший игрок в шахматы. Ладно, теперь Унглик. Еврей по происхождению, выкрест. Именно из-за национальности при царе, не смог сделать хорошую карьеру в армии, хотя имеет таланты и навыки, но, тем не менее. не поддержал Советы. Он один из первых членов группы. Кстати говоря, до революции служил в саботажной группе, как и вы. Если бы не происхождение, давно бы стал майором, а то и полковником, а так всего лишь, капитан. Впрочем, его внешность играет нам даже на руку. Знаете, как устранили Свердлова?

- Так значит, это все-таки вы его приголубили?

- А кто ж еще? Официально заявили, что смерть наступила от испанки.

- А как на самом деле? - поинтересовался Дариор.

Михаил Андреевич ухмыльнулся.

- Очень просто, даже банально. И в этом заслуга Унглика. Свердлов только-только приехал в Москву и шел переулком всего с двумя охранниками. Рядом бродила разъяренная бастующая толпа рабочих, недовольная голодухой. И тут появился Унглик в совершеннейшем жидовском обличии и принялся поганить бескостным языком весь русский люд. Ну, мужики у нас серьезные, потому сразу и вразумили, что надобно накостылять «пархатому жиду». Ну, он наутек - они за ним. Унглик запрыгнул в сани и укатил. А молодцам-работягам попался Свердлов, шедший с вокзала. И ведь тоже еврей. Вот они его и уработали почем зря. Через пару деньков Яков Михайлович скончался, а мы чистенькие. Потом, конечно, кто-то вспоминал подозрительного еврея-зачинщика, но что толку. После драки кулаками не машут.

- И за что вы его? Просто потому, что в чужом лагере?

- Нет, - ответил Смоленцев. - Свердлов - один из организаторов расстрела царской семьи.

- Да неужто? - изумился Дариор. - А мне казалось, это губернским властям вожжа под хвост попала.

- Нет, нам донесли из проверенных источников, что он к этому причастен. За все в жизни надобно платить. Вот он и заплатил.

- Жестоко, - признал Дариор.

- Жестокостью отвечаем на жестокость. Так вот. Был еще бывший титулярный советник Шустров. Умный, полезный и интеллигентный сотрудник. Был моей правой рукой. Был. Подонок Стережецкий застрелил его.

Из вежливости немного помолчали, но было видно, что никто особо не скорбит, ибо историк слышит о героическом советнике впервые, а полковник вообще не расположен к длительной скорби.

- А Семен? - спросил Дариор после паузы.

- Кучер. Окончил Военно-фельдшерскую школу. Служил филером в охранном отделении. Посему и лошадьми управляет отлично, и к слежке приучен, и медицинскую помощь окажет, и с оружием дружен, и готовить умеет. Очень полезный человек.

Дариора немного покоробил эпитет «полезный». Неужто Смоленцев рассматривает людей только по степени полезности?

Однако мыслительному процессу Дариора помешали все те же напольные часы, которые принялись охотно отзванивать семь. Михаил Иванович тут же словно очнулся от дремоты и вознамерился выпроводить историка. Снова заговорил задушевным, но напористым голосом.

- Так, мол, и так, дорогой друг, уже вечер, а вам надо бы отдохнуть. Извольте проследовать в спальню.

Хоть Дариора и клонило в сон, он все же слегка изумился такой спешке.

- Но что мы будем делать дальше? Какая задача стоит передо мной? - спросил он, вывертываясь из цепких рук полковника.

Но тот был непреклонен.

- О вашей роли в контрреволюции поговорим завтра. А теперь идите и отдохните. Вы нужны мне свежий, без тени утомления.

Он буквально подтащил Дариора к выделенной ему комнате, впихнул внутрь и затворил дверь. Здесь Дариор всерьез задумался. Причины этого феномена объясняются природной странностью Михаила Андреевича или же он выпроводил историка с иной целью? В семь часов прибывает связной агент, который наверняка проследует сюда, в конспиративную квартиру, выпить с дороги стакан-другой чаю, а может, чего и покрепче. Получается, Смоленцев еще не полностью доверяет новым помощникам или просто не хочет, чтобы они узнали лишнее. Но Дариору было все равно. Его рассудок проваливался в сон, а стены комнаты расплывались в затуманенных глазах.

Кое-как иоаннит доковылял до кровати и рухнул не раздеваясь. Однако сон пришел не сразу. Долгое время Дариор лежал, глядя в потолок, и размышлял о насущном - о том, что ждет его завтра, о том, зачем и для чего поехал в Москву и вообще правильно ли сделал, что поехал.

Если по совести, то неправильно. Да, он желал восстановить старую Россию, но не питал иллюзий, в отличие от Смоленцева. Он знал, что прежнего не вернешь. Так что патриотические амбиции и ностальгическая дрожь души здесь ни при чем. Тогда что же?

Историк попробовал думать сердцем - и ответ сразу же пришел. Ответ эгоистичный и банальный. А с точки зрения патриотизма - кощунственный. В Москву историк приехал, дабы найти себя. Дабы понять, кто он есть на самом деле. Дабы смириться или отказаться от положения новоявленного госпитальера. Дабы сбежать от всей этой бедной и однообразной жизни в Париже. Дабы оставить все заботы во Франции и начать новую жизнь здесь - с чистого листа. Но позвольте, мсье Рено, что же получается? Выходит, вы ринулись в Москву исключительно в личных целях? А двух французов потащили с собой только из боязни неизвестного, для того что бы быть не одному, а с прикрытой спиной? Что-то лживое в душе историка принялось роптать и отнекиваться.

«Нет, - сказало оно, - Мортена я взял для того, чтобы спасти от незаслуженного позора и тюрьмы, а Банвиль так и вовсе напросился сам».

«Да неужели? - удивилась совесть и принялась охотно бередить нравственную травму. - Никого ты не спасал. А взял с собой французов, потому что тебе было скучно ехать одному. И именно из-за скуки и боязни одиночества ты потащил этих людей в опасное, рискованное путешествие. И если они погибнут, то ни за что, а просто так, глупо и несправедливо. Они не сражаются за империалистические идеалы и не верят в новую монархию».

«Как и я», - возразил Дариор и перевернулся на другой бок.

Но въедливая совесть не отставала.

«Тогда зачем ты ввязался во все это? - нудила она. Зачем вовлек в опасность невинных людей? Ты проехал пол Европы по пути сюда? Ради чего? Ответ прост: ты новый Онегин, которому все надоело. Ты бежишь от старого в поисках нового, хотя и не знаешь чего. И, следуя этим низким идеям, ты вводишь в заблуждение душевных и открытых людей, а главное - подвергаешь их опасности».

Дариор поразмыслил и согласился. Да, так и есть.

Потом он думал о заготовленном плане, который собирался осуществить завтра, но и здесь натыкался на отпор совести. «Тебе снова приходится обманывать друзей!» - упрямо твердила она.

Кто знает, сколько бы продолжалось это препирательство, но наконец Дариор убедил-таки себя в мысли, что он негодяй без права на существование, но беседовать с собой это весьма нездоровый феномен, а потому отвернулся к стене и, радуясь развязке, спокойно уснул.

Алексей Мерцалов,

студент РГАИС

(г. Москва)