Все наши чувства, ощущения и все восприятие окружающего мира сходятся в конечном счете в одной точке, которую мы называем - душа. Стартовый капитал, генетически заложенный свыше, ставит каждого из нас лишь на первую ступень широкой мраморной лестницы, которая уходит высоко в небо и называется процессом воспитания души. Преодоление каждой ступени, этой лестницы, требует немало терпения и сил, бессонных ночей и размышлений. Шаг за шагом, поднимаясь выше и выше, мы открываем для себя огромный мир, полный красок и эмоций, он учит принимать решения и преодолевать страх, бороться с невзгодами и переживать отчаяние, питает нас своей энергетикой. Негатив мы аккуратно складываем в черные пакеты и оставляем на пройденных ступенях, а вот положительными эмоциями стараемся напитать все, что нас сопровождает на подъеме, даря частички своей души не только людям, но и окружающим нас предметам.

 Если быть достаточно наблюдательным, то можно заметить, что всякая вещь, которую мы делаем своими руками, получаем в дар или попросту приобретаем в магазине, не спешит даваться нам, сопротивляется, что ли, проявляет волю. И эту волю мы стараемся преодолеть, мысленно вступая с ней в контакт, создавая незримое присутствие живой тайны между предметом и человеком. За долгие годы эта вещь пропитывается нашей аурой, становится чем-то бесценным и, несомненно, одушевленным.

 - Не верю! - скажет убежденный материалист.

 - Да? Хорошо. А как же драгоценные камни, за которыми тянется целый шлейф смертей и исковерканных судеб, или известные картины: «Водяные лилии», «Поклонение волхвов», «Плачущий мальчик», закрепившие за собой дурную славу. То, что в этих предметах есть чья-то энергетика, сомнения нет, а значит, есть и частичка чьей-то души. Одна душа похожа на потрепанную тряпку со сквозными дырами, от нее не жди ничего доброго, другая - на холст из белых чистых ниток, и грязь к ней не липнет. Ведь насколько же велика сила чудотворной иконы, писанной монахами и намоленной веками. Сможете ли вы назвать ее «неодушевленной»?

 Добро, несомненно, мудрее и старше зла, а значит, и сильнее, мы храним его в наших оберегах и амулетах, зная, что в трудный час оно обязательно проявит силу. Поэтому ваше «Не верю!» звучит неубедительно.

Ящик №254

 Кабинет, из которого ее вынесли, чем-то напоминал один из залов дворца, в котором очень давно, еще в пору своей молодости, ей уже приходилось бывать. Тот же длинный коридор с арочными окнами, та же ширина лестничных пролетов, те же люстры, только все какое-то неживое, холодное. Нет, все стало намного богаче и краше, но неживое. Раньше здесь витал дух хозяина, семейного очага, сейчас же пахло моющими средствами, имеющими неестественный фруктовый запах, и кошками, единственными постоянными обитателями этих стен. Человек, который бережно нес ее всю дорогу, открыл длинным ключом высокую дверь с надписью: «Хранилище №4». Войдя в комнату, развернул какую-то бумагу и, словно по карте, нашел нужный ему шкаф. Выдвинув ящик под номером 254, он аккуратно положил туда принесенную вещь. Шаги удалились, хлопнула дверь и наступила тишина.

 - Ушел, ушел, ушел, - через какое-то время пронеслось шепотом с соседних шкафов.

 - О, как хорошо, - сказал мужской голос справа и громко чихнул, - не до конца задвинули ящик. Хоть немного свежего воздуха и света. И опять эта проклятая пыль. - Было видно, как пылинки проникают в ящик через световую щель.

 - Кто здесь? – спросила настороженно принесенная вещь.

 - Не переживайте, сударыня, - ответил все тот же голос, - в этом склепе нас только двое. Разрешите представиться: Императорский Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Моим кавалером был полковник Воинов Юрий Иванович. А Вы, как я понимаю, брошь?

 - Да что ты понимаешь! Понимает он… – произнесла она с возмущением. Страх и новая обстановка говорили ей, что лучшее средство защиты – это нападение. – Я женское украшение, каких на свете больше нет. Я никогда ни с кем не делила своих подушечек и шкатулочек! И почему здесь такой сильный запах табака? Ужас! Я что, в ящике для сигар?!

 - А Вы еще та штучка, - обиженно произнес орден, - послал же бог соседку.

 - Соседку? Солдафон! – отрезала брошь.

 - Змея, - спокойно парировал орден. Она на самом деле была украшением в виде змеи.

 - Что?! – она начала задыхаться от ярости. - Хам!

 Орден ничего не ответил. Послышалось шушуканье соседей: «Не приживется. Сварливая старуха. Обидеть такую почтенную вещь. Нехорошо. Некрасиво. Неправильно.»

Женская логика

 С тех пор прошли три дня. Днем все обитатели хранилища вели себя тихо, а когда движения во дворце прекращались и за окном зажигались фонари, делились воспоминаниями и впечатлениями из прошлой жизни. Брошь упорно напрягала слух, но услышала только обрывки отдельных фраз, непонятно о чем рассказывающие и неизвестно от кого прилетевшие. Страх уже заменило спокойствие, а желаемое одиночество - жажда общения. Освоившись на новом месте, она искала повод для разговора, но после такого начала знакомства найти нужные слова было не так-то просто, и в ящике по-прежнему царила тишина, лишь изредка нарушаемая чихающим по нескольку раз кряду соседом. Так, после очередного приступа, брошь решила прервать молчание.

 - Лучше бы они закрыли ящик, – с волнением произнесла она, – я уже устала считать пылинки. Они так и норовят сюда залететь. А что ты молчишь? Я испугалась и наговорила каких-то гадостей, в конце концов, я дама, у меня все зависит от настроения. – В голосе послышались капризные нотки. – Ну хорошо, если это так для тебя важно, извини.

 - Типично женская логика, – промолвил орден, - я знаю, что была не права, но виноват в этом ты.

 - Да. Я люблю в себе все, в том числе и свои недостатки. А что здесь плохого? И не надо трогать женскую логику. Скажи, может ли дама за одну ночь прокутить все свое жалование, или драться стенка на стенку, или сыграть в «русскую рулетку»? Все это непредсказуемое безрассудство вы, мужчины, называете загадочной русской душой. И если в женской логике есть хоть какая-то логика, то в вашей загадочной душе ее вообще нет. А впрочем, мне все равно, согласен ты со мной или нет.

 - Сударыня, если Вам все равно, то к чему столько эмоций? - сказал спокойно орден. - И почему Вы постоянно обращаетесь ко мне на «ты»?

 - Если женщина говорит, что ей все равно, то как раз это ей и небезразлично. Ладно, если хочешь, можешь тоже обращаться ко мне на «ты». Я не против.

 - Другого ответа я и не ожидал. – Немного помедлив, орден добавил: Век каждой награды короток, потому что у нас всего один хозяин. Лет десять я красовался на груди, после чего в карманы мундира обильно насыпали табаку и повесили в шкаф. Ненавижу запах табака, его из меня уже никогда не выветрить, а еще у меня аллергия на пыль, поэтому и чихаю. Даже не знаю, сможем ли мы с Вами поладить? Как Вы думаете?

 - Мне думать вообще вредно, потому что я могу и передумать, - она кокетливо улыбнулась. – Я пошутила. Конечно, поладим. Если есть с кем поговорить, молчание для меня - яд. Тишина порождает дурные мысли. Я же не знаю, о чем ты думаешь. Эти мысли начинают терзать меня, от этого можно и умереть.

 - О, сударыня, Вам не страшен ни один яд, судя по Вашему характеру, Вам обеспечено бессмертие. Вы как та звезда, холодная и вечная.

 - Да. В нас есть что-то общее. Жаль, что звезды так далеко. Но порою, когда нам удается увидеться, я слышу, как мои камушки переговариваются с ними.

Идиллия

 Их диалог, начавшийся с вечера, продлился до самого утра. Словно два вулкана, спавших долгие годы, вдруг проснулись и начали выплескивать накопившиеся лавы эмоций, мыслей, воспоминаний. Сначала возникло чувство уважения, а позже еще что-то более важное и нужное, доселе для них неизведанное. Она уже привыкла к запаху табака, забыла их первую встречу и все чаще стала беспокоиться о его здоровье. Он, почувствовав прилив сил, рассыпался при каждом удобном случае в комплиментах. Время, безнадежно застывшее, качнуло маятник и стало набирать обороты, с каждым днем ставя все новые и новые рекорды.

 - Вы на самом деле очень красивы и понравились мне сразу. Был бы я помоложе, - мечтательно произнес орден, - я бы доказал Вам всю чистоту моих намерений, а если бы кто-то встал на моем пути, я бы дрался с ним на дуэли.

 - Да, с годами я только хорошею, и ты даже не можешь себе представить, сколько раз из-за меня дрались на дуэли. «Эта брошь многих сведет с ума», - так сказал мастер, который меня изготовил, разглядывая напоследок. И в первый же день в Ювелирный дом вошел почтенный господин: «Я бы хотел приобрести это украшение, но таких денег у меня в наличии нет». Он оставил задаток, а оставшуюся сумму пообещал завезти на следующий день, до полудня. Вскоре зашел еще один покупатель, офицер средних лет, и тоже пожелал приобрести меня. Ему отказали, но сообщили, что покупатель должен явиться до 12 часов и выкупить украшение. Он дождался почтенного господина и стал его всячески уговаривать предоставить ему возможность приобрести меня, но все попытки были тщетны. И тогда офицер, явно не желавший отступать, произнес: «Я забыл представиться: Великий князь Сергей Михайлович Романов. Ни в коем случае не хочу злоупотреблять своим положением, но это украшение, - сказал он шепотом, - я приобретаю по просьбе самого Государя императора и, если Вы мне не уступите, я буду вынужден прибегнуть к более решительным мерам».

 А моей первой владелицей была прима-балерина Императорского Мариинского театра. После очередного спектакля она крепила меня к своему вечернему платью и выходила к ожидавшим ее гостям. Все с восхищением аплодировали, кавалеры кланялись, а дамы весь вечер не могли оторвать от меня глаз.

 - Сударыня, это неудивительно. При виде вас можно потерять голову и наделать много глупостей. А Вы знаете, за меня тоже один раз чуть не подрались.

 Да, - сказал орден, значительно повысив интонацию, - было это в конце сентября 1919-го года. Служил в то время мой Юрий Иванович в армейской разведке под Новороссийском, и был у него денщиком ефрейтор Нефедов, из донских казаков. Они даже внешне похожи были, оба высокие, с усами, и по возрасту почти одногодки. Знал Нефедов службу свою отлично, звать лишний раз не приходилось, и на передовой, и в карточных баталиях тенью был своему командиру. Одно плохо: молчун, что ни спросишь: «Так точно, Ваше благородие, будет исполнено, Ваше благородие», - других слов из него и не вытянешь. И тут поручено было Юрию Ивановичу доставить секретный пакет в штаб корпуса. Ехать решено было вдвоем, чтоб не привлекать лишнего внимания. На сборы полчаса, пакет приказано хорошенько спрятать, и Нефедов зашил его под подкладку кителя. Выехали ближе к вечеру, в дороге ливень застал, темень несусветная. Куда ехать, сам черт не разберет. Увидели огонек, оказалось: хутор, решили заночевать. Хозяйка - странная бабка, такая услужливая, все спать укладывала, а дед исчез куда-то. Неспокойно стало на душе Юрия Ивановича, не стал он сапоги снимать, так на лавку и лег, а китель у печи повесил, просохнуть. Только улеглись, откуда ни возьмись банда налетела. В то время много народу по степям да по лесам шастало. Залетели, скрутили и сразу к стенке под ружье. Зажгли лучину, вошел главарь, в красных галифе, бекеша нараспашку, в папаху зеленая лента вшита. Осмотрел комнату, увидел китель возле печи, медленно перевел взгляд на пленников и, шевеля своими тараканьими усами, спросил:

 - Чей китель, кто из вас золотопогонник?

 Тут Нефедов и отвечает, мол мой. Юрий Иванович даже дар речи потерял от такой наглости. А главарь так, с ухмылкой:

 - Что ж ты крест свой белый без присмотра оставил? Семка, хочешь, я тебе крест подарю?

 - Вранье это все, мой это китель и крест мой, - процедил Юрий Иванович.

 - Что? – возмутился Нефедов. – А по зубам не хочешь?

 - А-ну, цыц здесь, - заорал главарь, - раскудахтались петухи. Семка, уведи этих, завтра утром разберемся. Да посади порознь, одного в погреб, а другого в сарай, чтоб они морды друг другу не расцарапали. И скомандуй там, чтоб на стол накрыли, жрать охота.

 А под утро на выручку пришел целый эскадрон. Отбили. Оказывается, Нефедов в сарае-то лаз нашел, сбежал и подмогу привел. Освободили Юрия Ивановича из погреба, надел он свой китель, который так и висел у печи, и вызвал Нефедова.

 - За то, что подмогу привел, - говорит, - благодарю за службу. А за цирк вчерашний ответишь по всей строгости.

 - Не серчай, Ваше благородие. Не со злого же умыслу. Представил я себе, как перед господином полковником стоять буду и докладывать, что не сберег Вас. Думаю, уж лучше пусть меня расстреляют, чем такой позор пережить. Ну, а что по зубам дать обещая, так это чтоб поверили.

 Успокоился мой Юрий Иванович. Достал из внутреннего кармана часы, самим Деникиным дареные. «Держи, - говорит, - заслужил. Но только за то, что вовремя подмогу привел.»

 Вот так Нефедов и часы с надписью «За Отвагу и Усердие» получил, и жизнь моему хозяину спас.

 - А я тоже однажды жизнь спасла, и не одну, а целых шесть. Ты отдохни немного, а я расскажу. Было это в 1940-м году, в Польше. В то время моей хозяйкой была госпожа Подольская, ее супруг был владельцем металлургического завода «Людвикув» в Кельце, а с приходом немцев организовал еще и ремонтные мастерские для тяжелой немецкой техники. Жили супруги в достатке, такие при любой власти свой доход всегда имели. А вот Польша переживала тяжелые времена, почти каждый крупный город имел свое еврейское гетто. Не обошла эта участь и Кельцы. Госпожа Подольская очень сильно события эти переживала, много невинных людей незаслуженно страдали, были среди них не просто знакомые, а и друзья семьи, верные помощники мужа, и она то вещи теплые, то продукты через охрану передавала. И тут прошел слух, что скоро всех отправят в концентрационный лагерь, а оттуда надежды на возврат уже не было. Нужно было действовать быстро, и моя госпожа без согласия мужа решилась на очень рискованный шаг. Она пошла к самому коменданту города, штурмбанфюреру СС Кранцу; тот несколько раз обедал у них дома, но все же визиту нежданной гостьи был удивлен.

 - Чем обязан, госпожа Подольская, - спросил Кранц, услужливо пододвигая ей стул. Невысокий рост, острый нос, глаза, близко расположенные к переносице, внешне делали его похожим на лиса, что соответствовало характеру.

 - Господин комендант, мой визит носит сугубо личный характер, и супруг о нем не должен знать. Пусть это останется нашей тайной.

 - И все же чем обязан? - спросил Кранц, усаживаясь в свое кресло. Слегка приподнятые кончики его губ напоминали улыбку официанта в ожидании чаевых.

 - Я знаю, что Вы большой ценитель искусства, и не только живописи, но и ювелирных украшении. Во время последнего обеда я видела Ваш взгляд, кинутый на мою брошь. По-моему, она произвела на Вас сильное впечатление.

 - А Вы наблюдательны, госпожа Подольская, вещь, несомненно, интересная, но не до такой степени, чтобы украсть мое спокойствие.

 - Не скажите, господин комендант, это украшение не только шедевр, но и имеет богатое прошлое. К его истории причастен сам русский царь Николай. – И она достала платок, в котором я была аккуратно завернута.

 - Все имеет свою цену, - сказал с ухмылкой Кранц, - Вы же пришли сюда не для того, чтобы еще раз подразнить меня?

 - Нет, ни в коем случае, - развернув платок она бережно положила меня на стол, - это украшение Ваше.

 Он вскочил с места, чтоб рассмотреть меня поближе, и я увидела, как блестят его алчные глаза. От мысли легкой наживы на лбу выступили маленькие капельки пота.

 - Что Вы хотите? – он поднял довольный взгляд на гостью.

 - Мне нужны паспорта и люди, которые находятся у Вас в гетто.

 Улыбку тут же сменила лисья гримаса, левая щека нервно дрогнула.

 - Это невозможно. Уже готовы списки к отправке.

 - Жаль, - кокетливо сказала моя хозяйка, опустив глаза от пронизывающего взгляда и кладя меня обратно в платок, - придется обратиться к начальнику гетто, говорят, он более сговорчив.

 - Не торопите события. – Он положил руку на платок, сжал его вместе со мной и засунул себе в карман. - Я постараюсь Вам помочь. О ком идет речь? Сколько человек?

 - Шесть, - и она достала из сумочки листок, - вот список имен. И паспорта мне нужны такие, чтоб они могли пересечь любую границу, на которой стоят Ваши войска. Я могу на Вас рассчитывать?

 Он отошел к окну и повернулся к ней спиной, чтобы не показывать начавшегося нервного тика, который беспрерывно дергал щеку.

 - Вы же понимаете, насколько опасна Ваша просьба. Зачем Вам это?

 - Это не просьба, господин комендант, я бы назвала это выгодной сделкой.

 - Приходите завтра, - не поворачиваясь, процедил он сквозь зубы и, чуть помедлив, добавил: - за паспортами.

 Я не принесла ему счастья, как и многие другие украшения, которые были добыты им нечестным путем. После войны он бежал в южную Америку, прихватив и нас с собой. Там каким-то бандитам, попытался продать одно из украшений, а ночью они залезли и перерезали ему горло. Любая вещь, добытая нечестным путем, никогда не приносит ничего хорошего. Как люди не могут этого понять? Мне его не жаль, а вот к госпоже Подольской я бы с удовольствием вернулась еще раз.

 - Да, она сильная женщина, – сказал восторженно орден. – Уверен, что сердце выскакивало у нее из груди, но она выиграла эту битву. А знаете, как бьется сердце, когда человек летит навстречу смерти? Громче топота копыт. Ни один мускул на лице не дрогнет, шашка в руке как влитая и только сердце бешено отсчитывает секунды до столкновения. Как будто оно вбирает в себя весь страх, душит в своих тисках и не дает ему вырваться наружу, помогает в трудную минуту. Помню один бой, было это под Харьковом…

 И как только брошь заканчивала одну свою историю, орден начинал очередную свою. Они говорили дни и ночи напролет, им всегда находилось, что рассказать друг другу, им было хорошо вдвоем. Прожив столь яркие жизни, накопив массу впечатлений и сохранив свое «Я», они только сейчас поняли, насколько интереснее ощущать себя половинкой местоимения «МЫ». Когда тебе есть с кем поделиться своими радостями и горестями, мыслями и воспоминаниями. Когда есть о ком заботиться или просто есть кому пожелать Доброго утра.

Экспертиза

Идиллия, которая длится вечность, называется раем, а вот жизнь людей и предметов имеет свой срок и порой зависит от обстоятельств, сопротивляться которым нет никакой возможности. За месяц, что брошь провела в ящике, в хранилище приходили разные люди. Что-то приносили или уносили, меряли температуру помещения, вытирали пыль и даже спали на стульях, но делали все это тихо, и вдруг пришла шумная компания из трех человек, которая вызвала у всех предметов неподдельное любопытство.

 - Сергей Михайлович, византийские монеты времен императора Юстиниана, 4 штуки. Вот накладная.

 - Спасибо, Ниночка, следующее: шкаф номер 7, ящик номер 254: орден Святого Георгия и золотая брошь в виде змеи.

 Ниночка убежала и, найдя нужный шкаф, выдвинула ящик, яркий неоновый свет ослепил его обитателей.

 - Боже, как я соскучилась по свету, - сказала с радостью брошь.

 - А мне с Вами и в темноте было светло, - парировал комплиментом орден.

 Ниночка аккуратно достала из ящика брошь и орден, а также лежащие под ними бумаги, и положила их перед сидящими мужчинами. Сергей Михайлович взял крест и стал пристально рассматривать его через лупу, заглядывал под ленту, тер мягкими перчатками по эмали. Ордену все это напоминало медицинскую комиссию. Если еще месяц назад он с уверенным равнодушием сказал бы: «Доктор, отправьте меня в утиль. Я устал.», то после встречи с брошью он воспрял духом, у него опять появился интерес к жизни, и надежда заставляла его бормотать: «Оцените меня по достоинству, я еще могу быть полезным». Все это длилось около минуты, после чего Сергей Михайлович начал говорить.

 - Орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия IV степени. Колодка, бант и крест подлинные. Эмаль на кресте имеет незначительные трещинки. Цвет эмали немного потемнел от времени. Сколов не наблюдается. Николай, вы успеваете за мной записывать? – спросил он молодого аспиранта, сидящего напротив.

 - Да, конечно, - тот поднял глаза, - интересно, кому он мог принадлежать?

 - Одному из героев Первой мировой, - отложив орден в сторону, он развернул вчетверо сложенный лист бумаги и начал читать: «Воинов Юрий Иванович, на 1915-й год подпоручик. При атаке германской позиции у деревни Тартак, 18 сентября 1915-го года, ворвался во главе своей роты в неприятельский окоп, захватил действующий пулемет и пленных, которых доставил в штаб своего полка. Участник Гражданской войны, полковник, эмигрировал с бароном Врангелем из Крыма. Умер в Париже в 1967-м году». Человека уже нет, а этот орден будет продолжать нести память о нем через века.

 Он еще раз взглянул на орден и взял в руки следующий предмет - брошь.

 - О, какая интересная вещь, эксклюзивная дамочка, – при помощи лупы стал ее рассматривать. Через какое-то время улыбнувшись, сказал: - Брошь в виде змеи изготовлена из золота высшей пробы, бриллианты, сапфиры-кабошоны. Время изготовления конец XIX – начало XX веков. Обратите внимание, молодой человек, на это клеймо, - и он показал аспиранту обратную сторон украшения на которой было выбито «W.A.BOLIN». – Это клеймо принадлежит ювелирному дому «Болин», поставщику Двора его Императорского Величества. Этот Дом знаменит своими украшениями, в том числе и брошами в виде божьих коровок, жуков, стрекоз и змей. Одна такая змея, судя по описаниям очевидцев, была подарена Государем Императором Николаем II Матильде Кшесинской. С вероятностью на 99 процентов это именно та брошь, которая впоследствии уехала с ней в эмиграцию. Так что, мадам, - обратился он к броши, - добро пожаловать домой. Эти экспонаты достойны занять хорошие места, нечего им больше пылиться в хранилище, готовьте к экспозиции.

 - Меня в музей, под стекло? – возмутилась брошь. – Это что, я больше не украшу ни одного женского платья? Приемы, духи, шампанское, сплетни - все это в прошлом? Какой ужас.

 - Не расстраивайтесь, сударыня, - успокаивал ее орден. – Птицы тоже живут в клетках. Я вон большую часть жизни провел в шкафу. Должен вам признаться, с одной стороны, я даже рад, после долгих лет у меня появился статус, да какой, я теперь исторический экспонат. А с другой, - он тяжело вздохнул, - мне немного грустно, потому что нас с вами теперь обязательно разлучат.

 И их разлучили. Его поместили в зал воинской доблести, ее положили к нарядам и украшениям императорских особ. Началась новая яркая жизнь, тысячи восхищенных взоров каждый день, но ни одни глаза не смогли увидеть того, как им тоскливо и одиноко на этом празднике жизни. Им уже, как воздуха, не хватало заботы, понимания, любви, им не хватало друг друга. И они были готовы, не задумываясь, поменять этот красочный мир на маленький темный ящик под номером 254.

Владимир Тиссен,

автор-исполнитель, писатель

(Германия)