Я славлю сынов России,

Готовых биться до конца,

И их охотничьи, лихие

Неукротимые сердца!

(Мих. Матусовский)

Он был ровесником прошлого века. Ему шел 41-й год, и этот год пришелся как раз к началу войны. В красноармейской книжке он был представлен как малограмотный плотник, в ней была еще одна запись о национальности: тунгус-хамниган. В переводе хамнигане - лесные люди. Они потомки древнего государства Ляо в нынешнем Китае, проживают на территории КНР (аймак Хулун-Буйр), частично - в Бурятии. Численность их довольно расплывчата в наше время, но в общей массе хамниган насчитывается две-две с половиной тысячи человек Говорят они по-тунгусски, но и на монгольском, бурятском, частично и на тибетском языках. Как говорится, нас немного, но знай наших!

Впервые об этом человеке поведал читателям забайкальский писатель Сергей Зарубин в своей повести «Трубка шамана». Именно благодаря ему я познакомился с бывшим охотником и одним из легендарных снайперов минувшей Отечественной войны Семеном Номоконовым, объявившем фашистам «дайн-тулугуй» - беспощадную войну. Я встречался с ним и еще один раз, вскоре после того, как в местном издательстве вышла книга о нем писателя Зарубина. Жаль, конечно, что эта хорошая, честная книга больше не переиздавалась. Но позже о знаменитом тунгусе времен минувшей войны вышел фильм режиссера Олега Фесенко. В нем он был представлен снайпером Мишей Кононовым, погибшем в конце войны… Что и говорить, с режиссерами не поспоришь! Но ведь и фильм не о Семене Номоконове, прожившем еще три десятилетия после тех страшных событий.

Словом, я как автор четырех книг «Сибирские этюды», вышедших в Новосибирске и в Москве, попробую рассказать о Семене Номоконове, - рассказать так, как я его помнил, видел, прочувствовал. Тем более, что мне удалось в начале пятидесятых прошлого века побывать на родине героя, разговаривать с его бывшими соседями и даже с одним из шаманов, который объяснил мне многие поступки, проистекавшие из характера Номоконова. Шаман хорошо его знал. Посетил я родину «Глаза коршуна», которого здесь так прозвали еще с детских лет, вместе со старшим сыном Номоконова - Владимиром. Он, между прочим, сам был снайпером в конце войны, уничтожившим около 60-ти фашистов. Но с отцом он не успел потягаться: тот к цифре Владимира прибавил еще 360 уничтоженных врагов. Сам отец говорил в то время сыну: «Цена фашисту - одна пуля, не больше!»…

Родился Семен Данилович Номоконов в берестяном чуме на берегу реки Ульдурга, правого притока Нерчи, в Тунгокоченском районе. От Читы до урочища Саханай около 300 километров на северо-восток. Здесь, с семи лет, Семен стал охотиться, быстро стал добытчиком в своей большой семье: бил рябчиков, белок, соболя, зайцев. Шкурки зверьков продавал перекупщикам. Тем и жили. Для того, чтобы не испортить шкурку соболя или белки, надо было попадать только в глаз зверька. Малый калибр винтовки помогал оттачивать мастерство охоты. Вскоре Семен получил свое прозвище - «Глаз коршуна».

Небольшого роста, жилистый, цепкий, с большими запястьями сильных рук, он выделялся этим даже среди своих односельчан, сплошь охотников и рыбаков. А вот русского языка почти не знал, разговаривая среди своих на тувинском и монгольском. Среди чужих больше молчал, общаясь лишь знаками. Женился рано, не было еще и 18-ти, когда родились один за другим двое детей, в том числе и Владимир… К началу войны было уже в семье шестеро. Но они все, кроме Владимира, умерли вместе с женой Номоконова от скарлатины. В одну неделю!

Сам Семен в ту пору охотился, около полутора месяцев бил в тайге соболя. А вернулся к пустому чуму… Владимиру шел уже 12-й год, когда отец женился во второй раз. Мачеха, Марфа Васильевна, была намного моложе отца. Тем не менее, настояла на переезде семьи в соседний колхоз, где Семену пришлось в какой-то степени завязать с охотой и частыми из-за этого отлучками. Он устроился на работу в строительную бригаду. Молодая жена заставила его с Владимиром сесть за русский букварь, что давалось Семену с трудом. Именно из-за этого, когда началась война, отца семейства не брали в армию. Но, в конце концов, пришел и его черед…

С русским языком у Семена Номоконова по-прежнему было мало сдвигов. Его и на фронте определяли то в санитары, то в похоронную команду, то в сортировщики обмундирования для вновь прибывших бойцов, то подсобным рабочим на армейскую кухню. И везде он долго не задерживался. Короче говоря, как могли, так и помыкали этим несуразным, щупленьким на вид солдатиком. Так длилось около полугода. Можно, конечно, понять состояние Номоконова в эти месяцы: все, что ни сделаешь, все не так! И пожаловаться некому, сам виноват!

Но однажды, пытаясь вынести раненого с поля боя, он заметил, как в него целится солдат противника. Семен схватил винтовку раненого и, не целясь, выстрелил, Фашист скатился в свой окоп, но тут же высунулся второй. Семен опять. вскинул винтовку - и этот свалился туда же… Об этом случае вечером доложили командиру роты. Рано утром старший лейтенант, сам хороший стрелок, вывел в соседний лесок двух снайперов и Номоконова. В ста метрах от себя развесили на дереве несколько консервных банок.

- Стрелять только по моей команде! - предупредил командир роты. - иначе наш разнобой привлечет противника.

Каждый одновременно выстрелил по своей банке. Банка Номоконова осталась висеть.

- Ну-ка, попробуй еще раз! - предложил Номоконову командир.

- Я попал! - воспротивился Семен.

- Но банка-то висит!

- А белка лежит, однако…

- Какая еще белка?

- Их, белок, мы с начала войны не видели! - засмеялись остальные.

- А моя - лежит! - Упорствует Номоконов.

- Где она лежит?

- Вон, за теми деревьями, справа.

- Ну, идем. Показывай!

Подошли. Действительно, лежит, почти надвое располосованная пулей из винтовки белка.

- И откуда, действительно, она тут взялась? - Удивляется командир роты.

- Затишье, однако. - Улыбается Номоконов…

В эти дни, в красноармейской книжке Семена Номоконова появилась запись, что он вооружен тульской винтовкой №2753. Снайперский прицел к ней он получил позже, но, став официально снайпером, он в первые же дни августа 1942 года на участке юго-восточнее Старой Руссы, где дислоцировались части 34-ой армии, сумел уничтожить 10 солдат противника. Вскоре к этому списку добавилось еще восемь немецких разведчиков. А на своей курительной трубке, с которой Номоконов никогда не расставался, он нанес концом раскаленной проволоки свои первые точки. Ими обозначались солдаты фюрера, крестики он ставил, убивая офицеров.

После этого он попал на Валдае в снайперский взвод лейтенанта Ивана Репина, который сам был выдающимся снайпером Великой отечественной и стал к концу войны полковником и Героем Советского Союза. К своей трехлинейке Мосина тунгус только в 1942 году получил специальный снайперский прицел. Эта винтовка и этот прицел прошли вместе с ним всю войну до самой Победы.

Знакомясь с новыми боевыми друзьями, Семен увидел среди них старого знакомого, которого он знал еще до войны. Тот стоял, широко улыбаясь, и ждал, когда лейтенант назовет его фамилию. Это был земляк - бурят Тогон Санжиев.

- Ну вот, теперь у нас будет два таежных шамана! - Заявил, смеясь, лейтенант.

Вскоре после этого газета Северо-Западного фронта «За Родину» сообщила, что Семен Номоконов из Забайкалья уничтожил 76 фашистов. Речь здесь шла о проверенных данных. Снайпер-тунгус был очень скромным человеком, он на своей трубке ставил только проверенные отметинки, хоть и знал, что этот список мог быть и длиннее… В той же газете в честь снайпера были напечатаны два четверостишья, приведем последнее

«И во имя грядущего мира,

Меткий сокол сибирской тайги,

Он дырявил фашистам мундиры

И навылет дырявит мозги»…

Осенью 1942 года на фронт прибыла читинская делегация во главе с секретарем ВКП(б) Г.И. Вороновым, вручившим своему боевому земляку именные часы.

Жизнь у снайперов, какой-бы сложной она ни была, позволяла в этом подразделении заниматься и своими делами. Хотя, по большому счету, эти «свои дела» были подчинены главному: совершенствованию мастерства любыми способами. Если не было в этот день команды свыше, снайперы уходили «в свободный поиск». Это значило, прежде всего, отыскать будущий свой наблюдательный пункт, обустроить его и замаскировать для последующей операции.

Как-то раз вызвал Номоконова командир полка: «На участке 5-ой роты засел немецкий снайпер. Уже троих наших убил. Сделай, «шаман» так, чтобы потерь больше не было! Как будешь действовать?»

- Думать будем, однако! - Ответил Номоконов, закуривая свою трубку.

К этому в полку уже привыкли: «шаман» закуривал свою трубку при любом начальнике, не спрашивая у того разрешения… Между прочим, на большинстве фотографий той поры Номоконов стоит, дымя трубкой, при разговоре с полковниками и генералами. И везде улыбается. Во всем его облике чувствуется некая раскрепощенность, словно непринужденно беседуют старые друзья…

И на самом деле, с годами, не сразу, я стал понимать, что кроме общих «можно» и «нельзя» существует и личное «табу», унаследованное от предков и впитанное с молоком матери. Вот оно и есть самый верный инструмент своего поведения при общении с кем бы то ни было… А трубка - она была «шаману» лишь помощником при любом общении.

«Шаман» после разговора с полковником ушел в свои думы… С раннего утра он вышел на охоту со своим земляком Тогоном, на боевом счету которого уже было 186 уничтоженных гитлеровцев.

Недалеко от передовой нашли полуразрушенный блиндаж. Всю следующую ночь пришлось вычерпывать из него воду. Устроившись поудобнее, стали ждать появления немца. И вдруг Санжиев выстрелил: «Там ползут двое»… Это были последние слова друга. Немецкий снайпер, заметив засаду, дернул за трос, привязанный к двум чучелам. Санжиев не сдержался и выстрелил первым, получив в ответ смертельную рану в голову… Что тут скажешь? Мастера своего дела были и по ту сторону фронта…

Весь вечер, уединившись, Номоконов что-то шептал, повышая иногда голос до вскрикиваний. Товарищи по оружию вышли из землянки на свежий воздух: они понимали состояние тунгуса, потерявшего в бою своего друга.

- О, Мантра Ом! - Восклицал Номоконов. - Помоги избавиться от прошлого. - Дай мне силу и энергию! И прости его за беспечность! Я отомщу!...

Эти, примерно, слова запомнил тогда лейтенант Репин, застывший в дверях, чтобы не мешать Номоконову. Только через полтора десятка лет мне, автору этого материала, перевела их баба Лиза, о которой старший сын Номоконова говорил: «У нас все в поселке каждый по-своему сам для себя - шаман»!»

Из разговора с бабой Лизой я уяснил тогда, что обращение к Мантре Ом - это так называемый сакральный звук. С его помощью вокруг себя создается как бы невидимый щит, отгоняющий зло… Автор, оберегая себя и читателей от излишнего погружения в этот метапсихоз, не будет в данном случае и дальше погружаться в невидимый мир «таежного шамана». Он, Номоконов, верил в отдельные постулаты буддизма, и эта вера помогала ему и поддерживала его…

Именно в тот день он поклялся вести против фашистов «дайн-тулугуй» - беспощадную войну. Несколько дней охотился Номоконов за этим немецким снайпером, сумел выследить его и перехитрить. В его «Памятной книжке снайпера» появилась краткая запись: «Убит немецкий снайпер».

Мерген

По-тюркски и на татарском, как и на тунгусском языках, это слово звучит коротко как выстрел и означает «меткий стрелок», то есть - тот же снайпер! Но Номоконову оно больше нравилось - и как родное, и как сакральное. Оно, это слово и его определение, кстати, находится под знаком «Стрельца» и имеет свои счастливые для Мергена числа. Всех чисел «таежный шаман» (а он для своих боевых друзей и лейтенанта Репина, в будущем - полковника, так и остался «таежным шаманом») не помнил: их в буддизме свыше двух десятков. Но в месяцах это были три счастливых числа - 6, 15, 24. Как ни странно, но на эти как раз числа, в большинстве случаев, приходились самые удачливые дни для Мергена.

Это случилось в конце зимы под Валдаем. Мерген тогда затаился на «нейтралке». Его внимание привлекла подозрительная группа офицеров противника. Он мог бы сразить добрую половину из них, пока они приходили бы в себя. Но охотничье чутье подсказало ему, что тут может оказаться «зверь» покрупнее. И он как в воду глядел! Из блиндажа вышел поджарый немец в шинели с меховым воротником. И сразу же вокруг него засуетились офицеры рангом пониже. Номоконов понял, что это - важная птица. Выстрелил. Немец повалился в снег. Пока длилась суматоха, еще два офицера легли рядом с первым...

Позже плененные немцы показали, что это была важная шишка: генерал из Берлина специально приехал для рекогносцировки и ознакомления с положением дел на этом участке фронта. Он должен был составить подробный отчет об увиденном и доложить в ставке Гитлера в Восточной Пруссии.

Эти же пленные уведомили в штабе нашей армии, что о сибирском шамане у них в окопах хорошо известно. За его голову назначена большая премия… «Этот сибирский шаман перед тем, как убить кого-то, курит свою трубку смерти», - говорили о Семене в немецких окопах…

А он продолжал выходить на свою «охоту» с веревочками, палочками, с рогатульками и шнурками, с осколками маленьких зеркал, которые постоянно выменивал за свои высушенные травы как лекарственные снадобья у радисток и медсестер. На ноги себе Мерген плел хитрую обувку из конского волоса, которую называл «бродни». Они помогали бесшумно передвигаться по лесу. Даже его товарищи по оружию признавались: «Никто из нас в маскировке не мог превзойти «таежного шамана». Осколками зеркалец он дразнил фашистов, выманивал их на выстрел. А веревочками подергивал каски, надетые на палки для такого же выманивания. Он непревзойденно мог прикинуться замшелым валуном, каких было много на Карельском перешейке, а на Житомирщине стать похожим на сноп пшеницы. В Пруссии ему ничего не стоило стать обломком печной трубы сгоревшего дома…

Однажды довелось Номоконову в течение нескольких дней выслеживать матерого немецкого снайпера. Долго ни один из них не мог дать «слабину»… Опытный попался вражина! Пришлось Номоконову в пустовавшем неподалеку окопчике установить вторую

винтовку и от спускового крючка с закрепленной на нем веревочкой, протянуть ее в свое укрытие… На вторые только сутки в одном из уцелевших домов заметил он, как у чердачного окна подозрительно шевельнулась доска и образовалась узкая щель. Мерген решил проверить свою догадку: под утро он снова пробрался в тот окопчик, направив винтовку-приманку на эту чердачную щель, и снова вернулся к своей снайперской винтовке. Ждать пришлось недолго. Вновь шевельнулась доска и образовалась щель. Чуть помедлив, он дернул за шнурок, предварительно направив прицел своей винтовки на эту цель. Из окопчика раздался выстрел и тут же ответный по окопчику. Следующего выстрела враг уже не успел услышать. Дело было сделано!

Об этом случае узнал командующий фронтом, генерал армии Черняховский. Он пригласил «таежного шамана» к себе на обед и подарил отважному снайперу курительную трубку из слоновой кости с ободком из золота, скрепляющим трубку с мундштуком. Они с командующим по очереди даже затянулись дымком из трубки…

Вскоре после этого фашисты обнаружили район, в котором «работал» Мерген и обстреляли его из минометов. И остался от дорогой трубки лишь сколотый мундштук. Осколки мины ранили Номоконова в лицо. После недолгого госпиталя он вернулся к своим товарищам. Лейтенант, бывший командир взвода, стал к этому времени уже капитаном Репиным. Служба продолжалась.

Почти на границе с Восточной Пруссией ему еще раз пришлось выказать все свое умение, догадливость и выдержку. Номоконов и сам, анализируя все свои предыдущие поступки, ловил себя на том, что теперь и с выдержкой стал у него полный порядок, чего раньше ему иногда не хватало. Он уже не поддавался иллюзии, что время перед выстрелом тянется бесконечно долго и остановить его может только выстрел - такой же краткий как и этот миг, в который ты успеваешь нажать на курок. Это происходит, - и он это понимал! - на пике снайперского мастерства.

Перед выстрелом теперь он как бы мог даже вызвать на мгновение появление перед ним живого существа, в которое он целился, а после выстрела вызвать следующее мгновение и увидеть как бы его смерть. Он в этом однажды признался Репину. Тот посоветовал ему не делиться подобными мыслями с товарищами: застопорятся, мол, на одном из этих твоих мгновений и опоздают нажать на курок!

Позже я прочитал у Зигмунда Фрейда: «Жизнь - это поток сменяющихся мгновений». Что ж, поток времени на самом деле стремителен. Можно понять в какой-то степени и Семена Номоконова, разлагающего поэтапно эти мгновения. Но, думается мне, что это происходило, прежде всего, от усталости человека, от работы в таком изнурительном деле, как война… Говорят, неисповедимы пути познания. Но и они не могут длиться вечно. А Семен Номоконов действительно устал. Не так уж случайно он все чаще вслух стал вспоминать родные места, чего с ним раньше не случалось. Это заметил и капитан Репин.

- Даю тебе, шаман, три дня на отдых, гуляй, проветривайся! - Сказал капитан.

Какое тут гулянье? - Возразил Семен. - Я по нашей тайге скучаю, по хвойному воздуху нашему. А здесь, в Пруссии душа устает! Каждая тропинка подметена, хворост собран в ровные кучки, деревья одного роста, стоят как по линейке. В таком лесу и зверь с тоски подохнет!.. Нет, товарищ капитан, отдохнем после войны…

- Надо же! - Удивлялся Репин. - Да он за всю войну столько не наговорил, сколько в этот раз, - докладывая он начальнику штаба полка о разговоре с Номоконовым.

- Устал шаман! А налей-ка ты ему стакан спирта. И пусть выспится. Осилит?

- Да он пьет мало, но попробую…

А война приближалась к концу. Это чувствовали в первую очередь разведчики, да и снайперы тоже. Боязливым к концу войны сделался немец! Лишний раз из окопа и головы не поднимет, все больше ползком передвигается, только бы его не взяли на мушку!.. А от Владимира, старшего сына, пришло письмо: он был снайпером на Южном фронте. Сын писал, что его счет не так велик, но 53 «Фрица» им уничтожено, большинство из них - снайперы. За это он награжден орденом Красной звезды. «Это, отец, твоя закалка - с тех самых охотничьих дней в нашем урочище!»… Десятью днями позже капитан Репин прочитал Номоконову газетную заметку о его сыне. В ней говорилось, что фронтовой снайпер Владимир Номоконов, бывший охотник из Забайкалья, ранил и взял в плен одного из лучших немецких снайперов, поражавшего советских солдат и офицеров с расстояния в 1000-1200 метров.

- Серьезный немец был! - покачал головой капитан, - но наши таежные людишки тоже не промах, - да, шаман, или как ты сам себя, - Мергеном кличешь?

Семен Номоконов, молча, кивнул головой, раскуривая свою трубку: «Напиши Володьке, товарищ капитан, пусть себя бережет. Конец войне, однако»…

Но Мерген и сам понимал, что эти свои слова о бережении надо адресовать, несмотря ни на что и к самому себе: вражеские снайперы не унимались и в конце войны. В стремлении «завалить» ставшего грозой немцев «сибирского шамана» противник использовал свои лучшие силы. Кроме того, они не раз уже обращались и лично к нему по окопному радио, предлагая перейти к ним, обещая ему лучшую жизнь и лучших женщин, и дом на берегу моря с отличной яхтой. Друзья- снайперы подтрунивали над ним: «Снимай с себя хламиду, чисть свои бродни, шаман, - и валяй к бабам на яхту!»… А Семен только улыбался: «Будем думать, однако»…

У него была одна мыслишка, и он поделился о ней с капитаном. У дальнего леска, за которым фашисты держали оборону, сбоку находилась бывшая пасека, мимо которой проходила временная фронтовая дорога. По ней иногда ездили наши штабные машины и мотоциклы. И почти каждый раз их обстреливал вражеский снайпер. Особой меткостью он не отличался, но его приходилось опасаться.

Мерген наблюдал за дорогой уже третий день. Снайпер этот выходил на свою охоту в разное время. Делал один выстрел и скрывался. Мерген пока только догадывался, что позиция вражеского снайпера находится где-то на пасеке, на которой стояло несколько обгоревших ульев… Если догадка верна, то за каким из ульев прячется враг?

Семен все свое вниманье сосредоточил на крайнем улье. Что-то ему подсказывало, что позиция снайпера оборудована именно там. Поправляя повязку на левом глазе (он эту повязку надевал уже несколько месяцев: стал уставать именно тот глаз, которым перед выстрелом прищуриваешься), Номоконов заметил, что чуть-чуть приподнялась крышка улья, - даже не приподнялась, а только шевельнулась. Он прицелился в эту расщелину и стал ждать. Из-под крышки улья появился обмотанный пожухлой травой конец дула винтовки. Семен плавно спустил курок… Дождался, когда стемнеет и ползком, не торопясь и прислушиваясь, добрался до пасеки и пошевелил улей. Под ним оказался целый, хорошо оборудованный окоп, на дне которого лежал враг в пятнистом маскировочном комбинезоне. Присмотревшись, он удивился: пред ним оказалась женщина, в светлых волосах которой, чуть выше лба, запеклась кровь… Номоконову от нервного напряжения сдавило горло, пока он ее переворачивал и доставал документы… Он эту фамилию с тех пор помнил до конца своей жизни: Ядвига Домускайте…

Весь следующий день он был задумчив, а к вечеру попросил капитана не включать ее фамилию в его послужной список. Сторонясь товарищей, он тихо причитал у дальнего куста: «О, русский бог, если ты есть! Прости эту женщину, она больше не родит тебе светловолосых детей… О, Мантра Ганеши, принеси и мне освобождение от того, что я сделал!»… Он еще долго, до ночи сидел у куста, сжимая в кулаке какую-то маленькую фигурку, а рядом дымился маленький костерок, над которым «шаман» протягивал свои руки… Когда все в землянке уже спали, он молча добрался до своего места, но так и не мог заснуть до рассвета…

Думается, любой автор, так или иначе, делает попытки проникнуть во внутренний мир своего героя. Вот и я, встретившись с бабой Лизой, о которой упоминается выше, через десять лет после описываемых событий, на родине Семена Даниловича Номоконова, пытался понять уже тогда, что и какие силы двигали, так сказать, сознанием «таежного шамана» в годы войны? Ни у кого другого в ту пору я не смог бы получить на это ответ. Вспомним, Владимир, старший сын Номоконова, тогда сказал: «У нас, в селе, каждый по-своему сам себе шаман»… Для меня таким «шаманом» была баба Лиза. Ее, правда, и тогда, да и позже, трудно было разговорить. Это можно было понять: «С чего вдруг перед «чужаком» раскрываться?» Тем не менее, баба Лиза, не сразу, - далеко не сразу! - сумела мне кое-что объяснить.

Взять то же слово «мантра». Сейчас его то и дело слышишь по радио и телевидению, особенно в кругу женщин, но оно в большинстве случаев произносится всуе и только, как говорится, «наводит тень на плетень»… Неведомое всегда представляется таинственным и загадочным. А по бабе Лизе - мантра - действенный помощник в тех случаях, когда тебе уже никто другой не поможет. Ее - мантру - можно просить и молча. А главная мантра - это Мантра «Зеленой тары» - мать всех богов… Все! На этом остановимся. Религиозная жизнь отдельного человека бывает порой труднодоступна для окружающих. И с этим приходится мириться, как и с теми фигурками, которые прячутся от окружающих в карманах гимнастерок и в вещмешках.

Забрав с собой один из таких тотемов, «лесные люди» уходили на фронт. И эти маленькие идолы из камня, костей моржа, тюленя или рогов оленя, которые испокон веков и до последнего часа «помогали» им держать в узде заклятий тайные силы своих гор и таежных просторов. Им, вчерашним охотникам, казалось, что они уносят с собой на чужбину только им ведомую власть над землей, где звери и птицы были вскормлены телами их предков, души которых включались в вечный круговорот жизни и помогали живущим.

Понятно, что для нашего уха это звучит непривычно, а порой и дико. Но в представлении таежников эти явления жизни воспринимаются совсем по-иному. У них, гордых и открытых людей, свой особый мир в этом смешении тайн и реалий нашего времени…

Пойдем дальше. Для нашего читателя минувшая война еще не закончилась. У себя, на своей земле, немцы в погонах испуганно продолжали говорить: «Он курит трубку смерти!» А фронтовые наши писатели и поэты искали встреч с ним. Капитану Ивану Репину приходилось даже прятать шамана от слишком настырных авторов и фотокорреспондентов фронтовых и центральных газет. Но один из них, известный в те дни поэт-песенник Лебедев-Кумач, все же преуспел:

…»Он мастер снайперской науки,

Фашистской нечисти гроза.

Какие золотые руки,

Какие острые глаза!»…

К концу войны на боевом счету Семена Даниловича Номоконова числилось 367 уничтоженных врагов. За боевые заслуги он был награжден орденом Ленина, двумя орденами Боевого Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды и медалями. Свой боевой путь Мерген или «таежный шаман» окончил у отрогов Большого Хингана, где он сумел уничтожить еще 8 японских солдат и офицеров Квантунской армии.

В справке командира 221-ой Мариупольской, Хинганской Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии генерал-майора Кушнаренко значится: «Приказом командующего фронтом С.Д Номоконову, как таежному охотнику, выделены в подарок - именная снайперская винтовка №24638, бинокль и лошадь. Просьба разрешить герою войны беспрепятственный проезд через границу»... Но самой дорогой наградой для себя он считал присвоение ему в 1960 году звания «Почетный солдат Забайкальского военного округа». Такое же звание в ту пору носил только один еще солдат, земляк снайпера Семена Номогонова, разведчик времен войны Сергей Матыжонок. О нем наш рассказ в другом материале автора...

Многие, да и я в том числе, удивлялись позже, почему Семен Номоконов, лично истребивший две с лишним роты фашистов, так и не был удостоен звания Героя Советского Союза?

Тот же вопрос, но еще позже, задал ветеран Отечественной войны С.П. Филиппов. Он был адресован тогдашнему Президенту РФ Медведеву. Увы, ответа ветеран не получил. И вот, совершенно недавно, в декабре 2019 года, подобный вопрос был задан как бы всем нам в еженедельном издании «АиФ» его постоянным корреспондентом Георгием Зотовым. Он с сожалением восклицал: «Когда умрут последние очевидцы Великой Отечественной, разбираться станет уже некому».

В этой статье речь шла о другом снайпере-сибиряке Михаиле Суркове, наградные листы которого во время войны постоянно занижались… Не берусь судить, было ли подобное и с Семеном Номоконовым. Но 9 его ранений и две контузии, а отсюда и частая смена адресов воинских подразделений, может быть, и стали определенной помехой к каким-то его очередным наградам. Но знаю точно: были в то время и так называемые «разнарядки»« - кому, сколько именно в данный месяц. Чего уж греха таить!... Видимо, под одну из таких разнарядок попал и мой герой в 1945-ом. Именно в это время, в мае, в последний месяц войны получил звание Героя Советского Союза начальник «таежного шамана», - получил, скорее всего, заслуженно, но не в свой срок…

Автор этого материала так и не нашел статистического документа о том, сколько было в период Великой Отечественной уничтожено фашистской нечисти именно снайперами. Зато мы твердо знаем, что за период войны было подготовлено и обучено почти 430 тысяч снайперов, из которых 87 стали Героями Советского Союза и 39 - полными кавалерами ордена Славы.

За это же время в стране произвели 50 тысяч снайперских винтовок и столько же снайперских прицелов. Думается, они не пылились на военных складах. Таков был запрос! А вот приведенная здесь искомая цифра убитых советскими снайперами противников впечатляет! По данным автора из некоторых источников: 344 тысячи гитлеровских солдат и офицеров. Это без восклицательного знака, потому что здесь не учтены официальные данные снайперов, уничтоживших в войну 10 и менее фашистов. Итак, 344 тысячи. Это почти 30 вражеских дивизий!

…А внуки, правнуки и праправнуки «таежного шамана», их сейчас около 150, большинство из которых не покинуло свою малую родину, продолжают охотиться, плотничать, строить, учительствовать и учиться. Жизнь идет своим чередом.

Вадим Михановский,

писатель, журналист, участник Великой Отечественной войны

(г. Новосибирск)