***

На доме́ны и доминионы,

На дома и дружества – чума.

На прогулку свежие талоны

Раздает весенняя зима.

Раздает лазоревое небо,

Лазареты, страхи и слова

(На Конногвардейском, где-то слева,

Меж домами светится Нева).

Раздает вайфай и сновиденья,

Снежное тепло и чудеса,

Новостей бессмысленное чтенье,

Маскарад, над масками – глаза.

Смерть – ничто, и счастье как простуда,

И чужие лица, как вода.

Мы с тобой, конечно, не отсюда,

Оттого не деться никуда.

Избавленье – ты поймешь, я знаю, –

Ждет, как будто очередь к врачу,

Словно Яффа, или, там, Сенная,

А ясней сказать я не хочу.

Ждет узорешительница, сводня,

Вечность всю, отмерянную Им.

Пусть, через неделю, не сегодня.

Вход Господень в Иерусалим.

***

Здравствуй, город опустелый,

Солнце траурных камней.

Без души немеет тело,

Сокрушается о ней.

Пу́стынь сердца, баю-баю,

Идеальная страна.

Ветви ветром овевает

Карантинная весна.

Северный неоплатоник,

Сам, как символ забытья,

Ухожу из прежних хроник

Для родного бытия,

От неисцелимой жизни,

От достатка, от вранья,

К бедной умственной отчизне,

Что повсюду, и ничья,

К той единственной России

За подкладкой рюкзака,

К той судьбе, что не просили

В просвещенные века,

Отрясая штукатурку

С желтых зданий в темноте,

К воскресенью, к Петербургу,

Что повсюду, и – нигде.

***

В Санкт-Петербурге будет проще,

Когда все кончится, когда

Сад сбудется чухонской рощей,

И безымянною вода

Окажется, под стать эпохе.

Пора себе признаться, друг,

Дела – не то, чтоб очень плохи,

Но Гоголь замыкает круг,

И не прорваться сквозь границу,

Сквозь музыки подкожной дрожь.

Повествованье будет длиться,

Пока ты это не поймешь.

Трагическое небо тает,

И только чайки – на плаву,

И мертвый беллетрист шагает

В двусмысленную синеву.

И всадник в арке на Галерной –

Самодержавный сувенир.

В Санкт-Петербурге ты, наверно,

Простишь и дивный новый мир

Без нас. Не привыкать к победе

В тоске подветренных судеб,

В окисленном величьи меди,

Там, где во тьму крошится хлеб,

Где Росси и Кваренги строят

Россию, и любовь права,

И в небе над твоей Невою

Течет такая же Нева.

***

В немоте, наощупь, понемногу,

Белой ночью, в неурочном сне,

Я искал дорогу от пролога

К эпилогу, к радости, к войне.

Вот, казалось, что тут может слово?

Преврати разлуку в свой эдем,

В этой жизни прозябать не ново,

Так расти, и скоро будешь мем.

Станет фотографией аллея,

Над часовней выдохнет звезда.

Ни о чем вдоль трассы не жалея,

Мы вернемся, Боже мой, – куда?

Родина давно все растеряла,

Продала, и превратила в газ.

Все начнется, может быть, сначала,

Но – без нас.

Путаются буквы некролога,

А судьба выходит меж могил

Колесом на темную дорогу,

Как Есенин где-то говорил.

***

Я любил прохладу мая,

Зыбь в каштановой тени,

И теперь не понимаю,

Где остались эти дни.

Дальше уж, определенно,

Храповицкого моста,

И Голландии, и клена,

И жасминного куста.

Где жасмин, а где чубушник,

Где земные города,

Ладно уж телам, и душам

Не вернуться никогда

После облачной развилки:

Вам туда? А мне – туда,

В мнемонической копилке

Пыль созвездий, ерунда.

Никуда не доберешься,

Не разъяв ее края,

Это поле с рожью, ложью,

Эти версты забытья.

Где теперь вы – в скайпе, в зуме?

Жизнь прожить – не перейти

Путь из Петербурга в Сумы,

И пространства – как дожди.

Школьный потолок и спичка,

Прикипевшая навек.

Жизнь – занятная привычка,

Если ты не человек

В общем и хорошем смысле,

Без провалов в мир иной.

Тучки да стрижи зависли

Над вселенской тишиной.

Хляби днесь насущней хлеба,

Время – интересней дней.

Наша память – тоже небо,

Только ближе и страшней.

***

Я не ездил в музейные страны,

Где истории кончился бег,

Не искал площадные экраны,

Провожая миллений и век,

Не сидел над кофейною чашкой

На советском ч/б сквозняке,

Не курил вместе с Блоком над Пряжкой,

Не бродил по лесам налегке.

В путешествиях, снах и скитаньях

Не встречали меня земляки,

И, да здравствуют впредь расставанья,

Божьих замыслов черновики.

Я и взял-то на память немного,

Оставляя чужим навсегда

Ностальгической скрипки дорогу,

Автостоп, хронотоп, поезда.

Заблудились в сети фотоснимки,

Полинял небосвод голубой,

И убийцы гуляют в обнимку

Там, где мы проходили с тобой.

Я не знаю, как жить безответно,

И какие резоны у тьмы,

Знаю только, что зло не бессмертно,

Как, увы, не бессмертны и мы.

Знаю, наше с тобой пораженье –

Тень на камне победы, и да,

Мы – печальных времен сопряженье,

Для грядущего – так, ерунда.

Свет над бездной мерцает отважно.

Уходя, помяни его пыл.

Есть предел, за которым не важно,

Кем ты был.

***

Наш кругозор известен:

Сердце, экран, стена,

На освященном месте

Темные письмена.

Киска не любит виски,

Гаснут слова, едва

Выберешь новый дискурс,

Катится голова

В ящик у этой плахи,

А в остальном ты – Крез.

Радости или страхи,

В общем, не стоят слез.

Наше изгнанье, наша

Правда, ей сколько лет?

В Русском и в Эрмитаже

Не зажигают свет.

Жизнь взаперти прекрасна,

Если ты жив пока,

А над Невой все ясно:

Чайки да облака.

Разве что, в одночасье

Сдвинутся вдруг пласты

Боли твоей и счастья,

Света и темноты,

И тесноты, конечно.

Можно и выжить, но

Не отрываясь, вечность

Снова глядит в окно.

Рухнет стена на стройке,

Вздрогнет иконостас,

Сбросит судьба настройки,

Как в предпоследний раз.

Словно землетрясенье,

Мор, високосный год,

Солнечным днем весенним

Пасха твоя придет.

Ужас интеллигента,

Мене-фареса знак,

Русская ирридента,

Мертвый священный флаг.

Герман Титов,

поэт

(г. С.-Петербург)