* * *

Мы улетали из Москвы и Петербурга,

Чтобы увидеть рю де Бург и Монпарнас,

Благодаря за все судьбу и Демиурга,

Окно в Европу приоткрывшего для нас.

Мы пели песни в атмосфере театральной

На площадях Мадрида, Рима и Бордó,

На тихих улочках Швейцарии нейтральной,

И в страшном грохоте парижского метро.

Мы улетали за свободой и деньгами,

Мы рвали струны балалаек и гитар

Под небом стран, давно оставленных богами,

Где оказался горьким сладкий дым сигар.

Судьба капризная играла с нами в прятки,

Звучала музыка и била жизнь ключом.

Мы улетали из России без оглядки

И возвращались, не жалея ни о чем.

* * *

Виноградная лоза,

Целомудренная Анна,

Узнаю твои глаза

Изумрудная Лозанна.

Безрассудная жена,

Легкомысленная Ева,

Красотой окружена

Беззаботная Женева.

И в букетах свежих роз

Утопает наш отель,

Спит вдали от бурь и гроз

Тихий город Невшатéль.

* * *

Страна озер и полицейских,

Отелей, банков, нежных роз,

Веселых женщин европейских,

Влюбленных в песню «про мороз».

Страна бродячих музыкантов,

Старинных замков и мостов,

Туристов, гидов, экскурсантов,

Авантюристов всех сортов.

Страна подземных переходов,

Тоннелей, гротов, родников,

Пьянящих неземных восходов

Средь гор и тающих снегов.

Страна причудливых фонтанов,

Часов, трамваев, облаков,

И двадцати шести кантонов,

Освобожденных от оков.

Тебе свободу дал навечно

Когда-то русский царь - и я

Пою на улицах беспечно

Твоих столиц, Швейцария!

Вечерний звон

(октябрь 1993 г.)

Город Цюрих. Фрайерштрассе.

Балалайка - три струны.

«И почем сегодня в кассе

Песни гибнущей страны?

Тридцать франков? - Многовато!

Как поют «Вечерний звон»! -

Заработают ребята

На студийный микрофон!»

От «Калинки» до «Катюши»

Три минуты, и - финал,

Потревожим немцам души

И умчимся на вокзал.

Аромат струится тонкий

«Подмосковных вечеров»,

Долго тает голос звонкий

Между каменных домов.

Тесен уличный регламент,

Звон в небесной синеве...

И расстрелян был парламент

Этим вечером в Москве!

Шарманщик

Мне шарманщик слепой песню пел,

Я дослушать ее не успел.

Он в Люцерне стоял на мосту,

На своем неизменном посту.

И бросали монеты ему,

Но за что, - до сих пор не пойму!

Он смотрел как-то странно вперед,

И в ладоши не хлопал народ.

И двоился в воде силуэт

Дивных гор, - ты воспой их, поэт!

И шарманщик с шарманкой в руке

Отражался в зеркальной реке.

Я слыхал эту песню в Монтре,

В Ивердóне, в лозанском метро,

Но не смог я слова разобрать -

Нам слепых никогда не понять.

Как легко им, шарманщикам, петь.

Надо только шарманку иметь,

Надо место занять на мосту,

На своем живописном посту.

И смотреть, и смотреть в пустоту,

И не видеть вокруг красоту

Этих дивных и сказочных гор,

Отраженных на глади озер.

Мне шарманщик слепой песню пел,

Я дослушать ее не успел.

Как всегда я спешил на вокзал,

А шарманщик играл и играл...

* * *

Белым дымом закован над Рейном

Старый замок. Толпа. Легкий бриз.

Русский бáскер, знакомый с портвейном,

Исполняет французский каприс.

На аллее, под сонным каштаном,

Среди царственных базельских роз,

Он танцует в обнимку с баяном,

Лицедей, скоморох, виртуоз.

И, с улыбкой меха раздвигая,

Дарит радость Европе больной,

Словно милостыню раздавая,

Неуемный, веселый, шальной!

Лозанна (поэма)

...Земную жизнь пройдя до половины,

 Я очутился в сумрачном лесу...

 Данте Алигьери, «Божественная комедия».

Свой путь земной пройдя до половины,

Я очутился в тусклом переходе,

И посреди сплошной людской лавины

Я песни пел при всем честном народе.

Швейцария. Лозанна. На перроны

Спускаются артисты из Ямайки

Смеются белозубые матроны,

Внимая звукам русской балалайки,

Бросают в кейс ямайские монеты.

Что ж, для коллекции сойдут и эти -

На память о чудесной части света,

Где на песчаных пляжах пляшут дети.

Сегодня в переходе привокзальном,

Или, как все здесь говорят, в пассáже,

Как в свежем пестром номере журнальном,

Обилие занятных персонажей.

Вот шествуют суровые индейцы,

Насельники крутых высот андийских.

Идут колонной, как белогвардейцы,

В последний ледяной поход альпийский.

Они наполнят улицы Лозанны

Дыханьем сиплым тростниковой флейты,

Затем исчезнут, словно партизаны.

А вот идут туристы из Кувейта.

Арабский шейх со всем своим гаремом,

Скрываясь за горою чемоданов,

Курсирует меж Лондоном и Римом,

Преследуемый запахом каштанов.

Я знаю точно - шейх не даст ни франка.

Не потому, что жаден. Слишком гордый.

Припомнят его жены спозаранку

Мои скупые, страстные аккорды...

Компания испанцев из Мадрида

В большом восторге от гитары русской.

Мне почему-то вспомнилась коррида

В безоблачной долине андалузской.

Норвежка белокурая печально

К моим ногам роняет эдельвейсы.

Я прослежу за нею специально,

Чтобы она не бросилась на рельсы.

Пузатый негр, проездом из Женевы,

С женой худой, как горная былинка,

Вдруг незаметно появившись слева,

Кладет хрустящий доллар за «Калинку».

А итальянец, безнадежно пьяный,

В сердцах кидает всю свою наличность.

Возможно он искусств поклонник рьяный.

Все может быть. Загадочная личность.

Монахиня швейцарская иль фея?

По-царски оставляет двадцать марок,

А к ним, - евангелие от Матфея

И синих глаз прощальный взгляд в подарок...

Очкастые японские туристы

Хотят со мной на память сделать фото,

Но вместо денег, вот ведь аферисты,

Суют открытку с видом на Киото!

На фестиваль в Монтре спешат джазмены,

Подбадривают, все ж таки коллеги.

Торопятся банкиры, бизнесмены

В Давóс, на заседания коллегий.

На семинар съезжаются раввины,

Ты никогда их столько не увидишь.

Они оставили свои равнины,

Чтобы штудировать иврит и идиш.

Студентам из Канады почему-то

Вдруг захотелось спеть со мной «Катюшу».

Канадский доллар тоже ведь валюта -

Давай споем, ребята, душа в душу!

Опять идут индейцы с барабаном,

Косясь на балалайку боязливо,

А следом тип с немыслимым тюрбаном

И сладкою улыбкою смазливой.

Проходят скандинавы - шведы, финны,

Швыряют то ли кроны, то ли лиры,

А греки, те, что следуют в Афины,

Две драхмы жертвуют для русской лиры.

А вот, смотри, - редчайшее явленье,

Английский фунт упал, Святая Дева!

И я рассматриваю с умиленьем

Неотразимый профиль королевы.

Летят, вращаясь, в воздухе монеты,

Планируя, спускаются банкноты,

Как листья, на бесценные кассеты,

Открытки, фотографии и ноты.

Свой путь земной пройдя до половины,

Я очутился в шумном переходе.

Текут рекой студенты и раввины,

А я пою при всем честном народе...

На вокзале

Каподастр и гитара - неразлучная пара,

А еще - медиатор и шляпа в ногах.

Человеки бегут, за отарой отара,

Это тот же театр, только зритель в бегах!

Я, как пастырь, стою на незримом амвоне

И пою, наставляя заблудший народ,

Про глухой монастырь на далеком Афоне,

Словно здесь не вокзал, а церковный приход.

Ну а люди спешат к поездам, самолетам,

К вездесущим трамваям, к подземкам метро,

Оттого, что расписана жизнь как по нотам,

Но куда их уносит - не знает никто.

И проходит весь мир пред очами моими.

Я стою на развилке дорог и путей

И молюсь, призывая Господнее Имя:

«Ниспошли возвращение блудных детей!»

Сен-Готáрд

Здесь не укрыться от орлиных взоров,
Не спрятаться от Божьего суда.
В суровых Альпах, где обрел Суворов
Бессмертие среди снегов и льда.

Здесь невозможно избежать потопа,

Возмездия за грешные дела.

Скажи, неблагодарная Европа,

За что ты вновь Россию предала?

Здесь русские солдаты умирали,

В горах жестокий ветер завывал.

Привал на Сен-Готáрдском перевале -

Последний перед Вечностью привал.

Смерть Артура

Неподвластные римским богам,

Усмиряя гельветские кланы,

По зеленым швейцарским лугам

Лошадей своих гнали аланы.

Их отцы, что в полях родились

Посреди нескончаемой битвы,

Перед чашей священной клялись

И мечу возносили молитвы.

Как шелка евразийских степей

На ветру развевались знамена -

Те, что видели Пантикапей

И зловещий туман Альбиона.

Верных рыцарей вел в Орлеан

Храбрый принц Сангибáн - сын Гоáра,

В золотую столицу алан,

Где текла безмятежно Луара.

А в повозке Король умирал,

И рождалась легенда незримо.

Над рекою закат догорал

Так предательски-неумолимо!

И под топот сарматских коней,

Тихий шепот друидских гаданий,

Отплывающий в царство теней

Становился Артуром преданий.

И сияла вдали серебром

Грозных Альп ледяная корона.

И, волнуясь под лунным серпом,

Разливалась прекрасная Рóна,

Вспоминая как меч Короля

Был заброшен в озерные дали,

Про священную Чашу Граáля

И залитые кровью поля.

Сольвейг

В швейцарских альпах снег идет,

А я, перебирая струны,

Обозреваю переход,

Реклам разгадываю руны.

Звенят монеты невпопад,

К перронам поезда подходят

И, несмотря на снегопад,

Неторопливо вдаль уходят.

Унылый базельский перрон,

Свет бесконечно-безначальный,

Мерцание норвежских крон

И образ девушки печальной.

Гитара жалобно поет

Мелодию простую Грига,

Над городом метель метет

И вот, пожалуй, вся интрига.

Она уехала в слезах,

Оставив горсть монет учтиво,

И навсегда в ее глазах

Остался я с бокалом пива...

* * *

...Друг друга отражают зеркала,

 Взаимно искажая отраженья...

 Георгий Иванов

Мы не стучали в занавес железный,

Он неожиданно поднялся сам.

И наш талант, казалось - бесполезный,

Незаменимым оказался там.

Под звон монет и шум аплодисментов

Мы поняли, что занавес скрывал

Лишь пустоту разрозненных моментов

Взаимоотражения зеркал.

* * *

Над озером Женевским песня льется

И тает в голубых горах Эвьéна.

Я буду петь, покамест сердце бьется,

Пока звенят ручьи самозабвенно.

А мир пусть катится своей дорогой,

К известному печальному финалу...

Вот только бы успеть сказать о многом

И песню спеть последнему вокзалу!

* * *

Забудь эти горные тропы,

Чужого отечества дым.

Этот рай посреди Европы

Оказался слишком земным.

Соборов готических своды

Не заменят мне Благовест.

Я не знаю иной свободы,

Кроме той, чтоб нести свой крест!

Виктор Дзансолов,

поэт, автор-исполнитель

(г. Москва)