Быль. 1920 год

Возле сожженного храма ростовского,

Сало запив коньяком,

Красный мадьяр из бригады Котовского

Спорил с латышским стрелком.

Кто и что рек о звезде ли, о гробе ли?

Кто самый честный «герой»? –

Нам невдомек, но друг друга угробили

Бесы ночною порой.

И, чтобы не было мерзкого тления,

Вылив в костер коньячок,

Их закопал без креста и моления

Хмурый, седой мужичок.

Вытер лопату о жухлую траву,

Да и пошел досыпать,

Чтобы, проснувшись, другую отраву

В русской земле закопать,

Чтобы, любуясь благими делами,

Глядя на нас с небеси,

Вспыхнуло солнце над куполами

Тысячелетней Руси.

***

Государевы дети на нас глядят,

И сердца их, как снег, чисты,

Словно ветром Вечности, холодят

Нас с божественной высоты.

Белоснежно светел покров Небес,

Но тревожно–печален взгляд,

Ведь лежит в мавзолее иссохший бес

И не хочет вернуться в ад.

И пока он в сердце страны лежит,

Прожигая стеклянный шлем,

Президент державы, как Вечный Жид,

Все блуждает в кольце проблем,

А в неоновом свете потоком фраз

Льется пафос теле–вестей.

… Государевы дети глядят на нас,

Не укрыться от глаз детей.

***

В те года, где русской боли чаша

Выпита была под плач и стон,

Шла на Дон не только юность наша,

Будущее наше шло на Дон –

К черту на рога за Синей птицей

По степи расстрелянной донской...

Полтора столетия промчится,

Мы воскреснем в памяти людской.

Нет, не декадентскими духами,

Не игрой серебряных теней:

Песнями, легендами, стихами,

Хроникой жестоких Белых дней.

Если Русь кровавым полигоном

Станет вновь, распавшись на века, –

Осенит корниловским погоном

Путь тернистый Божия рука.

Красный староста

В уклонизме не повинен,

Несгибаем, как дебил,

Красный «староста» Калинин

Очень девочек любил.

От двенадцати и старше

Он ловил девиц и дам,

Как буденовцы на марше

По сожженным городам.

Отдавались балерины,

Если он под юбку лез,

Ведь страшнее субмарины,

Был его партийный вес.

Честь теряли комсомолки,

Если дед их распластал,

И дрожал на книжной полке

Многотомный «Капитал».

Лишь одна в жестокой драке

Защищалась до конца,

Погубив в тюремном мраке

Мать, сестренку и отца.

Мы о ней совсем не знаем.

Что она? Пустая тень.

А вот деда вспоминаем,

Вспоминаем каждый день.

Да, за ним следили в оба,

Не ведя борьбу со злом.

Да, его товарищ Коба

Называл, шутя, козлом.

В сладострастном фейерверке

Прожигал он бытие,

Даже сдох на пионерке,

Дефлорируя ее.

С той поры промчались годы,

Пролетели времена,

Получив глоток свободы,

Бремя сбросила страна.

И закончилась однажды

Власть уродов и зверей.

Только... мучатся от жажды

Внуки красных упырей.

Только косит, хуже бреда,

Души рвотный фейерверк,

Только носит имя деда

Благородный Кенигсберг.

Только вновь почти забыта

Сущность Божеских врагов,

Только всюду – след копыта

Или дырки от рогов.

Дед же стал еще наглее:

Средь болезней мировых,

Как и дьявол в мавзолее,

Он живее всех живых.

Воют черти, пляшут гады,

Кровью пенится вода...

Неужели, так и надо?!

Неужели, навсегда

Ту, что вырваться пыталась,

В бездну Лета унесла,

А на улицах осталось

Имя этого козла?!

Обратно в 1937-й

Кризис духовный и властный затор –

Все в яму общую свалено.

А стукачи из секретных контор

Ждут возвращения Сталина.

Знают они, что – кричи, не кричи –

Будет опять, как в Гражданскую,

Станут опять проливать палачи

Реками кровь христианскую.

Если же кто–то посмеет сказать

То, что для русского дорого,

Надо покрепче скрутить и связать

Этого лютого ворога.

Ордена тут не дадут стукачу,

Только рукою усталою

Шеф его хлопнет рукой по плечу,

Премию выпишет малую.

Рост эпидемии, ломка скульптур,

Международные трения, –

Все в кабинетах секретных структур

Ждет своего поощрения.

Кто будут завтра сидеть в господах?

Кто станут напрочь забытыми?

Не разгадаешь в грядущих годах

Замысел шефа с копытами...

***

Через стужу и зной, через ливни и снег

Русь имперской короной венчала

Восемнадцатый век, девятнадцатый век

И двадцатого века начало.

Вспоминая величие прежних веков,

Убивая, воруя, болея,

Мы теперь доживаем в стране дураков,

Где антихрист лежит в мавзолее.

Наш корабль уплывает, сорвав якоря,

Нет давно ни крестьян и ни барства,

И уже не понятно, какого царя

Мы в мечтах призываем на царство.

А в грядущее путь и запутан и мглист:

Вот, красуясь на марше уродов,

Русский флаг поднимает картавый нацист

Над иконой «вождя всех народов».

Красная чума

«Вождь Победы, духоносный выразитель народной веры и воли, ставший во главе священного воинства, генералиссимус Иосиф Сталин, – святой, чье имя просияет среди спасителей России и мира».

Александр Проханов, писатель, главный редактор газеты «Завтра».

От польских королей и от монгольских ханов

Давно уже не ждет Россия злой беды,

Но средь ее полей неистовый Проханов

Нет–нет да и пройдет, не хуже той орды,

Кровавившей снега во времена Батыя.

И все бы ничего, да впал Проханов в дурь:

Он Божьего врага определил в святые

И стал молить его, просить великих бурь,

Расстрелов, лагерей... На Прохоровском поле

Пластом Проханов лег под сталинский портрет.

– О, нет напасти злей! – воскликнешь поневоле.

Господь не уберег, и вот бесовский бред

По новой – над страной, он души потрясает,

Он лезет там и тут, он пачкает умы,

А красный век чумной из тлена воскресает,

И по Руси бредут густые силы тьмы.  

Властелин колец

(шутка)

К презренному прежде склоняясь металлу,

Не в силах молчать, чем томится душа,

Советская власть отдалась капиталу,

В надежде зачать от него малыша.

Не все было просто, но мальчик родился –

Не то что в рубашке, а в целом пальто!

Он вырос, состарился и... обнулился,

И как ему тяжко не знает никто.

Оптимистический монолог

Нет! Я не верю в близость смуты

И скорый беспощадный суд, –

Чубайсы, Грефы и Мамуты

Систему все–таки спасут!

А люди... ведь они, как овцы:

Пугливы, жадны и грубы.

Столыпин, Витте и Коковцев –

Все это подтвердили бы.

Да, мы стремимся неуклонно

Ковать броню державных скреп,

Но гадит «пятая колонна»,

Вредит злокозненный Госдеп.

Зато у нас мосты наводят,

В литавры бьют, кричат «Ура»,

И телезвезды хороводят,

Поют с утра и до утра.

Наш арсенал – ракеты, танки! –

С враждебным не сопоставим,

И даже Ленина останки

Мы очень скоро оживим!

Эй, болтуны–интеллигенты,

За честность глупые борцы,

Вы – демократии агенты,

А мы – державности птенцы!

Мы на расправу будем круты,

Проверив в точности – кто чей...

Чубайсы, Грефы и Мамуты,

Мутите дальше наш ручей!

А вы мотайте, кто скорее –

В Канаду или на Гоа!

За нас – Китай и пол–Кореи,

Вьетнам и Никарагуа!

Вы там молите маму мию,

Чтоб стерлись ваши имена,

Мы победили пандемию,

Так что нам мелкая шпана?!

Меж ледников, среди барханов

Наш курс врагу непостижим.

Прилепин, Гоблин и Проханов

Усердно славят наш режим,

Чтоб все пошли в советском стиле

Плясать за ломоть колбасы,

А на иконах Джугашвили

Расправил пышные усы.

KU KLUX KLAN

     – Скажите, как вступить в вашу организацию?

     – Это просто. Нужно убить шесть негров и одного кота.

     – А кота за что? – Поздравляю, вы приняты!

(Американский анекдот 1866 года)

Если злобный негр, как левиафан,

Собирался устои срыть,

Одевался в белое Ку–Клукс–Клан,

И у негра терялась прыть.

Выходил марксист, чтобы все снести

Жадным пламенем на ветру,

Ку–Клукс–Клан вставал на его пути,

И марксист уползал в нору.

Дело тут отнюдь не в престиже каст,

Просто – жизни конец, когда

Мир нагнуть пытается педераст,

Потеряв даже тень стыда.

У бесовской тли есть глобальный план,

Чтоб Земля погрузилась в ночь,

Но как только слышится:

«Ку–Клукс–Клан!» –

Сразу тля исчезает прочь.

И сейчас, когда монументы в пыль

Снова валит левацкий сброд,

Вспоминаю я ту седую быль,

Где суд Линча вершил народ.

Среди слов напрасных и мер любых

Нет эффектней для белых стран

Той, где черных, красных и голубых

Успокаивал Ку–Клукс–Клан.

***

Рассуждаем мы о правде на Земле,

Ищем бед разнообразные причины,

А антихрист целый век сидит в Кремле,

Лишь меняет свои грязные личины.

Отчего так много нищих и калек? –

Задаемся мы вопросом не впервые,

А антихрист в Белом доме целый век

Финансирует конфликты мировые.

Кто б и что у нас в стране не выбирал,

Все к нулю низводит некто самый главный,

Он давно уж – коммунист и либерал,

Монархист, нацист и в доску православный.

И о чем бы ни вещал безумный мир,

Примет все за аксиому жадный зритель.

Нынче дьявол – президент, звезда, кумир,

Архитектор, режиссер и исполнитель.

Мы включаем голубой телеэкран,

Мы блуждаем во всемирной паутине:

Тут Италия сгорает, там – Иран,

Вязнут страны в эпидемиях, как в тине.

Апокалипсис из слухов и вестей

Возникает, словно бредни в пьяных строфах,

Бес–ведущий в новом блоке новостей

Изрекает о последних катастрофах.

Это – аут, безотрадный эпилог.

Но... пока остались утренние росы,

И заросший ивняком широкий лог,

И туман, и рек невысохшие плесы,

Но пока еще нам слышен детский смех,

Уничтожить нас, убить в ночи растленной

Сил не хватит у антихриста и тех,

Кто признал его хозяином Вселенной.

***

«Мое обращение с текстом вашего стиха будет рассмотрено

соответствующими органами в самое ближайшее время.

Ждите повестки». Из реплик сознательных граждан.

Мне недавно с нацистом ругаться пришлось,

Мы друг другу совсем не близки,

Но для вежливых доводов слов не нашлось,

И в работу пошли кулаки.

А буквально сегодня советский стукач

Вылил в злобе доноса ручей:

Дескать, дорог мне финско–немецкий палач

Много больше родных палачей.

Может статься, молчать, как испуганный мим,

Это лучше, чем ночи не спать.

Только... трудно остаться собою самим,

Если всюду и всем уступать.

И усердный доносчик, и глупый нацист,

Не спешите затачивать гвоздь!

Там, где пушкинский росчерк ложится на лист,

Бесполезны доносы и злость.

Вы в партийности узкой, как фишки в лото,

Все строчите другим приговор.

Я же – попросту русский и больше никто,

Просто – русский, и весь разговор.

Дмитрий Кузнецов,

поэт, журналист, член Попечительского совета РПО им. Императора Александра III

(г. Калуга)