1991

Когда рассыпалась тюрьма

От своей мерзости и гнили –

Она была наша страна,

Которую мы не любили.

Все думали, что где-то там –

В «нормальных» странах – жизнь иная;

И все поверили в обман,

Себя самих не понимая.

Нам было мерзко, тошно жить

В бессмысленной земной клоаке –

Хотелось нам себя убить,

Сойти с ума в духовном мраке.

Народ безбожный умирал,

Неся Иудино проклятье –

Но шанс Господь последний дал

Ему своею благодатью.

И что бы ни было потом,

Господь нас вывел на свободу –

Открыт опять небесный Дом

Бывшему русскому народу!

Не жалко мне страны-тюрьмы,

Не жаль мучительного детства,

От них остались только сны –

Недолговечное наследство.

Старый мотив

Зачем текла тоскливо жизнь,

То торопясь, то прерываясь?

Мы от нее могли спастись,

В бессмысленности забываясь.

Трудись! Бессмысленность труда

Сродни безумию и пьянству –

Рабство у жизни навсегда

Нас приучает к постоянству.

И в постоянстве вечных дней

Неотличима жизнь от смерти,

Уже не различимы в ней

Года в их вечной круговерти.

Неотличима жизнь от сна

И иллюзорно пробужденье,

И вновь обманет нас она

В своем бессмысленном движенье.

Но есть мгновения, когда

Сквозь пелену мы видим Вечность,

Она нам светит, как звезда

Сквозь жизни мертвую беспечность.

Пусть краток этот странный миг,

И помнится, как наважденье –

Но в этот миг себя постиг

Ты сам себя в новом рожденье.

Такая маленькая жизнь

Случайной музыки мотив

Меня лишил душевных сил,

И я стаю посреди улицы убитый.

Зачем, пацан, о том поешь,

О чем поет печальный дождь,

И вспыхнул вновь огонь любви моей забытой?

Зачем же ты вот так поешь:

«А скоро ветер сменит дождь

Я не приду, ты не придешь

В наш старый парк, ничто уже не повторится;

И сказка кончена для нас

Всему свой день, минуты, час

И в небе кружат в путь готовясь птицы».

И снова слышу тот мотив,

Ведь он сюда меня водил

Смотреть на окна освещенные филфака.

И вновь, как тридцать лет назад

На те же окна брошу взгляд,

Но нет там той, о ком осталось только плакать.

Она лежит в сырой земле,

Душа ее горит в огне,

И не поможет ей пока моя молитва.

Печалью сладок мне филфак,

На окна гляну просто так,

Ведь жизнь прошла и ничего не повторится.

И вот опять поет пацан,

Мне растравляя боли ран,

Горько и радостно теперь мне слушать это:

«И кто-то в эту сказку попадет

Когда придет весна и следом лето

На месте та же книга лета ждет

Тепла, любви, травы и цвет рассвета».

С филфака молодость идет,

Пусть эта жизнь для них цветет –

А мне моя печаль дороже всех на свете.

Кто в эту сказку попадет,

Кого-то это счастье ждет,

А я порадуюсь за вас – вы все мне дети.

***

Когда поэзия уходит

Из жизни пошлой и пустой,

Она, как призрак, с нами бродит

И прячется в мотив простой.

В эстрадной песне вдруг заплачет,

В стихе невзрачном прокричит,

Но жизнь стыдливо ее прячет,

И сердце робкое молчит.

Только надменные поэты,

Друг к другу завистью горя,

Ловят поэзии приметы

В свои стихи – но ловят зря:

Их вялый стих звучит красиво,

Умно запутаны слова –

Все очень правильно и мило,

И не кружится голова;

Отточен стих и рифма гладка,

Во всем заметно мастерство,

Но умерла в стихе загадка –

Его душа и естество.

Стих стал плебейскою игрою

Для гордых инфантильных душ…

Нет, стань безумием, грозою,

Стань страшен, дик и неуклюж!

И ты, поэт, будь груб, как ветер,

Не жди друзей, не жди похвал –

Только гори, да будешь светел!

Ты тот, кто вечный свет узнал!

***

В стихах любите тишину,

Души тепло и постоянство;

Услышьте вечную весну

Сквозь слов безумных окаянство!

Не потеряйте этот слух,

Дурману слов не надо верить –

Поэзию творит смиренный дух,

Да только как его измерить?

Я думаю, что если от стиха

Станет светло и тихо в вашем сердце –

Поэзия пришла, смиренна и тиха,

И в вечность приоткрыла дверцу.

Виталий Даренский,

профессор, доктор философских наук,

представитель РПО им. Императора Александра III в Луганске

(г. Луганск)