От Редакции «ГЭ»: Ещё в апреле уходящего года известный российский учёный Г.Г. Малинецкий выступил с весьма печальным прогнозом относительно развития нашей страны. Нынешнюю ситуацию учёный оценил, как «инновационный разгром», отметив, что по сравнению с советскими временами поток инноваций упал сегодня в 15 раз, и одна лишь японская корпорация «Панасоник» регистрирует патентов на различные изобретения и новые технологии в 4 раза больше, чем вся Россия. По мнению Малинецкого Россия безнадёжно упустила период 5-го технологического уклада, когда развивались компьютерные технологии, и теперь у нашей страны осталось лишь несколько лет для того, чтобы совершить масштабный технологический рывок и вписаться в 6-й уклад, который по его расчётам наступит в 2014-2018гг. «У России очень мало времени. Наша задача вскочить в последний вагон уходящего поезда. Иначе с большой вероятностью нас не будет», – предрёк Малинецкий.

В рамках всё того же выступления вице-президент Нанотехнологического общества России указывал: «Чтобы была модернизация, а не ее имитация, нужно четко определить, что мы хотим быть, а не казаться. Государство должно взять на себя целеполагающие, проектирующие будущее функции. Кроме того, необходима прозрачность и открытость – объем взяток в России сейчас превышает госбюджет. Поэтому важна декриминализация страны. По этому принципу шел и Китай, и США, и Южная Корея». Однако, нынешняя «модернизация», равно как и все начинания в РФ, свелась исключительно к имитации. К фантастическому проекту «Сколково», к нескончаемым форумам, к намерениям сократить число ВУЗов и преподавателей, к шарлатанству вроде фильтров Петрика, к оскорблениям учёных председателем Госдумы, к воровству поистине инновационных масштабов. О том, куда идут деньги, выделяемые на инновации, уже теперь свидетельствуют эксперты Счётной Палаты. Как сообщает издание Маркер.ру, в лучшем случае, выделенные деньги превращаются в субсидии действующим коммерческим предприятиям. В худшем ― исчезают в неизвестном направлении. На нанотехнологиях смогла очень хорошо заработать «Северсталь», которая напрямую не должна была получать госфинансирование по этой программе, — в сумме ее «дочкам» досталось 12,3 млрд руб. Еще 500 млн руб. было истрачено на создание никому не нужной электронной нанобиблиотеки, которую заказчики даже не планировали использовать. О том же, как выглядит наша «модернизация», всего лучше выразилась китайская пресса, оценившая представленные Россией в рамках выставки Expo-2010 «инновации». Журналисты писали, что надеялись познакомиться с планами инновационного обновления России, о которых говорит президент Медведев, а «вместо этого в российском павильоне перед нами предстал гибрид нуждающегося в средствах технического музея с парком аттракционов среднего уездного города. И вдобавок – «маленький невежда»[1] в качестве символа России».

Для того, чтобы провести действительно необходимую нашей стране модернизацию, необходима чёткая стратегия, а основой промышленной политики должен стать стратегический прогноз, - убеждён профессор Малинецкий. 15 мая уходящего года Комитет по промышленной политике ГД провёл круглый стол, в рамках которого был заслушан доклад учёного, в котором он сформулировал данную стратегию и те принципы, на основании которых её необходимо реализовывать.

Ниже мы публикуем сокращённую версию доклада Г.Г. Малинецкого[2]

***

 «Управлять - значить предвидеть», - утверждал Блез Паскаль. За прошедшие века и значение предвидения, и возможности для этого многократно возросли.

В этой области в последние тридцать лет XX века произошла научная революция. Она связана с теорией самоорганизации или с синергетикой с одной стороны и с огромными возможностями компьютерного моделирования с другой. За время существования компьютеров их быстродействие возросло в 100 миллиардов раз. Ни одна отрасль промышленности не знала такого стремительного прогресса своей продукции, как компьютерная индустрия.

В США есть более 50 мозговых центров, занимающихся проектированием будущего в целом и альтернативными вариантами стратегий промышленного развития в частности. В стране ежегодно проводится около 30 общенациональных конференций, посвящённых этим проблемам. По этому пути уверенно идут Япония, Германия, Финляндия, Франция, многие другие страны, опирающиеся в формировании своей промышленной и инновационной политики на возможности науки.

В основе многих технологий проектирования будущего лежит теория больших волн экономической конъюнктуры, созданная нашим выдающимся соотечественником Николаем Дмитриевичем Кондратьевым (1892-1938). В соответствии с этой теорией системной основой экономических кризисов, войн, революций, геополитических катастроф является смена одних технологических укладов другими. Именно это и оказывается важнейшим фактором, который следует учитывать в формировании и проведении промышленной политики.

В соответствии с теорией Н.Д. Кондратьева, именно нынешние 5-7 лет имеют ключевое значение для России. Именно на этой стадии экономического цикла ищутся и отбираются те нововведения и инновации, которые станут основой промышленного развития на ближайшие 30 лет. Это время не должно быть упущено.

В XX веке учёными было много понято и сделано для того, чтобы выстраивать и проводить эффективную государственную политику. Здесь можно обратить внимание на работы выдающегося английского исследователя, пионера использования идей кибернетики в государственном управлении Стаффорда Бира. Его блестящая работа по антикризисному управлению в Чили, противостоящему жёсткому внешнему диктату, в 1970-е годы во времена Сальвадора Альенде, показала, насколько велики возможности управления, опирающегося на науку и компьютерные технологии в современном обществе.

Этот опыт государственного управления в условиях тяжелого социально-экономического кризиса может оказаться очень важным для России.

Имеется ли в нашей стране традиция таких исследований, опыт, научные школы, потенциал, который может быть сейчас использован? Безусловно, имеется!

В ИПМ еще в начале 1980, во времена М.В. Келдыша были начаты работы по стратегическому прогнозу развития мира (или, как сейчас говорят, по мировой динамике). Эти работы продолжили пионерские исследования американского исследователя Дж.Форестера и предвосхитили идеи устойчивого развития.

Впоследствии работы по проектированию будущего успешно развивались в Институте системного анализа РАН (ИСА) в научной школе академика В.А. Геловани. На заре перестройки этим коллективом вместе с учеными из других исследовательских институтов было выполнено блестящее исследование, посвященное сценариям развития СССР. В нем была предсказана катастрофа, которая постигла страну в эпоху горбачевщины. Более того, был предложен сценарий, связанный с форсированным промышленным развитием, с инновационным прорывом. Этот вариант открывал перед нашей страной и мировой системой социализма новые горизонты. Он требовал новой промышленной политики и модернизации страны. Результаты этих исследований были доведены до лиц, принимающих решения, но к сожалению, не были приняты во внимание. Тем не менее, следует отдать себе отчет в том, что этот прогноз мог изменить ход мировой истории.

Стоит обратить внимание на работы Центрального экономико-математического института. Именно в этих стенах развивались традиции исследования плановой экономики, заложенные выдающимся математиком и экономистом, удостоенным Нобелевской премии в области экономики Л.В. Канторовичем.

На принципиальное значение стратегического прогноза, индикативного планирования обращал внимание выдающийся математик, философ, мыслитель, академик Никита Николаевич Моисеев. Он выдвинул «принцип кормчего» и идею «направляемой экономики». Реализацию экономической и промышленной политики в нынешнем стремительно меняющимся мире он сравнивал с переправой на лодке через бурную реку. Нет возможности предугадать каждую следующую неустойчивость и регламентировать каждый шаг - течение слишком сильное. Однако, выбрав направление движения и точку на другом берегу, в окрестность которой желательно попасть (здесь и нужна наука, чтобы ставить реалистичные цели и четко отделять достижимое от невозможного), можно направить лодку и использовать энергию течения, открывающиеся возможности, не теряя цели из виду.

Н.Н. Моисеев был последовательным противником шоковой терапии, экспериментов гайдаровского правительства и представителей либерал-реформаторов с экономикой России. Традиции научной школы академика Н.Н. Моисеева сейчас развиваются в Вычислительном центре им. А.А. Дородницына РАН и на ряде кафедр факультета вычислительной математики и кибернетики МГУ им. М.В. Ломоносова.

В течение многих лет Н.Н. Моисеев, как и представители других упоминавшихся научных школ, писали записки в различные государственные структуры о необходимости создать национальный центр по проектированию будущего - Госплан нового поколения.

Наконец, 03.12.2001 В.В. Путиным перед научным сообществом России была поставлена задача отработки сценариев перевода России от «экономики трубы» к инновационному пути развития. Однако приходится констатировать, что исследований необходимого уровня в объеме, соответствующих важности и значению поставленной задачи, в России пока не ведется ...

С 2009 года в ИПМ выполняется проект «Комплексный системный анализ и математическое моделирование мировой динамки» в рамках программы «Экономика и социология знания» Программы фундаментальных исследований Президиума РАН. Руководит этим проектом ректор МГУ им. М.В. Ломоносова академик В.А. Садовничий, ответственными исполнителями являются иностранный член РАН А.А. Акаев и профессора А.В. Коротаев и Г.Г. Малинецкий. Однако следует отдать себе отчет в том, что усилия группы энтузиастов не заменят государственных органов, ориентированных на стратегический прогноз, планирование, проектирование будущего. В периоды кризисов важность подобных структур многократно возрастает. Остается надеяться, что в ходе модернизации этот серьёзный пробел в государственном управлении России будет восполнен.

По нашим оценкам, согласующимся с прогнозами ряда зарубежных экспертов, в 2014-2018 годах ведущие страны мира будут переходить к VI технологическому укладу, локомотивными отраслями которого станут, вероятно, биотехнологии, нанотехнологии, новая медицина, роботика, высокие гуманитарные технологии, полномасштабные системы виртуальной реальности, новое природопользование. Развитые страны готовятся к большому технологическому скачку. Именно это и является стержнем их экономической политики.

Посмотрим с этой точки зрения на нынешний кризис. Его глубинная причина совсем не в том, что «плохие американские парни» набрали ипотечных кредитов и не желают расплачиваться по долгам. Она совсем не в том, что США злоупотребляет печатным станком. Хотя важность этих факторов очевидна и её не следует оспаривать.

Дело в том, что отрасли V уклада исчерпали свой потенциал развития. Они не дают прежней отдачи. В самом деле, в кармане у каждого из нас мобильный телефон. В России уже 180 миллионов мобильных телефонов. Рынок насыщен. И создай мы сейчас фирму для производства подобных аппаратов, это ничего не изменит ни для мира, ни для России. Этот поезд уже ушел. Дорога ложка к обеду.

Перед государством, российской отечественной наукой, образованием и промышленностью стоит стратегическая задача - вскочить в последний вагон уходящего поезда VI технологического уклада.

Сейчас происходит «пересдача карт Истории» - определяется, какие страны и регионы станут продавцами, а какие покупателями, кто будет ведущим, а кто ведомым, какие страны и цивилизации ждет взлет, а какие уйдут с исторической арены. Этот шанс не должен быть упущен Россией.

В ходе упоминавшихся исследований, которые ведутся в ИПМ, В.А. Садовничим и А.А. Акаевым была проанализирована отраслевая структура промышленности наиболее успешно развивающихся стран (в основном членов ОЭСР). Оказалось, что их отраслевые структуры в ходе развития сближались. Это позволило сформулировать «правило одной пятой и половины»: обрабатывающая промышленность должна занимать 20% в структуре современной экономики, финансы - 25%, услуги - 22%. В обрабатывающей промышленности на высокотехнологичный сектор должно приходится 20%, на средневысокотехнолгичный 30%.

И поэтому важнейшим инструментом управления экономикой является промышленная политика, направленная на структурные сдвиги, ведущие к оптимальным пропорциям для основных областей хозяйства.

Отметим, что первая волна кризиса сделала подобные подходы очень популярными. Если ещё не так давно в качестве примера для подражания приводилась «пустотелая» американская или английская экономика со стремлением к аутсорсингу, к перебазированию всего промышленного производства за границу, то сейчас многие видные государственные деятели и эксперты считают, что кризис 2009 года уже преподал два серьёзных урока.

Вера во всесилие рынка является ошибкой. Рынки, при всей важности, не могут заменить целеполагания сильной государственной и, в частности промышленной, политики.

Часть промышленного и сельскохозяйственного производства независимо от уровня развития «экономики знаний» необходимо иметь внутри страны. Эти придает устойчивость и сбалансированность экономике, что особенно важно в виду предстоящих кризисов.

В настоящее время одной из необходимых черт промышленной политики должны стать реализм, конкретность, опора на научное знание. Обратимся к российским реалиям.

2/3 территории России находятся в зоне вечной мерзлоты. Наше отечество расположено в зоне экстремальных географических и геоэкономических условий. Из этого вытекает, что Россия не может «на общих основаниях» участвовать в процессах глобализации. В самом деле, под глобализацией в её изначальном смысле понимают процессы, обеспечивающие свободный поток людей, идей, капиталов, товаров, информации и технологий.

В условиях глобализации отечественная промышленность традиционных отраслей будет должна конкурировать с китайскими, малазийскими, индийскими и иными производителями. И поэтому неизбежно будет проигрывать. В самом деле, холодные зимние температуры на основной части территории приводят к очень высокой энергоемкости продукции (возможность не обогревать свою фабрику - огромное конкурентное преимущество), а также к большим затратам на капитальное строительство (стены в 2 кирпича и трубы под землей). Наконец, нельзя сделать рабочую силу дешевой - её надо обогревать, тепло одевать и хорошо кормить. Поэтому оценка Маргарет Тэтчер, считающей, что в условиях глобализации экономически оправдано проживание на территории России 15 миллионов человек недалека от истины.

Следует отказаться и от мысли о том, что Россия сможет быть «энергетическим гарантом» Европы или Азии. Характерная цена годового экспорта российской нефти - 60 млрд. долларов, оружия - 6 млрд. В то же время Индия уже экспортирует программного обеспечения на сумму в 40 миллиардов долларов и планирует увеличить этот показатель до 60 млрд... Нехорошо так говорить, но мне кажется, что место Индии в мировом производстве программного продукта вполне могла бы занимать Россия ...

Географические условия, исключающие бытие России и в роли «рантье» и в роли «энергетического гаранта», были прекрасно рассмотрены в книге А.П. Паршева «Почему Россия не Америка». Но, как показывает мой опыт преподавания в Академии государственной службы при Президенте РФ, для многих людей, управляющих Россией, они по-прежнему остаются откровением.

Отсюда следует, что российские реалии диктуют её промышленную и инновационную политику. Это должна быть политика высоких технологий. Мы должны делать, то и так, что и как не умеют делать другие страны. И прежде всего с этим, а не с нефтью и газом, следовало бы выходить на мировой рынок.

Располагая третью всех минеральных ресурсов мира, Россия имеет экономику, вклад которой в мировой глобальной продукт составляет менее 3%. Отсюда следует, что стране необходим форсированный экономический рост.

Ряд отраслей промышленности России до сих пор не вышли на уровень 1990-х. По сути, 20 лет были потеряны для промышленного развития. Эпоха безвременья должна кончиться. Именно для того, чтобы Россия встала с колен, чтобы у неё был шанс остаться в истории, ей необходима модернизация и сильная промышленная политика.

Промышленная политика, как и другие направления развития страны, ставят перед федеральной властью, перед элитами, регионами, перед всеми нами один и тот же вопрос: «Мы хотим быть или казаться?» Важно определить для себя, нам нужен результат или вполне достаточно оправдываться по-черномырдински «хотели как лучше ...».

Показателен в этой связи проект «Сколково». В начале 2010 году на все 14 наукоградов России планировалось выделить 600 миллионов рублей, а только на проектирование инновационного комплекса «Сколково» предполагается затратить 4,5 миллиарда рублей.

Наукоградам есть, чем похвастаться. Например, наукоград Кольцово за 7 лет увеличил отчисления в бюджеты всех уровней в 10 раз. Однако отношение к этим центрам, которые могли бы стать локомотивами инновационного развития, у Министерства образования и науки и ряда других органов власти примерно такое же, как к чемодану без ручки. И выбросить жалко, и нести тяжело. Недавно прошедшее обсуждение проблем наукоградов в Дубне это наглядно показало.

В самом деле, при обсуждении обособленных автономных образований инновационной ориентации - наукоградов нового поколения - много раз ставился один и тот же вопрос. Его ставили исследователи, представители научных институтов и органов власти Сарова, Зеленограда, Обнинска, Кольцова, Дубны, других центров: «А что же должно быть сделано? Что должно быть результатом? Почему нельзя воспользоваться имеющимися лабораториями, подготовленными кадрами, опираться на потенциал ведущих научных школ России? Почему опять надо начинать с труб, фундаментов, домов, с создания инновационной инфраструктуры?».

Разъяснения руководителя проекта «Сколково» В.Ю. Суркова и ряда других чиновников, причастных к этому проекту, не добавили ясности. Пока проект «Сколково» выглядит как симулякр (этот ёмкий термин был введён французским философом Жоржем Батаем и обозначает «точную копию предмета, оригинала которого не существовало»). Кремниевая долина, которую по заявлениям официальных лиц должно копировать Сколково, возникла в конкретной экономической, технологической и социальной сфере на определённом этапе развития экономики. И то, что сработало в одной ситуации, может быть совершенно неприемлемо в другой. Бессмысленно приобретать отличный самолёт, если не строить аэродромов. Результата не будет, зато будет видимость. Конечно, хочется, чтобы сколовские инициативы, как и другие проекты инновационного развития были успешны, состоялись, чтобы они были, а не казались.

И здесь тоже хочется обратить внимание на заблуждение, распространённое в коридорах российской власти, о том, что выделение достаточно больших сумм решает все проблемы. Напротив, сплошь и рядом без ясной политики, чёткого целеполагания и стратегического планирования, без эффективного использования других инструментов, «заливание деньгами» может оказаться бесполезным, а иногда и разрушительным.

Обратимся к упомянутой поддержке наукоградов. В частности, эти вопросы недавно обсуждали на инновационном форуме Калужской области в городе Обнинске. Главным индикатором чиновники федерального уровня до сих пор считают долю выделенных средств, которые пошли «на поддержку и создание инновационной инфраструктуры». Двадцать лет тотального и бесплодного создания всех и всяческих инфраструктур. Бессмысленно закупать впрок кухонную утварь, если повар не знает кого и какими блюдами ему предстоит кормить. Не всегда хорошо ставить телегу впереди лошади. Деньги не заменяют целеполагания, промышленной политики, социальной организации и самоорганизации, необходимых для достижения результата, а не для имитации процесса.

Есть иллюзия, что «Сколково» сработает на внутреннею стабильность, успокоит более 10 миллионов научной и технической интеллигенции, которую реформы последних 20 лет оставили не у дел и лишили перспективы. Думаю, что это заблуждение, что надо ставить большие конкретные задачи и работать на этот результат.

России предстоит вступить в новый технологический уклад, в новую реальность. И это требует исследователей, изобретателей, организаторов, предпринимателей работающих на будущее. Выдающийся немецкий экономист, основоположник эволюционной экономики, Йозеф Шумпетер разделил всех экономических агентов на консерваторов (их около 90%) и новаторов (10%). Первые стремятся сохранить статус кво, удержать долю рынка. Вторые, как правило, ориентируются на кардинальные перемены, на инновации и новые отрасли экономики, на форсированное развитие. И, на мой взгляд, одно из главных направлений промышленной политики - дать шанс новаторам. Именно от этого зависит судьба проекта модернизации России.

Одним из ключевых инструментов для промышленного развития, для создания индустрии, относящейся к следующему технологическому укладу, является во всём мире национальная инновационная система.

Как же дела обстоят с ней в России? О формировании такой системы, как о стратегическом приоритете, В.В. Путин, в бытность его Президентом РФ, говорил с 2001 года. При обсуждении положения дел в этой области вспоминается крылатая фраза Ходжи Насреддина: «Сколько не говори «халва», во рту сладко не станет».

Инновационную систему можно сравнить с автомобилем. Для того чтобы автомобиль мог двигаться, ему нужен руль, двигатель, колёса и тормоза. Чтобы существовала инновационная система, должен быть замкнут круг воспроизводства инноваций.

Прокомментируем основные части инновационной системы.

Важнейшая функция - мониторинг, стратегический прогноз и целеполагание. И в современный капиталистической экономике роль этого блока не меньше, а, может быть, и больше, чем в социалистической. США, Япония, Финляндия, Китай, многие другие страны всерьёз занимаются мониторингом научной, информационной, промышленной сферы, прогнозируют их развитие и на этой основе строят свою промышленную и инновационную политику. По сути, они выполняют существенную часть работы Госплана. Подобные структуры могут быть по-разному организованы и носить различные названия. Но они должны быть! К сожалению, подобных организаций, решающих задачи прогноза и выработки стратегии промышленного развития страны на государственном уровне с учётом возможностей науки, в современной России нет. Это наглядно показала судьба известной «Стратегии - 2020», не пережившей первой волны кризиса и надёжно забытой.

В то же время стратегические ошибки являются самыми дорогими - как правило, их не удаётся исправить на более низких уровнях управления. Приведём пример. Недавно были оглашены технологические и инновационные приоритеты:

1)     энергоэффективность и энергосбережение, в том числе разработка новых видов топлива;

2)     ядерные;

3)     космические;

4)     медицинские;

5)     стратегические информационные технологии.

Не отрицая важности всех этих направлений развития, заметим, что все они относятся к IV или V технологическим укладам. Это то, что уже было пройдено и миром, и отчасти, нашей страной... А где же направления развития VI технологического уклада?

В мире в автомобилях давно и успешно используют навигаторы. Хотелось бы завести нечто подобное и в российской инновационной машине. Но в любом случае стёкла и зеркала протереть полезно.

Заметим, что и стратегический прогноз, и мониторинг стоят, по сравнению со всем остальным, очень дёшево. Дело здесь не в деньгах, а в субъекте инновационного развития, который готов был бы взять на себя ответственность за решение этой задачи и организовать её практическое воплощение.

Роль руля играют фундаментальная наука, добывающая новое знание и подготовка кадров на перспективу (условно говоря этот блок инновационной системы стоит 1 рубль). И здесь также многое вызывает беспокойство. Большое впечатление на преподавателей, профессоров и исследователей оказала идея, высказанная министром образования и поддержанная президентом РФ во время посещения МИФИ о том, что вместо 3000 вузов с филиалами в России вполне достаточно иметь 200 вузов, из которых 50 университетов. Фундаментальную науку, судя по расходам бюджета, тоже решено «разверстать», создав конкурентов РАН в лице Курчатовского института и Высшей школы экономики, и вкладывая большие средства в федеральные и инновационные университеты. Как это у нас повелось, и этот «эксперимент» был начат без широкого обсуждения с самими учёными, без определения целей, задач, этапов, ожидаемых результатов, без анализа сопутствующих рисков, как говорится, «на авось». Хотелось бы надеяться на лучшее, но опыт реформирования российских науки и образования не даёт для этого оснований.

Двигателем инновационной машины является прикладная наука. Именно здесь (а не в академическом секторе) происходит генерация инноваций, создание опытных образцов, превращение нового знание в конкретные товары, услуги, возможности. Этот блок, условно говоря, стоит 10 рублей. Прикладная наука, в основной своей части, была разгромлена ещё в 1990-х. Многие отраслевые институты ушли в небытие с крушением отраслевой системы управления экономикой. В нашей стране, поразительно мало обращают внимание на очевидный вопрос - как восстановить прикладную науку в России. Без двигателя машина не поедет.

После того как созданы опытные образцы или новые технологии, их надо доводить до уровня массового производства, выводить на рынок, продвигать, участвуя в жёсткой конкурентной борьбе. Это колёса автомобиля. Этот блок условно можно оценить в 100 рублей. Во всём мире эту работу берут на себя высокотехнологичные гиганты, крупные транснациональные корпорации. На этом уровне поддержка государства зачастую также оказывается решающей.

Однако больших высокотехнологичных компаний мирового уровня за 20 лет реформ в России вырастить не удалось. Именно это является одной из ключевых проблем промышленной политики современной России. Без колёс машина не поедет.

К чему приводит отсутствие этого блока в инновационном секторе российской экономики? К продаже «сырья» - научных идей, отдельных исследователей и инженеров за рубеж («Амуры и Зефиры все распроданы поодиночке»). Заметим, к примеру, как велика роль выходцев из России в развитии Кремниевой долины, однако успешных крупных российских фирм здесь практически нет). Иными словами, альтернативой собственной инновационной системе является работа в качестве наёмной рабочей силы (как правило, очень дешёвой) на благо тех стран и цивилизаций, где есть подобные системы. Естественно, такая работа по зарубежному заказу, без серьёзной заинтересованности государства в развитии высокотехнологичного сектора ведёт к деградации научно-технического потенциала России и ослабляют отечественную промышленность, вынужденную покупать то, что придумано и спроектировано в России, у других стран.

Следующий блок очень дешёв, по сравнению с предыдущими, но жизненно необходим на каждом этапе инновационного цикла. Это система экспертизы (и одному из способов её организации, связанному с созданием когнитивных центров, мы далее вернёмся). Вновь, спросим себя: «Быть или казаться?». Кремниевая долина это не только множество малых фирм, не только удобное место для занятий наукой и производством, не только привычка нескольких нобелевских лауреатов посещать этот уголок. Это, прежде всего, поток проектов, идей, предложений. (А для того, чтобы они были, надо, чтобы у изобретателей и исследователей был шанс на практическое воплощение придуманного. Нужна достаточно высокая восприимчивость экономики к инновациям.) Исходя из этого, в нашей стране следовало бы повысить инновационную активность хотя бы до советского уровня - в 10-15 раз.

В Кремниевой долине поддержку венчурных фондов получают в среднем 7 проектов из 1000. Сито научной, технологической, маркетинговой и прочей экспертизы является очень частым. Но именно это и позволяет уменьшить риски инвесторов, предпринимателей, бизнес-ангелов, корпораций, государственных структур, вкладывающихся в определённые технологии до приемлемого уровня. Без этого дело не пойдёт на лад. Тормоз, роль которого играет экспертиза, также жизненно необходим.

Стоит напомнить о Всесоюзной организации изобретателей и рационализаторов, об отраслевых совещаниях, на которых в ряде министерств удалось организовать экспертизу. В СССР были свои механизмы решения этой задачи. В современной России они могут быть другими. Но они должны быть. Иначе нам остаётся только казаться.

Часть прибыли от полученных в ходе реализации инновационных товаров, услуг, возможностей должна вкладываться в систему образования и в научные исследования.

Эта важнейшая обратная связь сейчас также во многом связана не с вкладом конкретных задач, на решение которых должна быть направлена промышленная политика, а с благосклонностью отдельных бюрократов или конъюнктурными интересами.

Но, может быть, всё не так плохо, как кажется? Ведь есть же фонды, гранты, лоты, конкурсы, инновационные форумы. Конечно, всё не так плохо, всё гораздо хуже. Чтобы оценивать ситуацию надо опираться на объективные количественные данные.

Часть из них связана с промышленностью. Если в странах-лидерах современного мира доля инновационной продукции доходит до 60%, то в России она составляет около 5%. Имеет место десятикратный разрыв.

Недавно Всемирная организация интеллектуальной собственности (ВОИС) опубликовала длинные по числу (рис. 15) международных патентов, полученных в 2009 году. Таковых оказалось 155 900. Пятёрка лидеров по количеству изобретателей - США (более 45 000 патентов). Япония, Германия, Южная Корея и Китай. Россия занимает 23 место в мире. На её долю приходится 569 патентов (0,36% от мирового показателя). Много это или мало? Это втрое меньше, чем зарегистрировала одна японская фирма (Panasonic, 1891 патент) или одна китайская (Huawei Technologics, 1847). На инновационной карте мира Россия примерно в 10 раз меньше, чем на экономической (напомним, что вклад России в глобальный валовой продукт составляет около 3%). То есть для того, чтобы соответствовать развитию уже существующей промышленности (не говоря с той, которая должна сформироваться в ходе модернизации), инновационную активность следует увеличить в 10 раз.

В каких же областях получено основное количество патентов? Это информационные технологии и компьютеры (12560), фармацевтика (12200), медицинские технологии (12091), электромашины (11393), цифровая связь (10452), телекоммуникации (9343). Как видим, основные сферы изобретательской активности соответствуют V технологическому укладу, который, по сути, отсутствует в России.

Отсюда ясна взаимосвязь между промышленной и инновационной политикой. Лучший стимул для инноваций - наличие соответствующих отраслей промышленности, и наоборот - пул изобретений, открытий, патентов, людей, готовых воплощать всё это на практике, открывает новые горизонты для соответствующей отрасли промышленности.

Первая волна кризиса стала тяжелым испытанием для мировой инновационной сферы. Например, в 2009 году число зарегистрированных гражданами США патентов уменьшилось на 10%, по сравнению с показателем 2008 года. Но безусловными лидерами являются Китай и Россия. Китай увеличил число запатентованных изобретений примерно на 30%, а Россия сократила на 29,1%. Поэтому в нашей стране, скорее, инновационной системы нет, чем есть. И в ходе модернизации, вероятно, многое придется начинать с чистого листа.

О людях следует сказать особо. В вопросе подготовки кадров промышленная политика тесно смыкается с образовательной. Вспомним слова «железного канцлера» Ото фон Бисмарка (1815-1898) о том, что войны выигрывает школьный учитель.

Образовательная сфера стала в последние 20 лет объектом тотального реформирования. Вспомним программы информатизации, гуманизации, интернетизации, гуманитаризации. В последние годы образовательные реформы осуществляются по лекалам Высшей школы экономики (ректор Я.И. Кузьминов, научный руководитель - Е.Г. Ясин). Среди последних новаций переход «от культуры полезности к культуре достоинства», жесткое воплощение императивов Болонской конвенции, подстригающей высшую школу России под общеевропейскую гребенку, разрушение отечественной системы образования и переход к системе «бакалавр-магистр», введение единого государственного экзамена (ЕГЭ).

Результаты реформ говорят сами за себя. По данным ЮНЕСКО объем взяток в вузах России в 2007 году превысил 520 миллионов долларов. В 2008 году примерно четверть российских школьников не смогла справиться с тестом по математике даже на тройку (что требовало элементарных знаний). Проведенные и проводимые реформы системы образования России уже вышли на уровень серьёзной угрозы для национальной безопасности.

При этом возникает тот же вопрос «быть» или «казаться». При введении ЕГЭ ни на одном из этапов результаты «эксперимента» не публиковались и не обсуждались. Риски и отрицательные последствия «егэзации» средней школы не рассматривались. Поэтому не удивительно, что и оказались все мы у разбитого корыта.

Но, пожалуй, главным является другое. По данным социологов, более 40 миллионов граждан России выступает против ЕГЭ. Слушания, устроенные в Госдуме, в Общественной палате, проведенные исследования показали разрушительность подобной реформы. Почему министру А.А. Фурсенко, воплощающему идеи (ВШЭ), удается всё это игнорировать? Как достучаться до лиц, принимающих решения?

В стране вместо нормальной системы отстраивается, говоря словами выдающегося философа и социолога А.А. Зиновьева, «колониальное образование». И все мы ничего с этим не можем поделать. По-видимому, те же опасности имеют место и для промышленной политики, и для модернизации России. Отдельные чиновники и целые министерства работают не на воплощение принятых политических решений, а двигаются в противоположную сторону. Возникает управленческий хаос и социальный аутизм.

Давайте посмотрим, какие цели перед системой образования ставит перед собой страна-лидер в инновационной сфере - США. Они хотят быть, а не казаться, и ставят перед собой ясные и конкретные цели. Джордж Буш и его предшественник организовали большие, стоящие миллиарды долларов программы, направленные на то, чтобы младшие школьники США научились хорошо читать и считать. Барак Обама выдвинул в 2009 году национальную образовательную инициативу. Её цель - добиться, чтобы американские школьники занимали первые места на международных олимпиадах по физике и математике (сейчас на многих олимпиадах по этим предметам уверенно лидируют школьники Китая). По мысли Б. Обамы, именно та страна, школьники которой сейчас являются лучшими в области физико-математических наук, будут править миром через 20 лет.

Сейчас американские коллеги серьёзно изучают опыт организации физико-математических олимпиад в СССР, переводят соответствующие задачники и пособия, заказывают обучающие программы российским учителям, профессорам, программистам. Они идут туда, а мы двигаемся обратно. Они - вверх, мы - вниз...

Ещё один принципиальный, с точки зрения промышленной политики, момент. Как уже отмечалось, участие России в процессе глобализации может быть только весьма ограниченным и опирающимся на анализ не только выгод, но и угроз и рисков, с которыми связан этот процесс. Полезно иногда взглянуть на глобализацию и в историческом контексте. Уровень глобализации, не уступающей нынешнему, имел место и в начале ХХ века, перед Первой мировой войной.

Поэтому важнейшим направлением промышленной политики должно быть развитие внутреннего рынка. В самом деле, Россия должна кормить, лечить, обогревать, учить и защищать себя сама. Никто другой за нас эти задачи не решит[3].

И в этом отношении у нашей страны есть большие традиции. Вспомним слова выдающегося дипломата А.М. Горчакова (1798-1883): «Россия сосредотачивается». Именно этот политический курс, на десятилетия опередивший вектор развития страны и её промышленную политику, в полной мере оправдал себя.

Россия не может стать энергетическим гарантом ни для Запада, ни для Востока. Поэтому модернизация страны должна определить и воплотить в реальность другие направления развития. Вспомним слова великого химика Д.И. Менделеева (1834-1907) о том, что сжигать нефть так же неразумно, как топить печь ассигнациями. И это ещё более справедливо в нынешних реалиях. Россия занимает второе место в мире по добыче нефти и седьмое по доказанным запасам. Форсированная добыча российской нефти происходит за счет запасов, которые должны были бы достаться поколению наших детей и внуков.

Наконец, и в истории новой России есть пример политики, позволившей поразительно быстро восстановиться после тяжелейшего дефолта 1998 года. Эту политику блестяще реализовало правительство Е.М. Примакова - Ю.Д. Маслюкова. Резкое сокращение импорта позволило в те годы быстро подняться на ноги отечественным производителям.

Предыдущий председатель комитета по промышленности Государственной Думы Юрий Дмитриевич Маслюков (1937-2010) часто призывал к реализму и прагматике в экономическом и промышленном развитии. Эффективные и успешные стратегии и технологии не должны отбрасываться. По сути дела, стране для проведения модернизации, выработки и проведения промышленной политики нужны Госплан, Госснаб, Госкомцен и Госкомитет по науке и технике нового поколения, использующие современные управленческие стратегии, системы поддержки принятия решений, методы компьютерного моделирования и прогнозирования. Существующий государственный аппарат неэффективен. Он с трудом справляется с задачами оперативного управления, оказывается бессилен в период кризисов и стагнации и не способен реализовать задачи модернизации страны. Вероятно, нужен ещё один контур государственного управления, ориентированный на диктатуру развития, на решение стратегических задач в условиях жестких ресурсных и временных ограничений.

На нашем круглом столе присутствуют представители ряда регионов. На наш взгляд, именно на уровне регионов будет решаться судьба российской модернизации. Нефть и газ есть только в 16 субъектах Федерации. Во многих регионах уже столкнулись и с депопуляцией, и деиндустриализацией. Например, за период с 1991 по 2008 год население Дальнего Востока сократилось на 1,5 млн. человек или почти на 20% (население всей России за это время сократилось на 4%). Если подобная тенденция сохраниться, то к 2050 году население региона составит не более 4,5 млн. человек.

Географы видят признаки перехода от линейно-узлового к очаговому типу территориального расположения производительных сил в значительной части России. Предлагаемое переселение из моногородов будет приводить к потере освоенной территории.

Поэтому и на региональном уровне крайне важно эффективное, точное региональное управление с ориентацией на дальнюю перспективу. Нужны региональная инновационная система, промышленная и социально-экономическая политика (рис. 18).

Наш опыт работы с Москвой, Московской областью, Чувашской республикой, Кемеровской и Калужской областями, республикой Якут (Саха) показывает, что есть инструменты, которые могут существенно повысить эффективность управления на региональном уровне и расширить возможности госуправления. Работы в данном направлении ведутся в Научно образовательном центре ИПМ (руководитель Н.А. Митин) и в Центре компьютерного моделирования и экспертного анализа (ЦКМЭА) ИПМ (руководитель В.В. Шишов), интернет-ресурсы www.smi-svoi.ru, www.plan-razvitie.ru).

Одним из инструментов могут стать когнитивные центры, решающие, в отличие от ситуационных центров, ещё несколько задач. Среди них:

-        быстрая корректировка планов социально-экономического развития регионов (что особенно важно в периоды кризисов) на основе компьютерного моделирования и новых технологий работы с информационными потоками;

-        организация экспертизы проектов, программ, стратегий, к которой на основе новых информационных технологий можно привлечь ряд ведущих отечественных и зарубежных экспертов;

-        разработка пакетов антикризисных мер, стратегий развития, высоких гуманитарных технологий, повышающих эффективность управления;

-        подготовка кадров для реализации крупных инновационных проектов (мы называем таких специалистов - MIA - мастер инновационного администрирования).

Успехом мы считаем работу ЦКМЭА ИПМ с руководством Чувашской республики. Прогнозы, сделанные нами перед первой волной кризиса, были приняты во внимание, позволили заблаговременно принять ряд мер и полностью оправдались в ходе кризиса. С учетом сделанных оценок руководство республики во главе с её президентом Н.В. Федоровым выдвинуло новую стратегию экономического развития республики. В основу этой стратегии положено форсированное развитие предприятий, ориентированных на использование технологий VI уклада и создание в регионе биотехнологического кластера.

Коллега из Калужской области обратил внимание на автомобильный кластер, созданный в регионе («русский Детройт», как его часто называют). В регион пришли крупнейшие мировые производители. Это рабочие места, более высокий уровень технологий, налоги в местный бюджет. Сильная политика руководства региона, обеспечившая привлечение инвесторов, и тенденция транснациональных компаний (ТНК) к аутсорингу, к выносу производства в третьи страны дала результаты.

Тактически это, безусловно, большой успех. В долгосрочном плане всё зависит от того, в какой мере удастся перейти от «отверточного производства», от положения «наемной рабочей силы» хотя бы к позиции равноправного партнера. И это тоже требует отдельных усилий, стратегий, проектов.

Обращу внимание на три отрасли промышленности, на которые стоит обратить особое внимание в законе о промышленности.

Это промышленность оборонного комплекса. С точки зрения инноваций, эта сфера имеет определяющее значение. Множество высоких технологий, без которых мы не мыслим нашей реальности первоначально создавались для производства оружия. Это неудивительно - именно в этой сфере отношение цена/качество может быть большим. (Даже небольшое преимущество перед оружием возможного противника может оказаться принципиальным.) В настоящее время оборонный бюджет США превышает расходы всех остальных стран мира вместе взятых. И одна из целей этих сверхрасходов - технологическое перевооружение высокотехнологичной промышленности, форсированное развитие инновационного сектора экономики, освоение возможностей VI технологического уклада. Число патентов, полученных американскими гражданами в 2009 году показывает, что такая стратегия дает результаты.

Именно поэтому важнейший момент, на который стоит обратить внимание, это трансферт технологий и кадров из сферы оборонной промышленности в гражданский сектор экономики (отсутствие эффективных механизмов такого трансферта стало одной из причин поражения Советского Союза в холодной войне).

В ходе реформ, проводимых под руководством министра обороны РФ А.Э. Сердюкова, происходит быстрое сокращение численности вооруженных сил России. В соответствии с планами реформ, к 2012 году численность сухопутных войск должна сократиться примерно в 10 раз, военно-воздушного флота - вдвое, военно-морских сил вдвое и ракетных войск стратегического назначения в 1,5 раза. В ходе реформ уже разгромлены военная наука, военное образование и военная медицина. До начала реформ по обычным вооружениям соотношение сил между Россией и НАТО было 1/60.

Александр III говорил, что у России есть два союзника - это её армия и флот. Без большого преувеличения можно сказать, что у новой России уже нет ни армии, ни флота, и её суверенитет обеспечивает только ракетно-ядерный щит.

Серьёзные проблемы мы видим и в оборонном комплексе. Отражение этого - тяга чиновников к импорту оружия. Вертолетоносцы планируется закупать во Франции, беспилотные летательные аппараты в Израиле, винтовки в Англии и пистолеты в Италии. Перефразируя известную мудрость, можно сказать, что народ, который не хочет кормить свой оборонно-промышленный комплекс (ОПК), будет кормить чужой.

Отсюда следует очевидный вывод - армия, численность которой опасно уменьшится в ходе модернизации, должна перевооружиться в сжатые сроки отечественным оружием, созданным на основе достижений VI технологического уклада.

Английский публицист и чиновник Паркинсон иронизировал, когда утверждал, что беда армии в том, что она готовится не к последней из прошедших войн, а к предпоследней. Этой напасти очень хотелось бы избежать, особенно в нынешнюю эпоху, связанную с социально-экономическими кризисами и международной нестабильностью. Возможно, на эти императивы развития оборонной промышленности страны также следовало бы обратить внимание в готовящемся законе.

Одно из ключевых направлений промышленной политики - обеспечение безопасности и управление риском аварий и техногенных катастроф. Эта деятельность не только гуманна, но и очень выгодна для общества в целом. Мировой опыт говорит, что каждый рубль, вложенный в прогноз и предупреждение чрезвычайных ситуаций, позволяет сэкономить от 10 до 1000 рублей, которые пришлось бы вложить в ликвидацию или смягчение последствий уже произошедших бед. С 1994 года мировым сообществом был взят курс на мониторинг, прогноз и предупреждение стихийных бедствий, техногенных аварий и катастроф.

В 2000-м году сотрудники ИПМ и ряда других академических институтов, а также ряд руководителей МЧС России выпустили в издательстве Наука монографию «Управление риском. Риск. Устойчивой развитие. Синергетика». В ней была предложена стратегия повышения безопасности техносферы и проанализирована опасность инерционного развития техносферы. В 2002 ИПМ, поддержанный 10 другими академическими институтами вышел с предложением создать Национальную систему научного мониторинга опасных явлений и процессов в природной, техногенной и социальной сферах. Пройдя множество согласований, этот проект был остановлен на уровне Правительства РФ.

На рис. 20 показано состояние ряда отраслей российской промышленности. Видно, что критический рубеж перейден. Степень износа основных фондов очень велика, инвестиции недостаточны, начался вал техногенных катастроф, о котором ученые предупреждали 10 лет назад. На территории России около 50 тысяч опасных объектов и около 5 тысяч особо опасных. Реальностью могут стать техногенные аварии и катастрофы, в результате которых погибнут или серьёзно пострадают сотни тысяч людей.

Поэтому обеспечение промышленной безопасности в современной России должно идти с очень высоким приоритетом. Вероятно, здесь требуются чрезвычайные меры.

Примеры, которые у всех на слуху - авария Саяно-Шушенской ГЭС и авария на шахте «Распадская». Эти аварии роднит то, что современные технологические средства позволяют предупредить подобные аварии (разумеется если не пренебрегать результатами мониторинга). На ликвидацию последствий обеих катастроф требуется около 40 миллиардов рублей ... из федерального бюджета.

Иными словами, собственники опасных объектов не могут не только должным образом эксплуатировать производства, но и не могут застраховать их. Подобная практика представляется недопустимой. Возможно, следует создать фонд страхования особо опасных объектов, куда их собственники (если объекты перешли в частные руки) должны вкладывать средства, сравнимые со стоимостью самого объекта. И средства из этого «общака» должны идти на ликвидацию последствий, если уж авария случится.

Можно обратить внимание на английский опыт постоянного повышения страховых премий физическим лицам, что побуждает, например, авиакомпании, к постоянному повышению уровня безопасности полетов. Заслуживает внимания и американская практика - с первых часов работы атомной станции деньги начинают идти в фонд, предназначенный для ликвидации этого объекта, когда он выработает свой ресурс.

В любом случае этот круг вопросов самым тесным образом связан с промышленной политикой и, безусловно, нуждается в законодательном регулировании.

Напомним задачу, поставленную Президентом РФ - эффективное управление страной в существующих границах. Это требует промышленного развития многих регионов России, включая Сибирь, Север, Дальний Восток. Это также должно стать одним из приоритетов промышленного развития России. И жители этих регионов, и предприниматели, работающие там или приходящие туда, должны иметь и ясную перспективу, и государственную поддержку. Криминал здесь должен быть поставлен в жесткие рамки. Системы льгот, программы доступного жилья, множество других мер, работающих на это, должны рассматриваться как неотъемлемая часть проекта модернизации страны.

В своё время выдающийся государственный деятель России С.Ю. Витте (1849-1915) вложил огромные усилия в увеличение протяженности сети железных дорог России, в строительство Транссибирской магистрали. Это был большой проект конца XIX века. Возможно, именно он и позволил России сохранить огромные территории Дальнего Востока, Чукотки, Камчатки за Россией.

Выдающийся математик, философ, мыслитель, академик Н.Н. Моисеев считал, что если Русь возникла на пути «из варяг в греки», то становление новой России должно происходить «на пути из англичан в японцы». Под его руководством прорабатывались и вопросы расширения использования важнейшего транспортного ресурса России - Северного морского пути.

Должно измениться само отношение к огромной части России за Уралом. Это не «кладовая» - кладовую можно открыть, когда надо, и закрыть, когда надобность отпадет. Это не «мост» - около моста жить неудобно. Это, как и другие регионы, дом для миллионов человек, который должен быть удобным, благоустроенным, надёжным, безопасным, родным.

Этот императив требует соответствующей инфраструктуры и развития ряда отраслей промышленности. При этом транспортные пути выступают не как самоцель, а как инструмент развития, который также следует создавать и активно использовать в ходе будущей модернизации.

Подобные программы есть. Можно обратить внимание на проект Высокотехнологичный транспортной системы (ВТС), разработанный Фондом развития России под руководством профессора Е.М. Гринева. Он предусматривает создание сети магистралей и транспортных коридоров Западная Европа - Дальний Восток. Это системный проект, связывающий воедино железнодорожные магистрали, транспортные терминалы, сеть аэропортов-хабов, Северный морской путь, линии оптоволоконной связи, ряд новых организационных структур. ВТС - это 20 миллионов новых рабочих мест, и тридцать миллиардов долларов прибыли ежегодно только за счет ускорения транзита. Но главное - это возможность вдохнуть новую жизнь в огромный край, превратить Россию в сверхдержаву нового поколения. До кризиса консорциум европейских банков выразил заинтересованность в этом проекте и готовность поддержать создание ряда его фрагментов. Проект широко обсуждался научной общественностью, был представлен руководству России. На нем стоит резолюция В.В. Путина, призывающая ускорить его согласование с заинтересованными ведомствами и детальную проработку. Беда лишь в том, что этой резолюции больше трех лет.

Поэтому очень желательно, чтобы промышленная политика России увязывалась с региональной политикой, с императивами освоения и развития регионов страны за Уралом. На решение этих задач у нашей страны отпущено не много времени - за последние 19 лет население Чукотки сократилось в три с лишним раза, Магаданской области - почти в два с половиной. Естественно, реализация таких проектов требует сильной государственной политики, ясного понимания приоритетов и стратегических целей России и воплощение этого понимания в конкретных практических делах.

К сожалению, пока сценарии взаимодействия изобретателей, исследователей, экспертов с госкорпорациями, с отечественным бизнесом, с органами власти зачастую не ориентированы на форсированное инновационное развитие. Часто они протекают так же, как в известной басне Феликса Кривина «Лиса и Заяц»:

Лиса позвала

Зайца на обед.

Морали нет.

И зайца тоже нет.

Модернизация требует изменения подобной ситуации. Она предполагает сильную политику промышленного и инновационного развития страны. Шанс, который история предоставила России, не должен быть упущен.