В деревне Кривоты мор у мужиков случился. Раздобыли спирту, а он бодяжным оказался. Но кто эту бодяжность разберет? При питьи рожу косорылит. Так какое зелье нынешнее не вертит обличность лица в складки сморчковые? Так и позатолкали отраву в утробушки свои неусытенные.

Ближе к полуночи женка одного из мужиков бежит к участковому и ревет:

- Васька то мой судорогой пошел да и помер.

Участковому по службе положено меры принимать. Из города вызвал «скорую», смерть зафиксировали да в морг усопшего отвезли.

Только участковый сбрую казенную снял, другая баба несется – у этой уже сын помер, отравившись суррогатом. Вся канитель с оприходованием умершего еще один оборот сделала.

А под утро еще одна баб стучит в окно. Еще один мертвец. Но у этого родни никого нет, соседка прибежала. Отмахнулся от нее участковый:

- Хороните так, а документы потом сделаем. Все равно до Федьки дела никому нет.

Двоих мужиков «чесью» похоронили. А когда Федькина очередь подошла, мужики от «горячих столов» уже совсем «горячими» стали. Федькин гроб стали в могилу опускать, у одного из них веревка из рук выскользнула. Гроб в могиле «на попа» встал. Лезть в могилу поправлять никто не хочет и не может. Немного выровняли, чтоб из земли не высовывался и зарывать стали могилу. А сил уж нет. Отложили это дела на следующий день, мол, уже темнеет, а в потемках не хоронят. Решив так, покидали рядом с недозакопанной могилой инструмент свой и отправились в деревню своих умерших сотоварищей поминать.

Федька при жизни соседку свою совсем достал своими пьяными претензиями «на любовь до гробовой доски в белых тапочках». Потому, когда увидела, что свет не гаснет у соседа уж двое суток. Сразу предположила недоброе, которому, впрочем. Втайне даже обрадовалась. Зашла в избу соседову, крестясь и поминая всех святых, которых знала – Николая-угодника да Илью-пророка, а тот не дышит. Вот и побежала к участковому. Выполнила, в  общем, свой «гражданский долг».

В деревне от покойников у людей головы кругом пошли. Какая разница, решили уж отчаявшиеся, сколько хоронить – одним больше. Одним меньше. Привезли всех покойников на кладбище и в очередь составили. Первых то нормально опустили в могилу и захоронили. А с Федькой казус получился такой же, как с похоронами последнего Ильича – уронили в могилу так, что кости с досками только сбрякали.

Федька же в гробу оклемался, но задыхаться стал. Первая мысль, которая пришла ему – в туалете заперли. Ногой шарит «очко», но не находит. В «дверь» пытается плечом упереться – тоже результата нет. Стал ногой колотить под собой, а там брякает, значит, пустота. Туда и стал колотить. Утомился. Стал по одежде шарить, зажигалку в брюках нашел. Чиркнул. На миг осветилось «помещение», в котором пребывает.

- Гроб не гроб. Туалет не туалет, - носом поводил, не воняет.

- Нет. Не туалет. Значит, гроб? – спросил себя.

И ответил:

- Кто же будет живого в гроб ложить?

Дышать становилось тяжелей. Плечами в стены поупирался, вроде раздвинулись чуть-чуть. Воздух просочился. Еще надавил, земля посыпалась, но свет мелькнул тусклый. Ногой пнул под собой. Доска треснула. Обломок доски изловчился и выдернут. Затолкал ее в щель между доскам над головой. Земля еще сильней посыпалась. Но холодом пахнуло.

Сколько так копошился Федька неизвестно, однако из домовины выбрался. Ночь. Холодина, дело то в декабре месяце было. Хотел пиджачок на груди стянуть, а. оказалось, что «спины» у пиджака нет. Шутка ли дело – декабрьской ночью в одной рубашке да летних туфельках на кладбище оказался.

Федька уже понял, где находится. Думает. Что дальше делать. Куда «покойному» податься? Однако мороз времени на раздумывание не дает. Ноги совсем замерзли. Нагнулся, потрогал:

-Ё-моё! Даже носков пожалели. На босу ногу похоронили.

Надо согреваться. На бегу. Дескать, и обдумаю. До крайней избы деревенской добежал. Свету нет. Хотел постучать в окно, но холод торопил и потому просто ткнул дверь.

- Не до энтикету, - оправдал свое татьское вторжение в чужой дом.

Двери в избу были не заперты. Заскочил. А там храп стоит, чуть потолок не выгибается.

 Зажигалку Федька зажег, стал осматривать нутро избы. Все нормально. Хозяин под столом лежит в подштанниках. Скрючился и колотится в судорогах то ли от холоду, то ли от пьяной дури. За то на диване лежит его женка с Шуркой Нашим «валетом» - «полвалета» задницей к «полудаме».

Федька печь потрогал, горячая. Хотел сразу на нее взобраться, но смотрит на столе бутылка дури стоит начатая, а рядом полная. Обрадовался:

- Сначала «сугрев», потом отогрев.

В стакан налил отравы, хотел уж замахнуть стаканяру пойла. Но тут Шурка Наш заворочался. Федька обернулся, чтоб пригласить его за компанию тяпнуть. А тот с глазами хитрые манипуляции производит. Правый глаз указательным пальцем открыл и тут же отпустил. Глаз закрылся. Он снова веко вверх тянет, а тот падает, как только палец уберешь.

- У тя чо, Шурка, глазна болесть?

- Не-е….

- А чо тогда глаза руками елозишь?

- Это ты, Федя?

- А кто же еще?

- Ну это…. А, может, это душа твоя?

- И душа при мне покуда. Куды я ее. Сердешную. От себя дену?

- Ну это….

- Хватит «этять», вставай.

- Но это…. Ты кто?

- Шурка, не хошь пить, так так и скажи. Или, может, у тебя тут амур-лямур намечался?- А ты. Федь. Один пришел?

- Как видишь.

- А Васька с Димкой почему не пошли?

- Куда?

- С тобой?

- А чо это они со мной должны идти? Я их уж дня три не видел.

- Но вы же вместе были?

- Где?

- Там.

- Где там то

- Ну там. Откуда ты сейчас пришел.

- Я, ты думаешь знаю, откуда пришел?

Мозг после стакашка «бодяги» заработал у того и другого. Раз, рассудили, в рубахе и «кустюме», значит, ходил свататься. А что спины нет. Так видимо еще и подрался, в драке и оторвали спину у пиджака. Один вопрос только никак не решается – к кому свататься ходил?

После еще одного стакана дури этот вопрос тоже был решен. Не иначе, как Федька ходил свататься к своей соседке Вальке. Та подлая «придложение жильтмену» отвергла, подлая, да еще и убила на время, чтобы заживо похоронить.

У Шурки от такого «развития любовного финала» слезы на глаза навернулись:

- Федька, ты герой! Смертью, можно сказать, смерть попрал!

- Попрал, брат-Шурка. Попрал. И дальше попру. Пусть только еще раз попробует Валька меня заживо схоронить. Я сначала ее, а потом пусть меня рядом ложат, как жертву ее подлого терраризьму. Ух….

Федька кипятится. Собрался идти стекла повышибать в Валькиной избе. Шурка трезвый довод привел:

- Из могилы ты, Федька вылез. А вот из ментовки, коли захомутают, просто так не выберешься.

«Бодяга» кончилась. Питейцы в обнимку на диванчик улеглись, столкнув на пол хозяйку к мужу ее – где «иголка», мол, валяется, там и «нитке» место.

Хозяева. Продрогнув на полу до костей, поднялись. Трясет бедных, а на столе только пустые бутылки. За то на их брачном ложе в обнимку лежат и храпят «живой» и «мертвый». Что Федька вдруг «ожил» их нисколько не взволновало. Обидно, что «ожил» и все пойло выкушал.

Ленка хозяйка дома, чтобы зло сорвать, а заодно и согреться, стала дубасить храпунов своим валенком с калошей.

Первым Шурка наш прочухиваться стал:

- Ты что, Лен? Не видишь, человек из могилы прибежал похмелиться. Мы то в любой момент сходим в чепок и разговеемся. А ему каково?

Разжалобил хозяев. Те где-то «по сусекам поскребли», Шурке «сотенную» выдали и за «водкой» отправили. Шурка рад такую просьбу исполнить. Быстро слетал за требуемым. О том, что Федька ожил, никому не сказал. А то вся деревня сбежится на диво такое смотреть, да еще и на халяву выпить с «покойником».

Мужики же, что перед тем Федьку недозахоронили. С утра на кладбище пришли, чтобы завершить скорбное действо. Пришли, глядят, а там нора в землю. Спичкой посветили – пусто, нет Федьки. Перепугались и к участковому побежали. Тот их сперва обматерил, когда они ему «байку» о пропаже покойника, сбиваясь и перебивая друг друга, поведали. Затем предложил опохмелиться и не отрывать его от служебных дел, но видит, на мужиках лица нет, понял, что не врут они.

Пришли на кладбище мужики вместе с участковым. Все верно, нет покойника. А куда делся? Ночью снежок прошел, никаких следов нет. Будто вознесся Федька. О том и предположил один из членов «похоронной команды». Его одернули:

- Ты что мелешь, дурья башка.

- Душа возносится, а тело в могиле истлевает.

- Так, может, его вместе с потрохами и в ад, - не унимается, кол ему на башке теши, предположивший первую версию пропажи тела.

- Нужны чертям потроха пропойцы.

Тут другая догадка появилась:

- А, может, его какие дохтура на запчасти сперли. Вон, сколько про это по телевизору болтают. На всякие почки да селезенки целые очереди. Как в свое время за колбасой.

Тоже не прошла «теория» Дальше думают.

-А, может, бомжи с городской свалки уперли на супчик. Им что кошка, что собака, что Федька.

Идея показалась правильной. Отправились всем гамузом на свалку. Бомжи отпираются. У нас, дескать, такой провиант, что закачаешься. И селедка копченая. И колбаса с ветчиной первостатейные. Даже продемонстрировали кое-что из своих запасов. У мужиков, хотя и с похмелья были, и задачу неразрешимую решали, от увиденного слюнки потекли.

Не похоже было, что от такой колбасы на мертвечину кого то потянет. Хотели уж уходить, но пахан у бомжей окликнул участкового:

- Вы это, капитан…. У нас вчера один загнулся, так вы его суньте вместо пропавшего.

Предложение оказалось дельным. У бомжей санки взяли. Погрузили на них завернутого в целлофан «жмурика» и отвезли на кладбище. Вместо Федьки затолкали в яму бомжа, холмик сладили, как полагается.

Все довольны участковый, что всю отчетность привел в полное соответствие, «похоронная команда» получили на выпивку.

Однако через день у похороненного «жмурика» объявились родственники. Канитель закрутилась, не позавидуешь. Снова пришлось раскапывать могилу Федькину. На глазах у родственников выломанный Федькой кусок доски пришлось веревкой прикручивать. Хорошо еще уговорили родню «жмурика» гроб не открывать, а сделать этов морге. Но они и так шум подняли:

- Как можно с людьми так обращаться?

Не будешь объяснять, что гроб принадлежал другому «покойнику», который почему-то сломал днище домовины и сбежал неизвестно куда. Еще и удар кого-нибудь хватит.

Гроб увезли. Участковый на просьбу мужиков, отблагодарить их за внеурочный труд, лишь выругался и ушел домой. А мужики обиженные закапывать могилу пустую тоже не стали. Рассудили, мол, зима долгая, кому-нибудь пригодится

Федька у Ленки гулеванит. Хозяева пенсию получили и втихаря квасили. Никого к себе не пускали, лишь «избранных», в число которых вошел Шурка Наш, как брат хозяйки, и Федька на правах «героя ихнего времени».

Пенсия между тем кончилась, точнее, показался ее «конец в конце туннеля». Ленка на гостей взъелась:

- Вас сколько пить можно? А ну выметайтесь.

«Гости» упираются. Времени уже заполночь – куда пойдешь? Но и без пития сидеть или лежать тоже тяжко.

Стали думать, как разжиться «капиталом», чтобы продолжить славную гульбу. Шурка наш сообразил:

- А что, если тебе Федька. Пойти к Вальке и стребовать с нее компенсацию за прижизненное незаконное погребение?

Хозяева эту идею поддержали. Выделили из своего «гордероба» валенки с телогрейкой, на башку треух драный напялили. И пошел Федька за «компенсацией».

Валька спросонок не поняла, кто и зачем к ней пришел среди ночи, дверь открыла. Увидала Федьку и в обморок упала. Федька перепугался, как бы не загнулась баба с перепугу. Она же инвалид по сердечной части.

Но та пришла в себя.

- Федя?

- Федя. Федя.

- Ты за мной?

- А это от тебя зависит.

- Как?

- А так, – у Федьки в голове мыслительный аппарат включился – У тебя ключ от моей избы есть?

- Да.

-Надо паспорт взять.

- Зачем? Что и туда без паспорту не пускают?

- Некоторых, кто раньше времени туда угодил.

- А если просроченный. Допустим, когда мне 45 исполнилось. Я фотографию не вклеила?

- Тогда в бомжихи записывают и сразу к чертям отсылают или, как меня. Обратно за документом отсылают.

- А мужики то – Васька и Димка – с тобой пришли?

- Нет, они в очереди сидят и мою держат, чтобы, значит, всем вместе пред Богом предстать.

- Что и там очереди?

- А как же. Посмотри, сколько народу умирает. Ни одна канцелярия не справится.

- А в очереди то чем занимаетесь?

- Сидим.

- А кормят ли?

- Кто же такую ораву кормить станет?

Новая мысль мелькнула в голове – уж вовсе несуразная, но мало:

- Буфет там есть перед вратами то. Только денег то у нас ни у кого нет.

- Да? Так, может, Федя, дать тебе сколько-нибудь денег то.

- Ну, давай. Оказия случится, так пришлю. Валька порылась в кошельке . выудила из него тысячную купюру и «покойнику» протянула:

- Хватит ли, Федя?

- Экономит будем. Там ведь ни водки, ни пива нет. Хлеб да просвиры. Тыщи то хватит на неделю.

Ключ Федька взял и к двери направился. Валька его остановила:

- А Васька то с Димкой тоже ведь без денег?

- Я же сказал, что очередь держат мою, а я за документами отпросился да за деньгами.

В сени уже вышел, но тут еще одна мысль в голове крутнулась юлой. Вернулся.

- Слушай, Валь, я к Ваське и Димке заходил. Паспорта то взял, а деньги забыл попросить. А сейчас уж неудобно возвращаться. Может, для них дашь еще тыщу, а утром у родни ихней возьмешь.

Валька снова за кошелек. Еще одна «тыща» перекочевала к Федьке.

С двумя «тыщами» в кармане заскочил Федька домой. Холодина в избе. Документы взял, переоделся. Надо к Ленке возвращаться. Но сообразил. Завтра Валька прочухается, шум поднимется. Тогда уж, точно, будет мне и «любовь» и «белые тапочки».

Избу свою покинул, дверь запер и на большак. Надо, решил, в райцентр ехать. Там и покуролесит. И в Кривотах все утихнет. Потом явится без денег. Где? Знамо, где. Пропил, но взять то уж не хрен будет с него.

Утром пошла Валька к Васькиной родне за «тыщей», которую она передала с Федькой их непутевому мужику. Там ее насмех подняли. Денег не дали, конечно. Побежала Валентина к участковому. Тот слушает ее, а у самого рука так и тянется к виску да еще и с вывертом соответствующим.

- Ты, Валентина, многих ли знаешь, кто с того света за документами возвращался?

- Да нет…. Не слыхала.

- Во! Не слыхала. И я не слыхал. А что делать, не знаю. Расписку то у Федьки не взяла?

- Нет. Не дал подлый увертыш. Опять обвел вокруг пальца, поганец. Ведь лежал уже в гробу в белых тапочках. Думала, все не будет больше фулюганничать. А он, вишь, что удумал – мертвым притворился. А потом ожил вдруг и за деньгами явился. Да что же это делается то? А? И кто теперь мне две тыщи вернет?

- Кому отдала с того и требуй. Я же не могу его арестовать, если нет доказательства, что он деньги у тебя брал. Валентина.

- Как это не можете? Это, что же делается. Средь бела дня грают честных женщин, а милиции дела до того нет. Натуральный бандит ходит по округе, а оне даже мер не принимают.

- Меры примем, не сомневайся. Но состава преступления то нет. Что живым человека закопали, получается, не преступление. Что из могилы сбежал, так, значит, повезло. А тебе, голубушка, надо факт передачи денег подтвердить. Может, кто видел, как ты деньги передавала?

- Нет. А в то время фильм шел про ужасы.

- И что?

- Так раз фильм шел, а Федька в то время приходил, значит, и деньги взял.

- Слушай, Валентина, ты чего городишь?

- Доказательство. Фильм шел? Шел. В программе написано про то? Написано.

- Да, Валентина…. Что и делать, не пойму.

- А чо понимать – лови жулика.

- Говорить хорошо тебе. А мне как вот с этим поступать? – участковый порылся в бумагах на столе и протянул Вальке Свидетельство о смерти Федьки. – Как я начальству объясню, что человек сначала помер, а потом соседку обжульничал?

- Так проверять надо было.

- Чего?

- Живой он али мертвый. Если бы признали живым, то разве бы ему дала хоть копейку? Нет. Значит, вы и пособничали жулику, и сейчас пособничаете, потому что ловить отказываетесь.

- Да, Валентина…. Трудно с тобой. Как проверять то было в ту ночь, если мёрли мужики один за другим?

Предпринимать все же надо было что-то. Для начала, конечно, бабу нужно утихомирить:

- Ладно, Валентина. Я в частном порядке попробую супостат отыскать. Прямо сейчас и поеду в район. Он скорее всего там гужует на твои тыщи. А ты здесь, на всякий случай, пошнырькая, может, он здесь еще партизанит.

На самом деле в райцентр участковый ехал по своим делам. До Федьки ему и дела не было, но для «дымовой завесы» и это годилось.

Валентина успокоилась. А что Федька творил в райцентре, неясно. Нашли его уже по весне. Вытаял из снега на окраине районного центра. Документы при нем, а денег нет. Привезли в деревню, согласно прописке. А для него горемычного уже и могила с декабря выкопанная стоит. Снег выкидали из нее. Стенки подравняли. Положили Федьку в новый гроб и определили на отведенное ему место вечного покоя.

Вернулся после этой печальной процедуры домой участковый. Закончилась канитель с Федькой. Можно бы и успокоиться, но что-то не дает покоя. Водки стопку налили. Выпил одним глотком. Хлебом с салом закусил. Взял в руки зачем то ежедневник за прошлый год, совмещенный с текущим. Листает. Что ни день, то покойник на его участке. Удавился, отравился, захлебнулся блевотиной, замерз, переохладился….. Все смерти, смерти. Все мужики – 30, 40, реже 50 лет, а уж стариков и вовсе единицы.

- Что же это такое с мужиками делается? На участке за год родилось с десяток пацанов, а умерло около сотни мужиков.

Еще стопку выпил:

- Батя говорит, в войну столько похоронок не было на погибших, как сейчас без всякой войны.

Горько стало, но не от водки, а от какого-то беспросветья:

- И войны нет, а гибнут больше, чем на войне.

Закурил.

- А, может, и нет никакого мира? И воюют мужики, как в прошедшую уже давно войну. Также валом и грудью на танки идут без всякой надежды выжить.

Поперхнулся от дыма.

- А кто в «танках» то нынешних на мужиков прет? Нет вроде обличья у врага этого.

Погасла сигарета.

- Обличья нет, а враг есть. Невидимый и коварный. Знать, сам сотона вышел на бой с русским мужиком, ибо ни один его сподручник не смог с Русью справиться. Допекло его, видимо, так, что сам кинулся на мужиков. И воюют они – сотона и мужики самым распоследним смертным боем. Кто победит, тому и вечность будет принадлежать.

От такого озаренья радостно на миг стало, что ненапрасно мужики один за другим в бездну смертную уходят.

- Подавится сотона. Ох, подавится.

Спокойно стало.

- Помоги, Господи, русскому мужику православному против сотоны устоять. Ведь не устоит он, все мироздание рухнет…..