Соната ущербного месяца. Повесть о жизни Александра Павловича Гайдовского-Потаповича
Пролог
Когда мы говорим «исток человеческой жизни», то стоит услышать в этом больше, чем старую метафору времен «юношей бледных со взором горящим». Всякое движение в этом мире имеет свою отправную точку, всякий поток имеет начало, всякое дерево родится из семени. Когда мы говорим о генеалогическом древе, то и здесь мы хотим видеть корни и ствол, ветви и листья. Впрочем, генеалогическое древо больше всего напоминает бассейн великой реки, где множество ручьев и речек сливаются воедино и завершаются единым устьем, в котором воды этой реки принимает океан. Человек, продолжающий континуум множества предков – тех самых ручьев и рек, человек – потомок этого множества, сам подобен океану, ибо он – микрокосм, вселенная, заключенная в субъекте. Если же этот человек талантлив, если дух его богат, если зримы дела его, то сравнение с океаном становится очевидным.
Древо ли, река ли, или иной какой образ жизни человеческой должен, однако, быть чем-то обозначен. Ему требуются эмблема, символ, знак – как новорожденному нужно имя, как новооткрытой земле – название. В нашем случае этим знаком и первой вехой на долгом пути будет герб, ибо герой нашего рассказа принадлежит к старому дворянскому роду. И нам предстоит обратиться к стародавним временам, к самому началу нашей истории.
После смерти великого князя Ярослава Мудрого наступили для Руси трудные годы. Княжение киевское получил Изяслав Ярославич, не унаследовавший достоинства своего отца. В 1068 году Киев восстал, и князю пришлось бежать. Родственник Изяслава, польский король Болеслав II Смелый собрал войско и пошел на Киев, чтобы вернуть родичу престол. Поход был успешен. Взяв Киев, польский король наградил своих воинов. Одному из отличившихся, витязю Остоя, командовавшему полком королевской армии, Болеслав Смелый пожаловал дворянство и герб.
Этот герб, один из древнейших, так и называется «гербом Остоя». Его основу составляет меч, обращенный острием вниз и имеющий потому вид креста. С двух сторон меча находятся полумесяцы, обращенные рогами в стороны от меча, и оттого левый полумесяц – молодой, а правый – ущербный. Много позднее прибавились рыцарский шлем и страусовые перья. Но для нас важны символика меча и двух полумесяцев. Меч, обращенный вниз, может значить победу без кровопролития, полумесяцы – то, что побед было две, и обе совершились ночью – одна вскоре после новолуния, другая незадолго перед следующим новолунием. Отчасти подтверждает эту догадку литовская легенда о происхождении герба Остоя.
Согласно этой легенде, витязь Остоя ночью во главе небольшого отряда подошел к лагерю противника и, неожиданно напав, разбил неприятельский отряд. Взяв многих в плен. Один из пленных пообещал предводителю, что поможет ему одержать еще одну победу. Будучи отпущен, он отправился к своим, где, не говоря о разгроме лагеря и своем пленении, посоветовал послать туда еще один отряд, который вновь был разбит ночью отрядом Остоя. Именно поэтому там два полумесяца.
Есть еще одна важная деталь – Остоя скорее прозвище, чем имя. В прямом переводе с польского оно означает – стоять, устоять. Как увидим, много столетий спустя стойкость и терпение помогли носителям этого древнего герба выдержать многие тяжкие испытания. Это славный герб, и в настоящее время право на него имеют более 200 шляхетских родов Польши, Литвы, Белоруссии, Украины и России. К ним принадлежит и род героя моего рассказа, Александра Павловича Гайдовского-Потаповича, и это подтверждено Гербовником родов Российской Империи за 1797 год.
Древнейшие известные сведения о Гайдовских-Потаповичах уходят в XV век, а может быть, и дальше. Во всяком случае, Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона дает сведения о том, что Иван и Петр Григорьевичи-Потаповичи были по грамоте князя Олелько (Александра) Владимировича Киевского (ум.
Наш рассказ касается Александра Михайловича Гайдовского-Потаповича (1878-1952), уроженца Полтавы, дедушки героя очерка. Александр Михайлович окончил в 1903 году механическое отделение Харьковского практического технологического института, затем заведовал губернскими мастерскими в Полтаве, а далее переехал в Одессу, где начиная с 1908 года был инспектором классов и преподавателем физики в Одесском кадетском корпусе. Имел чин статского советника. Его жена, Ольга Николаевна Павлова-Сильванская (1885-1969), была из замечательной семьи: ее отец, Николай Николаевич Павлов-Сильванский (1843-1899) был юристом, мать же, Леонида Константиновна Кальченко (1851-1927), посвятила свою жизнь музыке – она была пианисткой Венской Консерватории. Музыкальное призвание часто передается по наследству – так и Ольга Николаевна была преподавателем музыки по классу фортепиано.
Сколько таких прекрасных семей было в России! У Александра Михайловича и Ольги Николаевны росли трое детей: сын Павел и дочери Елена и Вера. Семейное счастье, замечательная работа, светлый город у моря…Но наступило страшное время. Первая мировая война, революция, гражданская война. В январе 1920 года Одесский кадетский корпус эвакуировался, и тогда Александр Михайлович с семьей навсегда покинул родину. О событиях этой эвакуации и последующих мытарствах я уже рассказывал в своем очерке «История Первого Русского Великого Князя Константина Константиновича Кадетского Корпуса в Югославии (1920-1945)». Поэтому вкратце – в эмиграции Александр Михайлович стал преподавателем Первого кадетского корпуса в Югославии, а его сын Павел окончил полный курс этого корпуса в 1924 году.
Павел Александрович унаследовал от отца любовь к науке и технике. Яркий, остроумный, полный жизни, он хотел продолжить учебу и получить высшее образование. Но для этого надо было отправиться из Белграда в европейские центры, поступить там в университет. Полученных в кадетском корпусе знаний было достаточно – но, увы, отношение к русским в Западной Европе далеко не всегда было благоприятным. Напомню, что даже в дружественной Югославии директору корпуса генерал-лейтенанту Адамовичу потребовались большие усилия, чтобы добиться признания равенства диплома кадетского корпуса с аттестатами местных гимназий.
Но свет не без добрых людей. В судьбе Павла Александровича Гайдовского-Потаповича и еще многих русских принял участие удивительный человек – Его Высокопреосвященство кардинал, примас Бельгии Дезире-Жозеф Мерсье (1851-1926). Я обязан уделить ему хотя бы несколько строк. Кардинал Мерсье, помимо своей священнической деятельности, известен как философ – он был видным представителем неотомизма, автором ряда философских трудов, основателем и первым профессором кафедры философии в университете Левена, основателем журнала Revue philosophique de Louvain. Кроме этого, кардинал никогда не оставался в стороне от общественных событий как в Бельгии, так и в мире. Так, он в публичных выступлениях поддержал армянский народ во время геноцида 1915 года. Во время германской оккупации Бельгии (1914-1918) кардинал использовал свой авторитет и обратился к народу с пастырским посланием «Патриотизм и стойкость», он служил примером сопротивления захватчикам. Памятник кардиналу Мерсье стоит в одном из самых значимых мест Брюсселя – рядом с кафедральным собором Св. Михаила и Св. Гудулы.
Для русских эмигрантов кардинал Мерсье совершил множество добрых дел. При его деятельном участии уже в 1921 году был создан благотворительный фонд «Бельгийская помощь русским». Кардинал также содействовал детскому приюту в Льеже, руководимому Анастасией Андреевной Кузьминой-Караваевой (1889-1940). По его ходатайству русским были выделены места в учебных заведениях, прежде всего в университете Левена, а также стипендии, был открыт православный приход в Левене, существующий и в наше время. «Истинным отцом и благодетелем нашего юношества» называет кардинала Мерсье митрополит Евлогий, экзарх Западной Европы Московского Патриархата (1868-1946). Даже после смерти Его Высокопреосвященства, в 30-х годах русские студенты продолжали получать образование в Бельгии.
Итак, Павел Александрович Гайдовский-Потапович стал студентом Католического университета Левена. Здесь он получил диплом инженера, а потом устроился на работу нженером в угольной шахте в Лимбурге, где он и проработал всю жизнь. Уже приходилось писать о Павле Александровиче в очерке об истории Первого кадетского корпуса в Югославии, в частности, об участии Павла Александровича в движении Сопротивления, о его помощи русским военнопленным, организации побегов и переправке беглецов в партизанские отряды, действовавшие в Арденнах. Добавим, впрочем, некоторые факты. В 1944 году кадетский корпус в Югославии перестал существовать, а многие из его преподавателей, не сумевшие или попросту не имевшие средств уехать из Югославии, оказались в тяжелейшем положении. Так вот, Павел Александрович после войны смог вывезти к себе в Бельгию своих родителей.
Но мы забегаем вперед. Надо рассказать о семье Павла Александровича. Его супругой стала Мария Аракеловна Саркисян (1911-1964), уроженка армянского города Карс, не раз освобождавшегося русской армией, но, увы, сданного Лениным Турции. Мария Аракеловна еще в раннем возрасте попала в эмиграцию, учиться ей пришлось уже в Брюсселе. А в 1934 году у Марии Аракеловны и Павла Александровича родился их единственный сын – Александр. Вот о его необыкновенной судьбе и пойдет дальнейшее повествование. Только сначала чуть-чуть вспомним о том времени. Середина 30-х годов, завершилась «Великая депрессия». Европа понемногу выходит из экономического кризиса, Павел Александрович в это время успешно работает на шахте (он заведует подземной электрической системой шахты), и один содержит семью. В то же время поднимает голову экстремизм. В том самом 1934 году хорватские националисты (усташи) убивают в Марселе короля Югославии Александра I и премьер-министра Франции Луи Барту. Италией управляет Муссолини, Германией – Гитлер. Через два года Сальвадор Дали напишет свое «Предчувствие гражданской войны». В СССР убит Киров, начинаются годы «Большого террора». Страшно за рожденных в это время… И все же вспомним слова поэта: «Блажен, кто посетил сей мир В его минуты роковые…»
I
Как рождается музыка? Что служит ее началом? Где, в каких лесах и горах бьется сердечко ее родника? Можно до бесконечности задавать эти вопросы, и все равно не приблизиться к ответу. Можно, вооружившись подробными историческими сведениями и авторитетом ученых, утвердить мысль о наследственной передаче гармонического дара, подтверждая ее примерами из рода Бахов, рода Штраусов. Можно еще понять как непреложную истину факт волшебного рождения этого дара почти что во младенчестве, вспоминая о раннем детстве Моцарта.
И все равно главным во всем этом, то ли наукообразном, то ли бюрократическом перечислении останется чудо, трансцендентное, не желающее и не любящее рациональных объяснений. Оно просто есть, и его надо принимать как данность, как весеннее цветение сада, как рождение бабочки из куколки, как пение курского соловья в ночной тьме. Примем же, и последуем, не вдаваясь в интерпретации и подчиняясь внутренней логике, незаметной поверхностному рациональному разуму.
Александр родился в год, тревожный для мира, но пока благоприятный для семьи. Благодаря работе на шахте Павел Александрович мог обеспечивать семью, и судьба, казалось, обещала сыну счастливое будущее, хорошее образование, тем более, что музыкальный дар Александра проснулся рано. Уже в пять лет он за фортепиано, его детские пальцы летают по клавишам, он слышит музыку в себе, он видит ее образы. Музыка проснулась в его душе и слилась с ней, вошла в его жизнь навсегда, став самым важным, самым желанным. Уже тогда он начинает сочинять – как все музыкальные таланты, он воспринимает это как потребность, без которой невозможно жить.
Творчество есть дар. Но того, что дано Богом, природой, что пришло в наследство (не забудем, бабушка и прабабушка Александра были профессиональными музыкантами!) все равно недостаточно. Позволю уподобить дар драгоценному булату – его надо беречь от ржавчины, его надо отточить, им надо научиться владеть – и тогда короткий клинок может оказаться удачливее, чем длинный в неумелых руках.
Александр был особенным ребенком – из тех, в ком рано начинает складываться характер. Воспитание таких детей сложно, но зато именно у них часто и сильно проявляется данный от Бога талант. Они бывают своевольны, могут казаться упрямцами, но это не дурная черта натуры, а лишь следствие дара, жаждущего прорасти через асфальт и бетон обыденности к свету. И Саше уже в 7 лет нашли учителя по классу скрипки – но его интересовало фортепьяно. Увы, он возненавидел преподавателя и эти уроки, и ненавидел и его, и их на протяжении десяти лет.
Сказано – в семь лет. Думаешь об этом и ужасаешься, ведь семь лет Александру было в тысяча девятьсот сорок первом году, трагическом году. Первом из сороковых, роковых… И тут же мысль отступает на год назад – в год сороковой, год оккупации Бельгии германской армией. Здесь надо привести некоторые общие факты о происходивших событиях. С сентября 1939 года Бельгия объявила себя нейтральной страной, но это не предотвратило нападение нацистов, произошедшее 10 мая 1940 года. Немецкому генштабу бельгийская территория была необходима для обхода линии Мажино, а к международному праву нацисты относились весьма вольно. Итогом короткой войны стала капитуляция Бельгии 28 мая 1940 года.
А потом настала оккупация. Но в это время все равно надо было жить, надо было учиться, работать, воспитывать детей. И надо было бороться, благо, был пример монсеньера кардинала Мерсье, не склонившего голову перед захватчиками во время Первой Мировой войны. Семья Гайдовских-Потаповичей непосредственно участвовала в бельгийском Сопротивлении. Ведущую роль здесь имел глава семьи, Павел Александрович, работавший тогда на угольной шахте в поселке Звартберг севернее города Генк (провинция Лимбург). Уже доводилось писать об этом, но даже радостно повторить. Павел Александрович, инженер шахты, получал в свое распоряжение от оккупационных властей много советских военнопленных. Они были истощены, измучены, больны. Первым делом была забота о них. Но далее Павлу Александровичу удалось организовать побег многих узников и остаться вне подозрения. Есть такие данные – около 500 советских военнопленных участвовали в бельгийском Сопротивлении, уже с лета 1943 года в Арденнах действовали партизанские отряды. Заслуга семьи Гайдовских-Потаповичей в этом была отмечена после войны грамотами бельгийского правительства.
Николай Сергеевич Белявский, сын офицера русской императорской армии, родной брат автора этого очерка, Татьяны Сергеевны Белявской, рассказывал об этом так. «В первой половине XX века Бельгия была крупным промышленным центром Европы. Железные и угольные шахты на юге страны еще не были выработаны. После начала оккупации немецкое командование переориентировало производство на военные нужды. На шахтах активно использовался труд военнопленных, значительная часть которых доставлялась с Восточного фронта.
Бельгийцы, многие из которых ненавидели "бошей", с большим сочувствием и симпатией относились к советским пленным, зная о героической борьбе советского народа, который до 1944 года в одиночку противостоял Германии в континентальной Европе. Поэтому представители гражданской администрации шахт, а иногда даже и высокопоставленные сотрудники дирекций бельгийских промышленных компаний помогали осуществлять побеги, добывали одежду, еду, а затем и оружие, прятали бежавших и содействовали им в установлении связи с местными отрядами Сопротивления.
Особый драматизм ситуации в этом районе оккупированной Бельгии заключался в том, что 20-ю годами раньше на этих шахтах работало множество попавших в Бельгию белых эмигрантов, российских офицеров, полностью лишенных средств к существованию. К началу Второй мировой войны некоторые из них продолжали работать здесь же, в том числе – на административных должностях.
Для этих людей, отрезанных от своей родины на протяжении десятилетий, встреча с оказавшимися в плену русскими военными становилась сильным потрясением. Даже те, кто до этого были далеки от бельгийского Сопротивления, начинали помогать пленным соотечественникам с серьезным риском для собственной жизни».
А Саша в это время внимал гармонии, пока вокруг грохотала какофония войны. Люди гибли везде, в том числе и в Бельгии, где и после освобождения случались трагедии. Так, 16 декабря 1944 года баллистическая ракета «Фау-2» попала в антверпенский кинотеатр «Рекс», где погибло сразу более пятисот человек. Этот образ кинотеатра середины ХХ века, где идет черно-белое кино, невероятно романтичный по своей сути, теперь приобретает для меня трагическое значение – и мы еще встретимся с кинотеатром в этой повести, и снова встреча будет печальной.
Но продолжим нашу историю. Угольная шахта – объект, имеющий стратегическую ценность, и, естественно, привлекающий особое внимание во время войны. Объекты Звартберга, конечно, бомбили. Бомбардировки промышленных центров Европы авиацией союзников длились почти с начала войны, приобретая все больший размах. А после освобождения те же центры бомбили и обстреливали немцы. И вот, в один из дней конца войны бомба взорвалась около дома в Звартберге, где жили Гайдовские-Потаповичи. Саша тогда получил тяжелую контузию, и, судя по всему, у него был разрыв барабанных перепонок и травма ушного аппарата.
Такие травмы чрезвычайно опасны даже в спокойное мирное время. А тут война, да еще зимние холода. Вскоре развился отит. А это страшно. Граждане, боящиеся зубной боли, успокойтесь – это у вас не боль, это пустяки. Боль в глубине ушей – трудно передаваемое словами страдание, сопровождаемое еще и шумом, как будто слушаешь гул из огромной раковины, и этот гул сверлом ввинчивается в мозг… Используемых сейчас антибиотиков тогда, в военное время, для ребенка не нашлось. Его наскоро, и без согласия родителей (!) прооперировали в Брюсселе – если именовать «операцией» выскабливание – полное удаление слуховых косточек…Саше сохранили жизнь, но слух он потерял навсегда…
Трагедия. Можно ли танцевать без ног? Писать картины без глаз? Ваять без рук? Но трагедия глухого музыканта описана многими. Мы помним новеллу князя Одоевского «Последний квартет Бетховена», мы знаем судьбу великого композитора. И это не единственный пример – как в жизни, так и в литературе. Приведу еще два примера – один книжный, другой – из жизни.
Хорватский писатель Мирослав Крлежа в своем романе «Банкет в Блитве» дает невероятно трагический образ старой вдовы, бывшей учительницы музыки, уже практически оглохшей от старости и потерявшей своего единственного сына, который погиб, защищая законное правительство во время государственного переворота. Старушка перерезала все струны своего пианино, и каждый день играет на немом инструменте беззвучную музыку, музыку своего плача в память своего любимого сына…
Была известная пианистка Вера Лотар-Шевченко (1899-1982), сама француженка, переселившаяся в СССР к мужу. Его погубили в годы террора, а она восемь лет провела в сталинских лагерях. Рассказывают, что в лагере зеки процарапали, кто знает чем, на деревянных нарах фортепианную клавиатуру – для нее, служительницы гармонии. И она играла по ночам на этом глухонемом дереве Баха, Бетховена, Шопена… И чудо, узницы из этого барака уверяли потом, что слышали эту беззвучную музыку, видя ее пальцы, измученные работой (об этом подробнее можно узнать в статье Зои Ерошок в «Новой Газете»).
Примеры эти потрясают не меньше, чем трагедия Бетховена. Но есть одно обстоятельство, о котором непременно нужно упомянуть. Все перечисленные люди уже были музыкантами, они уже состоялись, чего нельзя сказать о десятилетнем Александре. Ему еще надо было учиться…
II
О том, как Александр, быстро и безнадежно потерявший слух, учился, писать сложно. Опыт страдания трудно передаваем и не всякому даже понятен. Но есть факты – учился он в греко-латинской школе в городе Генк. Это, по-видимому, школа, подобная нашей дореволюционной гимназии, во всяком случае, речь идет о классическом образовании, что стало ныне великой редкостью. При этом у Александра болезнь приняла хронический характер – судя по имеющимся сведениям, инфекцию не удалось остановить ни операцией, ни медикаментами. Сам Александр вспоминал об этом так:
«Льеж, зима, полдень. Закутавшись в свою куртку, дрожа от холода, с кровотечением из носа, я ищу пристанища, чтобы согреться и придти в себя после пункции гайморовых пазух, которую мне только что сделали в госпитале Бавьер. Сначала меня оставили на час в радиоактивной палате и затем ввели в нос при помощи трокара антибиотик, который должен избавить меня от инфицированного воспаления пазухи,
связанной с ухом. Небольшое вмешательство, после которого я чувствую себя полумертвым. Еще только полдень, а мой поезд появится только к 17 часам. Я иду к
центру города.
Я буду каждую субботу, каждую неделю проводить в кинотеатре «Черчилль», в тепле, защищенный от холода и ветра, устроившись в глубине удобного кресла, я буду смотреть, наполовину оглушенный, подремывая в эйфорическом состоянии, какой-нибудь фильм безо всякого интереса. Прижав к носу полный крови платок, стараюсь не терять из вида светящийся циферблат часов, который отдаст мне приказ прибыть на вокзал к 17 часам, чтобы вернуться домой в Звартберг.
Вернулся в 19 часов, мое путешествие длилось 12 часов. Без сил бросаюсь на кровать, засыпаю, не хочу больше знать ничего ни о ком...»
Вот оно, трагическое видение послевоенной зимы и одиночества в кинотеатре, где, вероятно, много народа, где идет фильм, навсегда оставшийся немым для его печального зрителя. Александр вынужден постоянно пропускать занятия в школе. А ведь есть еще музыка, ради которой он должен найти время и силы! Лишь в 1956 году, пропустив три года по болезни, уже в двадцатидвухлетнем возрасте, Александр закончил школу.
Интересно, что у одаренных людей и талант, и дерзновение проявляются обычно не в одной, а в двух, а то и трех областях. Так было и с Александром. Еще в школе он увлекся философией, а также естественными науками, после школы смог поступить на химический факультет Брюссельского университета, но учиться не сумел из-за хронической болезни и глухоты. Как учиться, если ты не слышишь лекцию, если не понимаешь объяснений на семинаре? Он перенес множество операций, но облегчения они ему не дали.
И все-таки он овладел мастерством. В восемнадцатилетнем возрасте Александр выступал в оркестре музыкальной академии города Генк. Там ему довелось исполнить партию второй скрипки в Первом концерте Бетховена для фортепьяно в представлении по случаю нового года. Он много импровизировал, постоянно посещал Кружок русской молодежи Бельгии в Брюсселе, где у него была возможность играть на пианино. Его любимыми композиторами стали Бах, Бетховен и Шопен. Отсюда видно, что все-таки для Александра фортепиано осталось любимым инструментом.
Успехи Александра в музыке побуждали его преподавателей поощрять его к поступлению в консерваторию, но на это он не мог надеяться, ибо уже совершенно не слышал. Как многие люди с этим недугом, Александр научился понимать по губам и смог скрыть свою глухоту. Но из-за невозможности получить полное музыкальное образование он очень страдал. Отчасти решить эту проблему ему удалось лишь в тридцатипятилетнем возрасте, когда он брал уроки по композиции, гармонии и контрапункту у профессоров Брюссельской консерватории. Был тогда необычный случай – Александру пришлось сдать экзамен по гармонии в Академии музыки. Задача состояла в том, чтобы гармонизировать несколько нот, предложенных в виде устного диктанта. Закончив задание за полминуты, Александр отдал свой ответ, и вскоре услышал заключение экзаменатора – «У вас, во всяком случае, хороший слух, хорошее ухо». Экзаменатор не знал, что его испытуемый совершенно не слышит… Не знал он, по-видимому, и того, что Александр много лет самостоятельно занимался самообразованием и даже составил свой учебник сольфеджио, по которому уже в будущем давал уроки молодежи.
Между тем, уже достигнув среднего возраста, он все еще оставался на распутье, не зная, сможет ли профессионально заниматься музыкой. В сущности, то, что он овладел мастерством, уже было чудом. Но требовалось еще, как минимум, одно чудо – чтобы его приняли в профессиональный и значимый музыкальный коллектив. И оно произошло в середине 70-х годов, когда Александр получил приглашение от труппы «Балет ХХ века», возглавляемой Морисом Бежаром.
Сделаем небольшое отступление. Морис Бежар (1927-2007) заслуживает того, чтобы сказать несколько слов о нем. Крупнейший французский хореограф и артист балета, он начал свою карьеру сразу после войны. В 1959 году он прославился постановкой «Весны священной», и после этого успеха создал труппу «Балет ХХ века». Далее последовали знаменитые постановки «Болеро» Равеля, «Девятой симфонии» Бетховена, а в семидесятые годы Бежар много работал с мастерами русского балета – Майей Плисецкой (балет «Айседора»), Екатериной Максимовой («Ромео и Юлия» на музыку Берлиоза), Владимиром Васильевым («Петрушка» Стравинского). В 1970 году состоялась премьера балета Бежара «Жар-птица» в Париже.
Конечно, такое предложение можно считать подарком судьбы. Но не все было просто. Сначала был месячный испытательный срок, во время которого Александр отчаялся и решил уйти. Он говорил своей супруге – «Таня, я отказываюсь продолжать служить у Бежара, мои уши не выдерживают такого стресса! Я только что дал уведомление руководству Бежара – оставляю, к сожалению, этот пост другим, с лучшим здоровьем, чем мое!». Видимо, огромное напряжение сказалось. Но, удивительно, дирекция труппы Бежара обратилась к Александру с настоятельной просьбой пересмотреть свое решение и вернуться. Они уверяли, что его работа превосходна, и что он официально принят в качестве пианиста. Так с 1975 года судьба Александра Гайдовского-Потаповича оказалась прочно связана с балетом, он стал признанным профессионалом в балетных школах Брюсселя. Вот некоторые этапы его пути:
C 1975 по 1987 год – преподаватель в школе классического балета «Mudra International», основанной Морисом Бежаром.
С 1975 по 1987 год – преподаватель в труппе «Балет ХХ века М. Бежара», Королевский театр Ла Моне, Брюссель.
С 1986 по 1987 год – преподаватель в школе классического танца «La Leçon», Брюссель.
С 1987 по 1988 год – преподаватель-аккомпаниатор классического танца в школе «Ville de Bruxelles».
C 1991 по 1996 год – пианист-аккомпаниатор в школе классического танца «Yantra Académie», Брюссель.
C 1985 по 2018 год – пианист-ассистент в школе классического танца «Balletomania», Брюссель.
За все эти годы Александр трудился вместе с многими известными преподавателями и артистами балета. В труппе Бежара так и не узнали о его глухоте…
Это можно назвать чудом, удивительным событием, необъяснимым с материально-физической стороны. Он же не мог пользоваться слуховой техникой, ему лишь немного помогал слуховой аппарат. Таким образом, Александр мог играть, работать с балетом, аккомпанировать, задавать нужный темп музыки… Как это у него получалось? Но факты свидетельствуют – его работу ценили, он был музыкантом до конца своих дней.
III
Как уже говорилось, талантливый человек очень часто бывает одарен не в одной только области, и его интересы становятся разносторонними, и это случилось и с Александром. Мы упоминали о его интересе к естественным наукам, в частности, к химии, которой он не смог заниматься из-за своей болезни. Еще одним интересом, переросшим в большое увлечение, а затем ставшим одним из дел всей жизни, была философия. Уже в школе возник этот интерес; Саша много, бесконечно долго вел философские разговоры со своим другом К., так что их в классе прозвали – «два философа». Позднее Александр стал членом небольшого частного философского кружка «Заря» («Aurora») и регулярно выступал там с докладами.
Здесь надо отметить, что руководителем кружка «Заря» был известный философ, профессор Леопольд Флам (1912-1995). Расскажем и об этом человеке. Леопольд Флам был сыном еврейских эмигрантов восточноевропейского происхождения. Благодаря своей одаренности он получил образование в университете Гента. В годы Второй Мировой войны был арестован нацистами, был заключенным лагеря смерти Бухенвальд, а затем лагеря Хадмерслебен, саксонского подразделения Бухенвальда. В апреле 1945 года его освободили советские войска. В послевоенные годы Флам становится одним из ведущих философов Бельгии, он известен своими трудами по философии Платона, Декарта, Канта и Ницше, а также по анализу философии марксизма и экзистенциализма ХХ века.
Глубоко восприняв философские знания, Александр даже организовал у себя дома собственный курс философии, который он читал молодежи. Вот один из отзывов – «Г-н Гайдовский-Потапович, которого я имела радость повстречать – это философ (не мне об этом говорить), который себя не знает и недооценивает. Я хотела бы иметь Вас своим преподавателем, так как видно, что страсть к философии одушевляет вашу повседневную
жизнь, что не свойственно (или так кажется) всем моим преподавателям в университете. Ваша Стефани, студентка факультета «Философия-Литература в Свободном университете Брюсселя, 2007».
Александр писал и собственные работы по философии, но, увы, не опубликовал их. Поэтому о его пути в философии можно судить лишь по отзывам – судя по ним, Александра наиболее интересовали вопросы феноменологии и герменевтики, ставшие в ХХ веке наиболее актуальными благодаря трудам немецкого философа Эдмунда Гуссерля (1859-1938). Изучение природы сознания и познания, лежащее в основе феноменологии, сопровождалось у Гайдовского-Потаповича постоянным диалогом с естественными науками. Можно лишь выразить сожаление, что приходится ограничиваться скромными данными, не имея возможности полно раскрыть содержание его философских идей. Но есть несколько важных программных заголовков и не менее важных тезисов, которые, подобно античным фрагментам сочинений древних философов-«досократиков», позволяют хотя бы почувствовать, о чем идет речь. Вот некоторые из них.
Заглавия статей под общим названием «Метафизические мечтания»:
Реальность и Пустота
Бытие и Небытие
Ответы Иова Богу
Встречи с мертвыми
Тайное лицо Бога
Этика и Мораль – Структура и Поэзия
Духовность Материи
Из этих заголовков можно понять, что Александр занимался достаточно широким кругом вопросов, в который, помимо традиционной проблемы связей материи и сознания, входили и вопросы эманации (духовных влияний и воздействий в мире материальном), возможности существования сознания независимо от материального мира, наконец, теодицеи (логической и этической проблемы наличия зла в сотворенном мире). Все это хорошо дополняется несколькими тезисами:
1. «Вопрос бытия располагается вне отношений субъект-объект». В этом тезисе отчетливо выражено понимание бытия как объективного и независимого от нашей субъективности.
2. «Создание с ноля. Бог, как Абсолютное бытие, как Абсолютная сущность, как «Все», следовательно, как «Небытие», создает «Существование», как «Противостояние», начиная с «Небытия». Сложный тезис в духе объективного идеализма, с традиционным пониманием Бога как Абсолюта, при этом акцент сделан на сам акт творения, до которого ничто не существовало, кроме самого Абсолюта. Он, тем не менее, находился в состоянии Небытия, пребывал в Небытии.
3. «Проблема выбора: вместо устранения противоречия, это попытка «инклюзивного подхода», то есть осознание его существования и отсутствия смысла. Попытайтесь признать право на Абсурд». Глубокий трагизм звучит в этом тезисе. Здесь прежде всего несовершенство тварного мира, находящееся в противоречии с Божественным Смыслом.
4. «Акт веры: реальность разрыва, бездна, «Трагическое Экзистенциальное
Метафизическое», Отрицание Оправдания религиозной Необходимости Страдания, интериоризировать и принять Абсурд, Надежда быть спасенным». Очень сложный тезис, в котором отражен, как мне думается, кризис, неизбежно возникающий у всякого, кто непредвзято берется исследовать проблему теодицеи, проблему существования зла.
5. «Природа быть человеком» так как его существование есть творческое начало и свобода». Здесь отзвук декартовского cogito ergo sum соединен с понятием существования как формы свободы индивидуума.
Мы попытались, как могли, прокомментировать эти тезисы. Дополним их маленькой притчей, принадлежащей Александру. Он представил себя на Суде Божием. Вот ему задан вопрос –
- Что вы сделали из вашей жизни?
- Ничего, Господь, я все испортил.
- Представьте себе, я тоже. Все мое творение — неудача. Посмотрите, на что похож мир и происходящие в нем ужасы. Все эти страдания. Мы оба все испортили, мы оба неудачники.
Трагический мотив этой притчи понятен и объясним – нелегка была судьба и множество бед и тягот пришлось испытать. Но твердость духа выражается в том, что человек может так говорить о себе и своем пути. Стойкость, черта древнего герба, проявилась здесь и помогла Александру. Как, впрочем, и увлечение философией, располагающее к вдумчивому и взвешенному взгляду на мир и жизнь.
IV
Был ли Александр счастлив в своей жизни? Конечно же, был. И не только в часы творчества. Через всю его жизнь прошла любовь – счастливая, супружеская. Его жена, Татьяна Сергеевна Белявская, родилась в Брюсселе в 1939 году. Семья Белявских принадлежала к старому аристократическому роду, внесенному в Общий гербовник дворянских родов Российской империи. Им пришлось покинуть родину после революции. Таким образом, и Татьяна Сергеевна – из второго поколения русских изгнанников в Бельгии. Она в юности посещала Кружок русской молодежи в Бельгии, тот самый, где Александр провел немало часов за пианино, там они и познакомились в 1954 году, чтобы провести 60 лет совместной жизни со всей стойкостью, мужеством и преданностью, какие только можно представить. Венчались они через 5 лет, в ноябре 1959 года, в православной церкви, союз их освятил отец Георгий Тарасов. Немного слов о нем.
Георгий Тарасов родился в 1893 году в Воронеже, учился в высшей технической школе Москвы, должен был стать инженером-химиком, но наступила Первая мировая война, и он пошел добровольцем на фронт, причем служил в авиации. В 1916 году он был направлен в командировку во Францию для ознакомления с работой французской военной авиации. Там его застала революция. Георгий Тарасов тогда продолжил службу уже в бельгийской армии, летчиком, в звании майора и так встретил победный 1918 год.
После окончания войны Георгий Тарасов остался в Бельгии, где работал инженером-химиком вплоть до 1934 года. В 1928 году он был рукоположен в диаконы, а в 1930 году получил сан священника, и с тех пор его деятельность неразрывно связана с Русской православной церковью.В 1932 году жена о. Георгия скончалась после тяжкой болезни, и тогда он принял постриг. В 1940 году, во время оккупации, отец Георгий был настоятелем храма Св. Пантелеймона в Брюсселе. В это время он несколько раз подвергался арестам и допросам. После войны, в 1948 году он был возведен в сан архимандрита, а в 1960 году стал епископом Константинопольского патриархата и управляющим Архиепископией православных русских церквей в Западной Европе. Отец Георгий Тарасов прожил долгую жизнь. Он покинул наш мир в 1981 году и похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. О нем осталось немало добрых воспоминаний. Приведем выдержку из журнала «Часовой», № 145, 1935 г.:
«На панихиду 26 января (посвященную 5-летию похищения главы РОВС генерала А.П. Кутепова агентами ГПУ), – бывшей вечером, собрались все студенты Национального союза и много русских, проживающих в Левене. Отец Георгий Тарасов – скромный студенческий батюшка, приезжавший из Брюсселя, всегда добрый и приветливый, незаметно увел сердца всех молящихся усердным молением о Государе Императоре Николае II, воине Александре и о вождях и воинах Добровольческой Армии, за спасение Родины погибших».
Освященный отцом Георгием союз был прочным и долгим – на всю жизнь. Только, увы, беда не обошла его. Единственный сын Александра Павловича и Татьяны Сергеевны, Сергей, родился в 1965 году, но он рано умер, не дожив и до тридцати лет. На нем пресеклась ветвь большого рода Гайдовских-Потаповичей. Это было тяжким ударом для Александра Павловича. Он не мог оправиться от горя, но не покорялся ему, продолжая трудиться, творить, не жалуясь и не гневаясь на несправедливость судьбы… Долгая жизнь Александра Павловича продлилась до наших дней. Он оставил нас 26 августа 2019 года… Об этом – стихотворение его супруги, Татьяны Белявской:
КРИК
Из бешено несущейся коляски
Крик боли наружу вылетает.
Неистовая сила, эта океанская волна,
Что разбивает вдребезги стекло дверное,
Выталкивая пассажира с растерзанным сердцем.
Страдание ударило в набат,
Животрепещущий, истошный крик не иссякает-
Скулит, но пересохло горло.
И скован неподатливый язык.
Ни капли влаги.
Слабеет голос, но длится звук,
Надломленное, неуправляемое тело
Такую муку молит прекратить.
Кортеж удваивает темп,
Железная машина атакует
И подминает под себя,
Отчаянно кричащего, зовущего на помощь…
………………………………………………………..
……………………………………………………….
Но голос его в космосе звенит
На протяжении
Всего теченья жизни
Август 2019 Перевод с французского Т. Васильевой
V
Каким был в жизни Александр Гайдовский-Потапович? Об этом можно получить представление, познакомившись с двумя письмами его друзей, присланными после известия об его уходе.
«Судьба свела меня с Сашей и Таней, когда мы с мамой покинули СССР в 1966 году. Мне было 16 лет. Оказавшись за границей, я была «ошарашена» разницей между моей прошлой жизнью и новыми впечатлениями. Я впервые столкнулась с «белой эмиграцией», история которой никогда не упоминалась в советских школах. При первой встрече с Таней и Сашей я почувствовала искреннюю симпатию ко мне и к моей маме, любовь и понимание, что такое драма потери Родины. Впервые в жизни в их доме я увидела портреты царей и неоднократно присутствовала на встречах с офицерами Белой армии. Все это напомнило мне о прошлом, доселе незнакомом мне времени нашей истории. Любопытство было взаимным – в то время почти никого не выпускали за рубеж. С Сашей нас также связывала наша любовь к классической музыке – я была выпускницей музыкальной школы по классу фортепиано, и, будучи одаренным музыкантом, он проводил со мной уроки по теории и посвятил меня в выработанную им систему модуляции. Саша был гениальным музыкантом, потрясающим собеседником и очаровательным человеком, полным юмора и любви к жизни. Он молча переносил страданья со слухом – трагедия для музыканта. Гостеприимный дом Саши и Тани очень помог нам в трудное время адаптации к новому миру, и мы, не переставая, общались на протяжении всей нашей последующей жизни. Я храню целый архив его мудрых писем до сих пор. С любовью, Лена (Елена Бартольф). 30-8-2019 – США, Нью Йорк».
А вот и второе письмо:
«Любимому другу и учителю с благодарностью от Оли и Алеши. Дорогие друзья, позвольте мне называть вас так. Хотя с большинством из вас мы никогда не встречались, я знаю о многих из вас от Саши и Тани и, возможно, некоторые из вас обо мне тоже слышали. Бог свел меня с этими замечательными людьми в середине 1980 года. Я практиковался в брюссельском университете (ULB), где работала Танечка. Она и пригласила меня домой и познакомила с Сашей. Первое что они сделали – дали мне несколько важных книг, в том числе «Архипелаг» Солженицына для чтения на досуге. Эти книги были настоящим просветлением на всю мою жизнь, сначала в России, а затем в Америке. Потом были другие приезды, встречи и переписка с этой замечательной семьей. Чему я научился у Саши? Да всему, самому важному.
Что такое быть настоящим русским патриотом и русским интеллигентом.
Как любить, как видеть, понимать и отражать жизнь.
Как радоваться жизни – даже если радоваться особенно нечему, так как ты ни шута не слышишь.
Как радоваться гостям – даже если у тебя мозги заняты совершенно другим.
Как потчевать гостей – «Танечка, где наша Алешина любимая, серебряная стопка?»
Как пить красное вино – «Танечка, ну что Алеша о нас подумает? Как мы будем пить красное вино прямо из холодильника? Поставь его, пожалуйста, у батареи».
Как правильно есть сыр «бри» – «Танечка, ну не можем же мы есть холодный «бри»?! Подплавь его, пожалуйста, в микроволновке!»
Как правильно есть устрицы с шампанским и петь «Боже, царя храни» – «конечно, на праздник, в компании хороших друзей».
Как с толком потратить 250 долларов – «на это же можно в ресторан сходить!»
Как относиться к своему дворянскому происхождению – «Алеша, посмотри вокруг! Ну, какие мы дворяне?»
Как радоваться простым вещам в жизни – «спускаемся на кухню и что такое?! Какой аромат!! Это Алеша испек оладьи!»
...А когда радоваться совсем нечему? Надо ли было радоваться, когда Ельцин пригласил русских эмигрантов участвовать в строительстве «новой России» в середине 1990-х – «слишком поздно, товарищ Ельцин!»
Как определить по форме ступни, занималась ли женщина в молодости балетом - «ногу при этом надо было щупать, и женщина была не против».
Как философствовать – «оказывается, можно спорить с самим Бердяевым!» Что такое вариации, и чем аккомпаниатор балета отличается от композитора – «ничем».
Чем русские музыканты и музыка отличаются от американских. И многое, многое, многое другое...
Оля и я повидались с Сашей весной этого года. Саша был, как всегда, галантен, энергичен, увлеченно говорил, вспоминал русских военнопленных и свою работу у Бежара. Мы уехали переполненные впечатлениями от встречи с этими замечательными людьми. Сашенька, дорогой, любимый, спасибо! Ваши уроки не прошли даром!
Алеша и Оля Баснакьян. Литтлрок, США. Август 2019»
Думая об этом, приходим к мысли – была прежняя Россия, но не стало ее. Остались люди, верные своей погибшей родине. Рассеянные по свету, они стремились сохранить свою среду, свою культуру, свою жизнь – и это стремление передалось и их детям. Можно вспомнить посещение собора Св. Александра Невского на улице Дарю в Париже. Самое сильное впечатление – понимаешь, что находишься в России. Но не в той, какую знаешь, к какой привык, а в иной, знакомой только по книгам и рассказам, и тебя охватывает чувство истины, подлинности, и понимаешь, что это – настоящее. Те же самые чувства можно испытать и в Белграде, в церкви Св. Троицы, и в Вене, в соборе Николая Чудотворца.
Что же теперь? Горчайший опыт русского рассеяния не смеет пропасть – утратить его было бы нашим непростительным грехом, который, несомненно, отразится в будущем новыми трагедиями, может быть, еще худшими. И еще одно. Быть русскими означает знать Россию, любить Россию, и помнить все вплоть до самого сокровенного. А для этого нам стоит поучиться верности и стойкости человека, о жизни которого рассказано здесь.
Эпилог
Мы назвали свой рассказ «Соната ущербного месяца», вспоминая символику герба Остоя и памятуя о печальном значении ущербного месяца. Да, одна из ветвей рода Гайдовских-Потаповичей пресеклась, угасла, как луна на ущербе. Но вслед за этим всегда наступает новолуние, таков закон жизни.
Огромный род подобен могучему древу, широко раскинувшему свою крону. И мне оказалось совсем несложно найти информацию о представителях этого рода в современной России. Правда, они утратили двойную фамилию и именуются просто Гайдовскими. Дело в том, что в советское время иметь двойную фамилию не рекомендовалось, и многие вынуждены были отказываться от второй фамилии. Так, например, известный ученый, православный писатель и подвижник, протоиерей Глеб Александрович Каледа (1921-1994) происходит из рода Каледа-Покоевых.
Один из наиболее известных представителей рода в России – Ростислав Ростиславович Гайдовский, полярный исследователь, капитан ледокола «Красин», первооткрыватель, участник множества экспедиций в Арктике и Антарктике, проекта «Кольская Сверхглубокая», организатор поиска следов пропавших экспедиций на Земле Франца-Иосифа, человек поистине легендарный. В этом, 2020 году, ему исполнилось 80 лет.
Велика Россия и богата, но настоящее ее возрождение наступит только тогда, когда прекратится внутренний раздор, терзающий нацию уже более ста лет, когда потоки, на которые разделилась великая река, сольются воедино. Мы русские – мы братья, и нам еще столько предстоит совершить – в труде, познании, творчестве. Ведь, в конечном счете, именно этому учит нас пример Александра Гайдовского-Потаповича, музыканта, философа, человека.
Т.С. Белявская,
Н.Ю. Брагин,
поэт, публицист, член РПО им. Императора Александра III