Среди славной плеяды «врангелевских» кавалерийских военачальников особое место занимает генерал Сергей Георгиевич Улагай. «Генерал Улагай мог один с успехом объявить сполох, поднять казачество и повести его за собой. За ним должны были, казалось, пойти все. Отличный кавалерийский начальник, разбирающийся в обстановке, смелый и решительный, он во главе казачьей конницы мог творить чудеса», - так характеризовал своего подчиненного барон Петр Николаевич.

Будущий генерал родился в семье черкесского офицера и дворянина Ислам-Гирея Шехимовича Улагая (в крещении - Георгия Викторовича). Улагай-старший отличился в битвах Кавказской войны и сложил голову в 1877 году, защищая славянство в Болгарии, под горой Еленой. Там же, в монастыре Святого Николая, близ г. Тырново он и был похоронен.

Сергея воспитывала мать – Ольга Ивановна фон Аммерех. Юноша окончил Михайловский Воронежский кадетский корпус и по ходатайству матери был зачислен в Кубанское казачье войско. В дальнейшем Улагай окончил по 1-му разряду Николаевское кавалерийское училище и поступил на службу в Хоперский казачий полк Кубанского казачьего войска.

К началу Русско-японской войны сотник Улагай служил в Варшаве. Так как его полк не принимал участия в боевых действиях, молодой офицер был вынужден взять двухмесячный отпуск «по семейным обстоятельствам», чтобы отправиться на фронт. В первом же бою он получил тяжелое ранение пулей в грудь, но не пожелал покинуть театра боевых действий и, едва оправившись, возвратился в строй. За Русско-японскую войну С.Г. Улагай шестью боевыми орденами «за храбрость». Он принимал активное участие во всех «кавалерийских» делах русской армии и уже в первую свою кампанию стяжал себе славу бравого кавалерийского начальника.

В Великую войну Сергей Георгиевич находился в действующей армии уже с первых дней, в составе Кубанского казачьего дивизиона. Вскоре он перевелся в 1-й Линейный генерала Вельяминова полк Кубанского казачьего войска, входивший в состав 2-й Сводно-казачьей дивизии генерала Краснова. В июле 1915 г. есаул Улагай командовал дивизионом Линейцев. В селе Чукчицы дивизион устроил засаду немецким уланам, которые стремились занять деревню и выйти в тыл казачьей коннице. Наступление немецкой конницы и пехоты было остановлено, были взяты трофеи и нанесен немалый урон немецким частям. В дальнейшем казакам Улагая приходилось не раз прикрывать отступление русской пехоты, сдерживая превосходящие силы немцев. «Как всегда, около 8-ми часов утра, со стороны противника, по полевым дорогам к нашему лесу, показались, сперва небольшие разъезды, а затем, из-за далекого марева над полями, показалась густые цепи пехоты. Обстрелянные нашим огнем, немецкие разъезды быстро отошли назад и сейчас же, почти перед нашими нескоро вырытыми по песчаным буграм, стрелковым окопчикам, начали взрываться высокими песчаными фонтанами, неприятельские гранаты. Подойдя на расстояние хорошего ружейного выстрела, передовые цепи немцев остановились и залегли», - вспоминал будущий генерал об одном из типичный боев того периода. За умелые действия в 1915 году Улагай был не раз отмечен наградами, в частности, золотым Георгиевским оружием «За храбрость». В высочайшем приказе по этому случаю говорилось: «Награжден Георгиевским оружием есаул Улагай, 17 сентября 1915 года у сел. Кухоцка – Воля, командуя 4-мя сотнями спешенных казаков, под сильным действительным огнем бросился во главе сотен на окопы противника, чем способствовал восстановлению всего нашего расположения перед тем поколебленного».

В дни Луцкого прорыва 2-я Сводно-казачья дивизия одной из первых начала успешное наступление. Генерал П.Н. Краснов в этом бою был ранен в ногу. Две сотни линейцев вместе с пулеметной командой под руководством Улагая бросились в реку Стоход. В конном строю, в воде по брюхо лошадей они увлекли за собой залегшую пехоту. «В сражении на реке Стоходе, весною 1916 года, - вспоминал Краснов, - 1-му Линейному казачьему генерала Вельяминова полку было приказано увлечь замявшуюся пехоту и заставить ее переправиться через реку Стоход. Линейцы, 2 сотни, под командою Войскового Старшины Улагая, с пулеметной командой есаула Тутова, в черных шапках, с алыми тумаками, в алых развевающихся за спиною башлыках, с командиром сотни, есаулом Лесевицким, на белом коне во главе бросились в конном строю лавами в реку. Германцы ошалели от этого зрелища; наша пехота, прочно залегшая, встала и пошла за казаками. Казаки под обрывом спешились, все такою же яркою, пестрою цепью пешком подошли на триста шагов к германским окопам и пулеметным и ружейным огнем очистили дорогу кинувшейся в штыки зачарованной их алыми башлыками пехоте». Бои на Стоходе принесла Улагаю орден Святого Георгия «за то что в бою 26 июня 1916 года, командуя тремя сотнями и пулеметным взводом полка, под сильным артиллерийским, ружейным и пулеметным огнем, переправился с сотнями и пулеметным взводом вплавь через три рукава р. Стохода у д. Рудка-Червище и быстро окопался на неприятельском берегу, перед проволочными заграждениями врага, немедленно открыв по нему самый напряженный огонь; эта лихая переправа сотен, руководимых доблестным их начальником, много способствовала переправе нашей пехоты, сравнительно с малыми потерями и дала возможность ей закрепиться на неприятельском берегу».

Как и многие русские офицеры, Сергей Георгиевич был арестован в августе 17-го за поддержку генерала Корнилова. Бежав из-под ареста на Кубань, он стоял у истоков Добровольческой армии. «Дело организации добровольцев было поручено мною молодому и популярному герою Германской войны полковнику Улагаю, - вспоминал кубанский атаман Филимонов. - К сожалению, этот доблестный, впоследствии очень прославившийся кавалерист, не оказался хорошим организатором и, провозившись около месяца с этим делом, заявил мне, что он в него не верит, так как в добровольцы записываются только одни офицеры, что рядовые казаки добровольцами служить не хотят, что специально офицерские организации не будут встречать сочувствия в населении и потому все дело обречено на гибель. К мнению полковника Улагая присоединился и командующий Кубанской армией генерал Черный». Тем не менее, С.Г. Улагай приступил к формированию «1-го Кубанского казачьего отряда защиты казачества» и в итоге организовал добровольческий пластунский отряд из кубанских казаков, главным образом из казачьих офицеров.

Кубанские части соединились с Добровольческой армией в станице Ново-Дмитриевской 17 марта 1918 года. Пластунский батальон поступил в распоряжение генерала Богаевского, который характеризовал Улагая, как «такого же храбреца, как и скромного офицера». В боях за Екатеринодар Сергей Георгиевич вновь был тяжело ранен, но сумел преодолеть весь путь отступления Белой армии.

С марта 1919 года Улагай командовал 2-м Кубанским корпусом. В районе ж.д. станции Ремонтная к северу от реки Маныч он разгромил корпус товарища Думенко, успешно участвовал в тяжелом сражении под Великокняжеской. Под Царицыным конная группа генерала Улагая сыграла решающую роль во взятии города и его обороне частями Кавказской армии.

В 1920 году Сергей Георгиевич принял под свое начало Кубанскую армию. Командир 1-го Лабинского полка Кубанской армии Федор Елисеев вспоминал: «Ждать пришлось недолго. Скоро со стороны Екатеринодара подошел паровоз с одним небольшим пассажирским вагоном и мягко остановился у вокзала. В дверях вагона немедленно же показался генерал Улагай и мягко, упруго соскочил с порожек. Все это у него вышло так мягко, красиво, благородно, словно приехал не командующий армией, а простой, молодецкий казачий офицер, в гости, на дачу, которого все с нетерпением ждут на вокзальчике глухой провинции. И он, чтобы не терять времени, быстро соскочил, чуть ли не на ходу, с поезда, чтобы обнять своих, так ему близких и дорогих друзей.

Он был в темно-серой дачковой черкеске, при черном бешмете и черного каракуля небольшой папахе. И - никаких украшений и знаков отличия на скромной черкеске. Ему тогда было, думаю, около 40 лет от роду. Чисто выбритый, брюнет, типичный горец, кубанский черкес благородной семьи - уздень.<…>

Выслушав рапорт и пожав руку, Улагай жмет руку всем офицерам.

Потом идет к строю Лабинцев. Строй - ровный, двухшереножный, обыденно серый. Но то, что это стояли Лабинцы, говорило генералу о многом. С ними, со 2-й Кубанской казачьей дивизией, начиная с июля 1918 года, он прошел вдоль и поперек всю Ставропольскую губернию с победными боями! Потом - движение с ними на Царицын и на Камышин в 1919 году. Везде был успех, победа и слава. И теперь, в годину крупного несчастья, они вновь пред ним, храбрые перед храбрым.

Бросив взгляд на строй казаков, Улагай остановился. Потом, быстро пройдя перед ними, стал посередине, взял руку под козырек и громко произнес:

- Здравствуйте, мои храбрые Лабинцы!

Я не хочу описывать, как могуче и радостно ответили казаки - «мои храбрые Лабинцы» - своему долгому старшему начальнику. Это нужно понять без слов.

Опустив руку, Улагай обратился к почетному караулу, как представителям от всего полка, с горячими словами похвалы и закончил так: - Верные, храбрые, благородные Лабинцы!.. Вашу кровь, и стойкость никогда не забудет Кубань!

Штаб корпуса с генералом Науменко, штаб дивизии и все другие старшие офицеры корпуса затаенно слушали редкие слова похвалы замкнутого, храбрейшего в Кубанском Войске черкеса-рыцаря. Это было лучшей и самой ценной наградой 1-му Лабинскому полку за его последнюю боевую доблесть и пролитую кровь.

Я стоял позади него и внимательно слушал. Генерал Улагай хочет посмотреть полк, который был выстроен в конном строе позади вокзала. Почетный караул, знамя и оркестр трубачей немедленно отправлены в строй.

Улагай хочет представиться перед полком в седле. Полковнику Булавинову, моему заместителю, бросил три слова: «Дать хорошего коня». Генералу подвели кабардинца светло-гнедой масти. Он очень легко, «как молодой хорунжий», вскочил в седло. Конь оказался нервный и вьюном завертелся под ним. Что-то было неладное и с казачьим седлом, а длиной стремян и подушкой. Как известно, у казака в седельной подушке по арматурному списку должно быть уложено носильное белье. Это уродовало подушку и делало ее очень жесткой, негладкой, неэластичной. Поправляя что-то под ногой, Улагай с наивной детской улыбкой неискушенно горца смеется и, бросив на меня взгляд, поясняет коротко:

- Никак не приспособлюсь в седле!

 Улыбаюсь и я ему, словно говорю: «Да, конечно, к чужому седлу не всегда можно приспособиться сразу, я это понимаю».

1-й Лабинский полк встретил генерала Улагая с полным церемониалом. Став перед строем, он повторил те слова, которые сказал почетному караулу. Вселял надежды. А потом объехал ряды, осматривая состояние лошадей».

В дни обороны Крыма Сергей Георгиевич возглавил Кубанский десант, разработанный генералом Врангелем. Операция эта не достигла цели, что сам Петр Николаевич приписывал чрезмерной пассивности Улагая, однако, позволила вывести с Кубани 12000 казаков. Советский военный историк А.В. Голубев, лично принимавший участие в ликвидации Улагаевского десанта, так подвел итог этой операции: «Улагай крепко держал в руках управление своими частями и, несмотря на ряд частных поражений, не допустил разгрома своих главных сил. Это и дало ему возможность планомерно произвести обратную эвакуацию в Крым, забрав с собой не только все свои части, больных и раненых, но и мобилизованных, бело-зеленых, пленных красноармейцев, в том числе и раненых».

После этого Сергей Георгиевич был награжден орденом Святого Николая – высшей наградой Русской Армии, и вышел в отставку. Белая борьба на русской земле подходила к концу…

В эмиграции генерал проживал в Марселе. Известно, что большевики попытались сманить его на свою сторону, как генерала Слащева, но попытка не удалась. Вместе с генералом Шкуро Улагай в 1922 году продумывал новый десант на Кубань, но эта авантюрная по существу идея не была осуществлена.

Сергею Георгиевичу часто ошибочно приписывают сотрудничество с Вермахтом, путая его с дальним родственником – Капулетом Улагаем. На самом деле Улагай проживал на юге Франции, избежавшем немецкой оккупации и никакого отношения к нацистам не имел. Умел славный генерал-черкесс в 1944 году. Прах его был захоронен на кладбище Сент-Женевьев де Буа. «Генерал Улагай, глубоко честный, порядочный человек, прекрасный начальник и бесконечно храбрый офицер», «Соколиный взгляд культурного красивого черкеса с тонкими правильными чертами лица», - таким остался он в воспоминаниях современников. А на скромном надгробии русского генерала был изображен Георгиевский крест и подпись «Вечная слава Русскому воину»… Увы, за могилой давно некому ухаживать, и над ней все больше нависает угроза исчезновения.