Рукотворный памятник Пушкину напортив Страстного монастыря в Москве, как известно, воздвигли в 1880-м, на год запоздав к 80-летнему юбилею. Это был эпохальный праздник русской литературы. Собрались духовные потомки Пушкина – писатели: Достоевский, Островский, Тургенев, Писемский… Да все, кроме Льва Толстого и, кажется, Лескова. Собрались и потомки кровные: еще были живы все дети. Пушкин в шутку рифмовал их имена (по старшинству): Машка – Сашка, Гришка – Наташка.

Памятник создал скульптор Опекушин. Тот самый, который ваял и монумент Александра III, расчлененный в 18-м году. Нет, памятник Пушкину не расчленили, не разрушили. Зато в 1937-м разрушили Страстной монастырь, к которому поэт был обращен лицом. Этот монастырь, кстати сказать, мелькает в «Онегине»: Ларины едут в Москву по Тверской, проезжая сначала Английский клуб («львы на ворота́х»), а потом и надвратную колокольню Страстного («стаи галок на крестах»). Как раз на место снесенной колокольни и водрузили опекушинского Пушкина, перетащив его через Тверскую и развернув на сто восемьдесят градусов.

В 1918-м году к памятнику (стоявшему еще на прежнем месте) чуть не каждый день приходила пожилая дама, одетая во все черное, подолгу сидела на скамейке рядом. Она и в старости сохраняла легкую походку, манеру прямо держаться. Это была «Машка», первенец Пушкина и Гончаровой – Мария Александровна Га́ртунг (1832–1919).

Когда она родилась, внешне некрасивый Пушкин переживал, что дочь унаследовала его черты:

«Жена моя имела неловкость разрешиться маленькой литографией с моей особы. Я в отчаянии, несмотря на все мое самодовольство».

Однако Господь распорядился так, что Мария Александровна, сохранив сходство с Александром Сергеевичем, унаследовала красоту Натальи Николаевны. «Редкостная красота матери смешивалась в ней с экзотизмом отца», – свидетельствовал современник. 

В 1868-м году в Туле Мария Александровна познакомилась с Львом Толстым. Свояченица писателя Т.А. Кузминская вспоминала об этой встрече:

«Дверь из передней отворилась, и вошла незнакомая дама в черном кружевном платье. Ее легкая походка легко несла ее довольно полную, но прямую и изящную фигуру. Меня познакомили с ней. Лев Николаевич еще сидел за столом. Я видела, как он пристально разглядывал ее. – Кто это? – спросил он, подходя ко мне. – М-mе Гартунг, дочь поэта Пушкина. – Да-а, – протянул он,– теперь я понимаю... Ты посмотри, какие у нее арабские завитки на затылке. Удивительно породистые.

Когда представили Льва Николаевича Марии Александровне, он сел за чайный столик подле нее; разговора я их не знаю, но знаю, что она послужила ему типом Анны Карениной, не характером, не жизнью, а наружностью. Он сам признавал это».

Лев Толстой так описывает Анну Каренину: «На голове у нее, в черных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами. Прическа ее была незаметна. Заметны были только, украшая ее, эти своевольные короткие колечки курчавых волос, всегда выбивающиеся на затылке и висках. На точеной крепкой шее была нитка жемчугу».

Мария Александровна – единственная из детей Пушкина, дожившая до Октябрьского переворота. С этого момента я и начал рассказ о даме в черном у памятника. Собственно ничего, кроме памятника отцу, у нее и не осталась. Пенсию, назначенную еще Александром II вдове генерала и бывшей фрейлине, а ныне – «лишенке», большевики, естественно, отменили. Женщина на девятом десятке лет ютилась в маленькой арбатской комнатке, бедствовала, голодала. В конце 1918-го года единоутробная сестра Марии Александровны Анна Петровна Арапова через баронессу Марию Дмитриевну Врангель (мать генерала), служившую в это время в музее Аничковского дворца, достучалась до Луначарского. Наркомпрос выделил пенсию, «учтя заслуги Пушкина перед русской литературой». Это пришлось как раз кстати: было на что похоронить дочь Пушкина, скончавшуюся от голода.

Правнучка поэта Наталья Сергеевна Мезенцова восклицала по поводу Луначарского:

«Ну в какой бы еще стране мог быть такой министр культуры, который дал роскошный особняк босоножке Дункан и при этом оставил в нищете дочь Пушкина?».

Глеб АНИЩЕНКО,

поэт, публицист

(г. Обнинск)