Введение

Находясь сегодня в точке отсчета «2021» на условной хронологической прямой, мы с вами имеем возможность наблюдать, как за прошедшую сотню лет кардинальным образом изменился мир вокруг человека, как изменился сам человек. Обозревая наше совсем еще недавнее прошлое, сравнивая его с настоящим, невольно задаешься вопросом – как такое стало возможным, откуда растут корни всеохватывающего бессилия, которое опутало наши народы сегодня?

После колоссальной трагедии в истории нашей Цивилизации – после Первой мировой войны, явившейся переломным моментом в европейской, а, следовательно, и мировой истории, разделившей мир на «до» и «после», по итогам которой традиционный миропорядок тысячелетиями существовавший до этого был сломлен. А на поверхность, словно из-под земли в демоническом потоке лавы, вырвались силы, алчущие революционного переустройства всего человечества в мировом масштабе.

Для чего, сперва, необходимо было потрудиться над созданием человека «нового типа», чтобы после действовать через него, его же руками. Где-то огнем и штыком, а где-то – лукавым увещеванием, через постепенное, незаметное, но всеохватывающие внедрение новых норм морали и принципов, новой идеологии, через переформатирование самого сознания человека, его способа мыслить. Так воцарялся новый порядок.

Сквозь череду событий первой половины двадцатого века, вспыхнувшую реакцию, как ответа на творившееся революционное беззаконие и последующее стремительное ее затухание, уже к середине века, после Второй мировой войны, стало ясно, что старый мир разрушен и нет в нем более удерживающей силы, могущей противостоять надвигающейся катастрофе. Где-то на руинах Цивилизации еще поднимались знамена Традиции, но они уже не могли в одиночку действенно повлиять на ход событий, лишь на малое время отсрочить его наступление. Тогда и началась Великая перестройка, вернее – ее активная фаза, более не встречающая на своем пути значимого сопротивления.

Мы с вами и по сей день живем в эпоху глобальной перестройки, вероятно в финальной ее стадии. Во времена, когда идеями глобализма и универсализма насквозь пронизано окружающее нас пространство. Когда уже в открытую постулируются общие для всего человечества принципы, по которым ему теперь уготовано жить. В которых черное называется белым, грех – добродетелью, а в сознании человека более не существуют, ни того, ни другого. Когда больше нет ничего истинного, у каждого «своя правда» и все дозволено.

Меня, как человека Традиции, в первую очередь, интересует сам механизм изменений. То, «благодаря» чему эти изменения стали возможны, то есть – последовательное воплощение мысли в форму. Как за последнюю сотню лет, мы с вами оказались в зазеркалье, а человек стал лишь блеклой тень самого себя, своего великого прошлого. Интересует, поэтапное, постепенное превращения человека-творца в «homo servus», причины продолжающегося нравственного падения, а также, каким образом возможно противостоять этим деструктивным метаморфозам.

Задача же данной статьи – показать, что процесс этот происходит не случайным образом в беспорядочном движении по типу социального «броуновского движения», а является целенаправленной политикой по переформатированию человеческой сущности, как таковой.

Для этого, с целью большей наглядности, сам механизм социальных изменений, как инструмент такого рода преобразований, можно образно сравнить с искусством «Дестреза» – техникой ближнего боя испанской манеры фехтования, буквальный перевод которой означает «мастерство», но в литературе зачастую переводится как «истинное искусство».

Дестреза – это наука как быть эффективным и побеждать. Мастером становился тот, кто сделал Дестрезу образом мышления и образом жизни. Поэтому мастер Дестрезы сочетал в себе качества воина и ученого в одном лице. Дестреза посредством логики мышления меняет навыки, умения и способности человека делая их максимально эффективными. Поэтому она применима как в боевых ситуациях, так и в любых жизненных конфликтах.

Приведу несколько определений из первой книги по Дестрезе «Философия оружия и мастерство владения им. Христианская атака и защита» Иеронимо де Карранза: “Безупречная и истинная Дестреза предполагает проворство, быстроту, движение телом, руками, мечом, ногами, а также интеллектуальную работу, когда фехтовальщик использует некоторые хитрости, уловки. Одна часть Дестрезы – это искусство, а вторая – опыт владения этим искусством. Это и есть постулаты и истинные основы, образующие принципы, которые никогда не меняются. Дестреза – это наука, и она не предназначена для глупых людей, потому что в руках глупых людей ее уже нет”.

Диестро – мог попытаться получить контроль над оружием оппонента (прием в технике фехтовании «atajo»). Для этого последователи Дестрезы развивали «чувство такта» или, как выражаются практикующие фехтовальщики, «чувство клинка». Понятие означает способность тактильного чувства действий соперника, при соприкосновении с его клинком.

Так же и нам, со своей стороны, необходимо выработать чувство такта по отношению к нашим идеологическим противникам. Любой клинок, любая техника ведения боя, это всего лишь инструмент, все зависит оттого против кого конкретно она направлена. Наша задача обратить оружие врага против него самого.

Необходимым условием для этого является, в первую очередь, изучение и анализ теории, и практики наших идеологических оппонентов, фундаментальных, и действенных концепций, техники по социальной инженерии.

Многое из того, что мы сегодня можем воочию наблюдать в нашей повседневной жизни, было обдумано, продиктовано и записано в XX веке целой плеядой авторов неомарксистов троцкистского толка, ведомых идеей по организации мирового пожара революции. Но, если Лев Давидовичи Бронштейн и его окружение, в свое время, делали ставку на экспансию насильственными методами, желая «на штыках понести счастье и мир трудящемуся человечеству». То, его идеологические товарищи в самой Европе пошли иным путем, предпочитая играть в долгую, избрав полем боя сознание человека. Ведя планомерную работу по изменению мировоззрения каждого отдельно взятого индивида, тем самым постепенно меняя все общество целиком. Теперь же их наработки вовсю используются на практике в подавляющем большинстве западноевропейских «демократий», а в США сегодня они стали «политическим мейнстримом».

В данной статье пойдет речь о трех авторах, в чьих работах описывается и предлагается механизм построение «нового общества» и человека «нового типа». В которых описывается не только теоретическая часть, как предметная философия, но конкретные, практические техники по запуску и функционированию этого механизма, что представляет особый интерес.

Первым из авторов, необходимо выделить Антонио Грамши, как создателя фундаментальной теории культурной и социальной «гегемонии», описанной им в своих «Тюремных тетрадях». Теории, ставшей основой многим другим узконаправленным концепциям по социальной инженерии. На его работе будет акцентированно внимание, так, как ее анализ дает ключ к пониманию генезиса многих современных социальных явлений.

Двумя другими авторами предстанут: Теодор Адорно и его «Теория авторитарной личности» и Герберт Маркузе с концепцией «Репрессивной толерантности». Работы этих двух авторов имеют конкретно-прикладной характер, знакомство с которыми показывает механизм воплощения мысли в форму, реализации идеи на практике, на конкретных примерах нашего времени.

Необходимо обладать особо «устойчивой» психикой, чтобы после совокупного анализа представленных работ, хотя бы этих трех авторов, остались мысли о случайности происходящих социальных процессов.

I

Антонио Грамши

«Теория культурной гегемонии», как фундамент социальных преобразований

Антонио Грамши (1891-1937) – участник международного коммунистического движения, социальный теоретик, один из основателей Коммунистической партии Италии. Разрабатывал ряд положений: теория гегемонии, специфика государства и гражданского общества, стратегия революционного действия и т.п. Выдвинул идею, что история – это не развитие производительных сил, а конкуренция «гегемоний» или культурных моделей, не обязательно связанных с экономикой.

Одним из центральных произведений А. Грамши является сборник статей и записок известный под общим названием «Тюремные тетради», которые сегодня представлены в нескольких изданиях, в которых тексты расположены в разном порядке и по-разному скомпонованы. В «Тюремных тетрадях» он рассуждает над способами переустройства социума, через изменение сознания каждого отдельно взятого человека. В представлении А. Грамши, любые действенные перемены в обществе возможны при целенаправленной, структурированной работе по «выработке» у максимального количества граждан «новой философии», «новой культуры», через воздействие на «обыденное сознание» каждого человека. Максимальная унификация человеческих масс под единым знаменателем «нового порядка» – цель, способы достижения которой разняться в методе, но в целом гармонично дополняют друг друга.

Имеет смысл, в качестве прикладного анализа, рассмотреть основные из его наработок в сфере социальных преобразований, так как, многие из них, давно уже используются на практике. О них пойдет речь далее.

Формирование новой культуры. Философия эпохи

“Создавать новую культуру означает не только делать в одиночку «оригинальные» открытия: это означает также – что особенно важно – критическое распространение уже открытых истин, их, так сказать, «социализацию» и тем самым превращение в основу практической деятельности, в фактор ее координации, духовного и нравственного упорядочения. Масса людей, приведенная к единому и последовательному способу осмысления реальной действительности, – это «философский» факт, куда более значительный и «оригинальный», чем открытие каким-нибудь философским «гением» новой истины, остающейся достоянием узких групп интеллигенции.”

Истинно, приведение всех к единому способу восприятия реальности, и есть действительная цель любого управляющего субъекта политики. Отсутствие «разночтений» при сформированном «правильном» восприятии/осмыслении реальной действительности, это один из главных элементов эффективного управления массами. При том, что реальная действительность и ее «правильное» восприятие/осмысление массами, могут быть максимально противопоставлены друг другу. Ярким примером воплощения данного принципа сегодня является теория гендерной идентичности, в которой объективная реальность – биологическая идентичность (то есть реальная действительность) приноситься в жертву, противопоставляется «правильному» восприятию/осмыслению действительности, т.е. происходит их сущностная подмена. Более того, данный принцип захватывая умы в количественном отношении, постепенно становится частью «обыденного сознания» широких масс.

Связь между обыденным сознанием, религией и философией.

“Философия – это духовный порядок, каковым не могут быть ни религия, ни обыденное сознание. Впрочем, обыденное сознание и есть имя собирательное, такое же, как «религия»: единого обыденного сознания не существует, потому что оно также является продуктом истории и развивается. Философия – это критика и преодоление религии и обыденного сознания, и в этом случае она совпадает со «здравым смыслом», противопоставляющимся обыденному сознанию.

Может быть, полезно «практически» различать философию и обыденное сознание для того, чтобы лучше показать переход от одного момента к другому: в философии на первый план выдвигаются черты индивидуально разработанной мысли; в обыденном сознании, – наоборот, неясные и раздробленные черты обобщенной мысли какой-то эпохи в какой-то народной среде. Но любая философия стремится стать обыденным сознанием какого-нибудь, пусть даже узкого, слоя, например всей интеллигенции. Речь идет поэтому о разработке философии, которая стала бы обновленным обыденным сознанием, отличающимся последовательностью и убедительностью индивидуальных философий; однако невозможно сделать это, если хоть на мгновение будет забыта необходимость культурного контакта с «простыми людьми».

Философия практики в начале своего развития не может выступать иначе, как с позиций полемических и критических, доказывая свое превосходство над предшествовавшим образом мыслей и конкретно существующей мыслью (или существующим миром культуры). Поэтому она выступает в первую очередь как критика «обыденного сознания» (использовав прежде это обыденное сознание как базу для доказательства, что «все» являются философами и что речь идет не о внесении ex novo некой науки в индивидуальную жизнь «всех», а о том, чтобы обновить и придать «критическое» направление существующей деятельности), а затем уж как критика философии интеллигенции, породившей историю философии; и поскольку философия интеллигенции индивидуальна (а ее действительно развивают главным образом отдельные особо одаренные индивиды), ее можно рассматривать как цепь «вершин» в развитии обыденного сознания, по крайней мере обыденного сознания наиболее образованных слоев общества, а через них и обыденного сознания народа.

Но здесь встает главная проблема любого мировоззрения, любой философии, ставшей культурным движением, «религией», «верой», иначе говоря, вызвавшей к жизни практическую деятельность и волю, в которых она сама скрыто содержится как теоретическая «предпосылка» (можно было бы сказать, как «идеология», если только термин «идеология» берется именно в самом высоком его смысле, в смысле мировоззрения, скрыто содержащегося в искусстве, праве, экономической деятельности – во всех индивидуальных и коллективных проявлениях жизни), а именно проблема сохранения идеологического единства всего социального блока, скрепленного и объединенного именно этой определенной идеологией. Сила религий, и в особенности сила католической церкви, состояла и состоит в том, что они остро чувствуют необходимость объединения всей «религиозной» массы на основе единого учения и стремятся не дать интеллектуально более высоким слоям оторваться от слоев низших.”

Размышляя о философии, религии обыденном сознании, А. Грамши, открывает перед читателем, общие начертание пути, по которому следует пройти для достижения обозначенной цели, при этом раскрывает суть понятий, указывает на определенные различия.

Противопоставляя понятие философии, как выработанной теоретической мысли (структурированной идеологии) узких кругов интеллигенции – обыденному сознанию широких масс, тем не менее, он ставит задачей, превращение такой философии, в последствии, в обыденное сознание. С практической точки зрения речь идет о том, чтобы использовать интеллектуальные центры, мыслителей, как определенного рода элиту для того, чтобы действуя через нее менять «обыденное сознание» масс. В действительности (что мы видим сегодня на практике) речь не идет о том, чтобы поднять интеллектуальный уровень масс, до уровня понимания элит, но лишь о том, чтобы привить «правильное» восприятие/осмысление действительности через последовательную работу с мировоззрением этих масс. Интеллигенция и «простые люди» должны составить, с одной стороны, единое целое, как культурный симбиоз теории и практики, с другой – первые должны выполнять функцию выработки этой теории, а вторые призваны к реализации ее на практике.

“Впрочем, органичность мысли и устойчивость культурного движения могли иметь место только при условии, что между интеллигенцией и «простыми людьми» существует такое же единство, какое должно существовать между теорией и практикой, то есть если бы интеллигенция была органической частью этих масс, если бы она разрабатывала и приводила в стройную систему принципы и проблемы, поставленные практической деятельностью этих масс, образуя с ними таким образом культурный и социальный блок.”

Интеллигенция, как инструмент «гегемонии». Сущность, роль, градация

“Одной из наиболее характерных черт всякой группы, которая развивается в направлении установления своего господства, является ее борьба за ассимиляцию и «идеологическое» завоевание традиционной интеллигенции – ассимиляцию и завоевание, которые совершаются тем более быстро и действенно, чем энергичнее данная группа формирует одновременно свою собственную органическую интеллигенцию.

Интеллигенты служат «приказчиками» господствующей группы, используемыми для осуществления подчиненных функций социальной гегемонии и политического управления, а именно:

1) для обеспечения «спонтанного» согласия широких масс населения с тем направлением социальной жизни, которое задано основной господствующей группой, – согласия, которое «исторически» порождается престижем господствующей группы (и, следовательно, оказываемым ей доверием), обусловленным ее положением и ее функцией в мире производства;

2) для приведения в действие государственного аппарата принуждения, «законно» обеспечивающего дисциплину тех групп, которые не «выражают согласия» ни активно, ни пассивно; этот аппарат, однако, учрежден для всего общества на случай таких критических моментов в командовании и управлении, когда спонтанное согласие исчезает. Результатом такой постановки проблемы является очень большое расширение понятия интеллигента, но только таким путем можно достигнуть конкретного приближения к действительности.

С точки зрения внутреннего содержания интеллектуальной деятельности также должна проводиться градация ее по ступеням, которые – если брать крайности – дают подлинно качественное различие: на самой высокой ступени следует поместить творческих работников в области различных наук, философии, искусства и т. д.; на самой низкой – скромных «администраторов» и распространителей уже существующих, традиционных, ранее накопленных интеллектуальных богатств. Военная организация также и в этом случае дает образец таких сложных градаций: младшие офицеры, старшие офицеры, главный штаб; и не следует забывать войсковых унтер-офицеров, реальное значение которых больше, чем это принято думать.”

  Понятие интеллигенции и роль отведенная ей А. Грамши очень высока. По сути, она является основным инструментом по приведению широких масс граждан к общему идеологическому знаменателю, инструментом социальной и культурной гегемонии. В ее задачи входит разработка, распространение и контроль над имплементацией «правильной» идеологии – превращение философии в обыденное сознание. Градация интеллигенции по уровням, по аналогии с системой воинских званий, обусловлена, помимо качественных различий еще и необходимым количественным различием, как фактором «культурной гегемонии». Ведь, как не может армейская бригада состоять сплошь из одних офицеров какой-то определенной службы, так и представители интеллигенции – должны быть рассредоточены по вертикали и горизонтали, по всей социальной структуре, тем самым осуществляя максимальный охват.

“Гегемония - не застывшее, однажды достигнутое состояние, а тонкий и динамичный, непрерывный процесс, предполагающий не просто согласие, но благожелательное (активное) согласие, при котором граждане желают того, что требуется господствующему классу.

Установление, и подрыв гегемонии - «молекулярный» процесс. Он протекает не как столкновение классовых сил, а как невидимое, малыми порциями, изменение мнений и настроений в сознании каждого человека. Гегемония опирается на «культурное ядро» общества, которое включает в себя совокупность представлений о мире и человеке, о добре и зле, прекрасном и отвратительном, множество символов и образов, традиций и предрассудков, знаний и опыта многих веков. Пока это ядро стабильно, в обществе имеется «устойчивая коллективная воля», направленная на сохранение существующего порядка. Подрыв этого «культурного ядра» и разрушение этой коллективной воли – условие революции. Создание этого условия - «молекулярная» агрессия в культурное ядро. Это – не изречение некой истины, которая совершила бы переворот в сознании, какое-то озарение. Это огромное количество книг, брошюр, журнальных и газетных статей, разговоров и споров, которые без конца повторяются и в своей гигантской совокупности образуют то длительное усилие, из которого рождается коллективная воля определенной степени однородности, той степени, которая необходима, чтобы получилось действие, координированное и одновременное во времени и географическом пространстве.”

Именно для выполнения данной задачи и необходима «своя» интеллигенция. А непрестанная апелляция к «авторитету», как к свойству, которым обладает данная группа, значительно облегчает выполнение самой задачи. Об этом и пойдет речь далее.

Имплементация «нового мировоззрения». Значимость и необходимость «авторитета»

“Отчего и как распространяются, делаясь популярными, новые мировоззрения? Влияют ли на этот процесс рациональная форма, в которой изложено и представлено новое мировоззрение, авторитет излагающего и тех мыслителей и ученых, которых он призывает себе в поддержку? На практике эти элементы соединяются в различном сочетании в зависимости от социальной группы и от культурного уровня данной группы.

Мировоззрение народных масс меняется с большим трудом, во всяком случае, они никогда не меняют его на какое-либо другое путем принятия последнего, так сказать, в «чистой» форме; новое мировоззрение всегда утверждается только в виде более или менее странной и причудливой комбинации старых и новых взглядов.

Примерно то же можно сказать об авторитете мыслителей и ученых. Он очень велик в народе, но ведь у каждого мировоззрения есть свои мыслители и ученые, которых оно выдвигает, и авторитет разделяется между ними; В заключение можно сказать, что процесс распространения новых мировоззрений определяется политическими, а в конечном счете – социальными причинами, но формальный элемент, элемент логической стройности, так же как элемент авторитетности и элемент организационный, обретают в этом процессе очень важную функцию сразу же после формирования общей ориентации как у отдельных индивидов, так и у крупных групп. Из этого, однако, следует вывод, что массы как таковые не могут усваивать философию иначе, как веру.”

А. Грамши поднимает важный вопрос о способе манипуляции сознанием при насаждения «новой идеологии» – значимость и пример «авторитета». Это может быть авторитет отдельного ученного, определенной организации, лидера общественного мнения, политика, деятеля культуры, писателя и т.д. другими словами, речь идет об апелляции к авторитету интеллигенции, о которой было сказано ранее. Главное, это некритическое восприятие массами, на веру – т.е. априори, тех доводов, той позиции, которую представляет «авторитет».

Внутренняя убежденность индивида. Способы ее изменения/поддержания

А. Грамши проводит экскурс в сознание «обыденного» человека, исповедующего определенную идеологию (не суть важно какую именно), показывая причины внутренней убежденности человека в своей правоте, даже при отсутствии у него четко структурированной системы взглядов. Приверженность к некой идеологии (философии) таким человеком, выражается в качестве «веры», в том смысле, какой вкладывается в это понятие А. Грамши, т.е. в качестве нерациональной убежденности, однажды нашедшей отклик в его сознании, ставшей в последствии его «обыденным сознанием».

  “Впрочем, представим себе интеллектуальную позицию человека из народа; она сформирована из мнений, убеждений, различительных критериев и норм поведения. Всякий придерживающийся иной точки зрения и обладающий более высоким интеллектом умеет аргументировать свои доводы лучше, чем он, логически «припирает его к стенке» и т. д. Должен ли из-за этого человек из народа изменить свои убеждения, изменить только потому, что в непосредственной дискуссии он не может доказать их правоту? Но тогда ему пришлось бы менять их каждый день, то есть всякий раз, как ему встретится идеологический противник, интеллектуально стоящий выше его. Итак, на каких элементах зиждется его философия, и в особенности та его философия, которая облечена в самую существенную для него форму нормы поведения? Самым значительным является, несомненно, элемент нерационального характера, элемент веры. Но веры в кого и во что? Прежде всего в социальную группу, к которой принадлежит он сам, поскольку она мыслит в общем и целом так же, как он: человек из народа думает, что много людей вместе не могут ошибаться, ошибаться целиком и полностью, как это пытается внушить ему его противник в споре; верно, сам он не способен так хорошо поддержать и развить свои доводы, как его противник, но в его собственной группе есть кое-кто, кто наверняка сумел бы это сделать даже лучше, чем этот его противник; и он вспоминает, что в самом деле когда-то слышал убедившее его обстоятельное, логичное изложение оснований этой его веры. Он не помнит данных конкретных оснований и не смог бы их повторить, но знает, что они существуют, потому что слышал, как их излагали, и был ими убежден. И если эта твердая убежденность была однажды внушена ему, она сама начинает поддерживать себя, даже если потом человек не может найти аргументы в ее защиту.”

Описанный А. Грамши способ восприятия реальности, восприятия «идеи» в сознании обыденного человека, лишний раз подчеркивает важность идеологической работы в «серой зоне», с «пластилиновыми мозгами» широких слоев населения. Практически это указывает нам на следующее – пока в таких мозгах еще не сформировалось некая убежденность, пока они податливы, как пластилин, необходимо работать без устали, используя актуальный момент. Мозги не занятые нами немедленно займет наш враг.

Применимо к отечественным реалиям, это еще указывает нам и о важности наличия государственной идеологии и механизмов по ее реализации. Ведь нельзя не заметить сходство сознания обыденного человека описанного А. Грамши и сознания типичного современного леволиберального оппозиционера. Типичная ситуация – когда люди выходят на митинги, как им кажется, выразить некую «свою» позицию, но в действительностью не обладают четко структурированной позицией по вопросу, которой они вышли отстаивать, что однако не лишает их искренней убежденности в свой правоте.

В сознание нынешней молодежи, в большинстве своем, не являющейся носителем какой-либо идеологии, нашим оппонентам гораздо легче внедрить те идеи, которые будут действовать в их пользу.

“Отсюда вытекают некоторые необходимые требования, которым должно удовлетворять каждое культурное движение, стремящееся заменить обыденное сознание и старые мировоззрения вообще:

1) всегда и без устали повторять собственные аргументы (видоизменяя их литературную форму); повторение есть самое эффективное дидактическое средство для воздействия на народное мышление;

2) непрестанно трудиться ради интеллектуального возвышения все более широких слоев народа, то есть для того, чтобы придать индивидуальность аморфному элементу массы, иначе говоря, трудиться, чтобы вызвать к жизни интеллектуальные элиты нового типа, которые вырастали бы непосредственно из массы, оставаясь при этом в контакте с массой, с тем чтобы стать для нее тем же, что китовый ус для корсета. Это второе необходимое требование, если оно выполняется, как раз и является тем, что реально изменяет «идеологическую панораму» эпохи.”

Необходимость без устали повторять одни и те же «прописные истины» в массах, лишь незначительно видоизменяя их форму для поддержания/изменения убежденности в правильности исповедуемой идеологии А. Грамши ставит в качестве первого пункта.

И действительно, даже откровенная, но непрестанно повторяемая ложь – со временем становиться обыденной «правдой» в сознании людей. В последствии, когда в массовом сознании определенное утверждение/понятие («ложь №1») прижилось «пустив корни», можно переходить к следующему этапу внедрения нового утверждения/понятия – еще более вопиющей лжи («ложь №2»). Но так, как такое внедрение происходит постепенно «по цепочки», то «ложь № 2», как утверждение, уже отталкивается не от первоначального восприятия, которое было присуще массами ранее, а от «лжи №1» как от фундамента уже утвердившегося понятия в сознании людей, что делает сам процесс удобным и эффективным – это и есть основа работы механизма по изменяю массового сознания (прохождение по пути восприятия от порицания, через безразличие, к одобрению в отношении определенных явлений). Данный механизм известен так же под названием «Окон дискурса», или «Окон Овертона».

Что касается второго пункта, то речь идет о необходимости подготовки смены интеллектуальных элит, о выборке элиты «нового типа» из народа, из наиболее одаренных его представителей. Разумеется, выборка такого рода будет осуществляться не только по степени личных интеллектуальных качеств, но и по степени «правильности» восприятия/осмысления действительности.

Совокупно, реализация данных пунктов является необходимой задачей по приведению в действие механизма «культурной гегемонии».

Цензура и самоцензура, как условие «гегемонии»

“Развитие этих соображений ставит множество проблем, важнейшие из которых сконцентрированы вокруг способа и качества отношений между слоями различного интеллектуального уровня, иначе говоря, сводятся к вопросу о том, какое значение и функции должен и может иметь творческий вклад высших групп в связи с органической способностью к обсуждению и развитию новых критических концепций со стороны интеллектуально зависимых слоев. Речь идет, следовательно, о том, чтобы установить границы свободы дискуссии и пропаганды, свободы, которую нужно понимать не в административном и полицейском смысле, а в смысле самоограничения, накладываемого руководителями на собственную деятельность, или, попросту говоря, о том, чтобы установить определенное направление в политике по вопросам культуры.

Другими словами: кто установит «права науки» и границы научного исследования и могут ли вообще быть установлены эти права и эти границы? Необходимо, видимо, чтобы поиски новых истин и лучших, более стройных и более ясных формулировок уже открытых истин были предоставлены свободной инициативе отдельных ученых, даже если они беспрерывно возвращаются к дискутированию тех принципов, которые нам представляются самыми основными. Нетрудно к тому же будет выяснить, когда инициатива такой дискуссии вызвана корыстными причинами, а не причинами научного характера.

Впрочем, не так уж трудно представить, что индивидуальная инициатива будет дисциплинирована и упорядочена тем, что каждое начинание, прежде чем быть обнародованным, будет проходить через сито академий и разного рода культурных институтов, подвергаясь отбору и т. д.”

В данной концепции, «наука» уже не воспринимается, как инструмент познания окружающей реальности (способ осмысления реальной действительности) «сама по себе», а ставиться в полную подчиненность и зависимость непосредственно от тех, кто ей занимается, в зависимость от их «правильного» восприятии/осмыслении реальной действительности.

Одной из важнейшей обязанностей, возводимой в качество принципа, при данном подходе к методу познания, является практика самоцензуры – выполняющая роль первого сита или смыслового фильтра. Благодаря ему, научное познание (в самых различных сферах) – ставятся в подчиненное положение по отношению к главенствующей идеологии – той самой «гегемонии», о которой говорит А. Грамши. Смысл научного открытия, как такового, должен отвечать основным принципам такой идеологии, быть органично встроенным общую, главенствующую систему ценностей, в той мере, в которой данное открытие соприкасается с ней, или во всяком случае не входить в диссонанс. При этом каждый сам должен определять степень «включенности», сам вносить необходимые корректировки.

Вторым ситом, или смысловым фильтром, является вся совокупность профильных общественных институтов, отвечающие за то, или иное направление деятельности в сфере «познания». Профильные академии и институты должны отсеивать по заданным критериям материал, оценивая его пригодность по отношению к главенствующей идеологии.

Наука и культура, история, да, и вообще информация в чистом виде, перестает существовать безотрывно от политики, вне «гегемонии». Система «фильтров», в данном случае, напрямую служит реализации заявленной цели по приведению масс к единому и последовательному способу осмысления реальной действительности.

В наше время принцип «двойной фильтрации» уже во всю используется многими, так называемыми демократическими государствами, международными институтами и корпорациями для продвижении своей «правильной» информационной повестки. Все это мы наблюдаем на вопиющих примерах цензуры СМИ в западных странах, в информационных платформах, принадлежащих международным IT-гигантам и даже в крупных институтах и научно-исследовательских центрах, которые, казалось бы, должны были заниматься исключительно наукой. Подавление свободы мысли и печати, запрет на распространение информации не отвечающей заданной глобальной повестке, запрет научных исследований, выходящих за установленные рамки, или наоборот возведение ненаучных теорий в ранг официальной науки, все это давно стало реальностью. Механизм запущен и работает.

Речь, языки и обыденное сознание. Их значение при формировании «нового мировоззрения»

“В чем же именно заключается ценность того, что принято называть «обыденным сознанием» или «здравым смыслом»?

Если мы определяем философию, как мировоззрение и рассматриваем философскую деятельность, как борьбу в области культуры за переделку народного «склада ума» и за распространение философских нововведений, которые докажут собственную «историческую правильность» в той мере, в какой станут конкретно, то есть исторически и социально, всеобщими, то проблема речи и языков «технически» должна быть выдвинута на первый план.

Можно, пожалуй, сказать, что «язык» – это, в сущности, имя собирательное, которое вовсе не предполагает существование чего-то «единого» ни во времени, ни в пространстве. Язык означает также культуру и философию (пусть даже на ступени обыденного сознания), и потому явление «язык» в действительности оказывается множеством явлений, более или менее органично взаимосвязанных и взаимозависимых;

Культура на ее различных ступенях объединяет большее или меньшее число индивидов в многочисленные слои, между которыми существует более или менее тесный контакт и которые в той или иной степени понимают друг друга и т. д. Именно эти историко-социальные различия отражаются в обыденном языке и порождают те «препятствия» и «причины ошибок».

Отсюда вытекает важность «культурного момента» и в практической (коллективной) деятельности: любой исторический акт может быть совершен лишь «коллективным человеком». Это предусматривает достижение такого «культурно-социального» единства, при котором множество разрозненных желаний, преследующих разнородные цели, сплавляются воедино для одной и той же цели на основе одинакового и единого мировоззрения. Оттого, что все это происходит именно так, становится ясной важность общего вопроса о языке, то есть о коллективном создании одинакового культурного «климата».”

А. Грамши определяет следующую задачу – работать над унификацией языка. Речь идет о преодолении «препятствий» и «исправлении ошибок» местного или национального языка – то есть нивелировании «разночтений» при интерпретации терминов в самых широких массах, создание единого «культурного климата». Приневолить всех мыслить в одинаковых категориях, используя единый для всех понятийный аппарат. Все отвечает изначально поставленной цели – приведенная к единому и последовательному способу осмысления реальной действительности.

Сегодня этим инструментом, уже вовсю пользуются для осуществления «культурной гегемонии». Не только использование определенного языка, в качестве средства международного общения, а унификация самих национальных языков при помощи и на основе такого «международного языка», является средством культурной экспансии. Речь идет о построении «новояза», с помощью заимствований из имеющего наибольшее распространение языка, обладающего статусом – языка международного общения, каким, например, сегодня является английский. Таким образом создается международный «сленг», когда человек, вроде бы изъясняется в рамках национального языка, но в действительности его родной язык становится максимального перегружен заимствованием иностранных слов, понятий и терминов, при чем, самого низкого примитивного уровня, что естественным образом влияет на сам способ мышления человека, делая его более примитивным и поверхностным.

Тем самым сразу выполняется несколько задач одновременно, приведение к единообразию и примитивизация системы мышления масс в глобальном масштабе, деструкция национальных языков – а соответственно и национального способа мышления. Сюда же входит и внедрения латиницы в тех странах, в которых изначально существовала иная форма буквенной письменности.

В качестве эпилога

«Только «безумцы» в клиническом смысле действуют, не думая о том, что они правы»

В заключении, в «Тюремных Тетрадях», А. Грамши приводит сравнительный анализ между старым и новым порядком. Представляя сторонников Традиции – обреченными реакционерами, безуспешно сопротивляющимися новой силе, нарождающейся мировой гегемонии. Новый порядок в его представление – это максимально унифицированный, структурированный мир с развитой системой контроля за способом мышления человека, его сознанием. В котором «самодисциплина – это свобода». Нечто подобное, через непродолжительное время будет, написано одним автором в своем известном романе-антиутопии. А спустя 80 лет, эту формулировку возьмут за основу свой информационной политики мировые IT-гиганты и международные «либеральные» СМИ.

“Старые руководители общества, возглавлявшие его в интеллектуальном и нравственном отношении, чувствуют, что почва уходит у них из-под ног, понимают, что их «проповеди» становятся именно «проповедями» – вещью, чуждой действительности, голой формой, лишенной содержания, безжизненным призраком; отсюда их отчаяние и консервативные и реакционные тенденции. Из-за того, что разлагается та особая форма цивилизации, культуры и нравственности, которую они представляют, они кричат о гибели всякой цивилизации, всякой культуры, всякой нравственности и требуют от государства принятия репрессивных мер. Эти руководители образуют сопротивляющуюся группу, стоящую вне реального исторического процесса; тем самым они увеличивают продолжительность кризиса, ибо закат определенного образа жизни и образа мышления не может происходить без кризиса. С другой стороны, люди, представляющие новый порядок, которому предстоит появиться на свет, из-за «рационалистической» ненависти к старому распространяют утопии и надуманные планы.

Что служит исходным пунктом этого нового порядка, которым чревата действительность? Мир производства, труд. В основу всякого анализа нравственных и идеологических установлений, которые предстоит создать, и принципов, которые предстоит распространить, должен быть положен критерий максимального утилитаризма; коллективная и индивидуальная жизнь должна быть организована на базе максимального использования производственного аппарата. Развитие экономических сил на новых основах и прогрессивное развитие новой экономической структуры излечат противоречия, которые не могут отсутствовать, и откроют новые возможности для самодисциплины, то есть и для индивидуальной свободы.”

Актуальность идей А. Грамши сегодня сложно переоценить. Вот уже без малого, как сто лет, к его наследию обращаются представители, как левого, так и правого лагеря. Многое из описанного им давно используется на практике, являясь эффективным инструментом по осуществлению социальных преобразований. Выдвинутая им концепция культурной «гегемонии», описанный способ осуществления глобальной трансформации общества, посредством изменения сознания каждого отдельного взятого человека, действительно можно назвать основополагающей – фундаментом на котором, впоследствии выросли другие, уже более узконаправленные теории. О некоторых из них и пойдет речь далее…