Наступление Добровольческой армии на Донбассе в 1919 году является ценным предметом исследования, поскольку показывает социальные процессы периода Гражданской войны. Участник этих событий полковник Б.А. Штейфон в книге «Кризис добровольчества» (Белград, 1928) дал такую характеристику сложившейся ситуации: «Несмотря на крайне печальное общее состояние советских войск… красное командование все же имело немало преимуществ по сравнению с нами. Оно обладало громадным, многомиллионным человеческим резервом, колоссальными техническими и материальными средствами, оставшимися как наследство после Великой войны. Это обстоятельство и позволяло красным направлять все новые и новые части для овладения Донецким бассейном. Как ни превосходила белая сторона и духом, и тактической подготовкой, все же это была лишь небольшая горсточка героев, силы которых уменьшались с каждым днем. Имея своею базою Кубань, а соседом – Дон, то есть области с ярким казачьим укладом, генерал Деникин был лишен возможности пополнять казачьими контингентами свои части в мере их действительной потребности. Его мобилизационные возможности ограничивались главным образом офицерскими кадрами и учащейся молодежью. Что касается рабочего населения, то призыв его в войска был нежелателен по двум мотивам: во-первых, по своим политическим симпатиям шахтеры не были явно на белой стороне и потому являлись элементом ненадежным. Во-вторых, мобилизация рабочих немедленно уменьшила бы добычу угля» [7, с. 6]. Данная характеристика может быть признана верной только в самом общем виде, однако рассмотрение конкретных материалов по истории наступления Добровольческой армии на Донбассе в 1919 г. заставляет сделать к ней очень существенные поправки. Главная из них состоит в том, что Добровольческая армия на самом деле смогла нанести поражение красным на Донбассе в 1919 году первую очередь за счет значительной поддержки местного населения – как казаков, так и горожан, в том числе и шахтеров.

В ходе боев за Донбасс Донецкая группа войск генерала В.З. Май-Маевского несмотря на большие потери, тем не менее, увеличилась в численности с 9600 до 26 тыс. человек за счет новых добровольцев из числа местного населения. Как отмечает луганский историк и краевед Юрий Чепурнов, это «увеличение произошло не только за счет мобилизованных, Добровольческой армией она ведь называлась ввиду того, что основу ее составляли именно добровольцы»; «по книгам и фильмам кочует стереотип – все рабочие либо большевики, либо им сочувствующие. Рабочие разные были... Опорой Добровольческой армии являлась корниловская дивизия, из четырех ударных полков состоявшая. 4-й ударный полк состоял из шахтеров Донбасса» [5]. Добавим к этому, что упомянутый здесь 4-й ударный полк корниловской дивизии, состоявший из шахтеров-добровольцев Донбасса, отступал до самого Новороссийска и там прикрывал погрузку войск на корабли, проявив удивительную стойкость. Как известно, наиболее крупные и известные пролетарские части Белой армии составляли дивизии ижевских и воткинских рабочих, поднявшие восстание против большевиков и сформировавшиеся самостоятельно. Судя по всему, и на Донбассе имело место похожее массовое настроение, хотя оно и не выразилось открыто, т.е. в форме восстания. Целью данной статьи является рассмотрение социальных предпосылок успехов Белой армии на Донбассе в 1919 году.

О положении в Луганске к концу 1918 года городской голова Бармин докладывал командующему Донской Армией ген.-лейтенанту С.В. Денисову: «Находящиеся в восставших местностях германские войска сопротивления большевикам не проявляют... Германское командование отказывалось уступить инициативу охраны порядка в городе мне… Но к вечеру 5 ноября все было улажено. Немцы, оставив за собой охрану своих учреждений и складов, уступили охрану города мне. Приказом №1 я объявил город на осадном положении, выставив охрану учреждений и обратившись к сознательной среде граждан, я внес успокоение в нервные умы населения, заставив продолжать свою работу. Того же числа мною объявлена мобилизация офицеров и цензовых классов населения, благодаря чему сформирован отряд в 250 штыков. Отряд состоял в моем распоряжении под именем “Первого офицерского батальона”. Все важнейшие пункты города заняты отрядом» [4, с. 347]. В ночь с 5-го на 6-е ноября была проведены аресты и обыски, в результате этого было конфисковано несколько пулеметов, а «29 главнейших руководителей смуты были извлечены из общества» и посажены в тюрьму. В докладе говорится: «Расширяя с каждым днем свою работу и привлекая в сформированный отряд все новые силы… благодаря чему удалось спасти жизнь и авторитет местной власти» [4, с. 347]. В ноябре 1918 года Луганский офицерский добровольческий отряд, который возглавил подполковник Кузьмин, насчитывал 415 человек, 123 лошади, 6 пулеметов и 2 орудия. 11 ноября 1918 года в состав войск обороны Луганска вошла также 5-я Донская казачья батарея войскового старшины Упорникова. 12 ноября на станцию Луганск прибыл бронепоезд «Иван Кольцо» под командованием хорунжего Иванова и также вошел в состав войск обороны Луганска. Приказ № 1730 по Всевеликому Войску Донскому от 9 декабря 1918 года гласил: «Луганский добровольческий отряд включить в состав Донской армии и подчинить командиру 9-го Донского казачьего полка» [4, с. 347]. Как видим, белые успешно укрепились в Луганске после ухода немцев за счет своей высокой самоорганизации и поддержке местного населения.

19 января 1919 г. 9-й Донской казачий полк был снят с позиций, а в ночь на 21-е января в Луганск вошли красные одновременно с восстанием местного большевистского подполья. Казаки, уходя из города, захватили с собой арестованных 29 «руководителей смуты», которых по дороге расстреляли как «изменников Родины» (в тот момент это была стандартная формулировка, поскольку большевики после Брестского мира считались агентами немцев и предателями – по аналогии с «власовцами» в период Великой Отечественной войны). Отступив из Луганска за р. Северский Донец, казаки и добровольцы расположились в станице Луганской, разрушив за собой железнодорожный мост. Однако замерзшая река не являлась преградой и столкновения между сторонами бывали часто. Против красных войск стояли: полк, сформированный из казаков Луганской, Митякинской и Гундоровской станиц и Луганский офицерский добровольческий полк. Луганск защищали силы большевиков под общим командованием латыша Я. Лациса, состоявшие из 1-й Московской пролетарской дивизии, 15-й Инзенской дивизии, прибывшей из Поволжья (ее основу составляли латышские части), 41 дивизии (позже была расформирована и передана 15-й Инзенской дивизии), 42-й стрелковой дивизии, 1-го Луганского коммунистического полка и отряда китайских добровольцев.

Известно, что французы предлагали атаману Войска Донского П. Краснову прислать в Луганск из Севастополя французскую дивизию на условии подчинения Луганского района генералу Франше д’Эспере и оплаты французским предпринимателям убытков, понесенные ими в Донбассе в 1917-1918 гг. П. Краснов передал это предложение главкому Вооруженных сил юга России А. Деникину, на что тот ответил телеграммой: «Никогда не допущу никакого вмешательства в наши внутренние дела и считаю, что все вопросы должны решаться только нами, русскими, и никакие чужеземные власти не смеют даже претендовать на какое-либо руководство» [5]. Это противоречит мифу о поддержке белогвардейцев так наз. «интервентами» – поскольку эти якобы «интервенты» (союзники России по Антанте) лишь стояли в портах и в Гражданской войне не участвовали. Но зато у большевиков самыми стойкими частями были иностранцы – латыши и китайцы, воевавшие и под Луганском.

В книге воспоминаний чекиста И.В. Крылова «Записки красногвардейца» (1968) есть свидетельства об обороне красными Луганска. «В половине апреля я получил задание организовать отделение Особого отдела 8-й армии при 15-й Инзенской (впоследствии Сивашской) дивизии… Однажды ранним утром мы были разбужены сильным шумом на улице. Выбежав на балкон, выходящий на Пушкинскую улицу, мы увидели такую картину. Вся улица была забита армейскими повозками и бегущими красноармейцами. Около нашего дома поток бегущих раздваивался: один продолжал свой бег дальше по Пушкинской, другой сворачивал в направлении к вокзалу. Конные казаки направо и налево рубили шашками бегущих красноармейцев и повозочных. Было ясно, что в город ворвались казаки» [2, с. 152], – пишет Крылов. Командующий Я. Лацис на митинге объяснил прорыв казаков в город тем, что один из красных полков самовольно и без приказа оставил позиции на Острой Могиле [2, с. 153]. Узнав об этом, казаки провели разведку боем, дошли до центра города, но не имея средств удерживать Луганск, вернулись обратно, изрубив некоторое количество латышей. В Луганске срочно была проведена «добровольно-принудительная» мобилизация рабочих, но она привела к весьма плачевному результату: «У железнодорожной насыпи мы обнаружили сосредоточенный уже там полк. Бойцы, прикрытые железнодорожной насыпью, чувствовали себя как на отдыхе: лежали, курили, громко смеялись, ругались, резались в карты, выставляя на кон из карманов пухлые пачки керенок… Разложение полка и его полная небоеспособность были налицо» [2, с. 154], – пишет чекист. Этот наспех набранный полк расформировали, а его командиров расстреляли по решению трибунала. И дезертировавший полк и новый, затем расформированный – это были рабочие полки, названные «коммунистическими».

Затем большевики попытались контратаковать и 28 апреля перешли в наступление на юг, но были отброшены частями 2-й и 3-й Донских казачьих дивизий. 1 мая большевики вновь атаковали белых в районе села Политровка [ныне – Новосветловка – Авт.], на этот раз более удачно – прорвали фронт, разгромили штаб добровольцев в селе, взяли пленных и трофеи. Но вскоре добровольцы восстановили положение: «Под Лутугино красные были разбиты кубанцами генерала А. Шкуро. Луганский коммунистический полк… был полностью рассеян. Этот полк был сформирован из Вергунских партизан шахтеров Успенки и Алчевских рудников, частично из заводских рабочих и деклассированного элемента, имел крайне низкую дисциплину. Не отличались моральными качествами и его командиры С. Зайцев и И. Сила, которые еще раньше были отстранены от командования полком решением горкома партии с формулировкой “за моральное разложение”. Остатки разбитого полка с новым командиром А. Рабиновичем передали в состав 15-й Инзенской дивизии… 1-я Донская казачья дивизия наступала со стороны Макарова Яра, а на село Политровку вновь двигались добровольцы из Дроздовского конного, Марковского и Алексеевского пехотных офицерских полков… Когда стало ясно, что Красная армия не выдержит дальнейшего натиска, Я. Лацис обратился за помощью к горожанам. Назначались люди для выступления на митингах, а штаб 15-й дивизии их вооружал. Но было ясно, что не обученные военному делу рабочие, наспех ознакомленные с системой затвора винтовки, не представляли серьезной военной силы и позже только пополнили число жертв защитников города. Со стороны Красного Яра на Луганск шли Луганский офицерский добровольческий отряд и 5-й Луганский пеший казачий полк. В районе Вергунки они разбили 131-й Тульский полк (бывший 7-й), взяли 200 человек пленными. Луганску грозило полное окружение» [4, с. 348-349].

5(17) мая конница А. Шкуро, зайдя противнику в тыл, овладела Юзовкой и Авдеевкой, в Ясиноватой полк дроздовцев захватил три бронепоезда, 12(24)-го Добровольческий корпус В.З. Май-Маевского прорвал фронт на стыке красных 13-й и 8-й армий, создавая угрозу окружения; 16(28) мая корниловцы взяли Дебальцево, а 15(27) мая был взят Луганск. 13-я армия большевиков 27-31 мая отступала с боями, 1 июня оставила Бахмут, а дальше, уже почти не оказывая сопротивления, в беспорядке откатывалась на север, остановившись только через месяц в районе Нового Оскола, в 250 км от Донбасса. Не встречая особого сопротивления белые уже к 10 июня дошли до Харькова.

Командование Добрармии старалось наладить экономическую жизнь на возвращенных территориях, где она почти отсутствовала при большевиках, которые вели карточную систему и запретили торговлю (это часто приводило к искусственному голоду). Б.А. Штейфон свидетельствует, что по распоряжению А. Деникина, «вслед за войсками прибыли вагоны с мануфактурой, мукой, сахаром и прочим. Все это немедленно стали продавать по “твердым” ценам. В быстро образовавшихся очередях весело тараторят женщины – жены рабочих: “При тех, иродах, сахара мы и не видели!”. Говорят искренне, от души. Думаю, что не менее искренне эти же женщины бранили нас, когда Никитовку занимали красные… В Бахмуте те же настроения и те же картины. С небольшими вариациями: толпа вынесла из “агитпункта” на площадь большевистскую литературу и устроила громадный костер» [7, с. 46]. Как пишет Юрий Чепурнов, «по взятии Луганска по предписанию А. Деникина предпринимаются шаги в направлении примирения интересов работодателей и рабочих: устанавливается 8-часовой рабочий день и минимальный прожиточный минимум для рабочих 660-780 рублей» [5]. Автор отмечает: «Белая армия – нищая армия! Солдат получал 30 рублей в месяц, а офицеры – от прапорщика до главкома Деникина – в пределах от 270 до 1000 рублей… Не много получали и семьи погибших солдат и офицеров – единовременное пособие семьям погибших при штурме Луганска равнялось 1500 рублей» [5]. Как видим, при А. Деникине рабочий получал больше офицера белой армии!

Шла также жесткая борьба за общественный порядок, при которой иногда приходилось наказывать и своих собственных служащих. Например, в рапорте начальника уголовно-розыскного отделения Луганска от 27 июня 1919 года сообщалось: 26 июня в отделение явился луганский мещанин Исаак Наумович Осовец и заявил, что к ним в квартиру часов в 11 или 12 ночи по Пушкинской улице в доме Сафаровой явился какой-то неизвестный и под угрозой револьвера начал требовать две бутылки водки. Исаак Осовец, выбежав на улицу, явился в участок и заявил об этом. Было установлено, что «вооруженное покушение на грабеж Исаака Осовца совершил агент вверенного мне отделения Иван Морозов. Морозов был задержан, обезоружен и отправлен в час ночи в кардегардию уездной стражи по Садовой улице. Недалеко от монастыря Морозов, ударив по лицу агента Мазура, бросился бежать. По нем было произведено несколько выстрелов, коими Морозов и убит» [5]. Так защита жителя еврейской национальности закончилась ликвидацией своего же агента.

М.Н. Левитов в книге «Материалы для истории Корниловского ударного полка» пишет: «С 1 января 1919 г. по 1 мая полк выдержал 57 боев, сопряженных с постоянными и часто крупными потерями. К 1 января в полку было 1500 человек, это с пополнением из пленных в операции от Ставрополя до с. Овощи. За то же время из полка выбыло убитыми и ранеными 3303 человека. Полагая средний численный состав полка в 1200 человек, видно, что за четыре месяца полк переменил три состава… за это время выбыло из строя 683 офицера, служивших в своем полку в качестве рядовых бойцов» [3, с. 232]. Все пополнение полк получал на месте боев из числа добровольцев Донбасса.

Как отмечает Юрий Чепурнов, в добровольцы шла «молодежь прежде всего». На улицах Луганска можно было увидеть плакаты: «Учащийся! Родина зовет! Бросим мы книги, оставим ученье, в руки возьмем мы ружье!» Внизу был изображен гимназист в серой шинели, на нем погоны и фуражка с кокардой [5]. Это имело отклик. Здесь в Добровольческую армию вступил луганчанин, впоследствии выдающийся русский поэт Владимир Алексеевич Смоленский (1901, Станица Луганская – 1961, Париж). Он ушел из Луганска с Добровольческой армией в декабре 1919 года и покинул Россию с остатками армии П. Врангеля в 1920-м. Окончил Парижскую коммерческую школу, автор 4-х вышедших во Франции поэтических сборников. Другой белый доброволец Владимир Сосинский, родился в 1900 г. в семье инженера Луганского паровозостроительного завода Гартмана, также воевал вплоть до эвакуации белых из Крыма. В эмиграции работал шахтером, фотографом. За участие во французском движении Сопротивления (партизанский отряд) удостоен высших наград Франции: ордена Почетного легиона, Военный крест с мечами.

В мемуарах А.Г. Шкуро хорошо очерчена общая социальная основа белой армии на Донбассе в 1919 году: «Первые добровольцы, горячие патриоты и идейные, бескорыстные сподвижники Л.Г. Корнилова, были уже повыбиты. Нынешнее офицерство состояло из новых людей, частью пленных или перебежавших из Красной армии, из мобилизованных в освобожденных от большевизма областях... Мобилизуемые принудительно крестьяне и рабочие интересовались прежде всего программой Добрармии. Ощутившие на своей шкуре грубую неправду большевистских обещаний, народные массы, разбуженные политически, хотели видеть в Добрармии прогрессивную силу, противобольшевистскую, но не контрреволюционную... например, в ответ на вопрос, часто задававшийся мне шахтерами Донецкого бассейна: каковы взгляды вождей Добрармии на рабочий вопрос?» [6, с. 214]. А.Г. Шкуро здесь пишет о полном отсутствии идеологической работы с массами, которое и стало одной из главных причин поражения белых. Это ресурс не был использован.

На этом фоне остается лишь удивляться чудесам самоорганизации и смекалки, которые проявляли белые добровольцы при создании своей армии. Б.А. Штейфон свидетельствует: «Зарождение и формирование новых частей в Добровольческой армии происходило обычно по одному и тому же шаблону. Когда собиралось несколько офицеров какого-либо прежнего полка, они начинали мечтать о его восстановлении. Если это были люди энергичные и дельные, то они переходили от слов к делу. Они разыскивали своих однополчан и образовывали N-скую ячейку… Обычно командиры полков поддерживали подобное начинание и на усиление новой роты назначали 15-20 солдат из числа пленных красноармейцев. Подобная рота, преследуя свои затаенные цели, стремилась набрать возможно больше пленных, захватить оружие, снаряжение и т.п. Короче говоря – сформироваться. Параллельно с этим разыскивался прежний командир, или кто-либо из наличных старших офицеров становился таковым. Он устраивался в ближайшем тылу и тихонько, без лишнего шума, формировал строевую канцелярию, хозяйственную часть, обоз... “излишки” – пленные и вообще все трофеи – переправлялись в штаб “своего” полка… Когда ловили с поличным, отдавали без запирательств, и обе стороны в таких случаях претензий друг к другу не имели» [7, с. 22].

Таким образом, основным человеческим ресурсом Добровольческой армии было само население Донбасса, в том числе, пленные красноармейцы. В то же время, красные полки, мобилизованные из местного населения и громко названные «коммунистическими», показали свою полную небоеспособность. Фактически Луганск оборонялся силами красных, прибывших издалека – из Поволжья и Москвы. Самые стойкие части состояли из латышей и китайцев. (И такая картина, кроме Донбасса, наблюдалась в очень многих местах). Тем самым, представление о Донбассе как о пролетарском, а значит, автоматически и «красном» регионе Гражданской войны, является безосновательным.

В настоящее время в ЛНР возрождена память о Гражданской войне со стороны белых казаков. 24 января каждого года отмечается скорбная дата начала геноцида казаков советской властью – в 1919 г. была издана секретная «директива о расказачивании». Так, на этом мероприятии в 2020 году было заявлено: «Геноцид привел к гибели более трех миллионов казаков. Все это происходило в собственной стране, которую казаки защищали испокон веков!» [1]. «Как и сто лет назад, казаки вновь встали, в 2014 году создали свои казачьи части, свои батальоны и полки и защищают донскую казачью землю и всю русскую цивилизацию» [1]. Существующий ныне в составе Народной Милиции ЛНР отдельный казачий полк имени атамана Матвея Платова считается продолжателем традиций белого Луганского казачьего полка 1919 года.

1. В Луганске отслужили панихиду по жертвам расказачивания // http://www.dikoe-pole.info/kazaki-lnr-pomyanuli-pamyat-predkov-stavshikh-zhertvami-politrepressijj/
2. Крылов И.В. Записки красногвардейца. – М.: Московский рабочий, 1976. 230 с.
3. Левитов М.Н. Материалы для истории Корниловского ударного полка. – Париж, 1974. 667 с.
4. Сизенко А., Федичев В., Черепахин В. Мы – Донские казаки. Документы, факты, очерки истории станицы Луганской XVII – ХХ вв. – Луганск: Глобус, 2008. 388 с.
5. Чепурнов Ю. Луганск // http://www.pseudology.org/goroda/Lugansk.htm
6. Шкуро А.Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. – М.: ACT, 2004. 540 с.
7. Штейфон Б.А. Кризис добровольчества. Белград: б/и, 1928. 131 с.

Виталий Даренский,

профессор, доктор философских наук,

представитель РПО им. Императора Александра III в Луганске

(г. Луганск)