В стародавние времена, когда ещё на Руси не было ни городов, ни деревень, и люди верили в ведьм, волхвов и колдунов, жил плотник Ладимир с женой Мирославой и дочкой Искрой и ее названым братом Краславом. Его нашел Ладимир за околицей селенья, привел домой, и так в один вечер у них появился сынок, а у Искры – старший брат. Ладимир воспитывал сироту, как родного и обучал своему мастерству, а летом отпускал в пастухи. А Мирослава разбиралась во всех травах, цветах, ягодах, грибах, знала пользу каждой травинки и умела готовить из них целительные отвары, настои, мази и учила этому искусству и дочку. Та пристально следила за матушкой, помогала как могла и никогда не забывала, если что-нибудь пообещала ‒ непременно исполнит, поэтому все ее звали Незабудкой.    

 Лишь одно обещание не удавалась сдержать светло-русой Искре: прийти к раките, где ее ждал Краслав – названый брат. Родители отпускали их и в лес, за хворостом, зная, что парень любого зверя от сестрёнки отгонит. Быки с буренками и козами паслись на просторном косогоре, а он набирал травы и цветы для Незабудки. Она бежала к нему по косогору, едва касаясь земли. Солнечный свет преображал ее лазоревым маревом. Толстая коса ее была золотистой, как сноп зрелой пшеницы. Глаза у нее были лазоревые, будто кусочек майского неба упал в них. Этот ласковый свет разгонял в душе людей самую темную мороку. Осенью, зимой и весной носила она платье, расшитое полевыми цветами, а платок был лазоревым, как ее глаза, для этого Мирослава парила его в отваре васильков. Бежали, летели годы, и незаметно для родителей Искра выросла, стала девицей, и Краславу открылась ее красота, и одолевала его тоска, если не видел ее весь день; ведь в осеннюю и зимнюю пору он с батюшкой в сарае мастерил для людей разные вещи. Правда, вечерами он помогал Искре-Незабудке наматывать на руки пряжу, или раскладывать по туескам высушенные травы, цветы, убирать туески в короба на полати под потолком. А зимой они бегали с ребятами забавляться. Краслав и Незабудка думали так всю жизнь и прожить. Родители боялись порушить наивное и глубоко искреннее счастье трепетных и безгрешных людей, потому и медлили.

 - Мирослава, пождем до новолуния, а в сентябре, ежели боги сплетут, завяжут их крепко-накрепко, тогда уж придется сказать.

 - Доченька, доченька, сколько горючих слез ты прольёшь, прежде чем вразумишь свое счастье, - изнывая от безвыходности, бормотала Мирослава.

 - И Краслава жалко, любит и оберегает Незабудку, как сестрицу, но в глазах преклонение, - вторил супруге Ладимир. – Детей жалко. Я прошу Ярило-Солнце помочь нашим детям.

 И родители просили владыку мира - Ярило – о счастье для обоих детей.

 Как-то раз позвал Ладимира печник соседней деревни, чтобы обновил деревянный ларь, в котором хранилась мука, да и обшарпанные лавки новыми заменить. У них была дочь - кареглазая Ненагляда. Полюбился ей молодой плотник. Да и он не забывал дочь печника… нет, нет, и зайдет к ним. Знала она, что Краслав названый брат Незабудки, и что она милее ее. И всколыхнулась душа ее от ревности, и решила она извести зазнобу любимого с белого света.

 И вот, однажды, вечером налетел такой ливень с оглушительной грозой и змеями- молниями, что за порог страшно выйти. Возрадовалась Ненагляда, накинула на себя дерюгу и побежала к старой ведунье, что жила за околицей села, в стороне от столбовой дороги. Едва Ненагляда подошла крыльцу, как вдруг ее ветвь поддала, и она влетела в лачугу, которую освещали дюжина лучин, паривших в воздухе. Перед ней предстала не старуха и не женщина, патлатая, с седыми прядями и разноцветными глазами; один глаз был зеленым, другой - карим.

 - Аа... Ненагляда… Припекло, знать, сердце к Краславу? Маешься без него? – протяжно спрашивала колдунья, всматриваясь в ее глаза. – Обе вы, девицы, заполонили его сердце.

 - Выгони из его сердца Искру, чтоб Краслав лишь одну меня любил, - горячо просила Ненагляда. – Что хочешь проси взамен, без сожаления отдам.

 - Свежесть, ой как давно с меня сошла… в тебе полно ее, - завистливо сказала ведунья-колдунья. - Краслав не приветит того.

 - Бери, бери, ведунья, только бы я одна была бы Краславом любима, - рьяно сказала Ненагляда.

 - Что ж, полюбит он тебя, полюбит, взглянет тебе в очи и забудет свою зазнобу, прозванной всеми Незабудкой, - пробормотала колдунья и тиной отерла ей глаза. – Да только пожухнет красота твоя; ты месяц за месяцем будешь увядать и к осени станешь словно подмёрзлая земляника, – усмехнулась разноглазая колдунья и вложила в руку Ненагляде клубочек жухлой травы. - Это в самый раз, - хихикнула ведунья, показав четыре торчащих зуба. - Брось его в спину Незабудки, и станет она, что густой пар из горшка с кашей, а осенью дождь забьет кудесницу в землю, откуда ей никогда не выбраться, - сказала и дунула Ненагляде в чело, и взор заволокла пелена.

 Очнулась Ненагляда дома, на своей лавке, на мягком тюфяке, а кокон-клубок, что дала ведьма, в руках сжимала. До поры, до времени спрятала его в тюфяк, на котором спала.

 И наступил день, когда пожаловали к ним долгожданные гости с новым ларем для муки. Ненагляда позвала юношу в сад, набрать сладких слив к столу. Краслав нагибал ветку, чтобы девица могла дотянутся до фиолетово-чернильного плода, она доставала самый далекий плод и глядела на молодца смущено-радостно. Он любовался ее приветливыми, лазоревыми глазами, которые сияли подобно темно-аметистовым звездам. И вдруг соринка попала Краславу в глаз. Ненагляда сама омыла серо-зеленые очи молодца и оттерла их своим платом.

 А ночью молодца мучили видения, рвался он из какого-то теснилища и всё звал, кликал Ненагляду. Подбежали мать и дочь, дотронулись до чела, а оно пылает. Ни примочки, ни отвары не могли помочь Краславу. И Незабудка разумела, что любимого околдовали, и она - чужая ему. Упала девица на колени возле спящего друга и горько заплакала. Это повторялось из ночи в ночь. Cледующим днем попросила мать Ненагляду пойти и собрать душистых цветов для чая. Взяла дочка корзинку и пошла, спрятав в карман сарафана клубочек жухлой травы, что дала ведунья-колдунья, на случай, если повстречается с Незабудкой.

 И верно, на цветущем поле собирала травы и цветы Незабудка, с лазоревой лентой в пшеничной косе, а кругом летали птички, бабочки, шмели, стрекозы. Она была столь красива и радостна, что у Ненагляды заныла душа от зависти. Присогнулась она в высокой траве и, подкравшись сзади, бросила в нее заколдованный клубок.

 Клубок ударился в спину Незабудки и разорвался, но она этого не почувствовала. Светло-оранжевая дымка разлилась по спине, рукавам, сарафану, лаптям, вороту и исчезла в ее волосах. Но ничего не случилось - девица не обратилась в густой пар, как обещала ведунья-колдунья. Рассердилась Ненагляда и убежала домой, а Незабудка собирала цветы и травы, чтобы дома из них, вместе с матерью, готовить разные лекарства.

 И вдруг все птички, бабочки, шмели, стрекозы отлетели от нее и испугано зажужжали. Незабудка изумилась, не понимая, почему даже птички отпорхнули от нее. Оглянулась она и ахнула; всё вокруг стало меньше, и видела она теперь далеко-далеко, словно смотрела с высокого дерева. Оглядела себя Незабудка и еще сильнее изумилась: она сама стала зыбкая, словно утренний туман. Испугавшись небывалой высоты, попыталась сжаться. Не получилось.

 Но тут услышала Искра-Незабудка голоса: родители ехали за ней.

 Встрепенулась Незабудка от испуга и побежала через лес, чтобы не увидели ее родители и не померли со страха. Бежала она, бежала, не сминая ни трав, ни цветов, не обдираясь о кусты и деревья, не промокая в озерах и реках. На какой-то лесной полянке Незабудка присела отдохнуть, да и уснула.

 А родители, не найдя свою девочку ни в поле, ни в роще, ни за холмом, в скорби возвратились домой, думая, что волк, али медведь уволок ее в лес. На другой день пошла молва по дворам и по весям, что Незабудка затерялась в лесу. Всех опечалила эта весть, и лишь одно сердце ликовало и темно-аметистовые глаза светились счастьем.

Очнулась Незабудка поутру, далече от родного дома, в цветшем поле, не зная, померла ли, или всё ещё жива? Но никого она не приметила окрест себя. И спросить было некого, так что чуть не заплакала она.

 И вдруг уловила шорох крыл в воздухе, перед ней был светозарный Небесный Посланник.

 - Ты не умерла, Искра-Незабудка, - услышала она голос Ангела, - просто ведунья-колдунья спалила твою оболочку, превратила в густой туман. Отныне не страшны тебе ни сильные ветра, ни проливные дожди, не лютые холода, ни вьюги с метелями. Ты будешь душой привечать больных людей, лечить, заплутавших выводить к жилью, а обиженных утешать, но будешь очень одинока. Согласна ли ты?

 - Я согласна всем помогать, - сказала Искра-Незабудка. - Но как же ко всеем поспеть?

 - Незабудка, если ты захочешь того, будешь успевать ко всем, - ответил Ангел, - а коли усомнишься в том - не сдвинешься ни на вершок.

 - А могу ли я бывать дома? – с тревогою спросила Искра-Незабудка,

 - Нет, нельзя, потому что всякий раз разлучаясь с тобой, родители будут сильно горевать и терять силы. Но можешь раним утром, едва солнышко протянет первые лучи по земле, принести к дому охапку трав и цветов, разложить на плетень и уйти, чтобы ни они, ни Краслав не видели тебя. Коли Краслав заметит тебя, обратится в чудище и заморит и Ненагляду, и родителей… Ни твоя матушка, ни одна ведунья не раздушит этого заклятья, ибо оно замешано на ненависти, - объяснил Ангел и добавил, что она может учить других людей искусству врачевания и помогать добрым советом.

 - Но как они позовут меня, ежели больному станет плохо? - удивилась Незабудка.

 - Цветочки, что украшают твоё платье, тебе в том помогут, - ответил Ангел.

 - Как мне войти в избу, к больному, ведь я больше всякой избы? - спросила Незабудка.

 - Ты не думай о том. Тебя ждут люди, которым нужна твоя помощь. Ты будешь входить в маленькие, тесные домишки, лачуги, зная, что больному нужно твое умение, - ответил Ангел. - Никакие ненастья тебе не страшны; дожди будут омывать, освежать тебя, а ветра переплетать косу, - добавил лучезарный Ангел и исчез в небе.

Незабудка всплеснула руками, и один цветочек упал с рукава ее рубашки. Едва он коснулся земли, встал на ножку и раскрыл, словно сложенные ладони, листы. Оттуда поднялся стебелек, унизанный лазоревыми цветочками. Они вытянулись до самого неба, затрепетали и по-человечески сказали:

 - Мы будем звать тебя. Стоит лишь человеку промолвить «Ох, неможется», мы вырастем до небес и будем кликать тебя.

 - Но крепкий ветер, сильный дождь, стылые капли дождя погубят вас, - расстроилась девица.

 - Ни туман, ни ветер, ни дождь, ни град не страшны нам. Где бы ты не находилась, отовсюду увидишь нас, - утешали цветочки. - Листочки наши, как теплая шаль, уберегут нас и от зверя дикого, и от лютой стужи, - и они закутались в широкие свои листья и вновь развернулись.

 - А как найду дорогу к больному? – спросила девица цветок.

 - Ты иди к тому, что выше, - ответил цветок.

 - Как мне поспевать ко всем? И как бежать в разные стороны? – не понимала она.

 - Ты иди и никогда не сомневайся в том, что ты не поспеешь ко всем, - ответил колокольчик.

 - Без трав, цветов, корений не сделать ни микстуры, ни настоек, ни мазей, ни порошков натолочь. Без этого ни одну хворобу не излечить. Где мне готовить мази, настои и порошки?

 - Ягоды, коренья, цветы прячь в подол сарафана… Припомнишь, какую микстуру, настойку, они появится в руках, или в рукаве, - сказал голубой цветок.

 - Но без костра, котелка, плошек, сита, черпака, ложки мне не приготовить ни одного порошка, ни одной мази, и огнь не запляшет без могучего кремня, - посетовала она.

 - То готовя в доме, а на просторе тебе нужно лишь всем сердцем пожелать, возгорится огонь, - вторила Очанка. - Собери в кучку сушняк и сложи ладони ‘кровлей’, будто оберегаешь пламя от дождя, и займется огнь. И все плошки, горшочки, толкучка, черпалки - всё в рукавах рубахи, лишь подумай о том, тронь рукава, и извлечешь это.

 Девица тронула рукав своей рубахи, и тот же миг в руке появились плошка с пестиком, чтобы растирать семена в порошок. Из другого рукава достала небольшое ситечко, чтобы процеживать отвары. Потом она пожелала полотняную тряпицу, которой заматывают болячки, и она высунулась из рукава. Незабудка спрятала все в рукава и пошла, поплыла по лугам, косогорам и полям, обгоняя самые резвые облака и тяжелые, разбухшие дождями и снежинками тучи.

 Печальная весть о Незабудке быстро разнеслась по окрестным весям. И там люди горевали по ней. А Краслав ездил в соседнее селение, чтобы повидать свою любимую. И скоро, на радость родителям, молодец ввел Ненагляду в дом и назвал женою своею. Полюбили ее, как родную дочь, и Мирослава стала учить Ненагляду разбирать и сушить травы, готовить лекарственные смеси, порошки да мази, распознавать да лечить болезни.

 Незабудка летала по всей земле, множилась, и плыла в разные стороны, где до небес вытягивались ее помощники ‒ лазоревые цветочки и звали, звали на помощь больным, хворым, измождённым и раненым людям. Она понимала все языки, людям стоило посмотреть на неё, чтобы понять ее думы.

 Хворые и раненые не боялись отпускать свою спасительницу, ибо везде, по кромке полей, косогоров, берегов рек росли хрупкие, лазоревые цветочки с продолговатыми листочками.

 В разных краях земли встречали Незабудку - девицу-великана в лазоревом, как ее глаза, сарафане и с такой же лентой в пшеничных волосах. Порой налетевший ветер переплетал ей волосы, приводя случайных свидетелей в восхищение, а Незабудка спешила на помощь, бежала-парила сквозь туманы, дожди, мглу, град и завирухи – туман из крошечных, почти невидимых снежинок. На заре, едва румяное солнце стаскивает с себя кобальтовое покрывало ночи и наденет свой кокошник с самоцветами, и по небу разойдутся их блики розовые, сиреневые, изумрудные, янтарные, светло-русая Незабудка подбежит к речонке или озерку, опустится на колени и попросит:

 - Водица, Водица, смой усталость и кручину, верни свежесть и сияние, ‒ и едва зачерпывала, вода, будто живая, плескала на чело, и на ланитах вновь загорался румянец. И вновь к небу вырастали ее помощники ‒ лазоревые цветочки, прося о помощи, и она летела, множась на бегу. Приближаясь к страждущему, становилась в несколько раз меньше.

– Не бойся меня, странник, я помогу тебе, ‒ говорила Незабудка и принималась осматривать странника. И жар, и боль, и дурнота проходила, и опухоль спадала, едва прикоснётся она к больному; приложит мазь ‒ и рана затянется; даст душистый отвар ‒ и силы возвращаются; пожалеет, утешит добрым словом ‒ и кручина отступает. Спросят ‒ даст добрый и верный совет, и всё разъяснится само собой, и люди повторяли, что не забудут совета, а ежели забывали, им стоило увидеть скромный лазоревый цветочек, и они вспоминали добрый совет Незабудки, и у них всё получалось. И когда они примечали где-нибудь лазоревые цветочки с желтой сердцевиной, называли его – цветок Незабудки. И печаль скрывала девица приветливой улыбкой, когда при ней молодая жена ухаживала за любимым.

 Только выходила она, выпрямлялась, снова становясь выше самого высокого дерева, и бежала за сёла, становища, луга, быстрые и широкие реки и горные хребты, где лишь дикие звери живут. Упадет в высокую, шелковистую траву и плачет. Тоска по родителям разрывала сердце, печаль палила жарким огнем голову. Но вот где-то, до неба вырастал лазоревый цветок, а в другой стороне – ещё и ещё, звали, кликали ее на помощь. Незабудка вставала и устремлялась во все стороны, раздваиваясь, и больше, и больше… Бежала, летела на помощь больным и обездоленным.

 Даже ночью странники видели ее, спешащую к больным в разных краях земли; Незабудка светилась мягким светом, будто она сама была сияющая лучина. И люди не пугались ее… жаловались на свои беды. И она скажет доброе слово страннику и летит – бежит дальше, во все края земли. И ещё, на ранней зорьке, Незабудка прилетала в село, к родному дому. В избу она не входила, боясь встревожить родителям сон, а заглядывала в оконце ‒ поглядит на родителей, улыбнется любимому, и убегала, улетала из села, плавно, дабы не обронить цветка в родном селе. Но однажды, когда Незабудка уходила со двора, пес узнал ее и затявкал. Она приласкала его и бросилась прочь, чтобы никто не заметил ее. Лай разбудил Ненагляду. Она выбежала во двор и увидела громадную девицу в лазоревом сарафане и белоснежной рубашке, по подолу и по рукавам трепетали нежные, лазоревые цветочки с желтой сердцевиной. Ненагляда сразу признала Незабудку и оторопела от злости. Но затем подбежала к неведомому ей цветочку. Только согнулась, чтобы сорвать, и тут цветочки заговорили по-человечески:

 - Не рви, не губи нас, Ненагляда. Когда тебе будет плохо или что-то у тебя заболит, склонись к нам, промолви: «Ох, неможется мне», и мы вырастем до облаков и позовём Незабудку. Она придет на помощь», - и Ненагляда поняла, что стоит только Краславу произнести это имя, к нему прилетит Незабудка, и он вновь полюбит ее, и исчезнут чары колдуньи. Пуще прежнего озлобилась она, мечтая сосем извести Незабудку со свету.

 Такие ревнивые люди были везде. Они завидовали красоте её и умению Незабудки делать лекарства, отзывчивому ее сердцу. Люди осторожно лечили близких. Если что-то забывали, выходили во двор. Искали маленький, лазоревый цветочек. Едва девица или молодец примечали его и тотчас же вспоминали, чему их учила Незабудка.

 А Ненагляда неотступно думала, каким колдовством извести Незабудку со свету. Боялась она, что встретит ее Краслав и дознается обо всем. И все жители села, и Мирослава с сыном стали замечать, что лицо красавицы стало жухнуть, темнеть, словно порченое яблоко. Мирослава делала разные целебные отвары, примочки, но ничего не помогало.

 - Ох, Ненаглядушка моя, - как-то разочарованно вздохнула Мирослава, - то не болезнь, а сглаз ведуньи. От него нет никакого настоя.

 Заплакала Ненагляда; страшилась она, что Краслав встретит свою Незабуду и догадается обо всем, и полюбила она Мирославу за ее беззлобие. Но сердце Ненагляды все опаляли страх и ненависть, ибо Незабудка могла в неурочный час предстать перед ее любимым Краславом, и заклинание ведуньи потеряет силу. И этот час вскорости настал, когда только она могла помочь.

 Однажды Ненагляда с Краславом навестили родителей ее, и возвращались домой поздним вечером. Самая короткая дорога вела через перелесок. Солнце уступило небо ярким звёздам, так что было видно каждый кустик. И вдруг повстречались им лютые бродяги. Отняли они короб с гостинцами, истаскали Ненагляду за руки и волосы, побили Краслава дубинами, чтобы не смогли добраться домой, и ушли.

 Кликнул Ненагляда любимого. А он не отозвался. Сил у нее не было подойти к нему. Огляделась она по сторонам и приметила маленькие лазоревые цветочки. Вспомнила об их дивном умении. Дотянулась до лазоревых цветочков и промолвила:

 - Цветочки, плохо нам, худо нам.

 …И мгновенно нежные цветочки возросли, продрались сквозь ветлы деревьев к ночному небу, засияли, заколыхались, и услышала Ненагляда голос их:

 - Незабудка, скорее сюда, сюда!! Добрым людям плохо!

 Не успела вздохнуть, как к ней подплыла Незабудка и стало светлее, будто зажглась дюжина лучин. Незабудка присела и уменьшилась. Обняла Ненагляду – дурман отступил; огладила руки и спину примочками, и боль и жжение от ссадин прошли; поднесла чарочку с горячим, и гул унялся в утробе, и лес перестал хороводы водить, и муть утихла.

 Оглянулась Ненагляда, свет ее очей лежал раненный в грудь, ни кровинки в лице.

 - Краслава спаси, - взмолилась она. - Не смогу я жить без него, - запричитала. – Излечи моего любимого. Не смогу я без него…

 И Незабудка извлекала из подола своего сарафана то одни мази, то другие, то одни настои, то иные. Прикладывала то одни примочки, то другие. Ненагляда помогала ей. В какой-то миг, взглянув на Незабудку, обмерла; из лазоревых глаз незабудки катились слезы. Они были чисты и лучезарны, как ключевая вода. Едва они коснулись груди Краслава, раны зажили. Мгновение, ещё, и он облегченно вздохнул. Дрогнули ресницы глаз, готовые открыться, и Незабудка отбежала за деревья.

 Очнулся Краслав будто невредимый, а рядом Ненагляда. Она рассказала, как сама спасла его. Краслав бережно приобнял свою любимую, и пошли они тихонько по лесной тропе домой.

 Незабудка видела из-за деревьев их и беззвучно плакала; и горькая тоска и нежность опаляли и разрывали ее грудь и сердце. Не оглядываясь, она бежала и бежала прочь от любимой сторонки.

 Вернулись они домой, и поведала Ненагляда о беде и о том, как Краслав разогнал лиходеев, умолчав о Незабудке. Родители Краслава ещё сильнее полюбили ее, а она с той ночи еще сильнее пожухла; ведь завистью и ненавистью исходило ее сердце. Пуще прежнего желала она, чтоб ветры разнесли Незабудку по небу, словно былинки одуванчика. И не одна Ненагляда завидовала красоте и благонравию лазоревоокой врачевательницы, когда она отвергала женихов, или не могла сразу излечить больного. Они желали ей несчастья, наговаривали напраслину, от которой ее сердце разрывалось.

 С каждым днем Незабудка становилась всё прозрачней и невесомее. Не могла она, как прежде, сжаться и войти в избу. Она доставала из рукавов или настойку, или отвар для примочек, да ещё извлекала из подола лазоревого сарафана нужные травы, коренья, или засушенные цветы, или ягоды, и объясняла, как делать лекарство. Если нужно на больное место положить повязку или компресс, она делала и объясняла. Добрые люди исполняли всё, а злые и чванливые, бывало, насмехались над Незабудкой: всех людей лечит, а сама измученная какая-то; ежели порчу на хворого наведет, то он вовсе не оправится, и старались поскорее выпроводить ее из дома. Она убегала, улетала далече от людских глаз, садилась на землю и горько плакала от обиды и одиночества. Она сильно хотела вернуться домой, к родителям, обнять любимую матушку, и чтоб та пожалела, обласкала ее. Как ей хотелось увидеть и обнять своего ненаглядного Краслава и рассказать, как истосковалась по нему. Но если она появится пред ними, они сильно загорюют и потеряют силы. Ей никак нельзя показываться им на глаза. И снова к небу в разных сторонах, вырастали лазоревые цветочки и звали людям на помощь. И она спешила на зов.

 Но однажды тоска-печаль по любимому захлестнула ее сердце. И помчалась она на любимый луг, где он пас скот. В этот час пришли к Краславу Ненагляда и родители.

 Выбежала Незабудка из рощицы, забыла, что нельзя показываться на глаза ни родителям, ни другу сердечному. Родители и Краслав обомлели от изумления и страха.

 - Искорка! Доченька! – закричали они и побежали навстречу ей.

 - Мама! Папа! Краслав! Пусто мне без вас! ‒ плакала Незабудка, не силах перейти просторное поле. Она тянулась к ним. Родители и Краслав бежали к ней, а Незабудка тянулась, но не приближалась ни на шаг. Она становилась всё выше и больше, будто растекаясь по небу… незаметно она оторвалась от земли. И небо стало лазоревым над всей землей, так что дивились и родители, и люди по всей земле. Лазоревоокая Незабудка парила в небе. И родители, и любимый звали ее, просили сойти, спуститься к ним, на землю, а Незабудка растворялась в небе.

 Оглянулась она в сторону Краслава и испугалась; он превратился в громадного вепря с щетинистой кабаньей рожей, обвислым пятаком вместо носа и верхней губы, а на ладонях и ногах - копыта. Он кричал-мяукал по-кошачьи. От ужаса родители разбежались, осталась перед ним лишь Ненагляда. Она простерла к нему руки:

 - Сокол мой, голубиный, растерзай, затопчи меня, как сорную траву. Не могла я жить без тебя, ревностью исходило сердце, когда ты уезжал домой, где была Незабудка. Ведала, что любишь ее. Исходило сердце завистью. Зелья приворотного просила у ведуньи-колдуньи и отерла тебе очи. И ещё просила ее – ведьму треклятую ‒ свести Незабудку со свету. Я погубила и тебя, Краслав, и добрую девушку, - и метнулась под необхватные ноги-копыта вепря.

 В этот миг родители подбежали и схватили – обняли Ненагляду, защищая от лютого зверя, а она горько плакала и всё просила и просила у родителей своего любимого прощения.

 А того сокрыло белое облако.

 Родители старались успокоить, утешить Ненагляду, простив непоправимое злодеяние, потому что искренне полюбили её. Они ещё страдали, что не могут избавить ее чар ведуньи-колдуньи. А Ненагляда, безутешно плача, всё просила и просила у них прощения… А Незабудка кротко смотрела на людей по всей земле.

 - Родители! Ненаглядушка – любимая моя! - услышали они ласковый и теплый голос Краслава.

 Обернулись: тёмно-русый молодец шел к ним. Ненагляда кинулась ему навстречу…

 И тут родители и Краслав увидели, что она стала вновь свежей, как майское утро, и ланиты и чело – мягкие, бархатистые, будто спелый персик. В этот миг Ненагляда поняла, что Незабудка простила страшное ее злодеяние. Молодые встретились. И в эту минуту темно-серые глаза Краслава стали добрее и яснее; с них и с сердца юноши сошло заклятье. И едва взяли друг друга за руки, как головы украсили венки из самоцветов, в виде Незабудок. Тогда они поняли, что Незабудка одобрила их свадьбу. Родители тихо радовались и счастью детей, и что дочка жива: в бездонном и безграничном небе гуляет она и сплетает из звезд венки. И радовались они усердию и искусству Ненагляды, которая прилежно училась у матушки и лечила всех, и малых, и старых, и сирых, и убогих, и лиходеев, и разбойников, ведь все беззащитны перед недугами и болезнями.

 Еще долго с той поры девушки, которым передавала своё искусство врачевания Незабудка, стали тоже лечить людей и обучать других девиц и дарили нежный, лазоревый цветок. Кто забывал, как приготовить то или другое лекарство, спешили на двор или в поле, или на опушку леса, где цвели Незабудки, склонялись к ним и спрашивали. А цветочки тихо, тихо подсказывали, а если врач был злой, коварный и жадный, Незабудки ничего не говорили. Люди научились записывать все свои знания. Врачеватели перестали сами собирать лекарственные растения, стали просить людей, которые желали только заслужить награду.

 С тех времен Незабудки замолчали, но их лазоревые цветы смягчают черствые сердца и просветляют душу человека. А сама Незабудка смотрит на людей с Неба и радуется за тех, кто помогает одиноким старикам, больным и сиротам.

 2021-й год от Рождества Христова

 Гитана-Мария Баталова,

сценарист, писатель

(г. Москва)