26 декабря (14 декабря по старому стилю) 1825 года группа заговорщиков вывела на Сенатскую площадь солдат. Мятежные полки построились в каре около памятника Петру I и были готовы в любой момент перейти в наступление по приказу офицеров, вообразивших, что именно они вольны решить судьбу России. О беспорядках в городе было доложено генерал-губернатору Петербурга графу Михаилу Милорадовичу и тот незамедлительно отправился на Сенатскую площадь. Прославленный генерал подъехал к каре мятежников и, приподнявшись на стременах, обратился к солдатам: «Скажите, кто из вас был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом?» На площади стало тихо - там оказалось много солдат, хорошо знавших легендарного генерала. Декабрьский мятеж мог закончиться мирно, но в следующее мгновение пытавшийся предотвратить кровопролитие Милорадович был смертельно ранен. Бунт был подавлен только к ночи, на Сенатской площади остались сотни погибших. И этих господ, не погнушавшейся последней подлостью, в нашей стране долгое время принято было принято романтизировать, рассуждая об их возвышенных намерениях (что они собой представляли в реальности видно по одному этому подлому убийству). А ученик и любимец Суворова, в действительности сделавший для Отчизны очень многое, напротив был надолго позабыт.

В первой четверти XIX века лубочные портреты Михаила Милорадовича - «русского Баярда, рыцаря без страха и упрека», как его называли современники - украшали крестьянские избы и придорожные постоялые дворы. А рассказы о его подвигах передавались из уст в уста. Рассказывали, например, о неком безымянном сражении, в котором солдаты графа Милорадовича никак не могли взять вражескую батарею. Тогда, чтобы воодушевить своих бойцов, Михаил Андреевич бросил кучу георгиевских крестов на позицию врага и крикнул: «Собирайте!» После этого солдаты бросились в очередную атаку и наконец взяли батарею. Те, кто остался в живых, оставили собранные знаки отличия себе.

 Война была родной стихией графа Милорадовича. В мирное время он грустил и скучал, повторяя: «Войны нет!». Михаил Милорадович начал свой боевой путь в 1790 году - в чине поручика лейб-гвардии Измайловского полка он принял участие в кампании против шведов. В финале славной дороги протяженностью почти в четверть века 18 марта 1814 года под Парижем Милорадович в чине генерала от инфантерии командовал гвардиями всех союзных войск. 

Граф принял участие в 52 сражениях, но ни разу не был ранен. Храбрый генерал Ермолов, будущий «проконсул Кавказа», сказал ему однажды: «Надобно иметь запасную жизнь, чтобы быть везде с вашим превосходительством». Граф Милорадович заслуженно считался живой легендой. «Живи Милорадович несколько столетий тому назад, героическая личность его неминуемо обратилась бы в миф народных сказаний», - написал в октябре 1869 года историк Михаил Семевский.

 

***

Прославленный герой происходил из сербского дворянского рода Милорадовичей -Храбреновичей. После Полтавской победы, Петр Великий решил, что Россия может принести свободу славянским народам Балкан, которые томились под османским владычеством. Для реализации этого амбициозного проекта русские дипломаты стали активно вербовать местные кадры. Среди таковых оказался уроженец Герцеговины, серб по национальности, Михаил Милорадович.

Поступив на русскую службу, Милорадович ездил в Черногорию, чтобы призвать местное население на совместную борьбу с турками. Со своей задачей он справился, однако смелая затея Петра I завершилась неудачей. Впрочем, Михаил Милорадович остался на русской службе полковником Войска Запорожского. И стал основателем русской ветви Милорадовичей,

2 октября 1771 года - 250 лет тому назад в имении Воронки в Лубенском уезде Киевского наместничества на свет появился правнук основателя рода и его тезка, Михаил Милорадович. Его отец Андрей Милорадович во время Семилетней и русско-турецких войн сражался под командованием легендарного полководца Александра Суворова. Более того - они были хорошими друзьями. В октябре 1773 года Суворов отправил Милорадовичу-старшему такое письмо: «Милостивый Государь мой Андрей Степанович. При отъезде моем цалую Вас! Не забудь меня. Благодарствую Ваше Превозходительство за Вашу благосклонную дружбу». Андрей Милорадович был назначен черниговским наместником и оставался в этой должности больше 15 лет. Его супруга, Мария Горленко, была дочерью Андрея Горленко, последнего Полтавского полковника войска Запорожского. Ее дядя по отцу, Иоаким Горленко, в монашестве Иоасаф был наместником старейшей в России Троице-Сергиевой лавры, а позже был прославлен в лике святых как святитель Иоасаф Белогородский...

По традиции тех времен, Андрей Милорадович записал новорожденного сына в гвардию, дабы к моменту реального поступления на службу тот имел уже достаточно высокий чин. Семилетний Миша Милорадович был отправлен для обучения за границу, где провел десять лет. В Германии и Франции он изучал французский и немецкий языки, арифметику, геометрию, историю, архитектуру, юриспруденцию, рисование, музыку и фехтование, а также военные науки: фортификацию, артиллерию и военную историю.

Вернувшись в Россию в возрасте 17 лет, Михаил приступил к военной службе в чине прапорщика Измайловского лейб-гвардии полка, в который был зачислен еще в детстве. Он участвовал в русско-шведской войне 1788 — 1790 годов. В 1796 году Михаил Милорадович уже имел чин капитана, а через два года стал генерал-майором и командиром Апшеронского мушкетерского полка.

Милорадович участвовал в Итальянском и Швейцарском походах Суворова в 1799 году. В самом начале Итальянского похода командир Апшеронского полка прекрасно проявил себя в кровопролитном бою при Лекко - победу русской армии принесли именно решительные и смелые действия молодого генерала.

Суворов приблизил его к себе, сделал своим дежурным генералом. Во всех сражениях Михаил Милорадович неизменно шел в атаку впереди своего полка, и не раз его пример оказывался решающим для исхода боя.

В бою при Басиньяно Милорадович со знаменем в руках лично возглавил штыковую атаку. (За этот подвиг Михаил Андреевич был награжден командорским Крестом Св.Иоанна Иерусалимского. Стоит отметить, что во время царствования императора Павла награждение Мальтийским Крестом было выражением личного благорасположения государя)

 В сражении при Нови войска под командованием Милорадовича и Багратиона внесли решающий вклад в победу, разгромив французские части, оборонявшиеся в центре позиции. Удар отряда Милорадовича предопределил разгром французских войск, оборонявших у озера Обер-Альп подступы к Сен-Готардскому перевалу.

А когда солдаты остановились в нерешительности перед обледенелым спуском, внизу которого их ждали французы, Милорадович крикнул: «Ну, посмотрите-ка, как возьмут в плен вашего генерала!» — и с этими словами покатился со спуска. Все солдаты последовали его примеру. Неприятель открыл жестокий ружейный огонь; но «толпа храбрых, как будто ниспадавшая с облаков лавина, обрушилась, смяла, раздавила и рассеяла неприятелей». За этот подвиг был Милорадович награжден Орденом св.Анны Первой степени. Позже Суворов заявил, что «Милорадович свой воинский долг свершил славно и достойно, а посему заслуживает большего признания». И представил Милорадовича к Ордену св.Александра Невского.

Деятельное участие принял Михаил Андреевич и в боях за Альпами, способствуя выходу армии Суворова из окружения.

После окончания европейской кампании в течение пяти лет Милорадович нес службу с полком на Волыни. В 1805 году Милорадович командовал пехотной бригадой в армии другого великого русского полководца, Михаила Кутузова. В составе сил антинаполеоновской коалиции он участвовал сражениях при Кремсе и Аустерлице. При Аустерлице Милорадович возглавлял контратаки, пытаясь отбить у Наполеона стратегически важные Праценские высоты. За проявленную доблесть он был награжден орденом св.Георгия 3-й Степени и получил чин генерал-лейтенанта. Александр I, отмечая очередной подвиг Милорадовича, отметил: «Вот генерал, который достал себе чин штыком!»

 С 1806 по 1812 годы генерал Милорадович отметился в боях на русско-турецкой войне. Во главе корпуса он в 1806 году освободил от турок Бухарест, за что был пожалован золотой шпагой с алмазами и надписью «За храбрость и спасение Букарешта». В июне 1807 года в битве при Обилешти разгромил втрое превосходящие силы турецкой армии. А 29 сентября 1809 года за победу при Рассевате Милорадович был произведен в генералы от инфантерии. Тогда ему было всего 38 лет.

 

***

В 1810 году Михаил Милорадович был назначен киевским генерал-губернатором. Он старался создать для горожан наилучшие условия. А после масштабного пожара 1811 года, уничтожившего значительную часть Киева, Милорадович, обратившись за помощью к частным лицам, очень скоро смог наладить в городе нормальную жизнь.

Но его губернаторство оказалось недолгим. Летом 1812 года Милорадович, собрав по приказу Александра I в южных регионах империи 15-тысячное подкрепление, выдвинулся в район между Калугой, Волоколамском и Москвой, а затем присоединился к основным силам русской армии. Милорадович прибыл в действующую армию накануне Бородинского сражения и принял под командование правое крыло Первой армии Барклая де Толли. Адъютант Милорадовича Федор Глинка писал: «Он, казалось, оделся на званый пир! Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своем домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, еще спокойнее раскуривал ее и дружески разговаривал с солдатами... Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху».

  За Бородинскую битву Милорадович был удостоен высокой награды - алмазных знаков ордена Св. Александра Невского. Однажды, рассказывая с жаром об этом сражении, он говорил: «Как град сыпались на нас ядра, картечи, пули, брильянты!» 

После битвы генералу Милорадовичу досталась сложная задача: его войска прикрывали отход армии, и должны были позволить основным силам отойти от Москвы, не ввязываясь в тяжелые бои. Преследовали русских части маршала Мюрата. Милорадович вступил в переговоры с Мюратом и предупредил, что если тот не позволит русским частям спокойно отойти, французов ждут уличные бои до полного разрушения Москвы. Французский маршал посчитал, что ввязываться в подобную драку себе дороже и отступлению не препятствовал. 

В битве под Малоярославцем Милорадович успел вовремя прибыть на помощь корпусам Дохтурова и Раевского, которые остановили продвижение и французов в южные губернии. За стремительный переход войск от Тарутина к Малоярославцу Кутузов назвал Милорадовича «крылатым».

Наполеон вынужден был отступать из России по разоренной Смоленской дороге, где некогда непобедимое воинство таяло под ударами партизанских отрядов. Так при преследовании наполеоновской армии арьергард Милорадовича превратился в авангард русской армии. Совместно с донскими казаками атамана Платова была одержана блестящая победа под Вязьмой. По Смоленской дороге из Москвы в сторону западной границы двигались сильно растянувшиеся войска наполеоновской армии. Милорадович пропустил поляков Понятовского, а затем ударил по следовавшим за ними итальянцам. Итальянцы разбежались, а бойцы Милорадовича перекрыли Смоленскую дорогу. Следовавший за итальянцами корпус Даву оказался в клещах. На арьергард французов уже наседали казаки Платова и дивизия Паскевича. Богарне и Понятовский вернулись на помощь окруженному Даву. Соединенными усилиями французы оттеснили русский заслон с дороги. Однако соединение корпуса Даву с остальными проходило под плотным фланговым оружейно-пушечным огнем. Отойдя к Вязьме, где находился маршал Ней, французы безуспешно пытались организовать оборону. Но Милорадович выбил вдвое превосходящие силы противника и гнал французов с поляками до самого Дорогобужа. Отступление наполеоновских войск проходило в крайне тяжелых условиях: казаки Платова уничтожали все мелкие отряды, которые отклонялись в сторону от дороги в поисках провианта для солдат и фуража. А на следующий день пошел первый снег. Это окончательно доконало уставших и надломленных поражениями воинов Великой Армии Наполеона, которая стремительно превращалась в толпу побросавших оружие бродяг. И в том, что отход французов из вынужденного тактического маневра превратился в катастрофическое бегство, есть немалая заслуга авангарда Русской Армии под командованием генерала от инфантерии Милорадовича. 

 Во время сражения при Красном в 1812 году, едва генерал в парадном мундире предстал перед войсками, во всех полках раздалось: «Ура! Поздравляем с днем ангела нашего отца!». Солдаты решили, что в этот день их любимый начальник празднует свои именины. В этот момент из леса стала выдвигаться первая колонна французских войск. «Солдаты, - сказал Михаил Андреевич, обращаясь к Павловскому гренадерскому полку, - благодарю вас за поздравление и дарю вам эту колонну». Гренадеры ударили в штыки - и неприятельская колонна исчезла. Молва о таком подарке скоро разошлась по всему русскому воинству и была запечатлена в лубочных картинках. Солдаты Апшеронского полка, которым командовал Милорадович во время Швейцарского похода, с важностью толковали солдатам других полков: «Ребята! Для нас бы наш отец не пожалел и двух французских колонн. Своя рубашка ближе к телу».

Солдаты обожали Милорадовича. На вопрос, как он заслужил такую любовь, генерал отвечал обстоятельно и откровенно: «Искусство не трудное: никогда не заставлял я войско ждать меня ни в походе, ни на учебном месте; ездил не за колоннами, не в экипаже, но все верхом на лошади, всегда в виду солдат; не изнурял их на войне пустыми тревогами; являлся первый в огонь; при несчастных случаях был веселее обыкновенного»..

«Вождь полков и вождь сердец!» - пелось о Милорадовиче в солдатской «Авангардной песне

Из всех генералов Отечественной войны 1812 года лишь только одному Милорадовичу царь позволил носить на войне Знак отличия Военного ордена - Георгиевский крест, учрежденный им для награждения солдат и унтер-офицеров. «Носи солдатский крест, - сказал ему Александр - ты друг солдат!»

В годы наполеоновских войн именно он, «друг солдат», был самым популярным и самым любимым военачальником Русской армии. Свидетельством тому «Солдатская песня о графе Милорадовиче».

Друзья, враги грозят нам боем

Уж села ближние в огне;

Уж Милорадович пред строем

Летает вихрем на коне

Идем, идем, друзья, на бой;

Герой, нам смерть сладка с тобой! 

Для своих подчиненных он не жалел ничего. После одного из сражений генерал увидел сильно изрубленного гусара Белорусского гусарского полка. «Сколько у тебя ран?» - «Семнадцать!» был ему ответ. Тут же, на месте, Милорадович отсчитал гусару 17 золотых червонцев, за каждую рану по одному.

В Италии, Германии, Франции и Валахии он осыпал он наградами художников, являвшихся к нему со своими произведениями - особенно, когда они изображали какой-нибудь подвиг русского оружия

Даже неприятели дивились рыцарскому бесстрашию и беспримерной смелости отважного генерала, который перед каждым сражением одевался нарядно и щеголевато, как на бал.

Его слову верили даже враги. После тяжкой битвы с поляками в окрестностях Москвы, генерал Милорадович сообщил польскому парламентеру: «Вчера поляки отважно сражались. Но и героям нужно поесть. Сообщите вашим, что провизию можно приобрести в том-то и том-то селе, а я прикажу, чтобы наши пока не беспокоили».

В дальнейшем Милорадовичу была поручена военная и одновременно дипломатическая миссия по занятию герцогства Варшавского. Александр I был доволен тем, что Милорадович тактично добился ухода с территории герцогства австрийцев и обеспечил бескровное занятие Варшавы... В заграничном походе генерал вновь покрыл себя славой: командуя гвардией в «Битве народов» под Лейпцигом он выстоял под натиском лучших наполеоновских частей. За заграничный поход Михаил Милорадович был возведен, с нисходящим его потомством, в графское Российской империи достоинство. Но детей у него, увы не было - Михаил Милорадович так и не женился.

 

***

В 1818 году ему был доверен пост санкт-петербургского военного генерал-губернатора. На Милорадовича были возложены заботы о состоянии не только воинских, но и гражданских дел.

Так герой войны стал настоящим хозяином столицы империи. Он погрузился в рутину административных дел, занимаясь то обустройством больниц и других социальных заведений, то кабаками. Количество питейных заведений при Милорадовиче было сокращено, а на азартные игры там и вовсе был наложен строжайший запрет.

Хотя боевого генерала больше привлекала военная служба, к своим обязанностям по руководству столицей он относился очень добросовестно. Во время ликвидации последствий различных чрезвычайных происшествий, в частности наводнений, он демонстрировал энергичность и распорядительность.

В 1820 году из-за стихотворений, критиковавших власть, Александр Пушкин попал в поле зрения надзорных органов. Александра Сергеевича вызвали к генерал-губернатору. В кабинете Милорадовича Пушкин по собственному почину написал «целую тетрадь» всего, что было им сочинено (кроме напечатанного) «с отметкою, что мое, а что разошлось под моим именем». Честность поэта восхитила генерал-губернатора, и он от имени царя объявил Пушкину прощение. Звание генерала, состоящего при особе Его Величества, с 1813 года носимое Милорадовичем, давало ему право объявлять словесные повеления царя, которые с этого момента приобретали силу закона. В письме к Жуковскому от начала мая 1820 года С.Л. Пушкин писал: «Что касается графа Милорадовича, то я не знаю, увидя его, брошусь ли я к его ногам или в его объятия». В мае 1820 года Пушкин покинул Санкт-Петербург и уехал на Кавказ, а в 1824-м вернулся домой. Этот период жизни поэта известен как южная ссылка, хотя на самом деле благодаря Милорадовичу это был всего лишь служебный перевод.

Он был знаком со многими недовольными существующим положением дел. Более того, его адъютант Федор Глинка в 1816 году вступил в «Союз спасения», а затем, когда тот распался, — в «Союз благоденствия». Впрочем, в ототличие от других участников этих обществ, он придерживался умеренных взглядов. Кстати, знаменитое собрание членов «Союза благоденствия», состоявшееся в январе 1820 года, на котором они выбирали форму правления для России, проходило именно на квартире Федора Николаевича. Почти все собравшиеся тогда проголосовали за республику, лишь Глинка высказался за сохранение монархии. После распада «Союза благоденствия» он отказался от вступления в Северное общество и полностью отошел от тайных политических дел.

 

***

Михаил Милорадович мог отдать приказ войскам, расквартированным в непосредственной близости от царского дворца и со смутьянами на Сенатской быстро было бы покончено. Но он решил, что все можно решить бескровно, одними лишь увещеваниями. Не хотел, чтобы напрасно проливалась русская кровь. И в итоге за свое благородство заплатил жизнью.

Долгое время считалось, что Милорадович был смертельно ранен декабристом Петром Каховским, который выстрелил в генерал-губернатора Санкт-Петербурга из пистолета. Кроме того, Евгений Оболенский нанес ему несмертельное ранение штыком.

Каховский заслуженно закончил на виселице. Оболенский был осужден по I разряду с лишением княжеского титула и приговорен к вечным каторжным работам. Его заковали в кандалы и отправили в Сибирь, но еще до прибытия осужденного в Иркутск срок каторги был сокращен до двадцати лет, потом до 15, а в конечном итоге до 13. Оболенский женился, жил в Ялуторовске, потом по манифесту об амнистии 1856 года был восстановлен в правах...

Но несколько лет тому назад два специалиста-судмедэксперта Юрий Молин и Александр Гончаров предприняли попытку реконструкции тех трагических событий с помощью судебной медицины. И выяснились весьма любопытные подробности. Возможно, настоящий убийца русского Байярда все-таки сумел избежать возмездия.

По воспоминаниям адъютанта Милорадовича Александра Башуцкого, раненого генерала на руках перенесли в здание конногвардейских казарм, во временно пустовавшую квартиру ротмистра Игнатьева. Оказать помощь на месте ранения было невозможно – на Сенатской площади начался бой

В исторической литературе написано, что первую квалифицированную помощь после ранения Милорадовичу оказал его боевой товарищ военный доктор Василий Петрашевский. Однако в одном из мемуарных источников исследователи нашли иную фамилию, даже без инициалов – Габерзанк, врач Конногвардейского полка, в казармы которого перенесли раненого. Иоганн Габерзанк, имея университетское образование, прибыл в Россию из Германии в 1810 году. Он стал военным врачом, участвовал в Отечественной войне и заграничных походах русской армии, о чем свидетельствуют соответствующие медали. Именно Габерзанк сделал первую перевязку ран Милорадовича. Позже прибыли лейб-медики Иван Рюль и Александр Крейтон, присланные императором.

Первым из высших офицеров, увидевших раненого. Милорадовича и оставивших свидетельство об этих врачах, был генерал-адъютант Карл Толь, посланный Николаем I к умиравшему: «Граф Милорадович лежал на постели, около него стояли доктора: Рюль, Крейтон и другие, от которых узнал я, что он ранен пулею, которая, попав в правый бок, остановилась около левой лопатки, где и вырезана была. Для прислуги находились камердинер государя и несколько придворных служителей». Милорадович потребовал, чтобы операция на грудной клетке была выполнена Василием Петрашевским (Петрашевский родился в 1787 году в Полтавской губернии. С 1806 года – воспитанник Императорской медико-хирургической академии. В 1812 году – главный хирург 2-й Западной армии, главный доктор при авангарде и аръергарде, которыми командовал Милорадович).

«После рассечения мягких тканей спины пуля, прощупывавшаяся до разреза, была извлечена щипцами. Иных медицинских данных о раневом канале нет. Учитывая состояние пациента не выше средней тяжести (контактен, ориентирован во времени и пространстве, с достаточным, предположительно, уровнем артериального давления и др.), можно предположить, что органы грудной полости повреждены не были», - констатируют исследователи.

Граф взял пулю, потребовал свечу для усиления освещения и внимательно ее осмотрел: «Слава Богу, пуля не солдатская!» Николай Арендт, на вопрос о прогнозе ранения, сказал, что безнадежных ран не бывает. «Но жизнь ваша в руках Божьих, а не моих!»

Василий Петрашевский, описывая операцию, особо отметил в своих воспоминаниях характер второй, неогнестрельной раны: «…ранение острым орудием в правый бок близ поясничных позвонков, между последним ребром и подвздошною костью, рана сия проницала до брюшной полости…». Объясняя на допросах следственной комиссии механизм этого повреждения, Оболенский сказал, что имел намерение лишь уколоть лошадь генерала штыком, чтобы заставить Милорадовича удалиться с площади, и ранил графа совершенно случайно. И твердо стоял на этом до конца следствия. Проще говоря, отважный «спаситель Отечества» начал юлить, осознав, что сотворил.

 Прекрасно осведомленный о своем состоянии, сохранявший полное сознание до наступления смертельного исхода, Милорадович хладнокровно сообщил принцу Евгению Вюртембургскому, давнему боевому товарищу, что он умирает, у него в кишках – антонов огонь. Принц привез графу личное благодарственное письмо императора.

В два часа сорок пять минут 15 декабря 1825 года, примерно через 25–26 часов после ранения, генерал от инфантерии, генерал-губернатор Петербурга граф Михаил Милорадович скончался. Перед смертью он успел продиктовать завещание, в котором, помимо прочего, просил освободить всех своих крепостных. Император Николай I это пожелание исполнил: «вольную» получили около 1500 крестьян.

Потом в письме брату Константину Николай I писал: «Бедный Милорадович скончался! Его последними словами были распоряжения об отсылке мне шпаги, которую он получил от вас, и об отпуске на волю его крестьян! Я буду оплакивать его всю свою жизнь».

21 декабря состоялись похороны героя Отечественной войны в церкви Св. Духа Свято-Троицкой Александро-Невской лавры (с 1937 года покоится в Благовещенской церкви лавры)

 Давно известно, что говоря об обстоятельствах ранения графа Милорадовича, декабристы путались в показаниях. Вот характерный пример: А.Е. Розен (1988) писал: «Милорадович ... спокойно въехал в каре и старался уговорить солдат, ручался им честью, что государь простит ослушание, если они вернутся в казармы. Все просили графа удалиться, князь Е.П. Оболенский взял под узду его коня, чтобы увести и спасти всадника, который сопротивлялся. Наконец, Оболенский штыком солдатского ружья колол коня его в бок… В эту минуту пули Каховского и еще двух солдат смертельно ранили смелого воина».

 В так называемом «Алфавите Боровкова», помещенном в биографическом справочнике «Декабристы», написано однозначно о. Каховском: «… присоединился к Московскому полку; там застрелил графа Милорадовича и полковника Стюрлера…». Князь Оболенский, вначале отрицавший свое участие в произошедшем, дал следственной комиссии следующие показания (после нескольких очных ставок со свидетелями произошедшего): «Граф обернулся ко мне, отвечая: „Почему ж мне не говорить с солдатами?“ Я ему в третий раз повторил то же, и, видя, наконец, что он стоит на том же месте и имея шпагу в руке, не помню, у кого из рядовых взял ружье, и подошел к графу, повторяя ему, чтоб он отъехал. Граф, который стоял ко мне спиной, оборотил лошадь налево и ударил лошадь шпорами – в одно время раздался вы стрел из рядов, и я, не помню каким образом, желая ли ударить штыком лошадь, или невольным движением ударил слегка штыком по седлу и, вероятно, попал также в графа…».

 Каховский, не отрицая, что стрелял в Милорадовича, указывал, что одновременно с ним в графа выстрелили еще несколько восставших человек, стоявших в каре позади Каховского. Не до конца прояснен и вопрос с очередностью ранений, колото-резаного и огнестрельного. В среде декабристов позже возникла версия, что Каховский, испытывая к Милорадовичу личную неприязнь, убил его кинжалом, который демонстрировал товарищам.

Не внесло ясности в обстоятельства ранения и обвинительное заключение, завершившее работу следственной комиссии: «Отставной поручик Петр Каховский, 27 лет, по собственному признанию, лично действовал в мятеже, возбуждал нижних чинов и сам нанес смертельный удар графу Милорадовичу и полковнику Стюрлеру и ранил свитского офицера… Поручик лейб-гвардии Финляндского полка князь Евгений Оболенский, 29 лет, по собственному признанию, приготовлял главные средства к мятежу, лично действовал оружием с пролитием крови, ранив штыком графа Милорадовича, возбуждал других и принял на себя в мятеже начальство» . Оболенский в убийстве Милорадовича, в отличие от Каховского, обвинен не был.

«Для нас как судебных экспертов удивительным является факт, что следствие не предприняло ни малейшей попытки к обнаружению орудий убийства – пистолетов Каховского и других подозреваемых – для их сопоставления с пулей, извлеченной из тела Милорадовича. Результат такой баллистической экспертизы, вполне возможной для условий 1826 года, имел бы огромное значение для следствия. Следователи ограничились краткой справкой штадт-физика В.М. Петрашевского о характере ран, хранящейся ныне в деле Е.П. Оболенского, и о характере колото-резаного канала в теле оперированного. Полного судебно-медицинского исследования, в современном понимании этого действия, не было. Судя по характеру раневого канала, ранение брюшной полости было не только приникающим, но и инфицированным, с привнесением в рану частиц одежды. Время развития разлитого острого перитонита, по современным данным, тем более в организме, ослабленном одновременно и кровопотерей, составляет считанные часы, особенно при молниеносных формах. Клиника перитонита была налицо, судя по оценке самого Милорадовича об «антоновом огне в кишках». Итак, налицо неразрешенная историческая загадка, а возможно и судебная ошибка. Осталось немногое: получить разрешение руководства Государственного Эрмитажа для медико-криминалистического исследования в условиях музейного хранилища мундира генерала. Возможно, это внесет ясность в обсуждаемый материал», - констатируют Юрий Молин и Александр Гончаров.

Надпись на надгробии Милорадовича гласит: «Здесь покоится прах генерала от инфантерии всех российских орденов и всех европейских держав кавалера графа Михаила Андреевича Милорадовича. Родился 1771-го года октября 1-го дня. Скончался от ран, нанесенных ему пулей и штыком на Исаакиевской площади декабря 14-го дня 1825-го года в Санкт-Петербурге».

 

Елена Мачульская,

журналист

(г. Омск)