Глава 1

 

Кавторанг Георгий Ермолаевич Чаплин с интересом разглядывал Константина Саврасова, сидевшего напротив него за столом и с трудом сдерживающего волнение при виде сурового морского офицера. Молодой человек вспомнил, как почти месяц назад он также сидел в штабе Перхурова в Ярославле, и его так же пристально изучал штабс-капитан Георгий Михайлович Вознесенский. Тоже Георгий… Георгий – значит победитель! Но тот пожилой и аккуратный в манерах тезка сидящего перед ним человека не шел с этим Георгием ни в какое сравнение. Рослый, широкоплечий кавторанг только одним видом своим внушал силу и уважение. Его острый и волевой взгляд, широкий лоб и стальные, как казалось Константину, мышцы огромных подвижных рук выдавали в нем натуру незаурядную – настоящего вершителя судеб человеческих. И судьба Константина теперь тоже зависела от этого великана, бесстрашного морского волка. Вместе с тем благородные манеры не оставляли сомнения, что перед Константином сидел дворянин и порядочный человек.

- Как вас угораздило, Константин Александрович, за такой короткий срок перелететь из окруженного Ярославля в Архангельск? – усмехнулся он. – Поди-ка немало лиха хлебнули вы в вашем волжском городе? Слышал – храбро дрались!

Молодой человек тяжело вздохнул и немного успокоился. Как-никак, он снова был у своих. Это радовало, несмотря на неопределенность будущего и невосполнимую утрату в незабываемо кошмарном Ярославле.

Валентина… Убили ее! Убили!

В смерти любимой женщины он почти не сомневался. Да и кто оставил бы ее в живых с таким расстрельным послужным списком: комендантша города, руководитель белогвардейской агентуры, неистовый агитатор против большевиков каждый день борьбы. Он и сейчас представлял ее у штаба – смелой, дерзкой и страстной, призывающей бороться до конца, до последнего патрона, несмотря ни на что. И постоянный грохот артиллерийской канонады. Крики ужаса, стоны раненых. Ярославское восстание…

Нет, было еще кое-что. Та последняя незабываемая ночь. Последняя ночь белого Ярославля, когда он всем своим существом ощутил настоящее счастье любви. И такое до боли тяжелое расставание с любимой на крыльце у клуба приказчиков. Это все было как сон, как будто из прошлой жизни. Хотя прошло-то всего ничего – меньше двух недель! Но какие тяжелые были эти две недели.

Константин вспомнил, как сразу после расставания с Валентиной он, словно призрак, бродил по центру города, не обращая ни на кого внимания. Его тянуло к городскому театру, куда ушла Валентина вместе с мужем, поручиком Ботельманом. Куда в этот час стекались добровольцы, надеясь найти спасение от большевиков. Стекались, оголив фронт, оставив боевые участки. А у театра уже стояли, вооруженные винтовками, немецкие военнопленные. Было ощущение страшной развязки. Чего-то неумолимого, жестокого, рокового, наступавшего сквозь июльскую жару. А город догорал, и дым от пожаров, запах гари и вид страшных разрушений не оставлял сомнений – будут расстрелы.

План генерала Карпова о сдаче добровольцев германской комиссии военнопленных № 4 – это какой-то бред, больше похожий на игру в поддавки. Немцы никого не защитят! Отдадут всех поголовно большевикам на расправу!

Константин бродил по центру Ярославля несколько часов, пока не понял – город пуст. Казалось, он остался один между городским театром, где укрылись обреченные на расправу добровольцы и большевиками, которые, похоже, уже рядом.

И тут его обуял какой-то неописуемый, мистический ужас потерять все, чем он жил и во что верил в последнее время. Потерять даже призрачную надежду на встречу с Валентиной. Потерять даже память о ней.

Константин побежал на Власьевскую, где вдалеке увидел передовой отряд красных латышей. Демоны революции стремительно двигались на встречу к нему. Там, на оставленных позициях, раздавались редкие выстрелы. Это добивали раненых или не успевших спрятаться добровольцев.

Тогда молодой человек повернул на Срубную, где пока еще было тихо. Он бежал по ней, совсем безлюдной.

Впереди виднелось огромное здание Духовной консистории, от которого до дома дяди оставалось рукой подать. Но вдруг он услышал приближающийся топот конного отряда уже на Большой Рождественской. Еще немного – и Константин в ловушке. Офицер будет пойман на Срубной. И тогда – верная смерть.

Он бросился в самый ближний двор, ворота которого оказались почему-то открыты. Как будто кто-то позаботился о нем?!

Небольшой узкий двор. Мертвая тишина. Наглухо закрытые двери и ставни окон.

Константин искал путь спасения. Но найти его не так-то просто. Двор был незнаком. В его таинственной глубине – хозяйственные постройки, дровяник. Константин почему-то верил, что это еще не все, не конец. Не могут его просто так убить после всего того восторга любви, которое пережил он в прошедшую ночь.

Офицер на бегу едва не врезался в дровяник и прыгнул в какой-то темный проход, спускавшийся вниз, под своды старинного двухэтажного здания. Возможно, тут прятались жители двора во время ежедневных обстрелов.

Константин дернул ручку небольшой, обитой железом двери. Она, на удивление, поддалась.

Это был темный сырой подвал.

«А что, если я обрушу дровяник и завалю вход? – подумал он. – Тогда красные могут не догадаться, что в подвале кто-то прячется. Времени, конечно, в обрез. Но попробовать стоит».

Офицер поднялся вверх и резким движением повалил на себя бревна. Это было, конечно, очень рискованно. Но дровяник поддался и начал обваливаться, едва не завалив самого Константина. Двумя скачками, чуть не подвернув ногу, он вырвался из зоны завала и закрыл за собой дверь. Тотчас позади себя он услышал грохот. Молодой человек понял – ступени в подвал завалило так, что выбраться назад будет невозможно.

Константин прислушался. Под таким основательным завалом звуков с улицы вообще не было слышно. В сыром подвале царила темнота и пустота.

Он прошел вперед и наткнулся на следы недавнего пребывания людей. Молодой человек нащупал стол, стулья, остатки посуды и керосиновую лампу. Константин потер колесико – керосин воспламенился.

Здесь, в сыром подвале недавно прятались люди, спасаясь от постоянных артобстрелов города. На полу он увидел несколько матрасов. Под ними лежало сено. Видимо, на этих матрасах спали.

Офицер лег на матрас и, сам не заметил, как заснул.

Константин проспал долго и проснулся только к вечеру. На часах, которые он всегда носил с собой, стрелки показывали половину девятого. Что сейчас происходит в городе? Наверно, идут обыски и аресты?

Теперь Константин впервые задумался о будущем. Оставаться в подвале, конечно, бессмысленно. Нужно как-то выбираться к дому дяди, который находился совсем рядом, через улицу. Но как?

Константин поднялся и попытался найти другие выходы из своего временного пристанища. Он обошел весь подвал, но, увы. Выход был только один – во двор. Да и тот завален снаружи.

И вдруг его взгляд остановился на небольшом приземистом проеме с арочным завершением, высотой ему до пояса. Это был какой-то подземный ход.

«Коллектор для сточных вод!», - догадался Константин.

 Он вспомнил рассказ двоюродной сестры Нади о том, что под их домами вдоль Большой Рождественской улицы еще во времена Екатерины II были устроены подземные ходы. Рассказывала Надя об этом давно. Константин тогда еще был студентом реального училища, а кузина – гимназисткой.

Помнится, они тогда полезли в подвал дядиного дома, тоже построенного в конце правления Екатерины Великой. Долго искали подземный ход, перепачкались в грязи, но, все же, нашли. Он был очень похож на тот, который находился сейчас перед Константином.

За детскую шалость потом здорово попало от тети. А дядя, Иван Николаевич, только посмеялся и сказал, что знает он этот ход – старая и неиспользуемая теперь канализация.

«Если так, - подумал Константин, - он вполне мог бы по этой подземной системе выбраться в подвал дядиного дома. Если, конечно, свод не обрушился со временем или, что более вероятно, не пострадал во время бомбежек».

Впрочем, ничего лучшего он все равно придумать не мог.

Офицер взял в руку керосиновую лампу и, забыв про страх, начал на корточках пробираться вглубь коллектора.

Он полз по грязному вонючему коридору, разогнав на своем пути несколько крысиных лежбищ. Серые твари в страхе убегали от него.

«Я и сам, как крыса, - подумал Константин. - Спасаюсь под землей от большевиков. Впрочем, в этом есть какой-то детский романтизм. Похоже на игру. Вот только если поймают – расстреляют по-настоящему».

Так он продвигался вперед, пока не наткнулся головой на кирпичную стенку. Дальше коллектор шел вдоль улицы Большой Рождественской.

Константин мысленно представил расстояние до дядиного дома. Ему было интересно, насколько точно он все рассчитал и попадет ли в тот самый подвал, где они в детстве играли с Надей.

Через некоторое время молодой человек нащупал рукой ответвление направо. Как раз где-то напротив знакомого дома. Он пополз туда.

Неожиданно Константин выбрался в другое подвальное помещение. И радостно вздохнул.

Это был тот самый подвал! Он увидел знакомые скамейки из сеней, на которых лежали спальные матрасы и белые, с великолепной вышивкой, подушки из тетиной спальни. Какое счастье!

В подвале дядиного дома тоже не было ни одной живой души. Видимо, красные уже не обстреливали Ярославль, и необходимость отсиживаться в подвалах отпала.

Константин знал, что из подвала на первый этаж вела небольшая кирпичная лестница. Он быстро поднялся по ней и оказался на первом этаже - в бакалейной лавке.

Многие вещи в помещении оказались разбросаны, а стойка лавки проломлена снаружи. Похоже, здесь совсем недавно был обыск. И, конечно, ничего съестного. Впрочем, едва ли большевистским злыдням что-то перепало. Константин знал, что за время восстания домочадцы съели все остатки продовольствия.

«Значит, эти демоны пока сюда не придут», - решил офицер.

Он вышел на парадную лестницу и поднялся на второй этаж. Осторожно постучался.

Ждать пришлось долго.

В начале, Константину показалось, что в доме никого нет. Затем послышались осторожные тихие шажки. Кто-то очень неохотно пробирался к двери.

- Это я, Константин Саврасов, откройте! – крикнул офицер.

 Сердце молодого человека забилось.

- Костя! – услышал он радостный голос Нади, и тут же перед ним распахнулась дверь.

Лицо сестренки светилось от счастья. Но страх и усталость чувствовались в ее взгляде.

- Ты жив, Костя! – воскликнула она, чуть не плача, нежно обняв его. – В городе обыски и расстрелы! Мужчин арестовывают прямо на квартирах, расстреливают прямо во дворах. Особенно если офицер, юнкер или кадет. Других уводят к станции Всполье на допрос, а там тоже многих расстреливают. Страшно, Костя!

- У вас был обыск? – спросил Константин.

- Да, был примерно час назад, - опомнилась Надя. – Ворвались трое латышей. Они очень сильно матерились и были пьяны. Перевернули все вверх дном. Ломали шкафы прикладами. Искали добровольцев. Отца чуть не увели на Всполье, но мы с мамой буквально на коленях убедили их, что он уже не призывного возраста. Латыши увидели, что отец болен, и оставили его. А у мамы после этого сердце заболело. Мы дали ей лекарства. Она спит.

- А Соня где?

- В лазарете при Афанасиевском монастыре. Теперь красных лечить заставили…

- Доченька, с кем ты там разговариваешь? – раздался из гостиной тихий и какой-то совсем болезненный голос дяди.

- Папа, это Костя! – ответила Надя.

- Костя? – долетел до сеней тот же удивленный голос. – Так идите же скорей сюда!

Константин вошел в знакомую гостиную. Она и сейчас казалась такой же уютной от присутствия здесь добрых и хороших людей. Следы прошедшего обыска домочадцы уже успели устранить. И только любимые тетины цветы, которые раньше росли в вазах, оказались срезанными.

- Это их командир в ярости рубанул саблей, - дополнила Надя, с жалостью поглядев на убитые розы. – Срубил после того, как не нашел в доме добровольцев. А если бы нашел – вот так бы и голову отсек, наверно…

Константин оглядел дядю и был потрясен, как изменился он за последние две недели. Иван Николаевич весь сгорбился, постарел и поседел, хотя ему только недавно перевалило за пятьдесят. От прежнего добродушного и активного господина, доброго весельчака теперь не осталось и следа.

- Вот так, Костя, - вздохнул он жалко и обреченно. – А Соня права. Будет кровь, страшная кровь…

Его прежде смелый и открытый взгляд теперь потух. Брови нервно дергались.

- Кончилась Россия, Костя! Нет больше нашей России! – печально подытожил он.

- Да будет тебе сокрушаться, папа! – одернула его Надя решительно и совершенно по- взрослому. – Наш Костя жив! Жив ведь!

Она ликовала от радости.

- Но в Ярославле Косте оставаться нельзя. Расстреляют, - заметила сестренка.

- Надя правда, - собрался с мыслями Иван Николаевич. – Надо тебе куда-то бежать из города. Говорят, полковник Перхуров и сто человек с ним прорвались на восток. Наверно пойдут к Казани. А там уж и фронт...

- А Дон еще дальше, - добавила сестренка, внимательно и печально разглядывая грязную и оборванную во многих местах гимнастерку Константина. – Ах, Архангел Михаил! Почему ты не помог нашим воинам?

«Архангел Михаил! – вдруг осенило офицера. – Архангельск! Вот куда нужно бежать! Кажется, там скоро начнется высадка десанта союзников. Этот город ему хорошо знаком. И от Ярославля не далеко».

- Я решил продолжить борьбу! – заявил Константин. – Я должен расквитаться с большевиками за моих погибших братьев, за Ярославль! Самый ближайший фронт видимо совсем скоро развернется в Архангельской губернии. Там со дня на день ждут высадки эскадры союзников. Решено, я еду в Архангельск!

 - Но только не в этой форме! - испугалась Надя. - А то и до соседнего перекрестка не дойдешь. В центре города повсюду красные патрули. Вот за Которослью — там меньше. Та часть города находилась у красных. Там и обыски почти не проводятся.

Надя задумалась.

Есть хорошая идея, Костя! У моей подруги Гали во время восстания погиб брат-доброволец. Он работал на железной дороге инженером. А форма, кажется, осталась. И его документы для тебя попрошу…

 Вы с ним, Костя, примерно одного телосложения. Я сейчас сбегаю к Галине! Она рядом живет. Переоденешься в одежду ее брата, и мы переправим тебя на лодке через Которосль.

 На той стороне не далеко вокзал — пройдешь маленькими улочками. Если что — ты с документами. Скажешь, что с поезда заблудился. В это, наверно, поверят. Потом уж как получится. Садись на любой поезд до Вологды!

 И бесстрашная сестренка убежала.

- Значит, получилось? - обрадовался Георгий Ермолаевич, похлебывая чаек. - Смышленая у вас кузина ...

- Да, она – замечательный человек..., - согласился Константин, размешивая сахар в своем остывшем стакане. - Иначе я бы с вами тут уже не разговаривал. К счастью, квартал моих родственников прямо у Которосли. Вскоре Надя принесла одежду. Ночью я отвязал заранее приготовленную для меня лодку и переплыл на другой берег. А там, никем не замеченный, добрался до железнодорожного вокзала.

 И опять мне повезло. На путях стоял поезд до Вологды.

 Я зашел в первый же вагон и сел. Как железнодорожник. И все время пути у меня никто документов не проверял. А когда соседи спросили, куда я еду — ответил что возвращаюсь домой в Архангельск.

 В Вологде в столовой я познакомился с офицерами, которые тоже ехали на север. У них были специальные пропуска. Сочувствия к большевикам они явно не испытывали. Сильно рискуя, я убедил их, что хочу быть полезен добровольцам в Поморье. После некоторых расспросов они приняли меня в свою компанию и где-то раздобыли пропуск. Посадили с собой в поезд до Архангельска. И направили к вам!

- Это наши люди, - согласился Чаплин. - Они прибывают сюда по надежным каналам. В Вологде есть человек, который выправляет им пропуска.

 И вдруг кавторанг заговорил на ломаном русском с акцентом:

 - Пока мы не возьмем власть в Архангельске, прошу называть меня капитаном Томсоном, английским морским офицером! Мою настоящую фамилию забудьте! А то здесь свирепствует ревизия красного комиссара Кедрова. Я сам удивлен, как меня еще не арестовали.

 Константин невольно рассмеялся. Настроение его улучшилось. Он снова почувствовал себя нужным в этой жестокой борьбе.

 Георгий Ермолаевич сделал паузу, задумался. Еще раз посмотрел на молодого офицера, словно испытывал его взглядом.

- Я приехал в Архангельск, чтобы воевать с большевиками! - добавил Константин. - Боевой опыт имею!

- Да, я уже понял, - ответил Чаплин. - И мне такой настрой очень нравится! Я прикидываю, какую задачу вам поручить... Вы хорошо знаете Архангельск?

- Да, конечно. Я здесь служил в военном лазарете с октября 1916 года, - заметил Константин. - В июне этого года был демобилизован по роспуску царской армии.

 - А с кем из здешних деятелей вы знакомы? - спросил кавторанг заинтересованно. - От этого тоже может многое зависеть...

- Знаю Николая Александровича Старцева, товарища председателя Архангельской городской управы, - начал вспоминать Константин. – Я пересекался с ним по делам снабжения. А служил в лазарете под начальством поручика Степана Яковлевича Климова.

- Вот как! - обрадовался Чаплин. - Это же мои люди! Товарищи по борьбе! Я вас поздравляю! У вас очень полезные знакомства. Особенно в плане нашего завтрашнего предприятия…

- Уже завтра? - догадался Константин, сжав правую руку в кулак. - Я готов!

 Этот жест не остался незамеченным руководителем белогвардейского подполья.

- Да, уже завтра! - повторил кавторанг.

 Он положил ладонь своей громоздкой руки на стол.

- Завтра в ночь с 1 — го на 2 — е августа мы возьмем власть в Архангельске. Вечером собираемся здесь же у меня на квартире. Мне более испытывать вас на правду и ложь нет ни времени, ни надобности, - подчеркнул он, смело посмотрев в глаза Константину. - Сегодня я увижу Старцева. Думаю, он все подтвердит. А я вам поверил и так! Я вижу людей. Кто на что способен... У вас глаза горят, Константин Александрович! Вы мечтаете расквитаться с большевиками за проигрыш в Ярославле! И мы предоставим вам такую возможность! Какими воинскими подразделениями вы командовали?

- Я был заместителем военного руководителя комитета защиты Родины и Свободы Диево-Городищенской волости, - вспомнил Константин. - Сформировал первый крестьянский отряд, который направился на поддержку белых в город. Воевал в Тверицах - это заволжский посад Ярославля. После того как нашего поручика разорвало снарядом - командовал обороной участка.. В разное время под моим началом было от десяти до тридцати человек. Правда, чаще всего это были не военные: крестьяне, мещане, студенты или рабочие. Офицерами не руководил никогда. За исключением двух прапорщиков по снабжению здесь, в Архангельском лазарете.

- Неплохо для начала..., - задумался Чаплин, встав со стула и приблизившись к окну. - Завтра я дам вам тридцать человек примерно такого же контингента. Надеюсь на вас! Ваша задача вместе с другими офицерами овладеть ключевыми участками портовой набережной в Соломбале. На пути следования эскадры союзников.

 При этих словах лицо его наполнилось кровью.

 - Чтобы ни какая красная сволочь не вздумала выпустить хоть один снаряд или пулю по союзникам! Подробнее я все расскажу завтра... И еще, - добавил он после недолгой паузы. - Город мы возьмем! В этом я не сомневаюсь. Может быть потому, что я — фаталист. Верю в свою звезду.

 При этом кавторанг рассмеялся своей дерзкой открытой улыбкой. Улыбкой морского волка...

 - Сложнее будет потом. Нам предстоит не только удержать город, но и развить наступление! И здесь ваш опыт снабженца может очень пригодиться... Вы понимаете меня, Константин Александрович?

- Служу России! - решительно ответил молодой офицер.

- Вот и прекрасно! Значит, понимаете! - обрадовался Чаплин, пожав руку Константину. - Завтра проверю вас в деле. А теперь отдыхайте.

 Он вспомнил одну важную деталь:

- У вас есть, где остановиться в Архангельске? Это вопрос серьезный. Если нет, то лучше не рисковать зря в поисках квартиры. Я предоставлю вам ночлег вместе с офицерами из Вологды.

 - Спасибо, Георгий Ермолаевич! У меня есть, где остановиться, - ответил Константин.

- Хорошо... Тогда жду вас завтра вечером здесь же! И прошу на улицах быть предельно осторожным. Местные чекисты зверствуют. Хотя и сидят уже на чемоданах... Ну, до завтра!

 

Глава 2

 

Покинув квартиру кавторанга Чаплина, или, как следовало говорить для конспирации, сотрудника английской военно-морской миссии капитана Томсона, Константин Саврасов, вопреки всем мерам предосторожности, направился к набережной Северной Двины. Впрочем, форму железнодорожного инженера с подлинными документами на имя уже умершего человека можно было считать надежным прикрытием.

Константин полюбил Архангельск в 1916 году, когда он прибыл сюда служить в военный лазарет еще совсем желторотым офицером, только что закончившим школу прапорщиков в Москве. Молодой человек восхищался сизыми, казавшимися бескрайними просторами устья Северной Двины. Он любовался широкими панорамами этой великой и обворожительной реки, далекими и близкими островами, завидовал первооткрывателям новых земель, славным мореходам, трудолюбивым сильным духом поморам, ежечасно работавшим у пристани при своих судах.

Архангельск казался Константину уменьшенной до размеров губернского города копией Петербурга. Очень многое здесь напоминало ему столицу. Северная Двина у мыса Пур-Наволок напротив старинного гостиного двора – это как Нева, но только еще шире. А уж с матушкой-Волгой в Ярославле вообще не сравнить. А Соломбальские острова, видневшиеся вдали, где речка Кузнечиха впадала в Северную Двину, и где царь Петр основал первую в России судоверфь – это как Васильевский остров в Петербурге.

Архангельск расположен на многих островах. Их около двухсот – больших и малых. Но главных районов здесь два. Это «Город» или городская часть, городской остров, очень протяженный с изгибом в районе мыса Пур-Наволок. Как в Петербурге, он опоясан Обводным каналом. Второй большой район города – Соломбала. Это рабочий район.

Городская сторона – административный центр Архангельска. Она выросла из небольшой деревянной крепости и гостиного двора для приема иностранных купцов. Гостиный двор своей архитектурой немного напоминает адмиралтейство в Петербурге. Впрочем, исторически адмиралтейство находилось в Архангельске на одном из Соломбальских островов вместе с судоверфью.

Длинные проспекты тянулись параллельно водной глади. Множество поперечных улиц начинались от Северной Двины и шли к Обводному каналу.

Любимое место отдыха архангелогородцев в летнее время – набережный бульвар, протянувшийся на север от рынка в центре города к Соломбальским островам. Его, конечно, не сравнить с Волжской набережной в Ярославле. Хотя он по-своему красив. С деревянными мостами через овраги и спусками к воде, беседками. Стоишь на бульваре и чувствуешь просторы необъятные – холодные северные просторы. Ветры, вызывающие разные мысли, в зависимости от настроения. Но чаще всего это романтика близости Белого моря – бескрайнего ледовитого океана. Океана, который вот уже здесь - рядом.

Вся набережная покрыта пристанями. Главная из них, Соборная пристань, расположена прямо напротив Троицкого Собора - это не далеко от гостиного двора. Возле самой воды – довольно грязно. Особенно много грязи обнажается во время отливов. А деревянная обшивка пристаней часто гниет, и запах стоит неприятный. Выше на набережной - дома богатых горожан и прекрасные старинные церкви с живописными главами, высокими колокольнями со шпилями. Они больше напоминают не ярославские, а вологодские храмы. Каждый из них уникален и неповторим. А как начинается колокольный звон, особенно в тихую осеннюю погоду, которая случается здесь редко - так душа радуется!

Но самая лучшая часть города – Троицкий проспект, протянувшийся от подворья Сурского монастыря на востоке городской стороны до военного лазарета на севере, где раньше служил Константин. Здесь находятся лучшие здания города. Иногда трехэтажные. Особняки местной элиты и коммерческие банки. Троицкий проспект вымощен булыжником, а тротуары на нем деревянные. По этой главной магистрали Архангельска ходит трамвай. Трамвай в поморской столице появился в 1916 году. Его рельсовый путь охватил всю центральную часть города с севера на восток.

А губернские и городские начальники пристроились не далеко от гостиного двора – на Ломоносовской площади, где стоит величественный памятник знаменитому холмогорскому, или, как принято говорить в России - архангельскому мужику. На Ломоносовской площади находятся губернаторский дом, губернские присутственные места, городская дума, полицейское управление, женская и мужская гимназии. Площадь украшают башни городской думы и пожарного депо. Они очень напоминают известную башню городской думы на Невском проспекте в Петербурге.

В городе есть еще один прекрасный памятник, вылитый в бронзе, - памятник императору Петру I и деревянный домик Петра на набережной Северной Двины.

Отойди от набережной Северной Двины два квартала – и каменных зданий ты почти не увидишь. Зато начинается изумительный по своей красоте деревянный Архангельск. Были здесь дома с классическим декором и с модерном – недавним еще не ушедшим стилем. Дома с разнообразной по узорочью пропильной резьбой.

Были дома типовые - с эркерами на углу или с выступающими ризалитами в центре и по бокам. Часто эркер завершался интересным шатром над крышей.

Но с благоустройством в этой части города дело обстояло плохо. Улицы не замощенные, осенью и весной утопающие в грязи, а тротуары деревянные, как в городах средневековой Руси. Назывались они мостками.

Константин вышел на набережную Северной Двины возле Соборной пристани и почувствовал, как и раньше, как еще почти месяц назад неудержимо-манящий дух свободы. Он любил этот город! И все, что произошло с ним еще совсем недавно в Ярославле – это как сон. Словно и не было ничего. Словно Константин всегда оставался здесь, в этом сказочно-прекрасном русском северном Архангельске, столице Поморья.

На Соборной пристани он увидел большое скопление людей возле пароходов. Это были чиновники советских учреждений губернского города. Они грузили на палубы чемоданы, ящики и мешки.

«Готовятся к эвакуации! – подумал Константин. – Вот – прямое доказательство того, что советские руководители губернии уже сидят на чемоданах. Об этом рассказал ему Чаплин. Если уже сегодня тут такое столпотворение, то, что же будет завтра?».

Молодой человек не знал, что еще накануне, 30 августа, английская эскадра направилась из Мурманска в Архангельск, чтобы занять город. Но Константин всем своим существом ощущал приближение каких-то новых, грандиозных событий. Событий, которые сыграют важную роль и в его жизни.

Наслаждаясь видами Северной Двины, он одновременно думал, где лучше остановиться на эту ночь. Всего было несколько вариантов. Военный лазарет, где жил офицер после приезда в Архангельск в 1916 году, конечно, имел служебные квартиры. Там его хорошо знали. Но неожиданное возвращение на старое место службы спустя месяц после демобилизации, да еще из охваченного контрреволюционным выступлением Ярославля, могло бы вызвать нежелательные предположения.

Вторым вариантом был дом друга и начальника по работе в архангельском лазарете – поручика Степана Яковлевича Климова. Но тот был женат и жил с семьей. Впрочем, остановиться у него на одну ночь, на худой конец, представлялось возможным. Человек он надежный. К тому же, как сказал Чаплин – участник белогвардейского подполья.

И оставался еще один вариант, о котором Константин просто мечтал. С июля 1917 года по июнь 1918 он снимал комнату в частном доме дворян Горюновых на Воскресенской улице в двух кварталах от Соборной площади.

Жизнь в доме Николая Сергеевича Горюнова, чиновника среднего ранга из Архангельского губернского правления, вызывала в нем сильные, ностальгические чувства. Вечера, проведенные в доме Горюновых, казались ему самыми теплыми, светлыми и романтическими из всех вечеров, какие он знал в своей жизни. И все это благодаря дочери хозяина, двадцатилетней Екатерине Николаевне. С ней Константин познакомился в военном лазарете.

В то время девушки из многих дворянских и купеческих семей Архангельска считали своим долгом бескорыстно помогать раненым. Это был особый патриотический порыв, охвативший город.

Екатерина или Катя, Катюша, как иногда ласково называл ее Константин, обладала характером открытым, светлым и жизнерадостным. По натуре активная и трудолюбивая, она прекрасно играла на рояле и пела, рисовала и вышивала, знала в совершенстве несколько иностранных языков, писала стихи и даже, что странно в ее возрасте – политические и философские размышления на тему улучшения жизни в России.

Каждый день она готовила себя к какому-то важному, высшему призванию или служению. Перечитала почти всю библиотеку отца. Впрочем, домашней библиотеки ей было явно недостаточно, и она часто посещала городскую читальню. Девушка проводила там многие вечера.

Екатерина прекрасно владела несколькими востребованными в Архангельске профессиями. Она закончила секретарские и бухгалтерские курсы, работала помощницей управляющего в частной торгово-мореходной компании, которая вела свои дела с Англией и США. Иногда подрабатывала на переводах документов, а когда в Архангельск приезжали из-за границы торговые партнеры компании – сопровождала своего начальника и разговаривала с гостями на английском.

Ее теплый, искренний, немного лукавый взгляд, мягкая улыбка, тонкие изящные губы, линии немного скругленных приподнятых бровей добродушная манера общения выдавали в ней польку по матери. Но мать Екатерины умерла очень рано. А еще был в ее душе сильный, духовный стержень и постоянство. Видимо, эти качества перешли девушке в наследство от отца, коренного архангелогородца, дворянина, человека сильного и волевого, убежденного государственника и последователя идей Петра Аркадьевича Столыпина.

Катя Горюнова - это была настоящая звезда для такого северного и провинциального города.

Трудно сказать, чем простой парнишка-прапорщик из ярославского села Диево-Городища так приглянулся ей. Ведь Константин не обладал и десятой долей тех достоинств, которые имела она. Добродушный и простой, немного застенчивый, выпускник реального училища с некоторой тягой к техническим наукам и искусствам, он, конечно, стремился стать настоящим офицером, человеком чести и долга. Быть может, он нравился ей своей крестьянской простотой, неискушенностью в интригах и искренностью. Редкие моменты их общения всегда были приятны для обоих.

Под влиянием Катюши Константин начал изучать английский язык, хотя никогда не имел склонностей к этому.

Быть может, глядя на Екатерину Горюнову, эту прекрасную леди, молодой офицер занялся самосовершенствованием. Он начал делать из себя настоящего мужчину – пошел в гимнастический зал и взял уроки бокса.

Как-то в июле 1917 года, проэкзаменовав Константина по английскому, Катя искренне покачала головой и сказала, что его знания оставляют желать лучшего. И неожиданно предложила себя в качестве учительницы. Это был, конечно, очень лестный и дружеский поступок. Отказаться от такого предложения Константин не смог. Кроме того, она предложила офицеру переехать в дом своего отца за весьма умеренную плату. Денег в семье Горюновых часто не хватало, и отец, подобно другим домовладельцам Архангельска, выделил несколько комнат первого этажа для постояльцев.

Под руководством такой обаятельной и талантливой наставницы дело изучения английского вскоре пошло на лад. Катя изобрела для своего друга особую методику, которая была не очень утомительной и интересной. В то же время – результативной. Молодой офицер сам удивлялся и не узнавал себя, когда заговорил в порту с английскими матросами, и те начали его понимать. А Катюша весело от души смеялась, когда он делал ошибки.

Иногда, поздними вечерами, свободными от службы в лазарете Константина и работы в городской читальне Екатерины, молодого офицера приглашали в просторную и теплую гостиную на втором этаже дома Горюновых. Катюша прекрасно пела, играла на рояле, а отец разговаривал с ним о Ярославле, военных и политических делах, давал для чтения свежие архангельские газеты. И, несмотря на некоторую стеснительность Константина – в политических делах он был полным профаном, такие вечера позже офицер вспоминал как самое лучшее и прекрасное, что было у него в жизни. Незабываемые вечера в доме Горюновых скрасили серые будни его скучной повседневной службы.

Нагулявшись по городу, в девятом часу вечера Константин свернул на Воскресенскую улицу к своему любимому архангельскому дому, который еще издали манил его изящным шатровым силуэтом над эркером парадного входа. Таких домов в Архангельске встречалось, конечно, не мало. Но этот был особенным. Потому что он излучал тепло и уют семьи Горюновых.

Дверь открыла единственная служанка, горничная Арина Карповна. Розовощекая, полная женщина средних лет сразу узнала офицера и обрадовалась.

- Константин Александрович, какими судьбами!? А мы уж и не чаяли вас увидеть. И комната ваша пустует...

- Потом, Аринушка, все потом расскажу..., - улыбнулся он. – А хозяева дома?

- Душенька наша, Екатерина Николаевна, как раз дома! А батюшка ее в гостях.

- Тогда я уж так, без представления, - рассмеялся молодой человек, быстро направляясь по лестнице на второй этаж. – Пусть это будет для нее сюрпризом.

- Конечно, Константин Александрович, - отмахнулась Арина Карповна и радостная побежала на кухню.

Константин тихо, почти на цыпочках дошел до сеней второго этажа и прислушался. Из гостиной доносилась музыка рояля. Девушка пела. Она не замечала его, сильно увлеченная своим занятием.

Константин осторожно вошел и замер у двери, ожидая, когда хозяйка заметит. Он очень волновался. При этом лицо Константина светилось в счастливой улыбке.

Наконец, девушка почувствовала, что в гостиную кто-то вошел и обернулась.

- Костя!? – воскликнула она радостно.

- Я, Екатерина Николаевна, честь имею! Простите, теперь уже на гражданской службе… Инженер по железнодорожному ведомству.

 Она подбежала к нему, все еще сильно удивленная.

- Костя, но как?

- Вот так, - рассмеялся он. – Приехал по делам строительства. На неделю.

Девушка была очень изумлена его ответом. Она немного покраснела от волнения. Подошла к нему ближе.

- Какому строительству? – спросила Катя в недоумении. – У нас тут, Костя, не строительство. У нас тут скоро гости пожалуют – англичане и французы…

 Она посмотрела на него пристально, снизу вверх, так как была ниже ростом.

 Константин сразу понял, что зря сказал это слово – «строительство». Видно, тоже волновался. Лучше бы говорил «проверки железных дорог». Это более правдоподобно. Но теперь уже поздно. Нужно как-то выкручиваться, либо признаваться во лжи.

 И решил признаться. Потому что Катя Горюнова была надежной подругой.

- Извини, я солгал, - согласился он, мягко дотронувшись до протянутой руки. – Но позволь мне пока не говорить правду?

Девушка задумалась.

- У вас же там, в Ярославле, восстание? Мы наслышаны уже. Кажется, оно подавлено…. А ты, может быть, в нем участвовал? – догадалась она.

- Ты очень проницательна, но я не уверен, что..., - растерялся он, сомневаясь, нужно ли полностью раскрываться перед Катей.

Хотя он понимал, что может ей доверять.

 – Да, я бежал из Ярославля, - наконец, сознался он. - И думал пока остановиться у вас. Хоть ненадолго. Но, может, лучше уйти?

Девушка решительно взяла его за руку и усадила на диван. Она сверкнула своими очаровательными глазами, жаждавшими откровенности.

- Ты, что, как не родной? – рассердилась Катя. – Или мы с тобой мало знакомы... ? Ты боишься меня? Надеюсь, ты знаешь, что я тебя не выдам! Что каждое твое слово, сказанное в этом доме, здесь же и умрет!

Затем дружески дотронулась до его руки и улыбнулась.

- Костя, как я рада! Не тяни! Рассказывай!?

Почувствовав теплоту знакомой обстановки, Константин, наконец, решился многое ей рассказать.

- Я, Катя, воевал в Ярославле на стороне добровольцев. Когда наше восстание подавили, с огромной жестокостью, двоюродная сестра Надя нашла для меня форму железнодорожного инженера. И я решил переждать пока в Архангельске. Ну… когда все утрясется…

- Когда все утрясется? - удивилась девушка. – Мне кажется, ты опять что-то не договариваешь!? Ну, какой здравомыслящий человек поедет сейчас в Архангельск, зная, что здесь вот-вот может начаться то же самое, что и в Ярославле? С одной войны на другую! Нет, Костя! Не прятаться ты сюда приехал, а воевать дальше. Или, думаешь, я не понимаю, зачем в город вереницей едут офицеры из Вологды и Петрограда. Проскочил ты, однако! Молодец!

Константин сидел около Кати, как провинившийся школяр. Но перед ним была не учительница, как раньше, а настоящая дама – умная и красивая. Эта дама с восхищением глядела на него.

- Что ж, Екатерина Николаевна! – сказал он. – Вы очень умны и проницательны. Но, я же, могу вам доверять?

- Конечно, можешь, Костя! – улыбнулась девушка. – И никуда ты от нас сегодня не пойдешь! Так и знай! Комната твоя свободна. Никем не заселяли. Живи, сколько хочешь. Да и батюшка тебе рад будет. И вообще, говори со мной на ты! Как раньше!

- Я не сомневался, что ты так скажешь, - обрадовался Константин.

- Как я рада Костя, что ты снова у нас! - повторила Катя и дружески прильнула к нему. – Ты не представляешь, что сейчас творится в городе. Паника! Столпотворение! Большевики собирают чемоданы. Завтра побегут, сломя голову от союзников. Думаю прямо до Котласа или до Великого Устюга побегут… Точнее поплывут без остановки. Народ наш архангельский советскую власть не любит. Мы же – свободные поморы! А наших крестьян и горожан пытаются насильно мобилизовать в Красную армию. Да только никто этим злобным большевикам, разогнавшим Учредительное Собрание, служить здесь не будет! И немало они уже дров наломали! Невинных людей расстреливают! Их рейды по уездам –как шайка бандитов! Похоже, завтра днем или ночью будет переворот… Все здесь об этом только и говорят.

Константин понял – девушка уже много о чем догадывается.

 

Глава 3

 

Вечером 1 августа горничная Арина Карповна прибежала домой возбужденная. Весь день лил дождь, и она сильно промокла. Ее пухлое лицо светилось от счастья. Увидев Константина, комната которого находилась прямо у входа, она воскликнула:

- Что в городе-то творится, Константин Александрович! На рынке все только и говорят – идет бой у острова Мудьюг! Союзники на кораблях вот-вот прорвут оборону Архангельска и войдут в устье Северной Двины. Не иначе как завтра будут здесь!

- Народ этому рад? – притворно удивился Константин.

- А то, как же! Хватит, накушались советской власти! Бандит на бандите и бандитом погоняет…, - с явным негодованием отреагировала служанка. – Не власть, а одно беззаконие! Но теперь их время кончилось! Вы бы знали, что происходит сейчас у Соборной пристани!?

- А что, Аринушка?

- Там настоящее столпотворение! Большевистское руководство Архангельской губернии бежит! Толкотня, ругань, давка. Все с портфелями и чемоданами, ящики с документами тащат, загружают на пароходы.

«Значит, пора!» – подумал Константин, доставая из кармана часы.

Хотя до сбора на квартире у Чаплина время еще оставалось, молодой человек начал собираться.

- Костя, ты куда? – вдруг раздался сверху, с лестницы, голос Екатерины. Она тоже была очень сильно взволнованна.

Константин остановился.

- Ты все и так поняла, Катя! – ответил он. – Уже пора!

Девушка быстро сбежала вниз и серьезно посмотрела на него.

- Не будем играть в прятки! – сказала она – Все равно уже ничего не изменить! Давай так – откровенность за откровенность! - Мы должны друг другу доверять. Я, кажется, знаю, куда ты собрался. Ты идешь на встречу с вашим предводителем Томсоном-Чаплиным? Скоро начнется восстание…

Молодой человек опешил. От Екатерины Горюновой он никак не ожидал услышать такие слова.

- Откуда ты все знаешь? – удивился Константин, схватив Катю за руку и закрыв за ней дверь в своей комнате. – Это ведь секретная информация, которой обладают не многие….

Не спеша с ответом, девушка подошла к окну и закрыла форточку, уселась перед ним на кресло и мило улыбнулась.

- А ты думаешь, только мужчины делают перевороты? – начала она загадочно, с вопроса. – Нет, Костя! Я тоже – член добровольческого подполья. И понятно было с самого начала, что ты приехал сюда воевать…

- Вот как? – еще больше растерялся Константин. Для него это был шок.

- Ты тоже сотрудничаешь с Чаплиным?

- Нет, не с Чаплиным, - рассмеялась она. – С Чайковским, если на то пошло!

- С Чайковским? А кто это?

- Вот видишь, ты даже не знаешь! – ответила девушка с лукавой искоркой в глазах. – А если я скажу что он - известный композитор, музыкант? Поверишь?

- Нет, Катя! Тот Чайковский давно умер, - серьезно ответил Константин. – Ты меня, пожалуйста, не разыгрывай. Не до того мне сейчас.

- Хорошо, скажу, - согласилась Катя. – Раз уж мы договорились быть откровенными друг с другом... Это Николай Васильевич Чайковский. Он представляет в Архангельске законную власть. Он – член разогнанного большевиками Учредительного Собрания и руководитель подпольной организации «Союз возрождения России».

 Катя перевела дух. Потом добавила:

- Так что не один Чаплин делает переворот в Архангельске. Здесь работают несколько организаций.

- Теперь понял, – наконец, дошло до Константина. – Значит, Чайковский возглавляет одну из организаций?

- Не совсем так, - поправила его подруга. – Чайковский во главе всего восстания, но он - политик, а Чаплин руководит военным штабом по захвату власти в городе.

- То есть, они за одно... ?

- Заодно…, - согласилась Катя, задумавшись. – Они действуют вместе.

- Ну а ты-то как там оказалась, в добровольческом подполье? – все еще недоумевал Константин. – С этим, как его – Чайковским?

- Через наших местных, - ответила она уклончиво – Ты все равно их не знаешь. И это сейчас не важно. Потом расскажу.

- То есть, ты вступила в тайную организацию «Союз возрождения России»?

- Считай, что так, - согласилась она, встав с кресла. – Но ведь и ты тоже вступил. Я так полагаю в «Союз защиты Родины и Свободы»?

- Можно сказать и так, - кивнул Константин.

Екатерина все поняла и больше, казалось, у нее не было вопросов.

- Тогда иди! С Богом, Костя! – теперь уже по-деловому сказала она, нежно дотронувшись до его руки. – Ты настоящим мужчиной стал, твердым в своих убеждениях!

Только теперь он заметил, что Катя смотрит на него иначе - как женщина.

Она была красивой и смелой. Верным другом! Константин осторожно окинул ее взглядом, и в его сердце тоже вспыхнуло ответное чувство. Ответный огонь… Тот самый огонь, который долго дремал в Архангельске и вдруг пробудился именно сейчас.

- И я скоро пойду, - добавила девушка. – У нас в штабе Чайковского тоже ночь будет не легкой. Нам предстоит подготовить обращение к жителям Архангельской губернии от будущего правительства, которое сформируют уже завтра, когда город очистят от большевиков. И другие воззвания.

- Уж не собираешься ли ты войти в это правительство? – заинтересовался Константин.

- А много будешь знать – скоро состаришься! – мягко погрозила она пальчиком.

Этот жест почему-то напомнил ему Валентину Барковскую. Такая же загадочная. Хотя Катя – более искренняя и открытая, более прямая, что ли… Напористая. И не только этим они отличались. Валентина любила блеснуть своим артистизмом. А Катя на актрису мало походила.

При воспоминании о потерянной навсегда женщине Константин тяжело вздохнул. Это сразу заметила внимательная ко всему Екатерина Горюнова.

- Я тоже волнуюсь, - сказала она. – Но тебе будет труднее. Бог даст – все получится! Если большевистское руководство губернии бежит – значит, защищать город они не очень-то собираются. И мы победим!

 

Глава 4

 

Константин вышел из дома Горюновых, когда на улице уже смеркалось. Еще неделю назад он застал бы здесь белые ночи. Но период белых ночей в Архангельске прошел. Живописный красно-розовый закат висел над городом. Где-то над Соломбальскими островами. Именно там предстояло Константину проявить себя.

 На Троицком проспекте в этот поздний час народ еще не рассеялся, как бывало обычно в другие дни. Мимо него проходили группы людей: офицеры, матросы, крестьяне. Горожане разговаривали между собой. Обсуждали новости и поспешную эвакуацию советских руководителей Архангельской губернии.

 Группы крестьян двигались по направлению к Кузнечихинскому мосту. Этот деревянный мост соединял городскую часть и Соломбалу через широкое устье реки Кузнечихи.

 Над Архангельском нависло ожидание какого-то рокового перелома. Новой эпохи... Похоже, многие здесь ее ждали с нетерпением.

 На явочной квартире у кавторанга Чаплина в назначенный час было не протолкнуться. Сигаретный дым валил клубами. Офицеры нервничали, курили. Но настроение у всех было приподнятое. Наконец-то дождались этого решающего момента!

 В центре большого стола восседал сам Георгий Ермолаевич Чаплин в форме английского морского офицера. Рядом находился еще какой-то молодой господин с портфелем. Он все время просматривал свою записную книжку. Видимо, это был помощник Чаплина или кто-то из лидеров предстоящего восстания.

- Костюха, какими судьбами!? - услышал Константин давно знакомый голос высокого худого офицера, и перед ним предстал жизнерадостный Степан Яковлевич Климов, поручик, начальник Саврасова по Архангельскому военному лазарету.

 Он восторженно обнял молодого офицера.

- Из Ярославля! К нам! - ликовал Климов. - Похвально! Как там у вас? Слышал, подавили ваше восстание?

- Подавили…, - вздохнул Константин.

- Знаю. Сочувствую. Но ничего, Костя, теперь мы расквитаемся с ними по полной программе здесь, в Архангельске! Пробил час расплаты!

 В это время к ними подошел еще один приятный, интеллигентного вида мужчина с небольшой бородкой в гражданском костюме.

- Знакомые все лица! - радостно сказал он Константину, пожав руку.

 Это был Николай Александрович Старцев, человек лет сорока, член кадетской партии, депутат IV Государственной Думы, а в недавнем прошлом товарищ председателя городской управы, всем хорошо известная в Архангельске личность. Теперь он издавал в городе собственную газету.

- Послужим Отечеству! - добавил Старцев, направляясь к Чаплину.

 Он занял место рядом с кавторангом и уже сидевшим с ним молодым помощником.

- Начнем, Господа! - хлопнул рукой по столу Георгий Ермолаевич. - На все про все времени у нас мало.

 Здесь собрались представители трех патриотических организаций. «Союз офицеров», который представляю я. «Союз возрождения России» представляет Сергей Семенович Маслов, член Учредительного Собрания из Вологды.

 При этих словах молодой человек, сидевший по правую руку от Чаплина, быстро кивнул головой в знак согласия.

- И третью, местную организацию «Национальный фронт» возглавляет Николай Александрович Старцев.

 Мы собрали сейчас военный штаб наших организаций, - продолжал Чаплин, оглядывая присутствующих. - Большинство из вас — опытные офицеры, руководители боевых отрядов.

 Наша задача - быстро овладеть Архангельском, разоружить 1-й Советский полк, посты на улицах, взять под контроль все органы власти большевиков, штаб Архангельского военного округа, банки, вокзал, электростанцию, почту, телеграф, телефонную станцию, речные пристани и Соломбалу вместе с морским портом. На Соломбале необходимо перекрыть выходы с предприятий, занять все причалы и пароходные конторы частных компаний. Захватить все корабли.

Он сделал многозначительную паузу:

- Разведка донесла, что эскадра союзников уже в устье Северной Двины и пройдет завтра по Маймакскому рукаву. Наша задача — обеспечить им беспрепятственное продвижение вдоль Соломбалы!

 Этот участок для нас наиболее сложен, - продолжал Чаплин. – Потому что непредсказуем. Есть моряки, сочувствующие большевикам. Но, надеюсь, таких не много. Большинство, думаю, на нашей стороне, как и рабочие многих заводов. Тут главное не перегнуть палку. Всем руководителям боевых отрядов я строго-настрого приказываю не производить никаких самосудов! Никаких отправлений «в расход»! Мы — законная власть и должны соблюдать букву закона! Красный комиссар Кедров уже перегнул палку, и народ теперь на нашей стороне. Не уподобляйтесь этим преступникам. Учитывайте, что у многих сторонников большевиков есть родственники. Каждая допущенная нами ошибка может дорого стоить.

- А если красные применят оружие? - не выдержал один решительного вида офицер.

- Только в этом случае разрешаю стрелять. Действовать четко, грамотно по обстоятельствам и ранее разработанному плану! Арестованных отводить в полицейские участки! Всем все ясно?

 Офицеры начали переглядываться друг с другом. Некоторые закивали головой.

- Это хорошо, - заключил лидер восстания. - Не будем терять времени. Мы решили, что Соломбалу возьмут под свой контроль крестьянские отряды, которые, как я понимаю, уже в городе?

 При этих словах Георгий Ермолаевич переглянулся с Масловым.

 Тот еще раз кивнул.

- В таком случае, господа, прошу подняться тех, кто задействован на Соломбале! И вы, Константин Александрович! - вспомнил он, заметив Саврасова. - Отправляетесь на Соломбалу вместе с Масловым и Климовым! Старшие товарищи вам все разъяснят. Возглавите один из крестьянских отрядов!

 

Глава 5

 

Когда над Архангельском еще царила темная ночь, группа заговорщиков, в которой находился и Константин Саврасов, пересекла деревянный мост через широкое устье реки Кузнечихи и оказалась на Соломбальских островах. Местом общего сбора была выбрана площадь перед величественным Спасо-Преображенским морским Собором.

Константин был удивлен, насколько плохо большевики подготовились к возможному выступлению добровольцев. Он, конечно, не считал себя военным стратегом, но прекрасно понимал, что можно было легко установить заслоны на мостах и изолировать одну часть города от другой. Но ничего подобного сделано не было. Создавалось впечатление, что большевистские руководители чуть ли не добровольно передавали Архангельск в руки белогвардейцев и их союзников. Губисполком бежал. А оставшиеся в городе войска Красной армии оставлены на произвол судьбы.

Так на самом деле все и было. Позже Константин узнал, что штаб обороны большевиков и большая часть красных отрядов по спешно разработанному плану были переброшены на левую сторону Северной Двины в Бакарицу и Исакогорку.

Соломбальские острова представляли собой огромный городской район, грязный и почти неблагоустроенный, с преобладающей деревянной застройкой. Здесь находилось много промышленных предприятий, порты, морская таможня, лоцманская контора, флотские казармы, подворье Соловецкого монастыря и огромный рабочий поселок. От моста через Кузнечиху с юга на север Соломбалы пролегал длинный Никольский проспект, выполнявший роль главной магистрали островов. От набережной Северной Двины, как и на городской стороне, начинались поперечные улицы с интересными названиями - Английская, Французская, Норвежская, Шведская, Прусская и Датская. На набережной Северной Двины находились пристани судоходных компаний.

А вот и площадь перед Спасо-Преображенским морским Собором. Здесь уже собрался народ. Группами стояли крестьяне и горожане – активисты-добровольцы из квартальных комитетов Архангельска. Некоторые из них держали в руках винтовки, обернутые тряпками или мешками. Все ждали сигнала к началу восстания.

 Вперед вышел Сергей Семенович Маслов. К нему подбежали руководители крестьянских отрядов.

 Константин, как командир будущего отряда, тоже направился к Маслову.

- Занимаем флотские казармы, ставим посты на заводах, - доносились до него слова молодого лидера. – Выходим на набережную Северной Двины и берем под контроль все причалы, все морские и речные суда. Кто оказывает сопротивление – арестовывать и под конвоем сопровождать в полицейскую часть! Стрелять только в случае крайней необходимости!

Руководители отрядов быстро распределили людей и подконтрольные районы между собой. Константину с его крестьянским отрядом примерно из тридцати человек предстояло занять одну из самых отдаленных улочек Соломбалы – Прусскую улицу, выходящую к пристани Шмидта. Здесь же находилась пароходная контора «Шмидт и Андерсон».

Через некоторое время, сжав в руке револьвер, Константин решительно скомандовал членам своего отряда следовать за ним и первым побежал по мосту через Адмиралтейский канал. Крестьяне не заставили себя долго ждать.

Взять контору «Шмидта и Андерсона» оказалось не сложно. Перепуганный сторож сам открыл добровольцам все двери. В том числе в помещение кассы. Константин, как и следовало по инструкции, быстро опечатал кассу и поставил возле нее часового. Сам же вместе с другими людьми направился к пристани.

Вход на пристань охраняли двое матросов с винтовками. Увидев перед собой большой отряд вооруженных людей, они с испугу побросали винтовки и хотели бежать.

- Стойте! Мы вам ничего плохого не сделаем, - успокоил их Константин. – Но винтовки заберем, а вас пока отправим в полицейский участок. Потом после проверки отпустим.

- А кто вы? – дрожащим голосом спросил его уже не молодой, худощавый матрос.

- Мы – народная добровольческая армия Северной области! – быстро ответил офицер. – Сегодня ночью власть большевиков в Архангельске пала!

- А зачем нас в участок? – испугался пожилой мужчина. – Мы же – не военные моряки. Просто охрана порта. Мы решили, что вы – бандиты. Тут по ночам много разных уголовников бродит. Ищут чем бы поживиться. А если вы народная армия, то мы вас завсегда поддержим! И готовы помочь!

- От помощи не откажемся, - согласился Константин. – Тогда укажите, где живут большевики или сочувствующие им матросы?

Пожилой задумался. По выражению его лица было видно, что он, отнюдь, не сочувствовал большевикам.

- Таких что-то даже не припомню. Если только во флотских казармах.

- Пишите всех, кого вспомните! - скомандовал Константин. – Вот в этой сторожке садитесь и пишите. И как можно быстрее!

- Как угодно, ваше благородие! – согласился матрос.

Он сказал «благородие». Константин задумался. На нем была все та же форма железнодорожного инженера. В спешке молодой человек не успел даже повязать на руку георгиевскую ленточку. Но пожилой матрос все равно узнал в нем «благородие». Это обрадовало и рассмешило Константина. Все же офицер он не дворянского происхождения. Такой же крестьянин, как и большинство членов его отряда. Ему сразу вспомнилась забавная поговорка времен военной мобилизации:

 

«Был вчера я дворником, звать меня Володя,

 А теперь я прапорщик – ваше благородие…»

 

 Константин вошел вместе с матросом в небольшую тесную деревянную сторожку возле пристани. Моряк зажег керосиновую лампу, начал вспоминать и писать.

Записав несколько фамилий, он протянул листок Константину.

- Это – самые злобные большевики в Соломбале. Здесь их знают все. На счет других грех на душу не возьму. Мало у нас сочувствующих…

- Хорошо! – деловито согласился Константин, протянув листок своему помощнику – молодому прапорщику. - Беги к поручику Климову во флотские казармы, передай список – пусть поищут этих людей! Скажи – большевики и их сторонники!

Посыльный тотчас побежал выполнять приказ.

Между тем, пожилой матрос явно хотел что-то еще сказать Константину. Выждав удобный момент, он произнес.

- Ваше благородие! Всего час назад от нашей пристани латышские стрелки вывезли деньги из конторы «Шмидта и Андерсона». На небольшом пароходе.

- Не то я смотрю, что-то мало денег в кассе осталось.

- Там было несколько портфелей с деньгами. Не иначе как цельный миллион…, - заметил моряк. – Догнать бы их…!? Чай, не далеко ушли вверх по Двине! Сильно груженое у них суденышко было…

Константин задумался. Конечно, был приказ не покидать порта. Но он понимал, что деньги точно понадобятся на формирование народной армии.

- Дело говоришь, - согласился офицер. – Но как их догнать? Я не моряк. Наверно, нужен быстрый пароход?

- Так мы все мигом организуем, - засуетился его собеседник. – Я сам – рулевой. Сейчас, погодите, ребят позову! А вы дайте нам человек десять с винтовками. Этого хватит. Или сами с нами поезжайте!?

- Пожалуй, поеду с вами! - твердо решил Константин. – Хорошо! Даю вам время – зовите моряков себе в помощь!

Михалыч, – так звали пожилого матроса, не соврал. Вскоре он вернулся с командой из четырех человек. Константин тоже взял с собой десять добровольцев. Других бойцов своего отряда он оставил в конторе и на пристани – на важных постах. Остальных отправил во флотские казармы на помощь к поручику Климову. Там работы было больше. А этот участок оказался относительно спокойным.

Моряки и вооруженные крестьяне подошли к небольшому быстроходному пароходу с пулеметом на борту. Его рекомендовал Михалыч. Только на нем можно было догнать недавно ушедшее из порта судно с деньгами конторы «Шмидта и Андерсена», которое охраняли пятеро вооруженных латышских стрелков.

Моряки свое дело знали. Когда рассвело, шустренький пароход на всех парах вылетел из Маймакского рукава в акваторию широкой Северной Двины. Константин распорядился привязать к одной из мачт российский торговый флаг. Это было нужно для того, чтобы случайно с берега не открыли стрельбу добровольцы.

Повернувшись назад, офицер увидел, что за ним следует еще один корабль из Северодвинской флотилии. И тоже под российским торговым флагом.

Вот перед Константином предстал великолепный правый берег Северной Двины. Городская сторона с белокаменными церквями и торговыми рядами вырисовывалась на фоне легкого утреннего тумана. Молодой человек был восхищен этим чудесным видом нового дня, предвещавшего большие изменения в его жизни. Душа Константина ликовала. Его легкие жадно вдыхали прохладный ветер могучей реки.

«Что ж, поборемся за тебя, Север! – решил он. – Теперь ты мой новый дом! А в Ярославль неизвестно когда еще вернусь…».

Пока он мечтал о будущем, в Архангельске многое уже свершилось. Конно-горский полк под командованием бесстрашного ротмистра Берса, перешедший в эту ночь на сторону добровольцев, уже почти овладел центром города. Советские учреждения оказались заняты его «дикими» бойцами, одним своим видом внушавшими страх и бросавшими красноармейцев в бегство. Тем не менее, в центре города стреляли. Кое-кто все же сопротивлялся. Но эти очаги были малы и разрозненны.

Ранним утром восставшие блокировали казармы 1-го Советского полка. Броневик с пулеметами, вставший у ворот гарнизона, не оставил красноармейцам выбора. А те даже и не пытались сопротивляться. Многие из них были насильственно мобилизованными и не желали воевать за большевиков.

Так весь центр города и Соломбала быстро оказались в руках повстанцев. Действия добровольцев проходили по четкому плану, разработанному Чаплиным и Масловым. Этот план был поддержан англичанами - генералом Пулем и адмиралом Кемпом. С красными отрядами, расквартированными в Архангельске, заранее велась большая подготовительная работа. Часть из них удалось переманить на сторону восстания или переподчинить, а других дезориентировать умелой антибольшевистской пропагандой.

Лидер восстания кавторанг Чаплин применил уже опробованную большевиками тактику и действовал против них их же оружием. В результате такого грамотного планирования и решительного натиска, семьсот отважных добровольцев смогли одолеть двухтысячный гарнизон Красной армии, преданный своими руководителями и сильно деморализованный.

Ночь восстания наглядно продемонстрировала, что даже Соломбала, рабочий район Архангельска, не поддерживал большевиков. Слишком далеки были они от народа, говоря словами того же вождя революции. Архангельские большевики оказались лишь оторванной от людей верхушкой, избравшей ложный командно-директивный стиль руководства. Ни на митинги, ни на заводы они не ходили. В плане агитации эсеры и меньшевики начисто обошли их. Зато большевистские руководители губернии наломали немало дров с реквизициями и мобилизацией. Принудительная мобилизация в Красную армию вызвала широкий протест среди населения Архангельской губернии и вылилась в череду громких крестьянских восстаний.

 Михалыч, моряк из Соломбалы, добровольно вызвавшийся помогать Константину, был не исключением. Так поступали в эту ночь многие рабочие и матросы – жители островов. Именно моряки предложили руководителям добровольческих отрядов догнать ушедшую вверх по Северной Двине флотилию Губисполкома с деньгами и незаконно изъятым, как многим казалось, добром.

Возле Исакогорки Михалыч заметил вдали медленно ползущий по воде небольшой пароход компании «Шмидта и Андерсона». Было понятно, что он перегружен, потому-то и плыл как черепаха.

- Ваше благородие, - обратился Михалыч к Константину. – Скоро мы их догоним! Готовьтесь брать судно на абордаж. Пулемет – заряжен!

- А рупор найдется? – задумался офицер.

- А то, как же!

Константин прикидывал, как поступить дальше.

Вот и трубы удирающего «Шмидта и Андерсона» показались впереди. Моряки принесли Константину бинокль. Он внимательно осмотрел судно врага. Да, Михалыч был прав. Пять латышских стрелков с винтовками охраняли груз.

Когда красные заметили, что их догоняют, они залегли на палубе и открыли стрельбу по пароходу Константина. Несколько пуль уже попали в рубку рулевого. Это становилось опасно.

- А ну-ка, друг, вдарь очередью по латышам! – попросил Константин матроса, который стоял у пулемета. – Что-то они обнаглели!

- Сейчас вдарим, ваше благородие! – живо откликнулся тот.

Пулеметная очередь прошла по борту вражеского судна выше ватерлинии. Стрельба сразу прекратилась. А через минуту пароход компании «Шмидта и Андерсона» остановился.

Константин взял рупор.

- Сдавайтесь! – предложил он. – Если сдадитесь, то обещаю – все останутся живыми до суда. Если нет – то пощады не ждите! Пленных не берем! Бросайте оружие!

Наступило затишье. Но не долгое. И вот латыши встали на палубе с поднятыми кверху руками.

Когда два парохода сблизились, офицер приказал пятерым бойцам своего отряда перебраться на палубу «Шмидта и Андерсона». Латышей связали и отвели в трюм. Вскоре и обещанные чемоданы с деньгами нашлись.

– Куда теперь прикажете, ваше благородие? – спросил радостный Михалыч.

- Теперь на Соборную пристань! – с чувством выполненного долга ответил Константин.

 

Глава 6

 

2 августа в три часа дня, сдав деньги пароходной конторы «Шмидта и Андерсона» в отделение государственного банка, Константин вышел на Соборную площадь. Архангельск был уже полностью в руках восставших. Стрельба на улицах прекратилась. Шел мелкий моросящий дождь, но народ все больше и больше заполнял центр города. Толпа зевак собралась возле величественного портика здания губернского правления, которое теперь охраняли солдаты и офицеры Беломорского конно-горского полка бывшей «дикой дивизии». Командир полка, ротмистр Берс с довольным видом геройского парня прохаживался у входа в казацкой папахе и малиновых галифе. На его сытой груди сверкал георгиевский крест, а через всю гимнастерку наискосок свисала ременная портупея с кавалерийской саблей.

Берс радовался не случайно. С легкой руки командира Конно-горского полка четыре миллиона рублей, захваченные при взятии штаба Архангельского военного округа, были розданы бойцам в качестве трофеев. Слух об этом быстро разнесся по городу.

Из здания губернского правления иногда выходил офицер, который сообщал горожанам свежие новости. Стало известно, что эскадра союзников приближается к центру города. Корабли англичан с полутора тысячным десантом уже плыли где-то в районе Соломбалы по Маймакскому рукаву. Эта новость вызвала бурю ликования у народа. Союзников воспринимали как друзей, спасителей Архангельска от гнета большевиков.

- А что происходит сейчас в здании губернского правления? – спросил Константин одного пожилого господина, стоявшего у парадной лестницы.

– Там формируется новое народное правительство русского Севера! – восторженно ответил тот. - Говорят, прибыли члены Учредительного Собрания вместе с самим Чайковским. Будет создана демократическая республика свободных поморов!

- А.. Чайковский…? – вспомнил Константин вчерашний разговор с Екатериной Горюновой. – Кто он такой? Чем знаменит?

Господин посмотрел на офицера немного снисходительно.

- Чайковский Николай Васильевич – это живая легенда, живой памятник русской революции! Это честь и совесть нашей России! Он народник, трудовик, член Учредительного Собрания! Большой умница! Ему сейчас около семидесяти лет. Всю свою жизнь Чайковский боролся за благо людей, за свободу против тирании и хочет создать в России царство очищенных духом, единение божественной и человеческой природы! Превратить человечество в богочеловечество! Вот так! Надеюсь, сегодня его изберут председателем правительства северной России!

«Странно! - подумал Константин. – Как можно думать сейчас о таких возвышенных материях, когда еще час назад на улицах Архангельска свистели пули, и главными аргументами в людском споре были пулемет, винтовка и револьвер…»

Между тем, народ все больше заполнял Троицкий проспект. На Ломоносовскую площадь, где стоял сейчас Константин, стали подходить хорошо одетые господа и дамы. Появились члены городской управы, архангельские купцы. Отцы города, одним словом. Народ чувствовал приближение какой-то новой эпохи в жизни губернии! Никто не хотел пропустить самого важного момента. Лица людей были радостные.

И вот на крыльцо губернского правления вышел все тот же офицер, который ежечасно объявлял новости.

- Господа! – сказал он. – Только что сформировано наше правительство. Оно будет называться «Верховным управлением Северной области»! Председателем правительства единогласно избран Николай Васильевич Чайковский!

«Ура!!! Чайковский! – заликовала толпа, и в воздух полетели шапки. – Хотим видеть Чайковского! Пусть Чайковский выйдет к народу!»

«Чайковский! Чайковский!» – вторили им другие.

Этот мощный взрыв народного ликования невозможно было удержать или игнорировать. Вся площадь теперь надрывно повторяла одно и то же слово. Слово-спасение! Имя-оберег! Наступала новая эпоха в жизни русского Севера! Вот он – коренной перелом…

Через некоторое время из здания на крыльцо стали выходить хорошо одетые, сильно уставшие, но энергичные и радостные люди. Государственные мужи! Среди них Константин сразу узнал Маслова. И где-то в центре этой процессии он, наконец, разглядел того, кого все ждали. Это был Николай Васильевич Чайковский – интеллигентного вида высокий крепкий старик с внушительной седой бородой и пронзительным смелым взглядом. Взгляд его излучал спокойствие, надежность и доброту. Чайковский был сосредоточен. Похоже, он и сейчас додумывал какие-то новые идеи.

Константин, сам не зная почему, сразу проникся уважением и доверием к этому человеку.

И вдруг он заметил за Чайковским еще одно знакомое лицо. С папкой в руках и бумагами вышла счастливая и веселая Екатерина Горюнова – его милая Катюша!

Несмотря на усталость после бессонной ночи, девушка выглядела бодрой. Казалось, она всем сердцем осознавала свою нужность и полезность общему делу.

Между тем, Чайковский собрался говорить. Он не спешил. Председатель правительства дождался, когда площадь замерла в ожидании. И неторопливо, с чувством важности каждого слова, начал:

- Господа и товарищи! Мне не столь важно, как вас называть. Главное, что все мы сплотились ради одной общей цели – спасения России!

Кто мы и зачем здесь появились?

Мы – представители законной, избранной всем народом власти, члены Учредительного Собрания.

 А Ленин, Троцкий и другие большевики попрали волю народа. Они разогнали избранное всем народом Учредительное Собрание…

 При этих словах тихий прежде голос Чайковского ожесточился.

- Но Россия восстала! Многие члены Учредительного Собрания перебрались в Самару, где сформировали законное правительство свободной демократической России – КОМУЧ. Это комитет членов Учредительного Собрания.

Мы же, пять членов Учредительного Собрания, уроженцы северных губерний, сегодня при вашей поддержке провозгласили в Архангельске «Верховное управление Северной области». Почему оно так называется? Потому что мы подчиняемся КОМУЧУ и старому генералу Алексееву, верховному главнокомандующему страны. Наша власть неотделима от всероссийской.

Он задумался.

- Но пока мы изолированы от восставших Сибири, Поволжья и Юга России. Поэтому, наше Верховное управление сейчас равносильно правительству самостоятельного государства. Все это временно, конечно. Но мы будем пробиваться при помощи наших добровольцев на соединение с главной народной армией Поволжья!

Чайковский на некоторое время замолчал. Чувствовалось, что ему эта речь давалась нелегко. Не был Николай Васильевич публичным оратором. Но он старался быть доходчивым. Чтобы люди поняли его. А народ с интересом слушал.

- Наше положение Северной области, - продолжал Чайковский, – наш успех будут зависеть от общих усилий. Для прорыва нужна сильная армия. Но ее пока у нас нет.

- А те, кто освободил Архангельск от большевиков!? – бросил ему какой-то молодой человек.

- Честь им и хвала! – ответил Чайковский. – Но этих сил пока хватит только для того, чтобы удержать столицу губернии. А нужна настоящая армия! Поэтому мы были вынуждены обратиться за помощью к союзникам – мировым державам Англии, Франции, США и другим членам военного блока «Антанта». Обратиться, чтобы спасти Родину и Революцию!

И наши союзники откликнулись. Они вот-вот будут в городе. Давайте встретим их как друзей со всеми почестями и исконно-русским, исконным поморским гостеприимством! А потом начнем формировать добровольческую армию Северной области, чтобы не только союзники, но и мы сами могли себя защитить. Мы приняли уже такое решение!

- Ура! – быстро отозвалась площадь.

- Что касается наших внутренних приоритетов…, - подчеркнул Чайковский. – Неизменным нашим идеалом является приверженность делу народной Революции! Служение демократии и социализму!

 Поэтому мы будем строить на севере России социалистическое государство, опираясь на волю народа и результаты выборов в Учредительное Собрание! Мы надеемся на широкую общественную поддержку и попытаемся найти разумные компромиссы между левыми и правыми партиями. Все мы — патриоты своей страны!

И поэтому важными задачами нашего правительства станут установление широких прав и свобод: свободы слова, собраний, митингов и демонстраций! Мы разработаем в Северной области передовое трудовое законодательство! Введем восьмичасовой рабочий день и социальное страхование! Пенсии и пособия станут нормальной практикой! Земля останется в собственности трудового крестьянства!

Мы вернем попранное большевиками, но показавшее свою эффективность земское и городское самоуправление. А все органы власти большевиков отныне упраздняются!

- Ура! Да здравствует Чайковский! – закричали стоявшие рядом гласные городской думы Архангельска, восстановленной новым северным правительством.

- Все наши планы будут осуществляться на основе единства власти и народа! На основе понимания общих задач без диктатуры и репрессий, насильственных реквизиций и откровенного грабежа. Мы создадим передовое социалистическое государство русского Севера, и власть наша будет властью от Бога! От Бога для человека! Постоим за Отечество, друзья! За Святую Русь!

Когда он закончил говорить, из толпы понеслись возгласы ликования:

• здравствует правительство Чайковского!» - слышно было отовсюду.

 Один худощавый господин, стоявший у памятника Ломоносову, дождавшись удобного момента, закричал:

 

• не за Ленина и не за Троцкого, а за Святую Русь и за Чайковского!»

 

 Реплика остряка всем пришлась по вкусу. Ее быстро передали друг другу. Толпа радостно загудела. Послышался добрый, искренний смех.

 В это время двое мужчин поднесли к зданию губернского правления упаковки с воззванием Верховного управления Северной области к жителям Архангельской губернии, только что напечатанным в одной из городских типографий.

Сергей Семенович Маслов, выбранный теперь на должность заместителя председателя правительства и военного министра, вскрыл одну упаковку и бросил в толпу с портика здания.

• Читайте, товарищи! Это наш революционный манифест!

 

Глава 7

 

2 августа в шестом часу вечера весь город бросился на набережную Северной Двины встречать английскую эскадру. Это было зрелище! Под веселую музыку духового оркестра на Соборной пристани и гул корабельных труб, к центру города приближались огромные по беломорским меркам корабли английской эскадры. Тяжелый крейсер «Адмирал Об», легкий крейсер «Аттентив» и другие военные суда поменьше - авианосец, тральщики, канонерские лодки, яхты. Как следовало из сообщения английского адмирала Кемпа, отправленного по морзянке в Архангельск, первая группа десанта союзников составляла до шестисот человек. Вторая группа судов вместе с генералом Пулем, командующим войсками, прибывала в столицу Поморья на день позже. В общей сложности десант союзников составлял тысячу пятьсот солдат и офицеров. Этого было достаточно, чтобы при поддержке малочисленных пока еще отрядов местных добровольцев начать наступление.

Английская эскадра вошла в широкую акваторию Северной Двины и встала на глазах всего города. Восторг и ликование архангелогородцов при виде кораблей союзников невозможно было передать словами. Люди целовались и обнимались друг с другом, поздравляли всех с прекращением ненавистной власти большевиков. Чудо, которого ждали в Архангельске несколько месяцев, наконец-то свершилось! Союзники выполнили свои обязательства.

Глядя на всю эту сотрясаемую огромной радостью людскую массу, Константин, который тоже выбежал, подгоняемый общей волной, на набережную Северной Двины, к домику Петра I, с горечью подумал:

«Где вы были, союзники, в июле месяце? Когда восставший Ярославль стирали в порошок красные батареи. Когда юнкера, кадеты и гимназисты погибали на городских улицах в надежде на помощь с Севера. Высади вы десант хоть на две недели раньше, и судьба Ярославля могла бы быть другой... Тогда не пришлось бы сдавать город. Нашлись бы силы и решимость для дальнейшего сопротивления, или даже для контрудара. Советское руководство в Вологде точно растерялось бы, оказавшись между двух фронтов… Нет, Вологда не устояла бы! И вся северная железнодорожная магистраль от Архангельска до Ярославля оказалась бы в руках добровольцев и их союзников. И власть большевиков в Москве могла бы пошатнуться, ели бы не пала вообще.

Но ваша проволочка стоила жизни тысяче отважных добровольцев и многим горожанам, которые никогда уже не испытают того, что видел теперь Константин в Архангельске. У них больше не будет радости и не будет слез. Преданные союзниками, их тела гниют сейчас в братских могилах у приходских церквей и на Леонтьевском кладбище. Где вы были тогда, союзники! Ведь это вы приказали Перхурову начинать! И не выполнили своих обязательств.

Да, вы спасли Архангельск! Вы спасаете север России от большевиков. Но теперь потребуются немалые усилия и ресурсы для того чтобы, чтобы осуществить прорыв на юг.

Впрочем, офицер был готов сражаться. Война есть война. Никогда заранее всех обстоятельств не просчитаешь. Человек предполагает, а бог располагает...

И еще об одном думал сейчас Константин. Какую цену придется заплатить русскому Северу за помощь союзников? Ведь иностранцы, насколько он понимал, никогда ничего не делают просто так. Значит, придется платить архангельским лесом, цветными металлами и другими ресурсами. Но, глядя на счастье людей, улыбки дам, об этом думать не хотелось.

«Спасибо Михаилу Архангелу! — подумал Константин. - Спас ты сегодня Архангельск!».

«О таком ли я мечтал, глядя на эти прекрасные сизые дали..., - как бы вторя ему, с высоты постамента отвечал бронзовый царь Петр. - Любил я эти места. Потому и стою теперь здесь. Верфь первую корабельную создали мы и адмиралтейство! Но никогда не думал я, да и представить не мог, что всеми этими плодами, трудами нашими хлопотными и зело трудными воспользуются когда-нибудь иностранцы...»

Между тем, на кораблях английского флота заиграла торжественная музыка, и к вершинам мачт взвились разноцветные флажки. Выше всех были большие флаги британский и российский. Они развевались вместе, демонстрируя архангелогородцам военный союз и дружественные намерения. А затем с крейсеров раздался приветственный орудийный залп. Принимай, столица русского Севера, званых гостей! Да неси гостинцы...

А гостинцы были уже припасены. На Соборной улице, выходящей к пристани, столпились празднично одетые отцы города и их «припудренные» дамы с зонтиками и большими шляпами - все из цветов и перьев. Тут же стояли члены новоявленного правительства Чайковского вместе с председателем Николаем Васильевичем. Премьер терпеливо ждал союзников. Где-то здесь, в толпе, была и Екатерина Горюнова.

Чуть в стороне от них в идеально отглаженном парадном кителе, с орденом на широкой груди, предстал явный триумфатор всего этого действа — кавторанг Георгий Ермолаевич Чаплин. Его мужественное лицо светилось радостью от прекрасно выполненной работы по взятию Архангельска. Лишь изредка он косо поглядывал на ротмистра Берса, выстроившего своих горцев в длинную шеренгу вдоль Соборной улицы. Этот деляга и комедиант восстания, как выяснилось, под шумок уже объявил себя верховным главнокомандующим войсками Северной области и успел напялить погоны полковника. Вопреки всем договоренностям Чаплина-Чайковского! Теперь с этим предстояло разобраться.

«Ничего, конквистадор Берс, - лукаво посмеивался кавторанг. - Морской волк тебе сегодня покажет, где раки зимуют... Думаешь, что урвал фортуну. Выскочка безмозглая! Да только не знаешь ты, проститутка продажная самодовольная, что фамилия «Чаплин» уже вписана лично рукой Чайковского в сегодняшнем постановлении нового северного правительства под графой главнокомандующий! Так-то вот, глупая свинья! Знай наших! Тебе нужно было не за девками по кабакам бегать и не деньги воровать, а дружить с кем следует. А английские военные начальники, адмирал Кемп и генерал Пуль прямым текстом написали Чайковскому в радиограмме — желаем видеть на должности командующего Георгия Чаплина! И попробуй теперь с волей союзников не посчитаться...

Так что обдеру я тебя сегодня под липку, недоучка Берс! Сдерну твои новые дутые полковничьи погоны ко всем чертям! Потому как незаконно ты их на себя напялил! А завтра и пожитки твои распоряжением главкома, то есть, себя, заберу! А то чего надумал, Берс! С самим Георгием Ермолаевичем тягаться... Да Георгий Ермолаевич год на английской подводной лодке оттрубил. Такое видел, что тебе в твоем сытом и беззаботном сне не приснится! Погоди, скоро ты будешь не парады в столичном городе устраивать, а в Шенкурских лесах ползать по болотам...»

Возле Георгия Ермолаевича стоял его друг и правая рука по архангельским делам — тоже герой сегодняшнего восстания, Николай Александрович Старцев в аккуратном черном костюме с золочеными часами на цепочке, в элегантной шляпе-котелке с тросточкой.

• Ты слышал, Георгий Ермолаевич, какую чепуху нес наш новый премьер сегодня на Ломоносовской площади? - с явным беспокойством обратился он к Чаплину. - Какая там, бог мой, демократия! Какой социализм! Какое еще дальнейшее развитие революции он хочет видеть здесь, на наших диких беломорских берегах! Фронт со всех сторон! У него видать, совсем, старческий маразм пошел... Такой грандиозный план наметил по социалистическим преобразованиям, что перед ним Парижская коммуна меркнет... А этот выскочка Маслов, новый военный министр, и того хлеще. Наверно, возомнил себя местным Троцким при Чайковском-Ульянове? Так и играет на публику... Революционные прокламации, манифесты свои глупые в народ раскидывал! Похоже, эти господа рехнулись...

 Кавторанг никогда не отличался симпатиями к социалистическим партиям. А новое правительство Чайковского сплошь состояло из социалистов. Чаплин же слыл монархистом-государственником. Но реалии жизни все-таки воспринимал. Особенно когда были определенные договоренности. Поэтому он довольно терпеливо выслушал первые впечатления Старцева о новом правительстве и сказал:

• Успокойся, Николай Александрович! Не все сразу. Чайковский с Масловым, как ни крути, а все-таки представители законной власти — Учредительного Собрания. Народ пока с этим считается. Значит, потерпим. Нам ведь тоже у власти закрепиться надо. Не волнуйся так! Наше дело пойдет! Меня сегодня уже назначили главкомом...

• Рад за тебя, Георгий Ермолаевич! - ответил Старцев с оттенком горечи. - А вот меня так, считай, и не ввели в кабинет министров. Чайковский уперся и все тут. Не член, говорит, вы Учредительного Собрания. Потом, когда наши городские и земские мужи протестовать начали — вписал-таки министром, но без портфеля. Когда сфера деятельности определится...

 На сей раз Чаплин задумался.

• Нехорошо поступил Николай Васильевич! Ай-ай-ай! Не ожидал такого подвоха... Вот ведь старая лиса! Просил же его включить Старцева в кабинет! Опять заупрямился! Но ничего, дружище, не отчаивайся так. День-другой пройдет — я тебя генерал-губернатором Архангельска сделаю! И ты въедешь прямо в губернаторский дом. Еще неизвестно у кого больше власти будет...

 Между тем, от главного крейсера «Адмирал Об» отплыла небольшая яхта с людьми. Это ехали высшие офицеры английской эскадры во главе с адмиралом Кэмпом. Вновь на набережной заиграл оркестр, и народ ринулся к Соборной пристани, где члены правительства и Чаплин уже встречали освободителей.

 Две молодые прекрасные девицы, разодетые в нарядные костюмы Архангельской губернии, уже встречали их с хлебом и солью. Это выглядело очаровательно! И, конечно, сразу пленило офицеров Великобритании. Константин видел, как прямо на пирсе начались приветствия.

 Когда он подошел ближе, то неожиданно встретил у собора свою подругу Екатерину Горюнову. Одетая в прекрасное бархатное платье с маленькой шляпкой на голове, она мило улыбалась. Ее завитые волосы приятно и маняще развевались при легком речном ветре.

 - Похоже, наша барышня скучает? - мягким голосом и как-то неестественно элегантно для себя заметил Константин, осторожно дотронувшись до ее локотка.

 Катя не ожидала увидеть здесь своего друга. Но очень обрадовалась.

•  Костя, где ты научился таким изысканным манерам? - рассмеялась она. – Не иначе как в Ярославле во время восстания? Я, кажется, тебе этого не преподавала?

 Она мило и ехидно улыбалась.

Девушка сама не знала, что наступила на больную мозоль офицера. Константин нахмурился. Взор его потух.

- Боже мой, Костя, я тебя, кажется, обидела!? – испугалась Катя. – Прости меня, пожалуйста! Можешь не отвечать! Я ведь не всерьез – пошутить хотела…

- Но я отвечу тебе, - возразил Константин. – Отвечу, чтобы у нас не было недомолвок.

 Я давно любил одну даму. Очень хорошую и талантливую. Она была актрисой и разведчицей штаба добровольцев. Мы вместе с ней сражались в окруженном Ярославле. Мне очень тяжело, когда я ее вспоминаю. Теперь этой дамы уже нет в живых. Ее расстреляли.

 Катя посмотрела на него с тревогой. Это был взгляд женской ревности. Ревности к погибшей даме.

•  Прости еще раз! Я не знала, - сказала она с сочувствием. - Даже подумать не могла, что ты пережил такую утрату... Похоже, я тебя расстроила. А ведь ты сегодня и так, наверно, рисковал жизнью?
•  Как на войне, Катя! - уклончиво ответил Константин, вспомнив, что до сих пор не переоделся в офицерскую форму. Хотя, не до этого ему сегодня было. Но одежда инженера-железнодорожника выглядела на нем смешно и нелепо. Так ему казалось. Впрочем, это только казалось.

 - А у тебя как прошла ночь? Страшно было в городе?

 Екатерина улыбнулась.

•  Мне было не до страхов. Хотя иногда с улицы доносились выстрелы. Всю ночь, Костя, мы работали на квартире у Чайковского вместе с другими членами Учредительного Собрания. Писали воззвания и листовки, обсуждали первые постановления нового правительства. Потом перебрались в здание губернского правления. Да ты и сам скоро все узнаешь. Ведь знаешь теперь-то про Николая Васильевича?

 Это добавила она уже серьезно.

- Да теперь-то уж знаю! - согласился он. - И поговорка веселая уже про него ходит: «Я не за Ленина и не за Троцкого, а за Святую Русь и за Чайковского...».

 - Вот как! - обрадовалась Катя. - Народ зря не скажет! Чайковский еще много добра нам принесет! Это большой мудрец и чистейшей души человек! Очень благородный человек!

 Константин кивнул.

 Офицер вспомнил сегодняшние события на Ломоносовской площади. Там ведь тоже была его подруга.

- Значит, барышня теперь очень сильно занята? – заметил он. - Наверно уже член правительства? Я прав?

 Катя снова улыбнулась.

 - Можно сказать и так, - согласилась она. - А если честно — твоя Екатерина Горюнова теперь личный секретарь премьер-министра Чайковского и руководитель службы правительственного протокола.

- Поздравляю! - воскликнул Константин с гордостью за подругу.

 В это время торжественная процессия под звуки оркестра уже проходила мимо них по Соборной улице. Впереди шел Чайковский, как глава кабинета министров, рядом адмирал Кэмп и Чаплин, а позади другие члены правительства, архангелогородская элита и английские офицеры.

 Кэмпу уже преподнесли рюмку крепкой русской водки с соленым огурцом. И он был легкий и веселый, отпуская шуточки Чаплину и Чайковскому. Чаплина адмирал знал уже давно и считал своим человеком в Архангельске. Чайковского же видел впервые. Но и тот, и другой прекрасно говорили по-английски. Чаплин год служил офицером связи на подводной лодке у англичан. А Чайковский долго жил в Америке, пытаясь создать там трудовую общину высоко духовных людей. Но эта идея провалилась. Затем он переехал в Лондон. И только на волне первой русской революции вернулся в Россию.

 Заметив Константина вместе с прекрасной дамой, Чаплин остановился. Вся процессия разом застыла вместе с ним.

- Господин подпоручик Саврасов, выйдите к нам, прошу вас! - сказал он.

 Константин не ожидал ничего подобного от своего военного руководителя. Он стушевался. Вызвать из строя да еще при столь важных особах... На такой экспромт был способен только Чаплин.

 «Может, он чем-то сильно разгневал начальника? – испугался молодой человек. – Наверно, нужно было переодеться в офицерскую форму? А пришел на парад в этом запачканном костюме железнодорожника… Теперь, похоже, влетит…»

 Константин никак не решался выйти к процессии. Тогда кавторанг сам сделал несколько шагов к Константину и пожал ему руку.

- Молодец!

 Георгий Ермолаевич повернулся к адмиралу Кемпу и сказал несколько слов по-английски.

 Адмирал выслушал и с восхищением взглянул на офицера.

- It is good! Very good…!* - заметил тот.

Чаплин продолжал:

- За проявленную храбрость и решительность в бою, большой личный вклад в наше общее дело, данными мне полномочиями командующего сухопутными и морскими силами Северной области, - он переглянулся с Чайковским, - произвожу вас в новое воинское звание поручика. И хороший денежный подарок от пароходной компании «Шмидта и Андерсона» вы получите завтра!

 Чайковский неторопливо посмотрел в глаза Константину, что-то изучая в нем. Его взгляд был очень проникновенным и суровым. Но и добрым одновременно. Как у бога. Затем он сказал Маслову, который стоял рядом:

- Сергей Семенович, проведите этот приказ завтра с утра по военному отделу! Господин Саврасов заслужил! И еще – медаль за храбрость от Верховного Управления!

 Услышав это, Екатерина Горюнова обомлела от восторга. Она с восхищением взглянула на Константина.

 Лицо офицера покраснело от волнения. И вдруг он услышал из строя, где-то за собой.

- Вот оно как! Ничего себе взлетел, парнишка! А меня спросить-то и забыли...

 Эту злую реплику отпустил в его адрес не кто-нибудь, а герой ночного захвата города полковник Берс, самовольно объявивший себя ночью главнокомандующим.

 Слова Берса долетели и до Чаплина. Лицо кавторанга налилось кровью. Он яростно взглянул на обидчика.

- Ротмистр Берс! - рявкнул командующий так, что было слышно на всю площадь. - Выйти из строя!

- Что так, Георгий Ермолаевич? - нехотя вышел Берс, звеня портупеей. - А моих молодцов кто к новым званиям и орденам представлять будет?! Мы тут тоже не прохлаждались...

 Услышав это, Чаплин разозлился еще больше.

- Молчать! Константин Саврасов не в пример вам, ротмистр, опечатал кассу в конторе «Шмидта и Андерсона» и еще передал Верховному управлению отбитые в бою у латышских стрелков немалые деньги! А куда вы дели четыре миллиона, захваченные в штабе Архангельского военного округа? Как они оказались в карманах у ваших бойцов? Которые от храбрости напились так, что начали стрелять с берега по своим кораблям. И ранили одного матроса.

 Барса передернуло от негодования. Но он сдержался. Возразить обличителю было нечем.

- Не могу знать! Не мог проконтролировать всех...

- Не темните, Берс! - гневно возразил Чаплин. - Мне уже доложили. Все деньги вы сами раздали кавалергардам в качестве трофеев! И себя не обделили. Не слишком ли нагло, ротмистр?!

 Лихач прикусил губу. По глазам было видно — убил бы Чаплина, скажи он такое ему ночью во время восстания. Но здесь симпатии были явно не на стороне Берса.

- И это в то время, когда народная армия Северной области нуждается в деньгах! - покачал головой Чайковский, отмахнувшись от Берса, как от какого-то космического мусора. - Стыд и позор!

- Вы забыли, ротмистр, - продолжал Чаплин, - что находитесь на службе не у большевиков и не у анархистов! Здесь – законное правительство! Да, и еще... На каком основании вы за одну ночь поднялись на два воинских звания? И стали полковником, хотя у вас в подчинении всего шестьдесят человек? Кто произвел вас в это звание?

 Берс был начисто раздавлен, как клоп. Легко, откровенно и без жалости.

- Но ведь... но командир дивизиона не может быть в звании ниже полковника, - пытался оправдываться он.

- Снять погоны! - отрезал Чаплин. - Таких вольностей не позволю никому! Даже, несмотря на ваше геройство. Стыдно, ротмистр!

 Процессия отправилась дальше.

 

Глава 8

 

3 августа в Архангельск прибыл главнокомандующий английскими войсками Севера России генерал Пуль вместе со второй половиной эскадры. В честь этого события Верховное управление заказало праздничный ужин в престижном ресторане «Адмиралтейство», который находился в центре города на набережной Северной Двины.

Екатерина Горюнова пригласила на ужин Константина. Днем молодой человек получил хорошую денежную премию от компании «Шмидта и Андерсона» и сразу купил себе новую офицерскую форму с погонами поручика, а еще два гражданских костюма.

Эта новая форма и погоны с тремя маленькими звездочками так великолепно смотрелись на нем, что Катя просто растаяла от восхищения:

- Ты в этой гимнастерке такой стройный и мужественный! - говорила она своему кавалеру, когда они проходили через Гагаринский сад*.

 Погода в этот день выдалась на редкость солнечной и теплой. Всю ночь Архангельск гулял, отмечая прибытие английской эскадры. И, словно почувствовав настроение людей, природа заблагоухала. В парке запели птицы. Маленькие северные яблони вновь напомнили о лете пряным, свежим запахом августа. И сердцу опять захотелось жить, творить, любить!

- Буду трудиться дальше на благо Севера! - сказал Константин мечтательно, наслаждаясь прелестью природы - Не только для Северной области, конечно. Для всей России! Буду бороться за нашу победу! Думаю, она теперь зависит от усилий каждого солдата и офицера. Нужно найти себе подходящую службу. Чтобы она приносила не только деньги и радость, но и приближала наступление общей победы!

 Катя, кажется, уже знала ответ на этот вопрос.

 - Я предлагаю тебе работу в военном отделе у Маслова! Хочешь — поговорю с ним? Хорошие специалисты по снабжению, знающие делопроизводство, ему нужны. Тем более что тебя сейчас каждое ведомство с руками оторвет, - восторженно сказала девушка, прижавшись к его плечу. - Да и я никому не отдам такого красавца-офицера!

- Спасибо, Катюша, - ответил Константин, нежно обняв ее. - Ты снова возвращаешь мне радость бытия после стольких перенесенных ненастий и разочарований. На счет службы я подумаю еще немного. Мне нужно поговорить, в начале, с Чаплиным. Ведь он поверил в меня и дал мне возможность проявить в Архангельске! Я многим обязан ему теперь. Как военный начальник он мне очень нравится. Георгий Ермолаевич - человек железного характера и хороших организаторских способностей, патриот России!

- Как знаешь…, - огорчилась Катя. – Это дело твое. Но иногда твой Чаплин напоминает мне напыщенного индюка. И замашки у него наполеоновские. А в нашем правительстве очень слаженная команда. Они умны, демократичны, хорошо знают крестьянскую среду и любят свой народ. Ты же сам из крестьян! Неплохо бы с ними поладил!

 Константин задумался.

- Катя, я ведь сюда приехал не светские беседы вести, а сражаться за Россию!

Девушка почувствовала, как мускулы его руки сжались.

 - И мстить за Ярославль! За погибших братьев, женщин и детей, за...

Он осекся.

- И за нас тоже! За наше будущее!

Константин увидел впереди бронзовую статую Петра. И тоже выпрямился, посмотрел вдаль, как Петр.

- Если хочешь знать, мы в Ярославле продержались шестнадцать дней при страшных артобстрелах, разрушениях и пожарах, огромных потерях только благодаря хорошей военной организации. Мы дрались жестоко! А в военном деле как раз нужна железная воля и порядок! Думаю, Чаплин именно тот человек, который нужен народной армии Северной области.

- Как знаешь, тебе видней …, - не стала спорить Катя. - Твоя воля. Тебе и выбирать.

 Ресторан «Адмиралтейство» считался любимым местом отдыха светской и военной элиты города Архангельска. Несколько уютных прекрасно меблированных залов со сценой и роялем. Окна, выходящие на набережную Северной Двины. Вкусная изысканная еда от лучших европейских поваров, огромный ассортимент вин. Прекрасное обслуживание, яркие исполнители песен и романсов на любой вкус.

Все здесь располагало к отдыху и неформальному общению.

 В полумраке главного зала на фоне спокойных бархатных штор и тусклых абажуров с романтическим рисунком в стиле модерн, можно было наслаждаться музыкой и спокойно думать о жизни, о делах. Купцы здесь часто заключали свои сделки и обмывали барыши. Случалось, заходили банкиры и иностранцы. Но более частыми гостями «Адмиралтейства» были офицеры и их дамы.

 Первый зал больше напоминал Петербург. На его стенах висели картины известных художников из столицы Российской империи. На живописных полотнах хорошо смотрелись виды Невы и того главного адмиралтейства. Были здесь и произведения художников-маринистов.

 Второй зал считался местным, архангельским. На картинах и фотографиях в нем было собрано все, чем мог гордиться город в то время — гостиные дворы, набережный бульвар с Петровским домиком и памятником первому российскому императору, Троицкий проспект. Этот зал украшали редкие в мире искусства картины северных морей, острова Новая Земля.

Оба зала соединялись широким арочным проходом. Были и отдельные комнаты для приватных бесед. Одним словом, Архангельск гордился своим «Адмиралтейством».

Когда Константин и Екатерина подошли к крыльцу ресторана, здесь уже собралось много гостей. Гласные Архангельской городской думы и члены управы, владельцы крупных торговых компаний, купцы, русские и английские офицеры. При входе в цепь выстроился почетный караул. Солдат конно-горского полка ротмистра Берса сюда не допустили, как не было здесь и самого неудавшегося главкома. При входе в здание уже развевались флаги России и Великобритании.

Через некоторое время показался кортеж из двух автомобилей с конным эскортом. Впереди ехали члены Верховного управления, а на следующей машине Чайковский и Чаплин вместе с адмиралом Кемпом и генералом Пулем.

Когда автомобили поравнялись с крыльцом ресторана, немногочисленный газетчики осветили вспышками фотоаппаратов руководителей союзной миссии. А толпа перед входом начала скандировать: «Ура!».

Не обращая особого внимания на приветствия, оба англичанина в сопровождении членов местного правительства и охраны быстро направились по лестнице на второй этаж. Все приглашенные на банкет последовали за ними.

В первом зале вдоль стен для торжества были расставлены богато сервированные столы с вином. Возле каждого стола находились официанты.

Гости быстро заполнили пространство. В центре разместились генерал Пуль и адмирал Кемп, рядом – члены правительства и Чаплин.

Вдруг из второго зала послышался звонкий и мелодичный гимн Великобритании в исполнении девушек хора Архангельской женской гимназии.

Генерал Пуль, высокий широкоплечий внушительного вида человек с жестким волевым взглядом, ироничным и веселым, первым взял под козырек. То же самое сделал адмирал Кемп. Отдавая дань уважения союзникам, весь зал затих.

Константин и Екатерина стояли ближе всех к членам правительства Чайковского. Общий восторг при исполнении гимна Великобритании охватил и их. Затем гимназисты спели один из русских гимнов – «Гром победы раздавайся».

И вот слово взял Чайковский, одетый в черный элегантный костюм, сшитый утром по специальному заказу в лучшем ателье города.

- Вчера, - сказал он, - как только власть в Архангельске была освобождена от большевиков, наше Верховное управление попросило помощи у союзников по военному блоку «Антанта», ведущих мировых держав Великобритании, Франции, США, чтобы они помогли защитить север России от посягательств со стороны Германии и Финляндии, помочь Северной области восстановить законность и порядок!

Союзники поддержали нас!

На их помощь Верховное управление рассчитывает в своей борьбе с голодом и финансовыми затруднениями… Нам известно, что не для вмешательства во внутреннюю жизнь и не против воли населения пришли в Архангельск союзные войска. Верховное управление приветствует, поэтому, союзные силы, идущие в Северный край для совместной борьбы с общим врагом!

Чайковский оглядел зал. По лицам людей было видно, что слова премьера многим понравились.

- Я понимаю этот бокал за наших друзей и союзников! За победу! – сказал он.

 - Виват! – закричали русские офицеры и Константин вместе с ними. - Да здравствуют союзники! За победу!

Официанты начали разливать шампанское. Гости быстро набросились на закуски. Настроение в зале царило праздничное. Это был особый день в истории русского Севера. Очень знаменательный для него день. Произошли неожиданные изменения в жизни людей. На Север вернулась законная власть! Люди вновь почувствовали себя свободными и защищенными. Это было рождение нового государства - пусть пока призрачного и сильно зависимого от иностранцев, но государства, свободного от большевиков. Появилась вера и надежда на лучшее будущее. И олицетворением этого нового будущего стал Николай Васильевич Чайковский.

После ответных тостов англичан, объявивших через переводчиков примерно то же, что только что озвучил председатель правительства, следовало выступать Чаплину как главкому сухопутных и морских сил Северной области.

Георгий Ермолаевич интригующе развернул перед собой лист с какой-то важной информацией.

- Господа! – сказал он внушительно. – Сегодня ставка главнокомандующего приступила к работе! На пути к победе над общим врагом каждая минута дорога. Вчера, как только наши союзники и первые добровольцы выступили за пределы города, по телеграфу пришли сообщения о переходе в подчинение Северной области городов Холмогоры, Онеги, Пинеги и Мезени! Наша народная армия еще только начала формироваться, но уже чувствуется поддержка со стороны населения Архангельской губернии!

 Уже сейчас фронт отодвинут от Архангельска на десятки верст! Но мы не можем, не должны останавливаться на достигнутом. Необходимо скорейшее продвижение союзного контингента и сил нашей народной армии на юг, чтобы занять Котлас и Великий Устюг, а затем Вологду! Необходимо наступление на Вятку и Северный Урал, чтобы соединиться с Сибирской армией и чехословацким корпусом. Мы должны выйти к берегу Онежского озера и взять Петрозаводск. Мы считаем очень важным внести свой вклад в дело разгрома ненавистного всей стране большевистского режима! Для этого нам необходима поддержка всего народа! Верховным управлением Северной области объявлена добровольная мобилизация! Мы призываем всех людей объединиться для победы и вступить в народную добровольческую армию Севера! Я верю, час пробьет, светлое будущее наступит и как встарь, в сердце страны, в освобожденной Москве свободный русский народ изберет себе достойное правительство!

Это было сказано с верой, энергией и так потрясающе красиво, что людям, сидевшим за столами, вдруг показалось, что час долгожданной победы уже не за горами, он уже виден на горизонте, он вот-вот пробьет, и народная армия Северной области вместе с армией Сибирской и Донской, чехословацким корпусом уже шагают по улицам освобожденной Москвы!

Душа Константина ликовала. Рядом с ним сидела прекрасная и счастливая Екатерина, которая тоже мечтала в этот миг о чем-то светлом, возвышенном.

От избытка чувств гости начали разливать водку. Официанты разносили по столам жаркое. Чувствовался небывалый душевный подъем. Подъем, которого в этом северном городе не было уже давно.

Когда банкет был в самом разгаре, английские военные начальники генерал Пуль и адмирал Кемп уединились в комнату для приватных бесед вместе с Чаплиным.

- Джордж! – сказал Пуль раздраженно, еще когда они не дошли до столика. – Что это за цирк с вашим бредовым правительством! Откуда здесь взялись эти приезжие гастролеры?

Чаплин не ожидал сразу такой оплеухи. Он насторожился. Радость с его лица мгновенно сошла.

- Так было нужно, Фред…, - попытался оправдаться Георгий Ермолаевич, заметно дрожа всеми мускулами своего лица. – Их выбрал народ. Они – члены законно избранного Учредительного Собрания! Мы не могли ничего поделать… Нас бы не поняли…

- Они не могли! – трясся от негодования генерал Пуль. – Мы, что, для этого оплачивали вашу операцию? Чтобы приехать сюда и столкнуться с новым правительством каких-то революционных шизофреников? Вместо того чтобы создать реальную власть, сильную власть! Крепкую военную диктатуру! Под тебя, между прочим, Джордж…

Раздосадованный главком союзной миссии плюхнулся в кресло.

– Ты огорчаешь меня, Джордж…

Чаплин не знал что ответить. С таким негодованием английских друзей он столкнулся впервые. Георгий Ермолаевич попытался найти поддержку у Кемпа.

- Он прав, Джордж, - вздохнул адмирал, разливая на троих английский ром. – Ты должен понять – это правительство для нас крайне нежелательно! И лучше бы его здесь не было вообще! Оно будет только мешать нам, создавать препятствия… Одним словом, это твой промах, дружище.

Георгий Ермолаевич в упадке чувств опустился на соседнее кресло и дотронулся до кружки. Ему не оставалось ничего другого, как выпить.

- Ладно, Джордж, - дружески похлопал его по плечу Кемп. – Не сокрушайся так! Еще ничего не потеряно. Мы уже обдумали с Фредом, как поступать дальше.

- И как?

- Неделю-другую мы поиграем с этим правительством в дипломатию. Пусть думают, что мировые державы их приняли. А ты тем временем должен забрать себе всю полноту власти! Чтобы вся реальная власть над армией и флотом была под твоим командованием, чтобы вся милиция и все уездные комиссары были в твоем подчинении. Чтобы у этого глупого правительства ничего, кроме бублика, как у вас на Руси говорят, не осталось…

- Кроме дырки от бублика…, - поправил его генерал Пуль. – Ты понял, Джордж?

- Да, я вас понял! – согласился Чаплин, начиная осознавать новую игру своих английских покровителей.

- Кто-нибудь есть из твоих людей в этом правительстве? – заинтересовался Пуль, немного успокоившись после нескольких глотков рома.

Да, есть один человек. Надежный человек! Это Николай Старцев. Его очень уважают здесь, в Архангельске! Я хочу произвести Старцева в генерал-губернаторы, - вспомнил главком. – Или, как теперь у Чайковского называется – правительственный комиссар Северной области. Ему будут подчиняться уездные комиссары и вся милиция.

- Вот, дело говоришь! - согласился Кемп. – В таком духе и продолжай. И помни – времени на раскачку у тебя мало. Быстро собери команду из надежных людей, из офицеров… А мы поможем тебе дискредитировать это новоявленное правительство разными методами. Как только будешь готов – гони их всех в шею, как говорят у вас - к их русской революционной матери…

- К чертовой революционной матери! – иронично рассмеялся Пуль.

- Еще один переворот? – догадался Георгий Ермолаевич.

- А как иначе, - заметил генерал. - И чем раньше, тем лучше. Нам нужна не эта политическая балерина Чайковский, а сильный военный диктатор Чаплин…

Георгий Ермолаевич на какое-то мгновение задумался. Потом собрал волю в кулак и решительно ответил.

- Я готов все это выполнить, друзья!

И друзья выпили еще по кружке рома.

Когда руководители английской военной миссии, пьяные и веселые, покинули ресторан, Чаплин остался один в полутемной комнате. Терпкий запах рома наполнил пространство. Кровь обильно подступила к его голове. Мысль работала прекрасно.

«Нужна крепкая команда, - соглашался он. – Люди есть! Теперь важно сделать все, чтобы победить! Не ради наполеоновских планов, конечно, а ради блага России. Ведь иного пути, чем военная диктатура, все равно нет. И только союзники могут в этом помочь.

Мысль о собственном диктаторстве не давала ему покоя.

Мысли, мысли, мысли… Планы. Идеи.

Неожиданно в комнату постучались. Это был Константин Саврасов.

- Я хотел с вами поговорить, Георгий Ермолаевич!? – сказал офицер.

- Заходи, дружище! – обрадовался кавторанг, разливая ром. – Смотрю, новая форма тебе к лицу!

- Рад стараться, Георгий Ермолаевич! – отчеканил молодой человек, присев перед ним на стул.

- И уже с дамой, конечно… Заметил-заметил! Время ты, смотрю, даром не теряешь! Кто хоть она? Я тут мало кого знаю.

Он дружески похлопал Константина по плечу.

- Это моя архангельская подруга Екатерина Николаевна Горюнова, - ответил Константин немного смущенно. – Очень хорошая девушка. Со вчерашнего дня она – личный секретарь Чайковского.

- Браво! Поздравляю с таким выбором! – притворно одобрил его Чаплин, и новая умная мысль осенила главкома. – Но ты, кажется, о чем-то хотел со мной поговорить?

- Да, Георгий Ермолаевич, - серьезно начал Константин. – Я ищу сейчас для себя службу, где бы мог быть полезен Отечеству! Северной области! Вы же, Георгий Ермолаевич, первый поверили в меня и дали мне возможность проявить себя в деле. Поэтому я хотел бы предложить вам свою службу, так как считаю вас в высшей степени порядочным человеком, талантливым военным организатором и практиком!

Кавторанг задумался. Фортуна сама заплывала в его сети.

- Спасибо, Константин Александрович, за такие лестные слова, - ответил он с улыбкой. – Мне приятно слышать это от вас. И вы правы. Мне действительно сейчас нужны хорошие военные специалисты. К тому же смелые и находчивые, с опытом ведения делопроизводства. Вы, кажется, работали раньше в Архангельском военном лазарете?

- Так точно, Георгий Ермолаевич! Работал под руководством поручика Климова в службе снабжения.

- Это очень хорошо, - согласился Чаплин, встав с кресла и отодвинув бархатную штору. Он любовался видом Северной Двины. - Сегодня я произвел Климова в капитаны и назначил его начальником мобилизационного управления при главкоме Северной области. Мобилизационное управление будет вести запись добровольцев в здании Ломоносовской мужской гимназии и завтра начнет формирование народной армии. Я предложил бы вам поработать у Степана Яковлевича начальником службы снабжения всех мобилизуемых нами частей. С этой задачей, я полагаю, вы хорошо справитесь. Работа больше при штабе, но иногда могут быть поездки на передовую. И с Климовым вы, насколько я знаю, друзья. Жалованьем не обижу. Вас устраивает такая работа?

- Да, Георгий Ермолаевич! Спасибо вам! – обрадовался Константин. – Буду рад служить под вашим руководством!

- Вот и прекрасно! – улыбнулся Чаплин. – Тогда завтра ровно в восемь извольте явиться в Ломоносовскую гимназию на службу. Успехов вам, Константин…!

- Служу России! – бодро ответил офицер и радостный вышел из комнаты.

Когда поручик ушел, Чаплин отхлебнул рома и подумал:

«Хороший парень этот Саврасов! Прекрасный исполнитель! С инициативой! Но не политик. И простоват. Такой человек как раз мне и нужен, чтобы выполнял распоряжения вслепую. Теперь уже не так сложно войти к нему в доверие. А через его подругу я буду черпать ценную информацию о планах Чайковского! Рыбка попалась в сети! И теперь уже ему не выпутаться…»

Подумав об этом, Чаплин самодовольно потер руки.

 

Глава 9

 

Когда Константин вернулся в большой зал, веселье было уже в самом разгаре. Все члены правительства только что уехали вместе с Чайковским и руководителями английской военной миссии. В зале остались лишь немногие городские и земские деятели, архангельские купцы. Почти все офицеры и солдаты из охраны тоже присоединились к застолью, наслаждаясь вином и закусками.

В это время Екатерина Горюнова под взгляды восхищенных зрителей пела у рояля «Душечку» вместе с Николаем Александровичем Старцевым. Соблазнительно улыбаясь и подмигивая другу семьи, она повторяла:

 

«Не лукавьте, не лукавьте,

 Ваша песня не нова.

 Ах, оставьте, ах оставьте,

 Все слова, слова, слова…»

 

Катя любила петь. Музыка была ее стихией. В ней она раскрывалась так искренне, что забывала обо всем на свете. Когда девушка пела, ее натура преображалась, лицо становилось страстным и необыкновенно обаятельным. Ее внутренний огонь, как космический магнит, притягивал к себе.

Константин любовался, как пела его подруга. Умная, красивая, добродетельная. Видимо и Николай Александрович Старцев, который был намного старше Екатерины и хорошо знал ее отца, тоже испытывал к ней нежные чувства.

«Не теряйся, друг! – услышал Константин внутри себя голос дружбы и любви. Любви искренней и сердечной к этой девушке. К его милой подруге, свободной и прекрасной в своих поступках, чистой и честной в убеждениях.

Сорви этот необыкновенно обаятельный цветок! Где ты найдешь существо более верное и преданное тебе, чем она? Ты не можешь забыть Валентину? Но Валентины уже нет в живых. Остались одни воспоминания. И Валентина – твоя роковая страсть! А с Катериной тебе всегда легко и радостно. Ты должен жить дальше! Бороться, и побеждать! Верить в свою звезду! Вот она – твоя звезда… Лови ее!

Когда Екатерина Горюнова закончила петь, Константин решительно подошел к ней.

- Катя, можно тебя на минуту? Я хочу тебе кое-что сказать…

- Да, конечно, - удивилась она, радостно улыбаясь и находясь еще в плену своего любимого романса.

- Пойдем! – он взял ее за руку.

Константин ввел девушку в одну из приватных комнат.

- Что, Костя? – удивилась Катя. – Что ты хотел сказать?

Офицер собрался духом. Он поймал ее взгляд – очень сердечный и дружеский. Взгляд не безразличный к нему. И не тот детский, который был прежде.

«Давай, решайся!» – напутствовал его внутренний голос.

И он решился.

- Екатерина Николаевна! – твердо сказал Константин, глядя ей в глаза. – Я испытываю к вам… к тебе… самые добрые, нежные и трепетные чувства. Я понял вчера, что люблю тебя! И потому прошу – будь моей женой!?

Девушка покраснела от волнения. Наконец, собралась с мыслями и ответила:

- Я не думала, что это будет так просто, Костя! - сказала она. – Вот так просто! Совсем просто! Совсем по-дружески! И так серьезно… Настойчиво… Ты ли это, Костя?

Константин смущенно отвел взгляд. Не так он себе все это представлял. Совсем не так. А как-то иначе… И никакого ответа. Как будто и не было ничего.

Молодой человек не знал, что делать. Может, лучше просто взять и уйти? Как все глупо получилось… Глупее не бывает. Офицер и вправду собрался уходить.

- Костя! – вдруг услышал он ее слова сквозь пелену совершенного конфуза. – Что же ты не смотришь на меня, Костя? Я восхищаюсь твоим поступком! Я согласна!

 Константин посмотрел. Девушка искренне улыбалась. Лицо ее светилось от счастья.

«Ну, здравствуй, моя звездочка!» - мысленно воскликнул Константин.

Он прижал к себе Екатерину. И коснулся своими губами ее теплых губ.

 

Дмитрий Кшукин,

писатель, поэт, член ярославского отделения ВООПИиК

(г. Ярославль)