«В чем сила Русского искусства, русской литературы (кроме таланта самого по себе)? Я думаю, она — в чувстве совести», - так считал герой этого небольшого очерка.

Он родился в маленьком курском городке Фатеж за два года до революции. Его прадед по материнской линии, Егор Чаплыгин, состоял попечителем церковно-приходских школ, был членом приходского совета Богоявленского собора, внес значительный вклад в его сохранение и был награжден золотой медалью «За усердие» на ленте ордена св. Станислава. Мать, ее сестра и брат – учительствовали. Отец был директором почтового ведомства, сочувствовал большевикам и был убит в 1919 году декинцами. Изрубленного отца в гробу четырехлетний сын запомнил на всю жизнь… В том же году умерли от испанки его дед и младший брат…

Несмотря на трагическую судьбу отца, много лет спустя он скажет:

«Большевики посадили его, этот народ, на железную цепь, бесконечно унижая его, третируя, истребляя его святыни, его веру Православную, его культуру, а главное — сам этот народ, который служил своей безликой массой своим палачам и тиранам, кровью своею питая их чудовищную, беспощадную власть.»

«Злодейское дело истребления церковных ценностей было затеяно Лениным во время голода в Поволжье; это чудовищное бедствие отвлекало умы от преступной акции большевизма.»

«Все было взаимосвязано, истребление русской культуры шло параллельно с повсеместным разрушением и грабежом православных церквей, повальным истреблением духовенства и крестьянства, которое было стихийным хранителем Христианской веры — потому-то истреблялось с такой беспощадностью... Тут дело идет о настоящем, подлинном геноциде русского народа...»

«…детям интеллигенции, которые готовы были к восприятию культуры, к получению образования, — не дали такой возможности, им не дали получить образования, ибо швондеры создавали свою советскую интеллигенцию, в значительной своей мере еврейскую интеллигенцию, мыслящую по-еврейски и видящую в русских своих врагов. Ибо Швондер видит в русском интеллигенте своего лютого врага, которого он должен уничтожить. Вот мораль и содержание этого произведения, а совсем не то, что показывают нам в театре, что русский человек такая скотина, свинья, что он похож на собаку и т. д. Это сопутствующие дела. Да он и не русский, да он и не человек, он не человек, в этом-то все дело, тогда как Швондер (и в этом ужас!) — человек, а это — страшно. При всех условиях Шариков — все-таки фантасмагория, и он перестает существовать. А Швондер существовать остается. Мы знаем прекрасно, что он Преображенского убьет. И Преображенских Швондеры уничтожили, а сами Швондеры живы до сих пор».

«Когда говорят о сплошной темноте и невежестве русского крестьянина, то все уже верят в то, что это факт, так оно и было на самом деле. Ну а, например, церковь, которая была почти в каждом селе? Само здание ее было образцом красоты, а колокольный звон, его торжественность, слияние с красотой природы, росписи и картины в церкви, горящие свечи, запах ладана и благовоний, одежда священника, изумительная музыка, которую не только слышали, но и пели сами прихожане (т.е. они же и артисты) и, наконец, чтение Евангелия, величайшей из книг, полной любви и мудрости. Дальше: резная крестьянская изба, наличники, крыльцо, окна, деревянный орнамент. Посуда, полотенца и кружева, одежда (в особенности праздничная женская), народные песни (неисчислимое их количество, одна лучше другой), танцы, игры, хороводы. Резные коромысла, дуги, сбруя, прялки - всего не перечислишь! А словесное творчество: пословицы, сказки, поговорки, загадки... Загадки приучают смолоду человека к сознанию того, что мир имеет тайну. Нет! Жизнь русского крестьянина была совсем не такой, какой ее изображают теперь. Кому понадобилось все это уничтожить?

Ну, я понимаю, часть этого подлежала замене, например, посуда, одежда, игры. Главное было - уничтожить Бога, веру, душу народа опустошить, а остальное уже шло само собой. Опустевшая душа заполнялась разным содержанием: сначала марксизмом, потом ленинизмом - каторжным трудом за хлеб, за то, чтобы только не умереть с голоду. Человек лишился земли и крова над головой. О земле он вообще забыл и возненавидел ее, переставшую кормить, чужую. А между тем за нее было заплачено обильной кровью предков».

«Почти все революционные песни чужого, заграничного изобретения: «Варшавянка» — фр<анцузский> военный марш, «Смело, товарищи, в ногу» — немецкий, «Мы, молодая гвардия», современный гимн комсомола (который никто не поет) — немецкая народная песня. Ее можно найти в сборнике немецких несен. «Авиамарш» - нацистская германская песня Хорста Веселя(29), «Замучен тяжелой неволей», «Слезами залит мир безбрежный» - польские антирусские. Примеров – масса».

«Долой символы нашего Рабства — Маркса, Ленина, Сталина, Дзержинского: палачей наших».

Читатель, вероятно, уже догадался, что эти беспощадные высказывания принадлежат русскому национальному композитору, чей духовный слух не мог вынести какофонии большевизма – Георгию Васильевичу Свиридову. Фатеж, где прошли первые, еще несознательные годы его жизни, успел дать ему первый заряд русскости, который Георгию Васильевичу удалось сохранить.

«В Фатеже, - рассказывал он, - было 4 церкви: Соборная, где меня крестили (поп Иван Халанский по прозвищу Халан), Покровская, рядом с ней в одной загородке Тихвинская церковь (которую с превеликим трудом взорвали после войны). Тихвинская - маленькая, зимняя, Покрова зимой не работала - было трудно отапливать. Богоявленская церковь на кладбище, где похоронены отец и родные (деды).

В церковь я ходил большею частью с бабушкой, которая была очень религиозна. Длинные службы меня утомляли, тяжело было стоять на ногах. Я торопил бабушку, упрашивал ее идти домой. Особенно я любил службу Чистого четверга, которую бабушка отстаивала целиком, я же обычно с кухаркой и сестрой уходил раньше, неся домой фонарики.

Часто я вспоминаю свою Родину - Курский песенный край. Россия была богата песней, Курские края - особенно. Они хранились в памяти народных певиц и певцов, передаваемые изустно, из поколения в поколение - дивные, старинные напевы. Как они прекрасны, как они оригинальны, своеобычны, какая радость - слушать их. Один из музыкальных ладов, на котором построена моя кантата «Курские песни», говорит о глубокой древности своего происхождения. Этому ладу, я думаю, сотни лет. Теперь уже так не поют. Жизнь - неумолима! Радио и особенно телевидение вытесняют эту музыку. Будет жаль, если она совсем исчезнет».

В 1924 Свиридовы переехали в Курск, где Георгий поступил в школу. Он прекрасно знал литературу, много читал. Вскоре мальчик стал посещать музыкальный техникум, где директорствовал скрипач М. А. Крутянский, выпускник Московской консерватории. Музыкальная «карьера» будущего композитора началась с самого народного инструмента – балалайки, на которой играл он в оркестре народных инструментов.

По окончании школы Георгий перебрался в Петербург, поступил в консерваторию. В ранний период творчества большое влияние на Свиридова оказал Шостакович, за которого едва не пострадал он серьезно на заре своего творчества. Георгий Васильевич был обвинен в формализме из-за того, что был учеником Шостаковича. В эту пору опальный композитор буквально бедствовал: «…после ждановского постановления 1948 года меня совершенно перестали исполнять и печатать, - вспоминал он, - я мог спиться тогда до смерти, это было мрачное, жуткое время, спас меня Аркадий Райкин тогда, спасли заказы на театральную музыку».

Но постепенно у молодого композитора выработался свой стиль, совершенно отличный от Шостаковича. Стиль – русский. Недаром Шостакович в поздравлении к 40-летию своего «ученика» написал: «Свиридов — очень русский композитор». Музыка Свиридова – это русская необъятность, колосящееся поле и журчание ручьев и рек, песни соловья и звон колоколов, поднявшийся из воды Китеж, моление Богородице, небо взыскующее, зима разухабистая, удаль размашистая, слава веков минувших, былины и преданья, светлая печаль русской природы, чудо русской поэзии, литургия Божественная, гармония… Музыка Свиридова – это душа русская, сама Россия. «Я хочу создать миф: «Россия», - говорил он. - Пишу все об одном, что успею, то сделаю, сколько даст Бог. Я чувствую тайную связь с землей».

Миф этот был им создан. И он оживает в каждой русской душе – например, при звуках гениальной «Метели». Ныне бытует пошлое слово «саундтрек». Рассуждается о лучших саундтреках… Пожалуй, прекрасных мелодий к фильмам не мало, но только один фильм может похвастаться целым циклом гениальных «саундреков». «Метель» Владимира Басова. Именно Басов пригласил Свиридова написать музыку для его фильма по мотивам пушкинской повести. И родился гениальный шедевр русской музыки, который уже десятилетия живет сам по себе, живет, как музыкальное воплощение русской души.

В своем творчестве композитор отдавал предпочтение жанрам, связанным с поэзией – кантате, оратории, вокальным циклам. Георгий Васильевич глубоко чувствовал русскую поэзию, немало страниц его дневников посвящено глубоким размышлениям о творчестве Пушкина, Есенина, Блока… Он тонко чувствовал фальшь – и пролетарских поэтов (Маяковский), и трескучих «шестидесятников». «Прочитал стихи Вознесенского, целую книгу, - отмечал он. - Двигательный мотив поэзии один — непомерное, гипертрофированное честолюбие… Его собеседники — только великие (из прошлого) или по крайней мере знаменитые (прославившиеся) из современников, неважно кто, важно, что «известные». Слюнявая, грязная поэзия, грязная не от страстей… а умозрительно, сознательно грязная. Мысли — бедные, жалкие, тривиальные, при всем обязательном желании быть оригинальным… Претензия [у В.] говорить от «высшего» общества. Малокультурность, нахватанность, поверхностность. «Пустые» слова: Россия, Мессия, Микеланджело, искусство, циклотрон (джентельменский набор), «хиппи», имена «популярных» людей, которые будут забыты через 20-30 лет. Пустозвон, пономарь, болтливый, глупый пустой парень, бездушный, рассудочный, развращенный».

В 50-70-х годах Свиридовым создаются такие произведения, как «Поэма памяти Сергея Есенина», вокальный цикл «У меня отец – крестьянин» (1957), кантата «Деревянная Русь» (1964) и поэма «Отчалившая Русь» (1977) на стихи Есенина, кантата «Курские песни» (1964) на подлинные народные напевы и тексты, вокальные циклы «Петербургские песни», 1964, и «Шесть песен», 1977 на стихи Блока, «Пушкинский венок», 1979…

«Глубоко неверная наша мысль о том, что Глинка – основоположник нашей музыки... – утверждал Свиридов. - Народная песня и старая церковная музыка - вот то, что лежит в фундаменте нашей культуры. Это понял Мусоргский и тем стал велик. В следовании этим традициям и развитии их его свежесть и оригинальность». В своем творчестве Георгий Васильевич во многом наследовал «народности» Мусоргского, коего глубоко почитал. «Мусоргский, - говорил он, - великий духовный композитор... Он открыл заново корневое русское искусство ... полнокровное, могучее, хранившее народный дух, контактное с природой и ее жизнью, наполненное изначально Божественного смысла - непостижимого и вечного». «Величие художника - это величие души (величие духа) художника. Величие Мусоргского и Бородина - это величие христианина».

Для советского композитора мысли совсем не типичные, как, впрочем, и практически все мысли, коими исписаны 18 томов его дневников… Но Свиридов и не был композитором советским. А только и исключительно русским. В 1973 им были написаны три хора к трагедии А.К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» и «Хоровой концерт памяти А.А. Юрлова». По мнению музыковеда А. С. Белоненко, хоры из спектакля «Царь Федор Иоаннович» стали в своем роде ключевым сочинением для Свиридова. Георгий Васильевич особенно любил этот самый русский музыкальный жанр. В последнее десятилетие своей жизни он постоянно работал над хорами на церковнославянские тексты, некоторые из которых вошли в хоровой цикл «Песнопения и молитвы».

Георгий Васильевич переживал со всей остротой переживал геноцид русского народа – будь то «старо»-большевистский, или же нео-большевистский, «либерально-демократический». Приведем лишь некоторые цитаты из его дневников:

«И это называется «перестройкой»? Увы! Все это известно с Октября 1917 года и в разных вариациях существовало и существует более 70 лет. Нет никакой разницы — «при ком» этот государственный бандитизм творился: при Л<енине>, Тр<оцком>, Бух<арине>, Ст<алине>, Б<режневе> или Г<орбачеве>.

Государственный террор - он и есть террор. Он является патентом С<оветской> власти, единственным способом ее высокомерного существования. Русские давно уже стали колониальным народом, удел которого - скорое исчезновение с арены мировой истории и гибель. Именно к этому ведет дело нынешнее руководство. Происходит подмена Русской культуры культурным суррогатом».

«Миром владеют мировые разбойники, уничтожающие целые народы. И большие народы, целые православные, инорелигиозные государства. Гигантская мировая мистификация. Старшие поколения обрекаются на нищету и быструю гибель, молодым приготовлена рабская участь».

«Мы переживаем эпоху третьей міровой войны, которая уже почти заканчивается и происходит на наших глазах. Страна уничтожена, разгрызена на части. Все малые, а отчасти и большие народы получают условную независимость, безоружные, нищие, малообразованные. Остатки бывшей России будут управляться со стороны – людьми, хорошо нам известными. Русский народ перестает существовать как целое, как нация… Падение России как смерть Христа, убитого римлянами и евреями на наших глазах».

 «В наше время Россия духовно опускается еще на один порог преисподней. Культура ее уже невосстановима. Она уже не нужна большинству населения. Так называемый «культурный слой» населения… не состоит или состоит в малой степени из представителей коренного населения страны. Это… общество, глубоко враждебное русской нации, русской культуре, русской истории и искусству. Этот культурный слой не может двигать далее культуру вперед, т.к. у него нет контакта с фундаментом жизни, нет контакта с землей, рождающей все, в том числе и культурный фонд. Нет гения безпочвенного. Вот причина «войны» против почвенников… Высказанное вслух чувство национального достоинства русского художника, его тревога за судьбу преследуемой и истребляемой русской культуры становились, да и сейчас становятся равносильными государственному преступлению... В России как раз царят антинациональные, антирусские тенденции или, как их называют, «русофобские». Выразителями национальных настроений России служат люди, наподобие некоей m-m Боннэр…»

«Потеряна Россия, прекратилась ее история, потеряна Русская земля, потерян (и это – главное) народ русский. Русских в стране как будто и нет. Татары населяют Татарстан, узбеки – Узбекистан… Русский же народ, давший свое имя (Россы) стране, ныне уравнен в правах по названию: все – Россияне. Но россияне – это не национальность, это всего лишь знак проживания в определенном месте. Таким образом, народ наш, уже во второй раз в нашем столетии, лишен национального признака. В первый раз это было после октябрьского переворота, ныне отвергаемого теми, кто на деле совершил его вновь, выполняя замысел уничтожения России как государства и истребления нас как нации, целиком. И выродившиеся русские поощряют самоистребление в своей тупости, низости и слепоте».

«Россия — грандиозная страна, в истории и в современной жизни которой причудливо сплетаются самые разнообразные идеи, веяния и влияния. Путь ее необычайно сложен, не во всем еще и разгадан, она всегда в движении, и мы можем лишь гадать, как сложится ее судьба. Ее история необыкновенно поучительна, она полна всяких свершений, великих противоречий, могучих взлетов и исполнена глубокого драматизма. Мазать ее однообразной, густой черной краской напополам с экскрементами, изображая многослойную толщу ее народа скопищем дремучих хамов, жуликов и идиотов, коверкать сознательно, опошлять ее гениев — на это способны лишь люди, глубоко равнодушные или открыто враждебные Родине. Это апостолы зла, нравственно разлагающие народ с целью сделать его стадом в угоду иностранным туристам, современным маркизам де Кюстинам или просто европейским буржуа. Такая точка зрения на Россию совсем не нова! Достоевский гениально обобщил подобные взгляды и вывел их носителя в художественном образе. Это Смердяков».

«Происходит подмена Русской культуры культурным суррогатом. Этот музыкальный суррогат производится в ужасающей массе, на его воспроизводство работают учебные заведения, начиная от музыкальных школ и кончая многочисленными консерваториями в столицах и крупных городах РСФСР. Все русское принижено и принижается, ведется «охота за людьми». Собственная, подлинная и немногочисленная интеллигенция, чудом сохранившаяся после семидесяти лет советского террора, живет на «мушке» под прицелом журнальных и газетных бандитов, в чьи руки отдана печать страны и все средства массовой пропаганды, направленной на одурение, оглупление народа, особенно молодого поколения, кому усердно внушается вопиющая ложь под видом правды и истории. Это не жизнь, а «Ночь на Лысой горе» — шабаш зла, лжи, вероломства и всякой низости».

«Большой театр перестал быть театром прежде всего национальной оперы… Чего стоят некоторые оперы или балеты, в которых великие, глубочайшие произведения русской и зарубежной литературы обращены в рыночную дешевку? Кто же пойдет работать в этот еврейский лабаз?..»

«Я русский человек! И дело с концом. Что еще можно сказать? Я не россиянин. Потому что россиянином может быть и папуас. И прекрасно он может жить в России. Hа здоровье, пусть живет.

Hо русский человек - это русский человек. Во мне течет русская кровь. Я не считаю, что я лучше других, более замечательный.

Hо вот я такой, как есть - русский человек. И этим горжусь. Я призываю вас с высоты своего возраста (и не сердитесь на меня, что я так говорю): надо гордиться, что мы - русские люди!»

Несмотря на ясное видение бедственного положения своего народа и Отечества, композитор не терял веры в лучшее их будущее. «...Для того, чтобы завоевать Россию окончательно, надо еще многих из нас просто перебить, как собак...», - говорил он. «Пока жива литература, жив и русский народ». Спасение России видел Свиридов, как и все духовно зрячие люди, лишь в одном – ее духовном возрождении. «Найти человеку верный путь в жизни — всегда непросто, - писал он в 1987 году. - В наши хаотические дни это стало неимоверно трудно. Масса людей — потерявших всякие ориентиры, масса — избравших неверный путь, чреватый большим Злом. Многие живут вообще без пути, без движения, лишь шевелясь на месте, как черви в сортире. Боже! Помоги выйти на дорогу всем близким и любимым, не утратив света во тьме!»

«Духовность - высшее начало в человеке, его божественная часть, божественная природа, соединенная в индивидууме с земным, животным, матерьяльным началом, олицетворением низменных страстей и помыслов».

«Искусство нашего века несет большую ответственность за то, что оно настоятельно и талантливо проповедовало бездуховность, гедонизм, нравственный комфорт, кастовую, интеллигентскую избранность, интеллектуальное наслажденчество и еще того хуже: упоенно воспевало и поэтизировало всякого вида зло, служа ему и получая от этого удовлетворение своему ненасытному честолюбию, видя в нем освежение, обновление мира. Все это, несомненно, нанесло огромный вред человеческой душе, понизив уровень ее духовного насыщения до минимума, почти до нуля.

Дело добра могло бы казаться совершенно безнадежным, ибо души, подвергшиеся столь сильной обработке и омерщвлению, воскресить, пожалуй, уже невозможно. Но мудрость жизни заключена в ней же самой: новые поколения приходят в мир вполне чистыми, значит, дело в том, чтобы их воспитать в служении высокому добру. Неимоверная сила, которую обрело зло в искусстве, зависит в значительной мере от захвата им способов самоутверждения, саморекламы, самопропаганды, т. е. прессы, критики, учебных заведений, антрепризы и т. д.

Один лишь театр, концертный зал, журнал или газета, профессор в консерватории может приносить уже много пользы (хотя бы и один). Ибо он сеет семена добра, и нельзя себе представить, чтобы все они погибли.

Зло старается изолировать, ошельмовать, уничтожить или опорочить таких людей... Но так бывало часто и раньше (если не всегда). Однако нынешнее время — особо «злостное»«.

«Мудрость жизни заключена в ней же самой: новые поколения приходят в мир вполне чистыми, значит, дело в том, чтобы их воспитать в служении высокому добру. Мы - гости здесь на земле, но как прекрасен мир! Сколько в нем красоты, сколько печали! Чувство хрупкости, временности нашего существования, отсюда значит, что человек должен ценить жизнь, любить ее и стараться сделать ее как можно лучше для всех, а не только для себя.

Разумно устроенное государство обязано воспитывать своих подданных в сознании незыблемости моральных ценностей, в духе высоких нравственных начал, а искусства, художества должны помогать воспитанию благородного человеческого характера, пробуждая в человеке чувство красоты, добра и правды».

Георгий Васильевич прожил долгую жизнь, творчески полную и творчески счастливую, ибо, несмотря на антирусскую власть, он не только творил свое и творил свободно, но и был востребован, прославлен. Его музыка звучала на лучших сценах и в лучшем исполнении при его жизни, а сам он даже руководил союзом композиторов СССР. Гениальность, успех, слава… За все это великий композитор заплатил горестями жизненными. Его старший сын покончил с собой, когда ему было 16, и, узнав об этом, Георгий Васильевич слег с первым инфарктом. Когда же его сразил инфаркт второй, скончался его тяжело больной младший сын, долгое время лечившийся за границей. Об этой трагедии композитор так и не узнал. Жена не сказала сразу, ожидая, когда муж поправиться. Но поправиться ему было не суждено. Господь призвал его в Сочельник, всего через неделю после ухода его сына…

«Искусство, в котором присутствует Бог как внутренне пережитая идея, будет бессмертным», - говорил Георгий Свиридов. Таково его собственное искусство, которое мы еще не знаем вполне, ибо часть наследия великого композитора сохранилась лишь в его нотных записях и доселе не исполнялась.

В родном Курске Свиридову поставлен памятник, на котором выбиты слова, которые можно назвать девизом всей жизни Георгия Васильевича: «Воспеть Русь, где Господь дал и велел мне жить, радоваться и мучиться».