Среди различных нездоровых тенденций, наблюдающихся в условно говоря «правом» идеологическом сегменте, обращают на себя внимание попытки смешения Белого Движения, Белой Идеи с течениями, не имеющими к оным прямого отношения. То в «белые» зачисляют вождей и участников крестьянских восстаний. То причисляют к ним сепаратистов и даже прямых предателей (так, в недавно вышедшем весьма качественном фотоальбоме, посвященном героям БД, каким-то образом очутились и гетман Скоропадский, и Ян Сыровой…). То скопом записывают в «белые» всех коллаборантов Второй мировой войны. По этой логике все, кто когда-либо и почему-либо боролся с советской властью - это «белые». С другой стороны наблюдается крайность обратная. «Монархическая» ревизия рядов Белой гвардии. Особо рьяные ревизионеры норовят вычеркнуть из рядов «белых» всех, кто не придерживался монархических взглядов, и в первую голову генерала Корнилова.

По-видимому, настало время разобраться в вопросе, что есть Белое Движение?

 

Начнем с очевидного. Белое Движение является антисоветским, но не всякое антисоветское движение является Белым. Каков основной лозунг Белого Движения? «ЗА РОССИЮ!» Единую и неделимую. Каков лейтмотив Белого Движения? Предоставим слово генералу Каппелю: «Передать им, внушить нашу веру, заразить нашим порывом, привить любовь к настоящей России, душу свою им передать, если потребуется, но зато их души перестроить! Они тоже русские, только одурманенные, обманутые. Они должны, слушая наши слова, заражаясь нашим примером, воскресить в своей душе забытую ими любовь к настоящей родине, за которую боремся мы. Мы должны свои души, свою веру, свой порыв втиснуть в них, чтобы все ценное и главное для нас стало таким же и для них. Основное - все мы русские и Россия принадлежит нам, а там в Кремле не русский, чужой интернационал». Итак, Белое Движение есть движение Русское, сражающееся против антирусского Интернационала и зовущее под свои знамена всех русских, зовущее русских вспомнить, что они русские. «С нами тот, кто сердцем Русский!» (Врангель)

Исходя из этого первоочередного принципа, от Белого Дела сразу и прочно отсеиваются - любые сепаратистские движения, которые жестко осуждались всеми вождями и идеологами БД (см. нашу книгу «Русский ответ на украинский вопрос»). Еще на заре Белой Борьбы, когда начали множиться непонятные «армии» на кайзеровском содержании, русский генерал Сергей Леонидович Марков отреагировал на это так: «Как офицер Великой Русской Армии и патриот, я не представляю для себя возможным служить в „Крымской» или „Всевеликой» республике, которые мало того, что своими идеями стремятся к расчленению России, но считают допустимым вступать в соглашение и находиться под покровительством страны фактически принимавшей главное участие в разрушении нашей Родины. Что даст офицерам, пошедшим на службу в какие-то Татарские, Астраханские или иные армии несуществующих государств? Хотите высших чинов? Пожалуйста!.. Но я как был произведен в генерал-лейтенанты законным русским Монархом, так и хочу остаться им».

Также отсеиваются такие, прости Господи, «белые», как участники Кронштадтского восстания, и «антоновцы». Само собой, мы всецело сочувствуем борьбе русских крестьян под водительством Антонова против большевиков. Однако, грезы о мужичьем царстве, крестьянской республике и т.д. - к Белому Движению отношения не имеют. В то время как БД вело кровопролитные бои, значительная часть крестьянства, еще не вполне изведавшая «щедроты» «народной власти», не приняло сторону Белых. Крестьянство восстало лишь тогда, когда его собственное положение сделалось невыносимым. Оно восстало - за себя, а не за Россию. По существу, это был русский бунт. Справедливый в своем возмущении, но лишенный национальной платформы, идеологии. То же касается, всех прочих подобных восстаний, вспыхивавших против большевистского ига.

Прямо связана с этими восстаниями и тема коллаборационизма. Это явление на территории СССР имело в основе своей те же самые причины, что и бывшие прежде и утопленные в крови восстания. Часть народа восстала вновь, не смутившись принять сторону внешнего врага против врага внутреннего. В рамках данной темы мы не будем оценивать это глубоко трагическое явление в целом, речь о другом. Если, к примеру, о Русском корпусе в Сербии совершенно правомерно говорить, что это - Белые (корпус состоял из белых офицеров и их сыновей и сражался с красными бандами Тито), то, скажем Локотская республика или части генерала Власова отношения к БД не имеют. Опять же оценки всех этих формирований мы оставляем за скобками данного материала. «Власовцы» - бывшие советские солдаты и офицеры, советские граждане, перешедшие на сторону внешнего противника. Мотивы у разных людей были различны, но, совершенно очевидно, что Белая Идея в числе оных не значилась. Собственно, об этом недвусмысленно свидетельствуют официальные декларации самого Власова. «Власовцы» (и это очень раздражало белых эмигрантов, придерживающихся «германской ориентации») указывали отправной точкой борьбы с большевизмом… Кронштадтское восстание. Белое Движение, дореволюционная Россия оставались вне пределов власовской идеологии. (Кстати, это довольно характерный момент. Позже в советской истории мы не раз будем наблюдать различного калибра «протестантов», протест которых будет сводиться к тому, чтобы вернуть все «назад к Ленину», а позже - «к достижениям Февраля».)

 

Февраль, должно признать, больная тема и для истинного Белого Движения. Пожалуй, наиболее больная и скользкая. Большинство белых вождей были монархистами (ярыми, как Дроздовский, или же осторожными, как Марков), но «из песни слов не выкинешь» - Добровольческой армией командовал республиканец Деникин, душой, вождем Белой Армии на заре ее был генерал Корнилов, безусловный русский герой, искренний и честный патриот, который не был ни республиканцем, ни монархистом, но, будучи ввергнут в революционный круговорот, совершил ряд крупных политических ошибок, позволив на какой-то момент связать свое честное имя с революцией. И, наконец, самое главное - строить Добровольческую армию на Дону начал генерал Алексеев. Человек, прямо участвовавший в Февральской революции и предавший Государя. Можно спорить о мотивах и чаяниях Михаила Васильевича, о степени вовлеченности его в заговор, но факт остается фактом. Своего Государя он предал. Не говоря о присяге, просто по-человечески. Если вы за спиной вашего начальника, человека высокой порядочности, доверяющего вам, доброжелательно к вам относящегося, сноситесь с его врагами, сговариваетесь с ними против него, лжете ему и, наконец, в согласии с этими врагами предлагаете ему покинуть свой пост, то вы совершаете предательство по всем мерилам, хоть земным, хоть небесным. Вполне вероятно, что Алексеев раскаивался в содеянном, и последние месяцы его жизни, службы разрушенному Отечеству были действенным покаянием, попыткой искупления греха. Однако, было бы в случае такого осознания правильно покаяться публично. Перед Государем, армией и народом русским. За то, что позволил политиканам обольстить себя и вовлечь в гнусную интригу, что, желая лучшего, стал невольным соучастником обрушения в бездну любимого Отечества. Все это можно было бы сказать, не роняя своего достоинства. Напротив, такое покаяние лишь возвысило бы Михаила Васильевича. Послужило бы чести его. Но, самое главное, это избавило бы само движение, которое зачинал он, от остающейся в основе его двойственности - двойственности самого его основателя… А это для маленького войска, в котором монархисты подчас едва уживались с республиканцами, было очень важно. В святом деле не должно было оставаться места какому-то лукавству, недосказанности, смущению. Но Алексеев не нашел в себе сил на публичное самобичевание. И лукавство осталось и так или иначе отравляло дело, и по сей день дает себя знать…

Подчеркнем, говоря о необходимости покаяния Алексеева, мы не имеем ввиду провозглашение монархического лозунга. Здесь речь не о политическом, а о нравственном акте.

Что касается монархического лозунга, то его провозглашение в пору становления Белой армии было вряд ли возможно. Страна находилась в смуте. Падение монархии стало среди прочего следствием угасания в душах монархического идеала. И, к сожалению, не только монархического - но и христианского. Вспомним, какое недоумение вызывала открытая религиозность генерала Дитерихса в среде белого же офицерства. Следовательно, восстановить монархию каким-то декретом было делом бессмысленным. Идеалы русской жизни разрушались и вытаптывались десятилетиями. И теперь требовалось время, чтобы хоть отчасти восстановить их. Позже об этом напишет Врангель: «В императорской России понятие «монархизма» отождествлялось с понятием «Родины». Революция разорвала эти два исторически неразрывных понятия, и в настоящее время понятие о «монархизме» связано не с понятием о «Родине», а с принадлежностью к определенной политической партии. Нужна длительная работа, чтобы в народном сознании оба эти понятия вновь слились воедино. Пока этот неизбежный процесс завершится, причем вне всякого со стороны насильственного воздействия, пока оба эти понятия не станут вновь однородными, пока понятие «монархизма» не выйдет из узких рамок политической партии, армия будет жить только идеей Родины, считая, что ее восстановление является реальной первоочередной задачей». Врангель был убежден, что Россия, рано или поздно вернется к монархическому строю, но нельзя, чтобы оный был навязан ей силою штыков. Вместо этого Петр Николаевич считал необходимой кропотливую работу по проникновению в психологию масс с чистыми национальными лозунгами «при сознательном отрешении от узко партийных, а тем более классовых доктрин и искренности в намерениях построить государство так, чтобы построение удовлетворяло народным чаяниям».

А в начальную пору, размышлял с горечью Марков: «Никак не могу решить в уме и сердце вопроса - монархия или республика? Ведь если монархия - лет на десять, а потом новые курбеты, то, пожалуй, не стоит…»

Белое Движение было надпартийным и иным не могло быть, ибо сами Добровольцы придерживались разных взглядов. А если Доброволец полагает живот свой за Отечество, за Русь Святую, но при этом не является монархистом, то это ведь не значит, что он плохой русский патриот. Это значит лишь, что слишком многие умы и души смущены, и все их важно сберечь, и силы их обратить к одному, главному - спасению Отечества от демона большевизма.

Кто-то может возразить, что Россия без Царя не Россия. Но давайте не будем основывать наших суждений на крайностях. Может ли Церковь Христова существовать вне монархического строя? Может. Ибо она - Христова. И может существовать при любом строе, доколе останется верна Христу. Другое дело, что иной строй будет для Церкви хуже Богом данного монарха. С Россией - то же. Что есть Россия? Народ Русский. Может ли он существовать без Царя? Теоретически может - во всяком случае при условии наличия разумной, национально мыслящей власти. И при условии сохранения Бога в душе. Понятно, что как ребенку лучше быть при отце, так и народу лучше быть при Царе. Но как ребенок может жить без отца при порядочном опекуне, так и народ может развиваться при порядочной, пусть и не монархической власти. И мы прекрасно понимаем, что, если бы в 1918 году на смену большевизма пришла национальная диктатура или даже республика, то это все равно было бы спасением для России и русских. Почему? Ответ очевиден. Не было бы красного террора и десятилетий геноцида русского народа. Не было бы бандитского раскулачивания и ГУЛАГа. Не было бы уничтожено наше историко-культурное наследие. Наконец, не разгромили бы православные храмы, не разорили, не уничтожили Церковь. Любая форма власти - альтернативная сатанинскому большевизму - в любом случае основана была бы на традициях, а не на «разрушим все до основания». Таким образом был бы сохранен Русский народ и его традиционная, культурная среда. В дальнейшем, быть может, народ снова воспринял бы монархический идеал, и монархия была бы восстановлена естественным путем.

Полагая неправильным политическое, партийное деление Белых (вне зависимости от наших симпатий и антипатий), одно существенное разделение мы все же должны внести. Партийное деление недопустимо в отношении людей, которые сражались за Отечество на поле брани и запечатлели верность ему и любовь к нему кровью. Как писал Иван Савин: «Слова есть слова, а жертва есть жертва». И судить за политические заблуждения людей, которые приносили в жертву собственные жизни, мы не вправе. Мы можем указывать эти заблуждения и скорбеть о них, но не обращаться хамами, надменно бросающими грязью в героев, плюющими на их могилы.

Но были те, кто в жертву себя не приносил. Были политиканы. «Члены Рады», «бывшие депутаты государственной думы», министры правительств… Все это сборище зачастую называют «белыми». Называют совершенно ошибочно. Ибо человек штатский, не закрепивший своей верности Отечеству подвигами на полях сражений, имеет право именоваться Белым, лишь будучи истинным носителем Белой Идеи. Воином этой идеи, если угодно. Таким был, например, Иван Александрович Ильин. Или Иван Сергеевич Шмелев. Или врангелевский министр Кривошеин. Но, помилуйте, в каком кощунственном помрачении можно назвать «белым» террориста Савинкова, убийцу Великого Князя Сергея Александровича и предателя Корнилова (коему, конечно, изначально не должно было связываться с подобными «деятелями»)? Участие Савинкова в организации Ярославского восстания еще не делает его Белым. Не обращает Каина Авелем. Савла - Павлом. В своих злодействах Савинков никогда не раскаивался. И его борьба с большевиками, была лишь борьбой одного террориста-экстремиста против других, более удачливых. К России эта борьба отношения не имела вовсе.

Тут надо прибавить, что в целом борьба эсеров с большевиками была по крупному счету борьбой двух революционных партий, разрушивших Россию, за власть над Россией. Как справедливо указывал адмирал Колчак: «Эсеровщина - тот разлагающий фактор государственности, который в лице Керенского и Ко естественно довел страну до большевизма». Именно поэтому значительное участие эсеров в белых правительствах было существенным минусом Белого Дела. При этом нельзя не признать того факта, что натренированные революционной борьбой эсеры оказывались нередко более готовыми к борьбе, чем непривычные к оной монархисты, и в итоге первыми поднимали восстания против большевиков. Куда отнести этих людей? Вероятно, следует подходить к ним по принципу, изложенному выше. Те эсеры, что честно проливали кровь в боях и в прошлом не были запятнаны участием в террористических актах, могут считаться искупившими заблуждения жертвой и по праву именоваться Белыми. А, вот, «члены правительств» и прочая тыловая шушера, столько вреда нанесшие Белому Делу, достойны, напротив, называться внутренними врагами Белого Движения.

В правительстве генерала Деникина значимую роль играли либералы. Милюков даже участвовал в написании программных документов ВСЮР. Однако, это не делает его Белым. Милюков был врагом советской власти, безусловно. Но и только. Другом же этот не гнушавшийся никакой подлостью честолюбец был только себе самому. И уже в эмиграции он жестко враждовал против Белого Движения, за что был осужден рядом своих бывших сопартийцев - такими, например, как благородный князь Долгоруков, искренний друг и радетель Белой Армии.

Итак, подытожим. Белыми вправе именоваться либо ратники, сражавшиеся за Россию, либо те деятели, что, оставаясь в тылу, верно служили России и Белой Идее по своему «профилю». «Политические коммивояжеры», «бывшие» государственные преступники, авантюристы, спекулянты, прочая «тыловая слизь» (выражение Ивана Савина) на звание Белых (а это - именно звание, носить которое должно с честью) права не имеют.

 

В заключении обратимся к Белой Идее. В чем она состояла?

На заре борьбы ее не могли порядком сформулировать и сами вожди. Это, надо сказать, долгое время было слабым местом Белого Движения. Ибо, когда крестьяне на вопрос, за что сражаетесь, слышали неуверенные ответы про «учредительное собрание», которое потом все разрешит, то нисколько не вдохновлялись оными. Де-факто, первым, кто сформулировал идеологию и предметную программу БД был генерал Врангель: «Белая борьба - это честное возмущение русского человека против наглого насилия над всем для него святым: Верой, Родиной, вековыми устоями государства, семьи. Белая борьба - это доказательство, что для сотен тысяч русских людей честь дороже жизни, смерть лучше рабства. Белая борьба - это обретение цели жизни для тех, кто, потеряв Родину, семью, достояние, не утратил веры в Россию. Белая борьба - это воспитание десятков тысяч юношей - сынов будущей России - в сознании долга перед Родиной». Увы, весной 1920 года никакая идея, никакая программа уже не могла спасти ни Армию, ни Россию…

Михаил Константинович Дитерихс в свою очередь указывал на отсутствие у Белого Движения внятной позитивной идеи, как на одну из причин поражения оного. Сам он, как и Врангель, на излете борьбы придавший ей ясную идеологию, писал впоследствии в своем «Завещании»:

«Еще Достоевский говорил: «были бы братья, а братства, (то есть объединения), явятся сами собой». Вот видите, у нас до сих пор в белых движениях, братьев-то и не было, то есть таких людей, (конечно, в широком масштабе), которые объединялись бы во имя однородных, глубоких идей чистого порядка и проникнутых Святым Духом от начала и до конца. Нет нужных братьев и в современных монархических организациях и различных объединениях. И это особенно ясно в текущем движении по фиктивному объединению. Ведь ищут объединения не во имя создания однородных идей, не вокруг однородных монархических принципов, а опять-таки вокруг личностей, деятелей, не стремясь устранить основные причины, обусловившие нелепое существование огромного количества разноименных монархических организаций.
В чем же дело? Да в том, что все те, кто называет себя ныне монархистами, причисляют себя к таковым не по исповеданию принципов, понятий и религии монархизма, как идеологически мощного, объединяющего массу, общественность, государство - начал, а лишь по форме, по внешним осязаемым материальным проявлением его. При этом форма и внешность обращаются ими в сущность, исчерпывая всю содержимость их монархического чемодана. Отсюда понятие ими идеи возрождения в России монархизма является для них только в формально-аксессуарном восстановлении трона, возведении на него того или другого из Романовичей, занятие при троне определенного придворного или административного положения и приведение всех прочих граждан России к «поднози трона» путем тех же чекистских мероприятий, изменив лишь название органов: охранка, жандармерия, гвардия и так далее. Вот, мне кажется, весь запас их идеологии и все их мировоззрение на монархизм вообще и в частности - на современные задачи монархического объединения и движения. Такой идеологией предполагается победить мировое большевицкое движение и дать России мир и благоденствие, а себе…

После осатаневшего всем чесночного духа, конечно, русского человека можно увлечь любым другим. Поэтому в ходе нашей смуты от современного монархического движения я предвижу, быть может, в недалеком будущем, появление Шуйских, Самозванцев, Петров, Тушинских воров, но не национальной работы. Как таковое, оно столь же вредно, как и работа большевиков, но, по-видимому, это движение неизбежно.

Что антихристово царство падет, я в этом ни минуты не сомневаюсь. Что оно, может быть, уже падает и наши монархические организации совершат свое торжественное шествие к Москве и достигнут кремлевского трона - я допускаю. Но это не то. Это не воссоздаст истинной России Христа с ее религиозной идеологией и ее предопределением от Бога. Не вижу и не чувствую я всем моим существом, сердцем, душой и пониманием в массе ныне шумящих монархических организаций, не только идеалов любви по заветам Христа, но даже простой человеческой любви по долгу друг к другу, как к братьям по несчастью и судьбе.

Вражды же много, внутренней, да и внешней. И страшно, страшно в преддверии новых испытаний и страданий русского народа».

Генерал Дитерихс считал, что Россия может быть возрождена только, когда во главу угла будет поставлена не та или иная личность владыки земного, но единственно - владыки небесного. Когда бесконечные раздоры партий сменятся единением во Христе, когда мы поймем, что возрождать мы должны не Россию, выражаясь образно, павлову или аполлосову, но единственно - Россию Христа.

Белая идея, как таковая, выросла уже в эмиграции. И, конечно, главным провозвестником и жрецом ее был величайший русский мыслитель Иван Александрович Ильин. Как бы отвечая на слова Дитерихса о том, что Белая Борьба основана была на отрицании, он писал:

«Белое Дело отнюдь не исчерпывается отрицанием; собрав свои силы в Гражданской войне, оно отнюдь не питается Гражданскою войною, не зовет к ней во что бы то ни стало и не угасает вместе с нею; пробужденное революцией, оно отнюдь не сводится к «контр-революции»; борясь против гибельной химеры коммунизма, оно отнюдь не выдыхается вместе с этой химерой; восставая против интернационала и его предательства, оно имеет свой положительный идеал Родины. Поэтому, неправы все те, кто думает или говорит, что Белое Дело есть то же самое, что «вооруженная контрреволюция».

По глубокому смыслу своему Белая Идея, выношенная и созревшая в духе Русского Православия, есть Идея религиозная. Но именно поэтому она доступна всем Русским - и Православному, и протестанту, и магометанину, и внеисповедному мыслителю. Это есть Идея борьбы за дело Божие на земле; идея борьбы с сатанинским началом, в его личной и в его общественной форме; борьбы, в которой человек, мужаясь, ищет опоры в своем религиозном опыте. Именно такова наша Белая Борьба. Ее девиз: Господь зовет, сатаны убоюсь ли?

Поэтому, если Белые берутся за оружие, то не ради личного и частного дела и не во имя свое: они обороняют дело духа на земле и считают себя в этом правыми перед лицом Божиим. Отсюда религиозный смысл их борьбы: она направлена против сатанинского начала и несет ему меч; но внутренно она обращается к Богу и возносит к Нему молитву. Господь не влагает нам в руки меч; мы берем его сами. Но берем его не ради себя и сами готовы погибнуть от взятого меча. И из глубины этой духовной трагедии мы обращаем к Нему наш взор и нашу волю. И в жизни наша борьба и наша молитва являются единым делом. Девиз его: моя молитва, как мой меч; мой меч, как молитва.

Это означает, что Белая Идея есть идея волевая. Пассивный мечтатель, колеблющийся, сентиментальный, робкий - не шли и не пойдут в Белые ряды. Белый - человек решения и поступка, человек терпения, усилия и свершения. Жизнь есть для него действие, а не состояние; акт, а не стечение обстоятельств. Ему свойственно двигаться по линии наибольшего, а не наименьшего сопротивления. Ему свойственно не созерцать свою цель и не мечтать о ней, а пробиваться к ней и осуществлять ее. Поэтому его девиз: умей желать, умей дерзать, умей терпеть. И еще: в борьбе закаляюсь, в лишениях крепну.

Наше достоинство в том, что мы блюдем в себе нашу святыню. Она наш духовный Кремль; в служении ей слагается наша жизнь; к ней мы обращаемся в трудные минуты нашей жизни; она дает нам уверенность и силу. Она дает нам способность быть, а не казаться; и этому девизу мы должны быть верны до конца. Святыня Веры и Родины - вот наше достоинство и честь. И тот, кто имеет ее, тот блюдет себя и свое уважение к себе, тот сохраняет свое благородство во всех жизненных положениях: и в изгнании, и в черной работе, и в нищете, и в опасности. Ему дорога его честь, а не почести; таков его девиз и искушения честолюбия не уведут его на кривые пути.

Россия для нас не просто «территория», и не просто «люди», и не только «быт», «уклад» и «мощь». Но это прежде всего, Национальный сосуд Духа Божия; это наш родной алтарь, и храм; и освященный им, кровный, дедовский очаг. И поэтому «Родина» есть для нас не предмет бытового пристрастия, а подлинная религиозная святыня. Борясь за Родину, мы боремся за совершенство, и силу, и свободу Русского Духа; а для его расцвета нам нужна территория, и быт, и государственная мощь. И потому - не бытовой, а религиозный смысл имел для нас всегда наш кличущий девиз: все за Родину, все за Родину.

Да, Белое Дело состоит в том, чтобы бороться за Родину, жертвуя, но не посягая; утверждая народное спасение и народное достояние, но не домогаясь прибытка для себя; строя Национальную власть, но не подкапываясь под нее; служа живой справедливости, но не противоестественному равенству людей. И мы знаем, что на этих основах будет строиться грядущая, новая Россия. Русский в Русском опять научается видеть брата по крови и духу, а в России единую и общую мать. Близится тот час, когда все поймут, что у Родины нет и не может быть пасынков; что у нее не должно быть обездоленных, безправных, беззащитных и угнетенных; что Русским становится всякий, кто огнем своей любви и воли говорит «Я - Русский!» И когда придет этот час, тогда все почувствуют и поймут, что в единстве Русского лона - все остальные деления второстепенны и несущественны; что все «классы» и все «партии» - для России, что Россия существует не для классов и не для партий. И тогда победят наши девизы: первый - сыны и братья; второй - один за всех, все за одного.
Мы верим, что править Россиею и вести ее должны ее лучшие сыны. Отсюда наш девиз: дорогу честности и таланту; и еще: нами правит лучший. Будет ли это Русский Государь? Доживем ли мы до этого счастья, чтобы Его благая и сильная воля всех примирила и объединила, всем дала справедливость, законность и благоденствие?.. Будет, но не ранее, чем Русский Народ возродит в себе свое древнее умение иметь Царя…»

Таким образом, как и Дитерихс, Ильин утверждал первоосновой Белой Идеи идею религиозную. Идее религиозной посвящено и все наследие столпов Белой, Русской Зарубежной Церкви. Они полагали, что возрождение России невозможно, пока не будет, по слову митрополита Виталия (Устинова), исцелено русское сердце, пока народ русский не возвратиться на свой исторический путь. Какой это путь? Какова его цель? Архимандрит Константин Зайцев отвечает следующее:

«Наше национальное миссионерство должно быть не рекламным, выставочным, а показом жизнью, пропитанной православной церковностью. Наша жизнь - бытовое исповедничество, которым мы держимся, и вне которого нельзя себе даже представить подвиг православной русскости. А за ним стоит целостное мiровоззрение: «внешнее» являет «внутреннее» в его ни с чем несравнимой убедительности.

Апостасия основное свое выражение имеет в экуменичности, т. е. в единении всех по признаку отрицания абсолютной истинности, в атмосфере лжи. Экуменическое единение имеет своим центром будущего антихриста. Экуменизм отрицает принцип абсолютности веры. Наше единение должно происходить по признаку отталкивания от всех проявлений Апостасии по принципиальному противопоставлению всей ее стихии.

Исповедничество - наша миссия, наше задание, наше послушание. Общее правило таково: или мы будем продолжать свое исповедничество во весь голос открыто, или будем вынуждены уйти в подполье. Третьего не дано. Только тогда мы можем претендовать быть последними православно-русскими и уповать на всесильную помощь Божию. Всякая двусмысленность, всякое соглашательство с апостасийной стихией лишает нас этой помощи. Подвиг православной русскости, который до недавнего времени был подвигом и православно-патриотическим и церковно-государственным, включавшим в себя подвиг стояния в церковной истине, для нас теперь превращается в особый подвиг верности Богу и Его Церкви. Здесь нет «политики», а есть наша верность Богу в качестве русских людей, являющихся чадами Русской Церкви. Только тех, кто подвизается исповедничеством Его правды, Господь покрывает Своей силой».

 

Таковы вкратце основные принципы Белой (Русской) Идеи. Подвиг православной русскости, дерзание и воля, отрешение от узких партийных интересов во имя служения Родине, понимание России, как России Христа, блюдение своих святынь и возрождение духа, кропотливое проникновение в психологию масс, не созерцание, а действие, не уныние, а вера и борьба. Вот, что такое Белая Идея. Идея Мужества и Действия, Веры и Верности, Долга и Чести.

И еще раз подчеркнем Белая Идея = Русская Идея. И именно русскостью проверяется «белизна» того или иного движения, явления, деятеля. Белое по определению не может быть враждебно русскому. А все, что враждебно русскому, не может быть Белым. Все, что утрачивает русскость, автоматически отпадает от Белой Идеи.