«БЫТЬ ЧАСТИЦЕЙ ЗЕМЛИ КРАСИВОЙ...»

 

Быть частицей земли красивой,

Той земли, что предки стяжали.

Быть с Империей – быть с Россией,

В тихой радости и печали.

Свет над ней сиял негасимый,

Горностаевый шлейф мантийный

Накрывал, посылая силы,

Выбираться из вязкой тины.

Это Он, так любивший Бога, -

Царь-герой и Царь-победитель,

Верноподданным на дорогу

Манны дал, и сказал: «Не спите!»

Как Господь, пяти неразумным

Со светильниками без масла...

Тот, кто счастлив с тех пор, безумно

Карнавальные носит маски.

Кто без масок – те носят Лики,

На хоругвях святых качая...

И текут, и текут молитвы

В оцифрованный тьмой Почаев,

В Запорожскую Сечь и в Киев...

Разъяренный ревет Крещатик:

Вурдалаков зовет и Вия,

Преисподней ставит печати.

За Полярным кругом, в тревоге

Пребывая, кружат метели,

Но в сияющих славой тогах

Звезды встали над Коктебелем.

И, молясь у святого гроба,

Возликуем в Слове и Силе:

Вера русская – высшей пробы,

Часть души и тайна России!

 

ЦАРСКИЙ ПОЕЗД

 

... А на станции Дно все спокойно.

Сыплет звездами странница Ночь.

Но никто мне не смеет помочь

В этом мире светло и достойно.

Царский поезд всерусской судьбы,

Блеск и гладь дождевого перрона...

Я печально смотрю из вагона,

Словно Царь, на порушенный быт.

Есть дорога. И только на Псков:

Разрешила холопская милость!

Ольгин город... Где все и случилось,

Где священный подняли засов.

По кронштадтскому красному льду

Разгулялись матросские ветры...

Мне милее уральские кедры,

Я на станции Дно не сойду!

Мне милее походная мгла

И сивашские зыби да топи.

Я, наверно, сойду в Перекопе, -

Там показано было Европе,

Как Россия сражаться могла!

 

ИЗ БЕЛОЙ ЛЕТОПИСИ

Посвящается 105-летию Белого Движения

 

Шпор благородных звон:

- Дин-Дон... Дин-Дон...

Едем на Белый Дон,

Только... кровавый он.

 

Едем на Белый Дон –

Песен не петь!

И поминальный звон

Начал слабеть.

 

Судорогой свело

Горла колоколов,

Вырвали им язык,

Обезобразили лик.

 

Старого звонаря

(Был ночью красный взвод)

Спешно у алтаря

Кончили... И в поход.

 

Кончили... И в поход.

Кони устало пьют –

Белый примчался взвод:

Взмах, и опущен кнут.

 

Вздыбленная весна...

Ни уйти, ни сбежать!

В бурых пятнах стена –

Два кадета лежат.

 

Белая Русь! – Молчишь.

Что там, в снежной пыли?

Красная Русь! – Не спишь.

В бой идешь без молитв.

 

Сквозь разрыв тишины:

- Пленных не брать! Пусть тут

Белым приснятся сны...

Горький типчак иным –

Ложе... Шпоры поют:

 

Зябко в земле лежать.

Дин-Дон... Дин-Дон...

Где-то Рождественский звон,

Тени чужих знамен...

Стон над землей, сто-он!

 

Спит, засыпает Дон.

Дикое Поле!..

Был у России Дом,

Любый до боли.

 

Мир благородных книг,

Где так привычны вещи.

Век борьбы, словно миг,

Сон повторяет вещий.

 

Шпор благородных звон...

Песни прежние, те же!

Едем на Белый Дон,

Следом – на Белый Терек.

 

МАЛИНОВЫЕ ПОГОНЫ

 

Вот и померкли синие дали!..

Мальчика, Юнкера, истязали.

С ним и его попутчицу –

Барышню-мученицу,

Отпускников, офицеров...

Плакала старая дама.

 

Кто же они? – Изуверы.

Видно, из племени Хама.

Вплоть до нательной иконы –

Отняли все, и глумились!

Новенькие погоны

Юнкера долго им снились.

У мальчика обнаружили

На дне мешка вещевого...

«Дроздовец»! - хуже оружия,

«Дроздовец»! - грозное слово.

Погоны, чей цвет малиновый,

И с буквою «Д» крылатой...

Атаки под Белой Глиною,

Еленовкой, Ясиноватой...

А был он уже подпоручиком –

Тот светловолосый Юнкер!

Был чьим-то недолго попутчиком

На воюющем Юге,

Чьим-то любящим сыном,

Чьим-то братом, любимым...

 

И люто метели взвыли:

 - Дроздовцев под лед пустили!

И старую даму-попутчицу,

И барышню, тоже мученицу...

 

АТАМАН КАЛЕДИН

 

Казачья шашка. Платов на стене –

В тускнеющей, но позлащенной раме.

Все говорит о Долге и Войне,

Об отпеванье в стародавнем храме.

О выстреле, сразившем Тихий Дон...

И где тот мир средь Войсковых икон?

 

Все говорит о Доне, чья свеча

Истаяла... Защитники – по хатам.

Душа изнемогла, в ней все – печаль...

Но Атаман не сдался демократам.

«Сто сорок семь штыков! Всего-то, Дон!..»

Достоин ли ты был других времен?

 

За Дон мальчишки встали – Юнкера,

Порой с одной благословенной пушкой.

Велась Большая - тайная игра,

Где так легко стать пешкой иль игрушкой.

Каледин стать игрушкой не желал,

И честь на скарб-обузу не менял!

 

Казачья шашка... Вечный блеск погон.

Нет, Атаман не скажет больше слова!

Пусть Добровольцы покидают Дон,

Пусть тянутся обозы снова, снова...

Пусть в храме Вознесенья Войсковом

Мольба за упокой и плач о нем.

 

Герой войны был тайно погребен.

Текли минуты, плавились секунды...

Звезда восстала к битве, Тихий Дон,

Господь назначил и тебе день Судный!

Твой Белый упокоен Атаман.

Тебе же не сносить жестоких ран.

 

ПЕРВОПОХОДНИКИ

 

Французская книжка,

Французский язык

Забыты. – По коням! Пора!

Мальчишеский, в синем сафьяне, Дневник...

 

Михайловцы-юнкера:

«Как ныне взбирается вещий Олег...» -

Поют, из станиц уходя

В поход через степи. И где их ночлег

Под марш ледяного дождя?

Задонские степи. Вперед, на Кубань!

Полям Дудергофа – поклон!..

Здесь грязь по колено, не обувь, а рвань,

Но траур бессмертных погон –

У Марковцев, это уже на века,

Пусть шпоры ушли в чернозем!..

«Ударницы» угол, как символ полка, -

Корниловцам степь нипочем!

 

Листочки мальчишеского Дневника

Летят по бездомной степи...

«Как ныне взбирается...» - это пока,

Пока он не ранен, и пить

Не просят уста, обгоревшие вдруг,

Пока еще помнит он быль

О князе, покуда Михайловец, друг, -

Не пал в серебристый ковыль.

 

На ящик зарядный отложен Дневник.

Шрапнелей висят облака...

 - И беглым огнем по врагу, что возник,

Покуда мы живы!.. Пока.

 

1-й КУБАНСКИЙ, «ЛЕДЯНОЙ» ПОХОД

 

1.

На морозном ветру Русский флаг.

До свиданья, Донские станицы!

После долгих поход, атак

Мы должны, мы должны возвратиться.

Бодро: «С Богом!» - Корнилов сказал, -

Ни к чему ему аплодисменты!

И конвой за вождем поскакал.

С генералом Боровским студенты

По команде: все шапки долой!

Помолились и двинулись в степи.

В бездорожье нарушен был строй –

Строй и степь, что могло быть нелепей?

Егорлыцкая скрылась из глаз.

Лазаретов походная тряска

Позже вспомнится, даже не раз! –

Бой и раны в кровавых повязках.

Гибель русских героев, вождей,

Ведь для них только Родина свята...

Приворот леденящих дождей

И снегов заскорузлая вата.

Руки барышни, чьей-то сестры,

И сестры милосердия – тоже,

И костры по ночам, и костры,

Что согреют и дух растревожат.

И молитва пред боем, и бой...

До свиданья, Аксай и Лежанка!..

И за той, запредельной чертой

Все оставлено – горе и жалость.

 

На морозном ветру Русский флаг:

Светоч Белого Дела сияет,

Задержав погруженье в ГУЛАГ,

В смуту вьюг Туруханского края.

 

2.

В атаке жестокой и жаркой –

Настал восемнадцатый год! –

Погибнет отчаянный Марков,

Чтоб длился сквозь время поход.

 

Погибнет, погибнет, погибнет

И прапорщик, и генерал...

Но нет! Нет, живым не обидно,

Ведь муки за Русь принимал

 

И Неженцев, и Миончинский...

И длится, и длится поход.

И Красная конница мчится

На Юнкерский пулемет.

 

И Белая конница мчится,

Врубаясь, как вихрь, на рысях,

В строй вражий... И чисто, так чисто

Разносится эхо в степях:

 

Убиты, убиты, убиты

Герои Великой войны,

В чьих снах – Галицийские битвы

И Луцкий прорыв той весны,

 

Казавшейся славной, победной...

Но нет - ни Царя, ни побед,

И колокол голосом медным

Гласит о нашествии бед.

 

За первым Кубанским прибудет

Второй – незабвенный поход:

Гул Белых походных орудий,

Атаки Корниловских рот

 

В боях нескончаемых. Ропот

Погонам златым не знаком.

Лишь слово, звучащее кротко:

- Сестра, не жалей ни о чем!

 

И просят живые, как хлеба,

Молитвы, молитвы у тех,

Кто Ангелами уже с неба

Глядит на Кубанскую степь.

 

3.

На серой рогоже – Корнилов, как инок, лежит.

И в град Катерины отправлено мертвое тело, -

В град древней святой и последней его госпожи...

Но это не значит, что кончено Белое Дело.

На серой рогоже – Корнилов... А в небе – заря.

И смотрит толпа на сраженного вмиг генерала.

В старинных церквах поминальные свечи горят.

А кто-то поверил: Великой России не стало.

На серой рогоже – лишь прах, что был придан земле,

Он вырван у недр... Но ничтожно глумленье людское,

Ведь стихшая скорбь на бескровном и стылом челе

Светилась далеким, нездешним и вечным покоем.

Витали два имени – Лавр и Георгий... В строю,

 В степях и предместьях, был вождь с Добровольцами рядом,

И слышали воины пенье – так в небе поют,

И шли снова доблестно в бой шагом твердым, парадным.

 

МАРКОВЦЫ И ДРОЗДОВЦЫ

 

Лазоревые маковки.

Сусальный перезвон.

Чеканят шаг свой Марковцы,

Дроздовцев батальон.

Цветы героям – яркие:

- Дождались, наконец!

В освобожденном Харькове

Сияние сердец.

Молебны и венчания,

И небесам – салют!..

А что, если нечаянно

Все Белые уйдут?

Гимназия волнуется

В окне букетом лиц:

- Там батальон на улице!

Там Институт девиц

Весь высыпал из здания –

Глядит на батальон...

Отложены гадания.

У офицерских жен

В вуалях белых с мушками

Тревогой дух объят,

Ведь с гильзами-игрушками

Играют сыновья!

Целуют, неумелые,

Малиновый погон...

А если завтра Белые

Уйдут на Тихий Дон?

Что делать там, где маковки

Синеют за мостом?..

Но шаг чеканят Марковцы:

- Потом, потом, потом!

 

КУТЕПОВ

 

И, как всегда, Преображенец прав –

Господь открыл ему врага расчеты.

Он не пригнется, не изменит нрав,

Он вновь пойдет в цепи на пулеметы.

 

И серой массы, принявшей мятеж,

Не устрашится, он такой – Кутепов!

Он перед боем ясен, бодр и свеж.

Кубанские преодолеет степи.

 

Корниловцы и Марковцы – его

В армейском Корпусе почти что дети!

Он их берег... И в духе одного

Сливался дух всей Гвардии на свете.

 

Он подставлял широкое плечо,

Когда суда Дроздовцев забирали...

Кутепов непременно был с мечом,

И знак терновой горечи из стали

 

Был им заслужен жертвою побед

Тех, кто восстали против новой Смуты.

Аскет и рыцарь!.. Но, постигший Свет,

Познает злобу демонов прелютых.

 

Когда враг в спину нож ему воткнет,

Он упадет, но не согнет колени,

Как в дни бурана – в «Ледяной» поход...

И пусть повсюду дорогие тени,

 

Отчаянье и смертная печаль!..

Преображенец прав: прибудут взлеты

После падений... Как светится даль!

И цепь за ним встает на пулеметы.

 

КОНЧИНА ГЕНЕРАЛА ВРАНГЕЛЯ В БРЮССЕЛЕ (апрель 1928)

 

Барочный апрель разошелся в полуденный час...

Брюссель полон сил, он шумлив, в суете жаждет нежности.

И вкус шоколада особый в витринах Гран-пляс,

Как к кофе довесок, толкующий о неизбежности.

Здесь звон колокольный пронзителен, словно мираж,

Мираж слуховой, но барон русский слышал Далекое –

Призыв Горних труб, и Архангел спустился, как страж,

К постели, где все продлевалось успенье нелегкое.

... В атаку летели войска на конях боевых,

Пехота к винтовкам примкнула штыки безустанные...

В резерве Дроздовцы... Надежда одна – на Святых!

Погоны ль – не крест Добровольцам? Они, Богом данные!

Горячечный бред тяжелел... Бросив автомобиль,

Барон оседлал жеребца, чтоб с войсками быть рядом!..

Витрины Гран-пляс. Безупречен веков Средних стиль –

Повсюду, как к кофе довесок, - вино с шоколадом.

Но звон колокольный!.. Но: «Армию, Боже, храни!» -

Заветное слово отпало от уст побелевших...

И длилось прощанье в пасхальные светлые дни,

И слезы скупые из глаз вытекали ослепших.

Его превосходство – Вождя, Генерала, Борца

За Русскую правду, за Русскую волю, - сегодня,

Сегодня и завтра достойно не терна – Венца!

Ведь все, что он смог, он исполнил по воле Господней.

 

ПРОВОДЫ БЕЛОГО ВОЖДЯ

 

Процессия, достойная вождя,

И полководца светлый путь достоин,

Посмертный путь – ни капельки дождя!..

В черкеске и бешмете черном воин

Плыл над Брабантом, обретя покой:

Шоссе Шарлеруа и Ватерлоо,

Пляс Стефани, Креспель... И вот, постой –

Впервые, где над прахом скажут Слово.

Покрытый крепом стягов, спит Герой,

И слышит звуки пламенной молитвы!

Он выдержал и этот – смертный бой

Своей последней европейской битвы.

Венки ложились грудами к венкам.

Потери горечь: «Врангеля не стало!»

Катились слезы по худым щекам

Галлиполийцев – русских генералов.

Блистали ордена былых побед,

И тот, что был добыт под Каушеном...

Конногвардеец пал в расцвете лет,

Лишив врагов излюбленной мишени.

Все, как в атаке, встали в полный рост,

Нет, не согнулись даже в горе плечи...

Господ Галлиполийцев ждал погост

И пурпуром мерцающие свечи.

«Христос Воскресе!» - в этот Светлый миг

Усопшему положена награда...

О, Врангель, Белый рыцарь!.. Он достиг

Земли священной русского Белграда.

 

МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ

(К 130-летию со дня рождения)

 

1.Крест

...ветер знакомый и сладкий.

 Николай Гумилев

 

Она не упала в зеленые воды

С моста, что над Влтавой, все было иначе...

Роскошный и сытый Париж – не удача!..

Глоток божолэ, бег под хрупкие своды

Ночных фонарей... И фиалки, фиалки –

Их много повсюду: вдыхайте, поэты!..

Но ждет-не дождется коварное лето:

- Спеши, это Крест твой, сомнения жалки!

Все слаще прельщенье. Последний день лета.

О, Август! О, римская тяга к названьям!

Начертано все. Смущено лишь сознанье,

Таинственный слышится шелест билета

В трамвай заблудившийся и запоздалый...

Марина – русалка иных акваторий!

И чтобы воскреснуть, потушены зори

И взоры, а свечи горят в полнакала.

Веревка тепла... Чьи-то руки бледнеют.

На шее пульсирует нить голубая...

Что их остановит?

Они все успеют!

О, ветер знакомый!..

И демонов – стая!

 

2.В Гавре

Кламар и Ванв... Все дальше Прага.

Куда спешите, поезда?

Уж пленена: дана присяга.

Домой! Так, прошлое раздав,

К чему беречь поникший розан...

И ты вбираешь смело в грудь

Морской простор, и гордой позой

Разрезана седая муть

Еще норманнского тумана,

Еще не снята голова,

Еще волнует слог Ростана,

Еще поешь... Еще жива!

С тобою маршал Ланн, герои

Наполеоновских побед...

Красавиц ветреные брови,

Блеск Кирасирских эполет.

И тень Башкирцевой печальной

Повелевает быть опальной.

Поэт – земное ль существо?

Дух – легкий вздох, не вещество!

Что вам Париж, все злато Праги?..

Есть дол иной, иная даль...

Взывают самозванцев флаги

Стать русскою мадам Ламбаль.

 

АХ, ВЗВЕЙТЕСЬ, СОКОЛЫ, ОРЛАМИ!

 

Нет нежности в дождливом январе,

Нет мужества у этого столетья...

Живи, дыши, надейся и старей,

Но жерла пушек привнесут бессмертье.

 

И жертвенный, имперский мой народ

Когда-нибудь очнется от похмелья –

Безволья цепи липкие стряхнет,

Не зря же темная рыдает келья:

 

О, этот год! Такой тревожный год!..

И сбор трубят, и часа нет весельям.

 

Архангельская нежность, вопреки

Той нечисти, что властвует над нами,

Простерлась... Крылья вестника легки:

Ах, взвейтесь, взвейтесь, соколы, орлами!

 

+ + +

Мы – нищие, но нищие богаты.

Иконы, храмы ведь дороже злата,

Земля и Слово... Зов Святой Руси.

И спящая еще в груди отвага.

Нет Духа лишь, ты Духа попроси,

Чтоб встать под черным иноческим стягом.

Ведь Русь, покуда нищая, - жива!

И пред иным богатством не робеет.

И близится неделя Торжества,

И каждый вспомнить сам себя посмеет:

Как звался он, непомнящий Иван,

Где Род его, где супостата стан.

 

Сплетается сеть вражеских атак.

Русь черных сотен, встань под древний стяг!

Людмила Скатова,

поэт, литературовед, лауреат Врангелевской премии-2022

(г. Великие Луки)