«Тот не изведал в жизни счастья,
 кто ни разу не атаковал во главе
 блестящего кавалерийского полка!»
 Фраза из Наполеоновской эпохи
 

Время злое и пошлое славит террор,
Вновь Империю ждет трибунал.
Но лишь грянет из прошлого
«Vive l'Empereur!»
И трубач проиграет сигнал, –
Под испуганный крик воронья
Все вернется на круги своя.
 

Увертюра

Романтика – шампанское вино,
Бурлящее в крови двадцатилетних,
Делящее на первых и последних
Тех избранных, кому оно дано.
Я вижу их, восторженных птенцов,
Взлетающих имперскими орлами,
Их озаряет розовое пламя
И не пугают груды мертвецов.
Они остались где–то далеко:
В картинах Теодора Жерико,
В куплетах Беранже,
В закате мглистом.
Там сбережен Романтики окрас
Клинками палашей, броней кирас
И раненым в бою кавалеристом.
 

1.

Был вечер, холоден и сер,
Но для троих светился он:
Вступали Жан, Морис и Пьер
В кавалерийский легион.
Далеким заревом сквозь снег
Манил их в яростный полет
Тот невысокий человек,
Чья воля мир перевернет.
 

2.

В вихре дымном и алом
Он обрел высоту
Молодым генералом
На Аркольском мосту.
Храбрым слава дается,
Светит счастье в пути,
А другим остается
Вслед за ними идти
От победы к победе,
И по новой – к боям.
Будут в Лондоне леди
Слезы лить по мужьям,
Будут в Риме прелаты
Ждать последних минут,
Лишь французские латы
У границы блеснут.
Будут волею сира
Коалиции стран
Рвать его кирасиры,
Как железный таран
Рвет тяжелые двери
Королевских дворцов.
Бонапартовой эре
Нужно новых птенцов,
Чтоб летели орлами
В ослепительный свет,
В беспощадное пламя
Легендарных побед.
 

3.

Не хватит порой сноровки,
Чтоб выучить навсегда
Основы вольтижировки,
Науку рубить, когда
И слева, и справа рубят
Наотмашь, наверняка,
Когда в первой схватке губят,
Как жалкого мотылька,
Всю кротость души невинной...
Но – бывший вчера юнцом
Становится вдруг мужчиной,
Становится вдруг бойцом.
 

4.

Снова в команде гневно слышны
Ненависть и кураж.
Домик в Нормандии,
Тайна весны,
Это – один мираж.
Судеб каприза нам не дано
Предугадать в бою.
Где–то Луиза глядит в окно,
Верит в любовь твою.
Ты же за веру сантим не дашь,
Вера твоя – твой путь.
Снова в команде – гнев и кураж,
Прошлого не вернуть.
Ныне в почете военный тон!
Вместо былой весны –
Сицилианок любовный стон,
Шелест морской волны...
 

5.

В упоенье хмельном
До краев мы наполним бокалы,
Загорелых невест
Понесем на горячих руках.
В королевстве ином
Все иное – и море, и скалы.
Средь божественных мест
Мы – как боги в седых облаках.
Кирасирский палаш
Пробивает любые границы,
По дорогам любым
Кирасирские кони пройдут.
Этот мир будет наш,
А пока нам величие снится
Под таким голубым,
Ясным небом, раскинутым тут.
 

6.

Порядок воинских шпалер
Есть государственный рычаг.
Да, Пьер – любезный кавалер,
А Жан – известный весельчак.
По–человечески любой –
Красив и благостен вполне.
Но кирасиры мчатся в бой,
Где все людское – в стороне.
 

7.

Сливаясь в сплошную лаву,
Эпоха слепит глаза.
За громом Прейсиш–Эйлáу
Другая идет гроза.
Мы с юга на север гоним
Железных рядов волну,
Карьером несутся кони
И мнут за страной страну.
Под грохот кипящей лавы
Сцепились орлы и львы.
От Генуи до Варшавы,
От Корсики до Москвы
Летит грозовое эхо,
Полмира сведя с ума.
Для сильных война – потеха,
Для слабых она – чума.
Напористы, жадны, глупы,
Таращатся псы войны
На снег, что заносит трупы,
На розовый диск луны.
Тяжелый и горький воздух
Окутала тишина.
Романтика – это в звездах,
А здесь, на земле, она –
Такая, что только стонем
В прелестном ее плену.
...И снова уносят кони
Железных рядов волну.
 

8.

Лед, гранит и подковы...
Камни, стужа и лед...
Снеговые оковы
Ветер Франции шлет.
Но заветной удачей
Манит свет вдалеке.
Капли крови горячей
На холодном клинке.
Нас к высотам и безднам
Гонит бешеный Рок
Эскадроном железным
Без путей и дорог.
Это – древняя Спарта
Среди мглы ожила,
Да звезда Бонапарта
За собой повела.
И для нас никакого
Нет исхода, пока –
Лед, гранит и подковы,
Кровь на стали клинка...
 

9.

Внезапную боль пересилит
Желание жить и любить.
Картечью в упор и навылет
Сегодня меня не убить.
Где залпы и справа, и слева
Горящую землю рыхлят,
Я помню о вас, Женевьева,
Я вижу волнующий взгляд.
Какие еще небылицы
Не вспыхнут
Средь гибельных драм?!
Там – зарево Аустерлица,
Здесь – кровью залитый Ваграм.
И все же, моя королева:
Сгорая в ревущем огне,
Я помню о вас, Женевьева...
Но помните ль вы обо мне? –
Улыбкой пленительной жаля,
Изящно и тонко шутя,
По радостным залам Версаля
В стремительных вальсах летя...
 

10.

Военный парад. Империя.
На зависть и страх врагам
Тяжелая кавалерия
Европу кладет к ногам.
Покуда победы радуют,
Ликуй же, Париж, кричи!
Столицы, как шлюхи, падают,
Несут от ворот ключи.
Вот мы выезжаем на поле,
И день для врага – не тот.
Победа! Мюрат – в Неаполе,
А в Швеции – Бернадот.
Парадом гремит Империя
И слышно по всей стране:
Тяжелая кавалерия
Готова к большой войне.
К войне за величье Франции.
Скачи, эскадрон, лети!
Мы едем в парадном глянце и
Не видим конца пути...
 

11.

Везенье в карточной игре
Дарует счастье игроку,
А наше счастье – смять каре,
Туда врубившись на скаку.
Тут успевай крутить палаш,
Покуда кисть не затекла.
Ну, а везенье – это блажь,
Осколки битого стекла.
Опять звучит сигнал «Подъем!»,
Несется конница, пыля.
На счастье мы бокалы бьем
Из дорогого хрусталя.
А под кирасою в груди
Колотит сердце–молоток.
И что там будет впереди,
Каким получится итог,
Уже не ясно никому.
Но все поставлено на кон!
Лежит в тумане как в дыму
Холодный Неман – Рубикон...
 

12.

Свежесть соленого бриза
Веет от Па–де–Кале.
Что же ты плачешь, Луиза,
В сонной предутренней мгле?
Но не дождаться ответа...
Тихо – светла и грустна –
Кроется в дымке рассвета
Наша вторая весна.
А за молочной вуалью
На заревой небосвод
Порохом, пылью и сталью
Дышит Двенадцатый год.
 

13.

Какая сумрачная дума
Лежала на его челе?
Зачем надменно и угрюмо
Он вел к загадочной земле,
К безумству, голоду и аду,
Кошмару самых диких снов
Великой Армии громаду,
Европы ветреных сынов?
Зачем? Он сам не знал ответа.
Он через страны проходил,
Как раскаленная комета
Среди мерцающих светил
Вселенское проходит лоно...
Так ясным или черным днем
Зажглась звезда Наполеона
Испепеляющим огнем.
 

14.

Когда записывает в полк
Сержант со шрамом на щеке,
Слова «отечество» и «долг»
Звучат как–будто вдалеке.
Когда же ты едва–едва
Из рубки вырвешься живой,
То те же самые слова
Звучат как орудийный вой.
Что нам отечество? Земля,
Где мы родились и росли...
Зачем же новые поля
Мы топчем средь чужой земли?
Но долг велит, и вот – идем.
Сдавайся, враг, и трепещи!
Багровым залиты дождем
Кирасы, каски и плащи.
 

15.

– Прощай, Элен! Прощай, Мари!
Жизнь хороша, да недолга.
С лучами утренней зари
На подмосковные луга
Мы выезжаем, торопясь,
А воздух влажен и упруг.
Войны нелепица и грязь
Еще не властвуют вокруг.
Еще насвистывает Жан
Фривольно–радостный куплет.
Приятно вспомнить парижан
И барышень, глядевших вслед…
Бородино – не Сен–Дени,
Холодный август – не апрель.
Звенит над скрежетом брони
Трубы серебряная трель.
 

16.

Трубы серебряная трель
Смолкает в грохоте подков.
Кавалерийская дуэль
Подобна драке мясников.
Но мы идем как на парад,
Мы принимаем этот бой.
И пусть вдали кромешный ад
Исходит гибельной пальбой, –
Раз Император дал приказ,
Судьбы не надобно иной!
Ряды сверкающих кирас
Рванулись плотною стеной.
Для милой Франции, шутя,
Мы завоюем целый мир.
Трепещет знамя, шелестя…
– Уже близка победа, сир!

 

17.

– Уже близка победа, сир,
И с кровью смешано вино.
Ряды железных кирасир
Несутся вскачь к Бородино.
Мы принимаем смерть за Вас,
Презрев спасение души,
И вот – кромсают бронь кирас
Кавалергардов палаши.
Уже один из десяти
В живых остался из полка.
Триумф победного пути
Подобен лезвию клинка.
Оно сверкнет над головой…
– Прощай, Мари! Прощай, Элен!
И вместо славы боевой
Придут забвение и тлен.
 

18.

Придут забвение и тлен,
А, может, пулей в голове
Поставит точку русский плен
В голодной выжженной Москве.
– О, Боже мой! Смотрите, сир,
Среди гнетущей тишины
Бредут остатки кирасир
К Луаре от Березины.
Их с каждым часом все больней
Терзает память о былом,
И объявляет маршал Ней
Себя единственным числом.
Великой Армии провал,
Надлом, таившийся внутри,
Я, как умел, нарисовал.
– Прощай, Элен! Прощай, Мари!
 

19.

На морозе стынут латы,
Волки воют вдалеке,
Тяжесть верного булата
Еле держится в руке.
Да и волки видят даже:
Тут не Армия, а сброд.
Поднимая ствол лепажа,
Кирасир стреляет в рот.
У веселого повесы
Напрочь выбиты мозги...
Не иначе, это бесы
В души лезут из пурги.
И кому теперь охота
Встретить их, клинком рубя?
Здесь не русская пехота
Наступает на тебя.
То – в ночи
Слепой, беззвездной
Шпоры тихо дребезжат,
Кавалерии железной
Кони мертвые лежат.
Догорел костер у леса,
Кровь замерзла у виска.
Нет страшней такого беса,
Что сюда привел войска.
 

20.

В леденеющей мертвенной стыни
Спит величие грозных имен.
Что осталось от прошлого ныне?
Только пепел сожженных знамен,
Только вензель на дверцах кареты,
Только стон кирасирской трубы
И влекущая к берегу Леты
Неизбежная сила Судьбы.
 

21.

Поднимем, Пьер,
Последний тост,
Но не в последний раз!
Наш верен путь,
Наш выбор прост,
И так немного нас
Осталось от когорты всей
Пред огненной чертой.
Давай же, вспомним про друзей
И вспомним с теплотой!
Ну, а пока –
Вблизи, вокруг
Врагов не перечесть.
За Императора, мой друг,
За молодость и честь!
Пусть обрывается наш пир
Разрывами свинца,
Мы за железных кирасир
Осушим до конца
Тот кубок, налитый Судьбой
В далекие года!
...Бокалы вдребезг,
Сердце – в бой,
За дело, господа!
 

22.

Словно стрелы Господнего гнева
Лупят ядра по нашим следам.
...Вот и встретились мы, Женевьева,
Мы по–прежнему рядом, мадам.
Это самый проверенный признак,
Что идут на последний балет
Погибающей Армии призрак
И виденье из ми́нувших лет.
 

23.

Не вальс – тарантеллу играет
Отчаянный хор трубачей.
Французский орел умирает
И яростью грозных очей
Пугает звериные стаи,
Что дерзко идут напролом.
Вот силами вмиг нарастая,
Он видится прежним орлом,
И толпы бегут врассыпную...
Но падает он, и опять,
Разжав свою хватку стальную,
Не может в атаку поднять
Покрытое ранами тело,
На радость шальному зверью.
А в мире ведет тарантелла
Безумную пляску свою.
 

24.

Не дождаться победных реляций.
Груб и черен венец сатаны.
Нам сегодня на подступах драться
К обреченному сердцу страны.
Мы другие сердца поражали,
Но в батальном огне и дыму
Нас тисками смертельными сжали
И разверзли фатальную тьму...
 

25.

Клинок, разящий сверху вниз,
Как бритва, рассекает плоть.
Его на грудь берет Морис
И успевает заколоть
Врага, глотающего лишь
Хрипящих звуков череду...
А за спиной лежит Париж
В изнеможенье и бреду.
Кираса выдержит удар,
Она сдержала не один.
Но, пусть удачлив и не стар
Ее счастливый господин!
Как пережить ему закат
Наполеоновской звезды,
Когда и вражеский булат
Не смог избавить от беды
Влачить свои пустые дни
За рюмкой кислого вина?
На месте сорванной брони –
Повисла скорбная вина
За тот стремительный порыв
В его руке и палаше,
За то, что он покуда жив,
Как Талейран или Фушé.
 

26.

Все минувшие тропы
Мы по новой прошли,
По дорогам Европы
Отступая в пыли.
И не то чтобы худо
Мы сражались, – о нет!
Просто, не было чуда.
И дождем эполет
Обрывались карьеры,
Осыпались чины...
Нет ни трепетной веры,
Ни полка, ни страны.
На три месяца все же,
На каких–то Сто дней,
Путь Великий итожа,
Мы воспрянули с ней,
С той Империей прежней,
Что в легенды ушла!
Но еще безнадежней
Стали наши дела...
 

27.

Вином наполненная склянка
Заглушит боль, разгонит муть,
И одинокая крестьянка
Из жалости укажет путь,
Когда в остатке от былого
Лишь незакрытые счета,
Когда направо – Ватерлоо,
Налево – плен и нищета.
– Сюда, месье, а у поселка
Дорога сложится в кольцо...
Глазами загнанного волка
Смотрю на женское лицо,
Даю две стертые монеты,
Тая мучительную дрожь.
Здесь головой Антуанетты
Легла Империя под нож,
Здесь Старой гвардии осколки
Свинцовым валом сметены,
Здесь, словно загнанные волки,
Бегут куда–то псы войны.
И я – не волк, я – пес усталый,
Один из целого полка
В закатной хмари дымно–алой
Так и останусь на века...
 

28.

Не надо слез, не надо слов,
За ними кроется вранье.
Наполеоновских орлов
Клюет и травит воронье.
Был Пьер блестящий адъютант
При штабе маршала Даву,
Теперь он жалкий арестант
И молит смерть о рандеву.
За ним Морис, любимый брат,
Уходит, сломанный судьбой,
Его расстрелянный Мюрат
Благословил на первый бой.
А Жана нет уже давно:
Клинком сурового врага
Изрублен при Бородино,
Он спит, где русские снега
Былую славу замели
Наполеоновской звезды.
Но мы за ней по миру шли,
Сомкнув железные ряды!
И нам ли нынче отступить
Перед годами и нуждой?
В забвенье нас не утопить
И новой не сломить бедой...
 

29.

Он окинет хмурым взглядом
Океан из серой мглы:
Закипают близким адом
На Атлантике валы.
Или это закипает
Злое прошлое внутри?
Мертвецами обступает, –
Ну, смотри, смотри, смотри...
Вот под звон имперской лиры
Через страны и года
Мчат герои–кирасиры
Прямо в пекло, в никуда,
Вот – пехотные колонны
Лезут к черту на рога,
Вот – поверженные троны,
Вот – российская пурга.
На равнинах – тьма густая
Нет орлов и нет птенцов...
И теперь от прежней стаи
Только груды мертвецов.
Он окинет хмурым взглядом
Океан с крутой скалы,
Где всю ночь бушуют рядом
Разъяренные валы:
Это бьется не стихия,
То зовут в свой жуткий круг
Души юные, лихие,
Им погубленные вдруг.
 

30.

Нормандия, осень, опавшей листвой
Укрыты ряды аллей.
Но если домой ты вернулся живой,
О прожитом не жалей.
Пускай вместо дома одна зола,
И встречных глаза пусты,
Но если Луиза тебя ждала,
То так ли несчастен ты?
Сними кирасу, палаш и плащ,
В сундук уложи мундир.
А знаешь, все–таки женский плач
Страшнее любых мортир.
А знаешь, все–таки детский смех
Дороже любых наград.
Нормандия, осень и рыжий мех
Листвы, завалившей сад,
Где ты, оглохший от свиста пуль,
Бормочешь: «Прости, прости...».
Нормандия, осень, Луиза, Жюль,
Которому нет шести...
 

31.

Все было во время оно,
И вот – под каминный жар
Эпоха Наполеона
Являет земной пожар.
Эпоха Наполеона –
Сияющая звезда
Железного легиона,
Несущегося туда,
Где рыцарская отвага
И славы волшебный звон –
Основы архипелага,
Чье имя – Наполеон;
Где лютой войны уродство,
Грабеж и хмельной азарт –
Есть вечное сумасбродство
По имени – Бонапарт.
 

32.

Когда в камине чуть горят
Живые огоньки,
Тогда о прошлом говорят
Седые старики,
Тогда хрипят обрывки фраз
В простреленной груди...
Но за мучительный рассказ
Ты строго не суди:
Их судит время, судит Бог,
Их путь уже далек.
Последний взгляд,
Последний вздох,
Последний уголек...
 

Эпилог

А теперь – ни мороза, ни жара,
Лишь бездушного времени бег.
По следам бригадира Жерара
Не уйти в девятнадцатый век.
Да и что нам до этого века?
Он в Истории сгинул давно,
Словно всадник Тулуза–Лотрека,
Что покинул свое полотно.
Вот стоит на дымящемся поле
И не слышит победных фанфар,
Погруженный в военный кошмар,
Символ доблести, веры и боли.
А за ним – только ночь, темнота
И... обрывки пустого холста.

 

Дмитрий Кузнецов,

поэт, журналист, член Попечительского совета РПО им. Императора Александра III

(г. Калуга)