Наверное, каждый русский человек, даже малообразованный, услышав фамилию «Даль», сразу вспомнит о словаре. «Словарь Даля» - понятие, можно сказать, обиходное. Хотя его полное название («Словарь живого великорусского языка») припомнят далеко не все. И уже совсем немногие заглядывали в оный. Точно также лишь немногие знают, что Даль - это не только словарь. Владимир Иванович был военным врачом, отличившимся в нескольких кампаниях и имевшим боевые награды, одним из лучших офтальмологов, к которому выстраивались очереди, ученым, писателем…

Интересно, что в жилах составителя словаря великорусского языка не было русской крови. Мать его, урожденная Фрейтаг, происходила из немцев, а отец - из датчан. Йохан Кристиан Даль был человеком удивительных дарований и судьбы. В 1799 году он принял российское подданство, став Иваном Матвеевичем и в качестве врача горного ведомства поселился в Луганске (в ту пору - Луганский завод). Даль старший был не только талантливым медиком, но и богословом, лингвистом. Он в совершенстве владел восемью языками: немецким, английским, французским, русским, идишем, латынью, греческим и древнееврейским. Именно как лингвист стал известен Иван Матвеевич при дворе Императрицы Екатерины еще задолго до начала врачебной практике в Луганске. В качестве лингвиста и был приглашен он в Россию - на должность придворного библиотекаря. Лишь позднее Даль получил диплом доктора медицины в Йене и снова приехал в Россию, уже для служения ей на медицинском поприще. Получить медицинское образование вынудил лингвиста будущий тесть, считавший, что врач - профессия надежная и доходная в отличие от занятий книжных.

Сын, Владимир, унаследовал и приумножил таланты отца. Кроме него в семье Далей росли еще трое мальчиков и две дочери. Надо заметить, что мать, Ульяна Христофоровна, также имела способности к языкам, свободно владея пятью. В свою очередь, собственная ее родительница, бабушка будущего составителя словаря, была известна в литературных кругах, благодаря своим переводам на русский зарубежных сочинений.

Медицинская карьера Даля-старшего сложилась успешно. Из Луганска он был переведен в Николаев и назначен старшим лекарем Черноморского флота. В 1814 году ему было пожаловано дворянство. Это дало его сыновьям право обучаться в Петербургском морском кадетском корпусе за казенный счет.

Отец усердно занимался образованием детей, пока они были малы. Он обучал их не одним лишь наукам, но и многочисленным ремеслам и даже рукоделию - вместе с сестрами. Иван Матвеевич считал, что будущие морские офицеры должны уметь все.

Детей своих Даль-старший воспитывал русскими, при каждом случае, напоминая им о том, и сокрушаясь, что по младости не смогли он постоять за Отечество в 1812 году. Воспитание возымело действие. Позже, побывав на исторической родине, в Дании, Владимир Иванович напишет: «Ступив на берег Дании, я на первых же порах окончательно убедился, что отечество мое Россия, что нет у меня ничего общего с отчизною моих предков».

Когда Далю исполнилось 11, его вместе с 10-летним братом Карлом определили в петербургский Морской кадетский корпус. Карл Иванович отдал флоту всю свою недолгую жизнь (он скончался в 1828 году). Владимир же прослужил на море лишь несколько лет. На «родном» черноморском флоте служба его не задалась. Молодой моряк написал эпиграмму на главнокомандующего флотом Грейга и его любовницу, красавицу-еврейку. За это он был отправлен под арест, а затем переведен на Балтику.

Однако, на Балтике Даль тоже не задержался. «Морского волка» из него не выходило, его не переставала мучить морская болезнь. В итоге Владимир Иванович оставил службу и пошел по стопам отца, поступив на медицинский факультет Дерптского университета. Именно в эту пору он познакомился и подружился с Жуковским, Языковым, Воейковым… А также Николаем Ивановичем Пироговым. Его интересы простирались далеко за пределы медицины. За работу на тему, объявленную философским факультетом, будущий врач получил серебряную медаль. В русской печати выходят его первые стихотворения и повесть «Цыганка». Он играл на нескольких музыкальных инструментах, владел токарным станком… «Это был, прежде всего, человек, что называется, на все руки. За что ни брался Даль, все ему удавалось…» - писал о друге Пирогов.

Николай Иванович прославился, как выдающийся хирург. Однако, Даль не уступал ему в этом таланте. Владимир Иванович одинаково владел левой и правой рукой, и это давало ему, как хирургу, исключительные возможности.

Русско-турецкая кампания 1828 года прервала учебу Даля. Экстерном сдав на доктора медицины и хирургии по теме «Об успешном методе трепанации черепа и о скрытом изъязвлении почек», он отправился на театр военных действий. Из-за вспыхнувшей эпидемии чумы лекарей катастрофически не хватало, на несколько тысяч больных приходился один врач. Этот экзамен Владимир Иванович также выдержал с честью. Он зарекомендовал себя, как блестящий хирург, и по итогам кампании был награжден серебряной медалью на георгиевской ленте и орденом Святой Анны.

Несмотря на тяготы кампании, Даль успевал на фронте заниматься пополнением своего словаря, который он начал составлять еще во время учебы в Морском корпусе. «Нигде это не было так удобно, как в походах, - вспоминал Владимир Иванович. - Бывало, на дневке где-нибудь соберешь вокруг себя солдат из разных мест, да и начнешь расспрашивать, как такой-то предмет в той губернии зовется, как в другой, в третьей; взглянешь в книжку, а там уж целая вереница областных речений…».

Записки доктора за год войны достигли таких объемов, что для перевозки их ему был предоставлен вьючной верблюд. Однажды во время боя животное с бесценным грузом было «пленено» неприятелем. Даль был безутешен, считая свой труд безвозвратно погибшим. Но русские офицеры и солдаты, жизни которых спасал он на операционном столе, отплатили ему сторицей. Специально сформированный отряд казаков-охотников совершил дерзкий рейд и отбил у турок верблюда с поклажей!

Следующей кампанией доктора Даля стала Польская 1830 года. В эту войну польские повстанцы убили его брата Льва… Владимир же Иванович отличился в ней не только как хирург, но и как инженер. Пехотный корпус, в котором он служил, оказался прижат противником к берегу Вислы, мост через которую поляки сожгли. В отсутствии инженера профессионального командование поручило Далю составить проект нового моста. Доктор мост и навел, и защищал его при переправе, и сам разрушил его. Переправу соорудили из пустых бочек, найденных на заброшенном винокуренном заводе. Когда основные части переправились на другой берег, появились передовые отряды неприятеля. Владимир Иванович попросил разрешения эвакуировать раненых, и поляки таковое дали. Собственная их кавалерия двинулась прямо за доктором… На середине переправы Даль неожиданно прыгнул на одну из бочек, где у него был предусмотрительно спрятан топор, и… одним взмахом обрушил весь «мост». Сам герой доплыл до берега под градом неприятельских пуль и восторженные крики русских солдат. Император Николай I наградил отважного хирурга за подвиг орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом.

С окончанием войны наступила пора мирной деятельности. Поступив на службу в столичный военно-сухопутный госпиталь, Даль быстро прославился, как непревзойденный окулист. По свидетельству П.И. Мельникова-Печерского, «он сделал на своем веку более сорока одних операций снятия катаракты, и все вполне успешно. Замечательно, что у него левая рука была развита настолько же, как и правая. Он мог левою рукой и писать и делать все, что угодно, как правою. Такая счастливая способность особенно пригодна была для него, как оператора. Самые знаменитые в Петербурге операторы приглашали Даля в тех случаях, когда операцию можно было сделать ловчее и удобнее левою рукой».

Владимир Иванович интересовался передовыми методами, появлявшимися в медицине. Его перу принадлежит одна из первых в России статей о гомеопатии.

В 1832 году увидели свет «Русские сказки из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый». Эта книга принесла автору, взявшему псевдоним по названию родного города, литературную известность. Сам он говорил о ней: «Не сказки сами по себе мне важны, а русское слово, которое у нас в таком загоне, что ему нельзя показаться в люди без особого предлога и повода - сказка послужила поводом. Я задал себе задачу познакомить земляков своих сколько-нибудь с народным языком и говором, которому раскрывался такой вольный разгул и широкий простор в народной сказке».

Прочтя «Сказки», ректор Дерптского университета пригласил своего бывшего студента на кафедру русской словесности, зачтя книгу в качестве диссертации на соискание ученой степени доктора филологии. В России же «Сказки» отчего-то сочли неблагонадежными… Даль даже подвергся аресту и допросу, и хотя он был отпущен в тот же день, а обвинения признаны несостоятельными, книгу по принципу «как бы чего не вышло» стали изымать из продажи.

Благодаря «Сказкам», состоялось знакомство Даля с Пушкиным. «Я взял свою новую книгу и пошел сам представиться поэту, - вспоминал Владимир Иванович. - Поводом для знакомства были «Русские сказки. Пяток первый Казака Луганского». Пушкин в то время снимал квартиру на углу Гороховой и Большой Морской. Я поднялся на третий этаж, слуга принял у меня шинель в прихожей, пошел докладывать. Я, волнуясь, шел по комнатам, пустым и сумрачным - вечерело. Взяв мою книгу, Пушкин открывал ее и читал сначала, с конца, где придется, и, смеясь, приговаривал «Очень хорошо»«.

В ответ Александр Сергеевич подарил Далю рукописный вариант своей новой «Сказки о попе и о работнике его Балде» с подписью: «Твоя отъ твоихъ! Сказочнику казаку Луганскому, сказочникъ Александръ Пушкинъ».

Знакомство переросло в крепкую дружбу. Далю привелось присутствовать у смертного одра поэта, вести дневник его болезни, а затем писать протокол вскрытия… Помочь в этом безнадежном случае блестящий хирург уже не мог.

Умирающий Пушкин подарил Владимиру Ивановичу свой золотой перстень-талисман с изумрудом со словами: «Даль, возьми на память». Когда же Даль отрицательно покачал головой, Пушкин настойчиво повторил: «Бери, друг, мне уж больше не писать». Простреленный сюртук, который Александр Сергеевич называл почерпнутым у Даля словом «выползина», Наталья Николаевна также отдала Владимиру Ивановичу.

В 1833 году оставивший медицинскую практику Владимир Иванович был назначен чиновником особых поручений при оренбургском военном губернаторе В. А. Перовском. Новая должность открыла ему огромный простор как для лингвистических и фольклорных, так и для естествоиспытательских изысканий. На основе собранных башкирских материалов им были написаны несколько рассказов и повестей. За собранные же коллекции по флоре и фауне Оренбургского края Даль был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук по физико-математическому отделению. За 8 лет службы в Оренбурге он также стал одним из первых в России тюркологов. Зная в общей сложности 12 языков, Владимир Иванович хорошо владел языками тюркскими, и, оказавшись в башкирском крае, стал собирать и расшифровывать тюркские рукописи.

В оренбургский период Даль сопровождал Пушкина по «пугачевским местам». Вмести они исколесили все важнейшие места пугачевского восстания. В благодарность Александр Сергеевич прислал другу подарочный экземпляр своей «Истории Пугачева».

В 1839-1840 гг. Владимир Иванович принял участие в своем последним военном походе - Хивинском. Эта локальная кампания нашла наиболее развернутое отражение в его наследии. По следам ее были написаны очерк «Донская конная артиллерия» и «Письма к друзьям из похода в Хиву».

По завершении похода Даль получил рекомендацию своего начальника к его брату - министру внутренних дел Империи Л.А. Петровскому. Возвратившись в Петербург, он занял должность секретаря последнего.

В столице доктор Даль прослужил 8 лет, совмещая службу с активной литературной и научной деятельностью. Его очерки и статьи в ту пору регулярно публиковались в журналах, а по поручению военного ведомства им были написаны учебники по ботанике и зоологии.

Вероятно, к периоду службы Владимира Ивановича в министерстве внутренних дел относится т.н. «Записка о ритуальных убийствах». Данный аналитический доклад по вопросу употребления крови христиан евреями в ритуальных целях, был подготовлен по заказу ведомства и опубликован лишь в 1913 году. Ввиду отсутствия автографа авторство Даля доныне остается под вопросом. Возможно, что документ был подготовлен не им одним, а некоей группой экспертов. Сторонники авторства Даля упирают на то, что его собственное отношение к «избранному народу» вполне согласуется с текстом «Записки». Однако, вряд ли такой аргумент можно счесть достаточным доказательством. Тем не менее, «Записка» имеет хождение под именем Владимира Ивановича и под его именем оказалась в списке экстремистских материалов по решению Ленинского районного суда города Оренбурга от 26 июля 2010 года.

В 1849 году Владимир Иванович, стремившийся в провинцию в поисках живой народной речи, получил должность управляющего Нижегородской удельной конторой, ведавшей делами 40 тысяч государственных крестьян. Эта была излюбленная среда для составителя словаря. Он превосходно разбирался в торговле, в промыслах, знал все устройство крестьянского хозяйства. По свидетельству Мельникова-Печерского, «крестьяне верить не хотели, что Даль был не природный русский человек. Они говорили: Он ровно в деревне взрос, на палатях вскормлен, на печи вспоен… И до всякого-то крестьянского дела какой он доточный… Там борону починил, да так, что нашему брату и не вздумать, там научил, как сделать, чтобы с окон зимой не текло да угару в избе не было, там лошадь своими крупинками вылечил… Этими крупинками он лечил и людей, и скотину. Приедет и, прежде чем толковать о деле, обойдет больных, кому сделает операцию, кому даст врачебный совет…».

Крупинки, упомянутые в приведенной цитате, это гомеопатические препараты. В 1853 году доктор Даль открыл при Удельном округе одну из первых в России гомеопатических лечебниц, пригласив руководить ею выдающегося российского гомеопата Карла Карловича Боянуса.

В Нижнем Новгороде, дававшим обильный этнографический и лингвистический материал, была завершена работа над собранием русских пословиц.

При приверженности своей русскому простонародью Даль был чужд либеральным веяниям и в 50-е годы оказался по разные стороны баррикад с захватившими пушкинское детище, «Современник», радикалам - Чернышевским, Добролюбовым и др. Поводом стал вопрос о народном образовании. Владимир Иванович, хорошо знавший и понимавший народ, его психологию, справедливо указывал, что заботиться нужно прежде о духовно-нравственном развитии человека, а лишь затем учить его грамоте и наукам. Наносное просвещение, за которое ратовали псевдонародолюбцы, как указывал Даль, «без всякого умственного и нравственного образования … почти всегда доходит до худа…». По этому вопросу он опубликовал две полемические статьи, заслужив репутацию «реакционера».

Не лучше были отношения и с бюрократией, которой слишком честный и деятельный Владимир Иванович оказывался не ко двору. В этом отношении замечательна характеристика, данная ему в одном из закрытых документов, незадолго до отставки с поста управляющего: «Невыносимо честный Даль». Видимо, эта «невыносимая честность» стала причиной завершения служебной карьеры составителя словаря.

В 1859 году он вышел в отставку и обосновался в Москве. Настало время для окончания главного дела жизни. На это понадобилось еще без малого десять лет… «Словарь живого великорусского языка» увидел свет в 1868 году. «Живой народный язык, сберегший в жизненной свежести дух, который придает языку стройность, силу, ясность, целость и красоту, должен послужить источником и сокровищницей для развития образованной русской речи, - писал Даль, представляя свое детище. - Общие определения слов и самих предметов и понятий - дело почти не исполнимое и притом бесполезное. Оно тем мудренее, чем предмет проще, обиходнее. Передача и объяснение одного слова другим, а тем паче десятком других, конечно, вразумительнее всякого определения, а примеры еще более поясняют дело».

Словарь Даля раскрыл подлинную сокровищницу - русский язык во всем его необъятном и самоцветном богатстве. Десятилетия спустя А.И. Солженицын, начавший работать со словарем еще на шарашке, сделает «выжимки» из него и издаст отдельным томом, дополнив и отдельными словами, почерпнутыми уже самостоятельно из иных, более поздних источников. Александр Исаевич всегда с восторгом говорил о труде Даля, разделяя страсть последнего к русификации нашего языка, замусоренного ненужными иностранными заимствованиями. Владимир Иванович стремился к переводу и тех иностранных слов, терминов, которые не имеют аналогов в русском языке.

До последних дней Даль продолжал активно работать. Он стал одним из двенадцати членов-учредителей Русского географического общества. Был членом Общества истории и древностей Российских и Общества любителей Российской словесности. На закате дней Владимир Иванович перевел Ветхий Завет «применительно к понятиям русского простонародья».

«Ни прозвание, ни вероисповедание, ни сама кровь предков не делают человека принадлежностью той или другой народности, - писал Владимир Иванович. - Дух, душа человека - вот где надо искать принадлежности его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа - мыслью. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски». Все же, перед лицом вечности, по-русски думавший и по-русски чувствовавший, великий русский просветитель решил стать русским и по вероисповеданию. Незадолго до смерти он перешел из лютеранства в Православие, до конца таким образом соединившись с русским народом.

 

Е. Федорова