Однажды утром тетя Анна появилась в моей комнате, когда ее горничная помогала мне одеваться, и сказала, что она сама решит, какой пояс надеть с пикейным платьем к ужину: из розовой тафты, синий муаровый или полосатый итальянский. Для меня не имело значения, какой пояс она выберет, все равно мое белое пикейное платье никуда не годилось. Итак, я стояла перед настенным зеркалом, потирая правой ногой икры левой ноги, и думала о письме, которое напишу домой, чтобы описать грядущий вечер. Потому что в этот вечер к обеду ждали Императора и Императрицу. Тетя Анна сказала мне, что это будет обыкновенный скромный обед, какие предпочитали Император и Императрица, с не более чем десятью или двенадцатью людьми за столом. Но я знала, что он продлится даже дольше, чем обыкновенно, что у императорской четы будет мало шансов поговорить со мной, тогда как мне придется сидеть прямо, пока не заболит спина, и быть еще более внимательной, чем обычно. Тем не менее сама перспектива увидеть русского царя была бы выдающимся событием в моей жизни. Не то чтобы я была склонна переполняться гордостью за возможность присутствовать на камерном ужине императорской семьи. Я знала о страхах тети Кати, что такие легкомысленные и глупые чувства могут проявиться во мне позже, аппетит приходит во время еды; но, во всяком случае, такого аппетита пока еще не было, не в то время, когда отголоски нашей бесславной войны с Японией и революционного периода 1905 года все еще лихорадили Россию. Как бы тщательно ни защищалось мое раннее детство, отголоски того, что происходило в жизни страны, так или иначе доносились до нас, детей. События времени открыто обсуждали в нашем присутствии старшие и их друзья. Это также доносилось до нас отзвуками революционных песен на улицах; через внука садовника Георгия, молодого человека недавно ставшего социалистом; через новые слова, которые мы улавливали на лету и к которым наши юные уши были очень восприимчивы. Чтобы понять, что означают эти слова, я обычно спрашивала взрослых за трапезой: «Что такое выкуп? Забастовки? Кто такие экспроприаторы? Зачем строили баррикады на улице Грузинской и возле университета?» Отец также объяснял мне некоторые утверждения, которые я слышала от людей. «Это правда, что Император виноват в том, что мы проиграли войну с Японией? Что такое расхлябанность в российском правительстве? Жестокость полиции?» Я также слышала много других слов и фраз, которые выражали критическое, даже враждебное отношение к правящим классам и к самим государям. Но были слова похуже, чем все эти, которые начали заполнять наш словарный запас.

Особенно мне запомнились дни 1905 года, когда в нашем доме впервые было употреблено слово «терроризм». Я услышала его вместе с новостью о том, что Великий князь Сергей убит бомбой, разорвавшей его тело. Чем он заслужил это? Я все еще чувствую холод, охвативший нашу семью в тот вечер. Вскоре после этого той же группой террористов-эсеров был убит наш министр внутренних дел Плеве. Еще один незабываемо мрачный день был, когда сына управляющего делами моего отца застрелил прямо на улице крайний правый, и когда его дочь, которая была всего на два года старше меня, принесли к нам рыдающей, растрепанной, в отчаянии. Тетя Катя сидела с ней на диване в гостиной, обнимала ее, гладила по спине и нежно прижимала к себе, когда она сильно кричала, и билась головой о плечо тети Кати. Разрозненные фрагменты этих впечатлений, должно быть, незаметно собрались в моей голове, образовали неосознанную тревогу за мою страну и посеяли смутные сомнения в мудрости и силе российского руководства. Это мешало быть очарованной предстоящим событием. Нет, я не собиралась воспринимать предстоящий обед с царем как к некий священный обряд, но испытывала глубокое уважение к его личности и к тому, что он олицетворял. Потому что еще когда мы ехали на поезде, отец сказал мне, что царь - исключительный человек, готовый отдать жизнь за свою страну в любой момент, человек, наделенный властью самодержца, но при этом совершенно скромный и склонный к самопожертвованию.

- Для тебя будет большой честью встретиться однажды с русским царем, - сказал отец. - Имей в виду, он - символ всей нашей страны, всей России.

Затем отец прервался и на мгновение показался озадаченным. Он спросил:

- Ты знаешь, что означает слово «символ»?

Я думала, что знаю, и кивнула.

- Так что это?

- Я не знаю.

Я не знала. Однако я дословно запомнила этот краткий диалог с отцом в поезде и с его помощью поняла, что значит для царя быть символом России. Это означало, что он представлял всю Россию с ее лесами, реками и полями, ее историей, людьми и церквями, ее книгами, ее стихами и песнями, ее святыми и грешниками, в одном лице. Я также читала в школьном учебнике истории, что в давние времена Новгорода и Киева существовало вече или городское собрание, и всегда думала, что было бы хорошо, если бы царь восстановил этот обычай прямого общения между правителем и подданными. Эта идея осенила меня сейчас, когда я стояла у зеркала в своем пикейном платье с голубым бантом на макушке.

- Ваше Величество, - сказала бы я в один прекрасный день, когда я уже давно была бы знакома с царем, - ваш народ любит вас, но он должен иметь возможность связаться с вами напрямую, чтобы рассказать о своих проблемах.

- Да, но как это сделать? Их слишком много. Было бы несправедливо разговаривать только с несколькими.

В то время мне было бы уже больше восемнадцати, и я была бы одета в придворное платье из красного бархата с фрейлинским шифром, а мои веснушки к тому времени уже исчезли бы.

- Если Ваше Величество хочет, чтобы я дала несколько советов…

Личная горничная тети Анны, Ирина, с римскими губами, профилем попугая и жесткой надменной осанкой, которая, в отличие от наших домашних горничных, обычно проводила часть утра, читая у окна «Петербургские ведомости», только что предположила, что голубой муаровый кушак будет лучше смотреться на мне в этот вечер. Но тетя Анна определилась с итальянским. Однако последнее слово еще не было произнесено. Когда я стояла у настенного зеркала, фокус моего внимания внезапно сместился со скуки выбора правильного пояса на возможность повлиять на русского царя, и эта мечта воспламенила мой разум. Прежде всего я бы посоветовала ему самому ограничить свое автократическое правление, как полагал отец, и предоставить своей стране конституцию, лучшую, чем недавняя, принятая, по-видимому, в октябре 1905 года.

Раздался звонок, тетю Анну позвали, и мое воображение вернулось к разговору с царем. Он бы задумчиво расхаживал по комнате, молча прислушиваясь, пока я говорила бы. Ирина встала на колени рядом со мной и что-то делала с краем злополучного платья. Я разговаривала с царем вдохновенно, но сдержанно и элегантно. Кто приходил к тете Анне? Ее долго не было, и все это время я мысленно разговаривала с царем, в моей голове лились убедительные слова. Когда тетя вернулась в мою комнату, было ощущение, что что-то пошло не так. Внезапно возвратившись к реальности, я встревоженно посмотрела на нее. Она подошла и взяла меня за руки.

- Мне очень жаль, Лита, - сказала она, - я должна сказать тебе кое-что, что сильно разочарует тебя, и что также является большим разочарованием для меня. Мы только что узнали, что императрица внезапно заболела. Нет, это не опасная болезнь, но очень неприятная. У нее один из тех ужасных приступов мигрени, во время которых боль настолько сильна, что она может потерять сознание. Император, конечно, не покидает ее в такие моменты.

- Значит, они не придут?

- Нет, не сегодня, но, надеюсь, скоро, на следующей неделе. «Ce qui est remi n’est pas perdu». (Примечание: то, что отложено не потеряно)

Я видела, как ужасно разочарована тетя Анна, конечно хотелось утешить ее и сказать, что спешить некуда. Возможно, на следующей неделе или в следующем году. Впереди было так много времени, и мне даже пришло в голову, что, возможно будет лучше, если я буду представлена царю не сейчас, а позже, когда я вырасту и у меня будет время подумать о том, что я собираюсь сказать ему. А пока Ирина тоже захотела сказать что-нибудь, чтобы подбодрить нас:

- О, с Ее Величеством все будет в порядке. Вероятно, Его Высочество Наследник перенес очередной приступ болезни! Бедный милый мальчик! Это всегда вызывает у нее мигрень, - она ​​печально покачала головой. - Такой маленький, а ему уже выпало перенести столько страданий. И его жизнь постоянно находится в опасности из-за этих кровотечений.

Меня это шокировало: «Может ли он умереть от этого?» - с трепетом спросила я. Но тетя Анна уже тихо сказала Ирине несколько слов, которые сразу прекратили эту мрачную беседу. Тетя Анна, видимо, не хотела добавлять к нашему разочарованию печальные истории.

- Ну, теперь с ним все будет в порядке, - сразу же перешла на более радостный тон Ирина. - Есть тот человек Божий, который пришел из Сибири. Говорят, он легко может остановить эти приступы. Святой или нет, но на днях он определенно остановил один из них простой молитвой.

Я вздохнула с глубоким облегчением. Я чувствовала, что все, что мне теперь нужно сделать, это попытаться утешить тетю Анну и объяснить ей, что я не очень разочарована сегодняшним ужином. Но я понятия не имела, как это выразить. Я, конечно, не могла сказать ей, что у меня уже состоялся захватывающий разговор с Императором в моем воображении, и что этого пока вполне достаточно.

В тот вечер, когда подавали наш вечерний чай, она сказала мне:

- Я вижу, что ты устала и тебе грустно.

Я не устала, но мне показалось, что настроение в этот вечер у всех, и у хозяев, и у гостей, было хуже обычного, хотя все старались этого не показывать.

- Нет, тетя Анна, - сказала я, - меня просто беспокоит болезнь наследника.

Тетя Анна сказала: «Каждому рано или поздно выпадает крест, который нужно мужественно нести, чтобы иметь возможность передать его в руки Господа в надлежащее время. В вашей семье, например, все плохо относятся к условиям в которых живут низшие классы, бедные и непросвещенные, и, естественно, мы должны сделать все возможное, чтобы облегчить их бремя. Это их крест, но они, конечно, не единственные, кто страдает, и я часто задаюсь вопросом, не несут ли самые тяжелые кресты люди на самой вершине своих стран. Именно в них толпа кидает все камни. Что бы они ни делали, они становятся мишенью народной ненависти и ревности. А жизни им приходится переживать еще и личные трагедии, как нашим Царю и Царице».

И я вдруг сказала: «Но если все камни толпа бросает в главу правительства, почему тогда Царь не делится своей властью с кем-то еще?» Тетя Анна посмотрела на меня долгим взглядом, как бы спрашивая, откуда это? Где ты это услышала? От кого? Но она ответила:

- О, нет, если Царь поделится своей властью с другими, люди будут швырять камни не только в царя, но и в тех, кто разделяет его власть.

- Но если он примет новые, более совершенные законы и все изменит к лучшему?- настаивала я.

Тетя Анна вздохнула, и теперь я поняла, что на самом деле она разговаривает уже не со мной, а сама с собой или с кем-то еще.

- Люди действительно так говорят, но они забывают, что иерархическая и социальная структура, которая медленно выстраивалась на протяжении веков и вершиной которой являются троны с их дворами, является очень сложной и хрупкой конструкцией. Если вы начнете вносить изменения в эти базовые структуры, религиозные или социальные, все здание может рухнуть. - затем она продолжила, глядя вдаль. - Люди не понимают, насколько хрупкими и сложными являются некоторые наиболее ценные структуры в жизни, и очень часто они склонны разрушать их, пытаясь спешно улучшить.

Возможно, я смутно, лишь в общих чертах, поняла, что имела в виду тетя Анна. Однако я чувствовала себя неспособной поддерживать разговор на ее уровне, а между тем слово «строение» странным образом ассоциировалось в моем воображении с нашей колокольней в Синем Бору, у которой недавно образовалась трещина в одной из стен. Поэтому я подумала, что будет разумнее кивнуть в знак согласия и послушать, как она говорит о Боге: что это Его воля, чтобы мы страдали и обращались к Нему за помощью, вместо того, чтобы постоянно забывать, что наша жизнь без Него временна и бессмысленна. Тем, кто верен Ему, Он ответит в свое время. Это был печальный вечер, но самые яркие его моменты и мой воображаемый визит к Царю, остались незабываемыми воспоминаниями.

 

Перевод Елизаветы Преображенской