Мы едем к месту силы… Вотчине архистратига нашего Александра Невского, колыбели праведного Феодора Иоанновича, месту трудов врача-святителя Луки… Чудеса начинаются сразу. Выехав из Москвы во второй половине дня пятницы, когда истомленные столичные жители рвутся к своим дачам, и пробки окрест растягиваются на часы, мы промчались по МКАД и Ярославскому шоссе почти беспрепятственно и достигли Переславля в установленные два с лишним часа.

По пути обратили на себя внимание церкви. Ни единой разрушенной - все или уже восстановленные, или находящиеся в процессе восстановления. По крайней мере ни одного душераздирающего видения обезглавленного, обрушающегося на глазах и обращенного в свалку Божия дома не встало на нашем пути.

Что же окрест? Окрест как будто тоже все поправилось. Хотя мобильная связь исправно исчезает, стоит лишь углубиться в леса, но в каждой деревне красуется вывеска «Пункт выдачи Озон». Дома… Тут чувство возникает двоякое. С одной стороны, вид почерневших и гибнущих (совсем как храмы в иных областях) русских изб не может не ранить русского сердца. И, казалось бы, в связи с этим стоило бы порадоваться новеньким типовым большим домам, одетым в новомодный сайдинг и оснащенным могучими заборами?.. Но не радуется. В тех скромных избах с бревенчатой кладкой и затейливой вязью резьбы на окнах (настоящей, а не пластмассового суррогата) жила душа, жило тепло человеческих рук и сердец, они были живыми и даже в кажущейся убогости своей, подобно русской невзрачной природе позднеосеннего времени, были трогательны и прекрасны внутренней, стороннему глазу не явной красотой… Они и были органичной частью этой природы, были едины с нею, вписаны в русский пейзаж предками нашими, беспорочным чутьем понимавшими самую суть Красоты. А пластмасса и заборы - они и есть пластмасса и заборы. Поэтому, когда в чреде нагроможденных друг на друга «отформатированных» жилищ является старая-добрая изба, возникает теплое, радостное, умиленное чувство, будто бы родного человека нечаянно встретил, и, вот, обнять бы его!

Жаль русских изб, но и что же делать? Ведь куда бы хуже было зрелище пустыши с руинами этих чудных изб, каковые нередко можно встретить в той же совсем близкой Тверской области… Правда, помимо внешней стороны, есть и другая… Уходят не только избы, уходят деревни, обращающиеся дачными поселками. На землю, которая ждет хозяина, приходят люди, которые хотят не хозяйствовать, а отдыхать. Но, однако же, и это опять-таки бесспорно лучше мерзости запустения. Тем более, что не одни дачники приезжают в русские деревни, но и люди коренные, основательные, остающиеся здесь, чтобы жить, работать, созидать. Те же храмы пресветлые не сами же собою из руин поднялись. Их люди подняли. Мало-помалу. В селе Троицком, вотчине князей Сумбатовых, постоянных жителей осталось 8 душ против полутора сотен, что жили здесь чуть более века назад. Но, вот, восстал, взмыл куполами к небесам могучий красавец-храм, еще несколько лет назад пребывавший в положении плачевном. И как не восславить людей, потрудившихся для того?

Но о Троицком позже. Пока мы лишь въезжаем в Переславль, забираем ключи у юной (окончила ли школу уже?) «менеджера по заселению» и водворяемся в нашей гавани. В квартире нас встречает маленький плюшевый медведь, а во дворе - его каменный полярный родич. Правильное место! И вокруг все - правильно. Направо пойдешь - крепостные стены Горицкого монастыря. С холма, на котором высится он, хорошо видна и панорама города, и Плещеево озеро. На последнее лучше с холма и взирать, не пытаясь спуститься. Ибо внизу беда под названием «коттеджная застройка». Вот, что несомненно надо запретить строжайше, так это безобразную застройку озерного побережья, уже варварски перековеркавшую окрестности прекрасного монастыря Никитского. Дачные поселки - одно, а заповедная природно-историческая зона - иное. Но граждане с большими кошельками и полной атрофией чувства Красоты именно в подобные зоны и норовят пробраться, преобразив их в рамках собственного понимания комфорта. Трудно понять эту страсть. Не все ли равно людям с атрофией чувства прекрасного, где расположить свой комфортабельный коттедж? А если какое-то чувство все же присутствует (вид на озеро, монастырь - красиво!), то как же попускает оно им уродовать то самое прекрасное? Или все дело в «понтах»? Я, мол, не в каком-то там районе города живу, а у самого монастыря, и до озера - дюжина шагов. Пойди разбери! Да и стоит ли? Тут и разборов не требуется, просто запрет и честный контроль со стороны властей, чтобы ни-ни. Но с честным контролем у нас и в лучшие времена напряженно было, что греха таить…

Вернемся в нашу гавань. Прямо по курсу - воинская часть. Тут же магазины. Тут же ветхие, несмотря на центральную магистраль города, деревянные дома, большие и частично заброшенные. Иные, впрочем, по-видимому жилые, о чем свидетельствуют утренние петушиные крики и большое количество собак. Собак здесь, вообще, очень много. И домашних, и полудомашних, и бродячих. На воротах одного из домов хрестоматийная надпись - «Осторожно, злая собака!». Злых собак мы так и не встретили. Только сердитых котов.

В усадьбе художника Кардовского, до которой идти нам 10 минут, встречают нас четверо «сторожей». Дружно поздоровались заливистым лаем и расположились отдыхать на траве - жарко! Мы беспрепятственно обошли странноватую усадьбу, словно бы брошенную и ожидающую возвращения хозяина, памятник которому чинно восседает на скамейке в саду…

Через дорогу - слева, с высокой кручи, из-за деревьев, выглядывает прекрасная Сретенская церковь, а чуть не доходя, за поселком, на входе в которой дремлет маленькая, уютная библиотека Пришвина, гостеприимные объятья откроет Дендрологический сад. У сада сего лишь один недостаток - к 8 часам вечера посетителей из него выпроваживают. А что такое 8 часов в летний знойный вечер? Самое только время для прогулок по прохладе, для дышания воздухом! В остальном, не парк, а сказка. В сказку и обращен он, встречая гостей аллеей сказок, на которой ждут их и Леший, и Зверич, и Птитич, и Морозко, и Баба Яга, и Терем-теремок с его обителями, и пушкинская Белочка, и, конечно, еще один Медведь. А еще сказку пересекает река, и над нею под сводами деревьев так уютно сидеть в деревянной беседке, слушая пение птиц и умиротворяющее бормотание воды.

Таков оказался ближайший ареал нашего обитания.

 

Закономерно, первым пунктом нашего посещения становится Горицкий Успенский монастырь. В отличие от иных он еще частично заброшен и не передан Церкви. За суровыми крепостными стенами встречают нас превращенные в музеи и поглощенные затянувшейся реставрацией храмы, полузапущенный сад с покрытой ряской прудом, древние пушки, отбитые нашим славным Ополчением у поляков… Музеи в стенах храмов производят неизменно тягостное впечатление, будь то едва преодолевающий разруху Горицкий монастырь, будь то петербургский Спас-на-Крови. Божий дом должен быть Божиим домом, домом молитвы, и вход в него должен быть свободен. В итоге музеям мы предпочитаем крепостную стену, проход на которую открыт и смотровую площадку, дозорную башню этой же стены, с которой открывается прекрасный вид на город. С нее он - как на ладони. Крыши маленьких домов (вроде и не город даже, а большая деревня «улучшенной планировки» - и в этом особое обаяние Переславля), россыпь куполов многочисленных храмов и монастырей и особенное радующее глаз городских пленников изобилие зелени - лесов, садов, парков… К слову сказать, кроме сада Дендрологического есть в Переславле и собственный Летний сад. Расположен он поблизости от центрального памятника города - Спасо-Преображенского собора с бюстом Александра Невского перед ним. Преображенский - увы, покамест тоже музей. А, вот, в восстанавливаемом рядом с ним Старом городе уже с Божией помощью действуют два прекрасных собора, еще носящих на себе зримые отпечатки прежней разрухи - Святого Владимира и митрополита Петра. Окружает их ее один сад - Пушкинский…

Некоторые, впрочем, полагают «центральном объектом» плешивого выродка, до сих пор оскверняющего своим присутствием главную площадь города. Пару лет назад у выродка отвалилась рука, указующая нам уже целый век путь в преисподнюю. Увы, ее восстановили…

К слову о выродках. В плане топонимики Переславль - город довольно уютный. Как приятно, например, читать такие названия, как - улица Большая Крестьянка, Малая Крестьянка, Зеленая, Лабазная, Луговая, Садовая, Вишневая, Овражная, Родникова… Но и здесь не укроешься от преследующих нас кровавых теней. И центральная магистраль, так славно именовавшаяся сперва улицей Московской, затем Кардовского, вдруг переходит в Советскую, а там и, срамно сказать, в Урицкую. А за прекрасной церковью Сретенья, из закоулков деревенских домов вдруг выскакивает - Володарский… Нет, не осталось на Святой Руси такого острова, который бы не осквернили своими подлыми кличками наши палачи и разорители. Но, с Божией помощью, преодолеется и это однажды. И улица Володарского станет носить имя Святителя Луки, земскую больницу которого восстанавливают в двух шагах от этой улицы. Мало-помалу…

 

Вот ведь, прописался в Переславле в прошлом году не бес какой-нибудь, а главный обличитель всех революционных бесов - Достоевский. Бывал ли когда Федор Михайлович в Переславле? Может, и бывал. Некоторые утверждают, что Плещеево озеро описано им на страницах «Карамазовых». Так ли, иначе ли, но именно Переславль в минувшем году, году 200-летия писателя неожиданно стал центром чествования его. Здесь проходила конференция, посвященная Достоевскому, здесь по следам ее снимался фильм Елены Козенковой, здесь, прямо напротив Никольского монастыря, вознесся памятник ему. Над памятником работал скульптор Сергей Бычков. Некогда он искал место, где бы сердцу хорошо молилось. И нашел его - в Никольском монастыре. Здесь и стал работать во славу Божию. Изготовил копию Годеновского креста, фигуру Святителя Николая для монастырского фонтана и, вот, в дни карантинных беснований, сам тяжко переболев пневмонией и еще не восстановясь от нее, создал необыкновенный памятник нашему пророку… А архитекторы Мамонов и Хвоевский обустроили целую площадь вокруг него «Территорию смыслов» - с фотографиями писателя, цитатами из его произведений, иллюстрациями к ним - этакий музей под открытым небом.

На кирпичной стене, что служит фоном фигуре, выведены слова Достоевского: «Мир есть рай, ключи у нас». Федор Михайлович, согбенный, сосредоточенный, стоит со свечою в руке напротив врат в святую обитель. Символично. Самому писателю такое место явно пришлось бы по душе. За белоснежными стенами обители пламенеют золотом купола, которые в Переславле видны едва ли не отовсюду. А мимо стен безмятежно шествуют стада коров… Деревня, большая, прекрасная деревня…

Никольский монастырь при большевиках был взорван. Уничтожен собор, колокольня… Монастырь стоял на твердых антиобновленческих, «тихоновских» позициях. Этого не простили ни старшему священнику обители, отцу Евгению Елховкому, ни епископу Никите (Делекторскому), оба они были расстреляны и ныне прославлены в лики Новомучеников. Их молитвами восстала обитель из праха и ныне восхищает дивной красотой своей и благоустроенностью.

Некоторое время мы отдыхаем в тени сада, на берегу цветущего кувшинками пруда. На другом берегу - колокольня, храм, тот самый фонтан с фигурой Святителя Николая, остатки монастырского некрополя…

Все некрополи здесь постигла участь большинства русских погостов - товарищи, боровшиеся с мертвыми не менее рьяно, чем с живыми, уничтожили их. Одна из могильных плит разбита на куски… В какой же осатаненности нужно находиться, чтобы упоенно крушить ломом ли, молотом ли чье-то надгробие?..

В Горицком монастыре, к слову, среди немногочисленных уцелевших могильных памятников, в том числе относящихся к 1812 году, обнаружили мы удивительное надгробие. Воплощение Скорби, как мы окрестили его. В самом деле, редко можно встретить образы, которые с такой полнотой передавали бы некое всепоглощающие чувство. В данном случае - Скорби. И, кажется, что эта павшая на колени, болью невыносимой точно пополам преломленная фигура, лица которой мы не видим, плачет неутешно по всем павшим нашим… А, может, и не только по ним, но и по нам, здравствующим, но живущим совсем не так, как следовало бы, и потому не умеющим вымолить, выплакать горючими покаянными слезами Россию, которую так беспутно, так бездарно потеряли мы и в таких муках пытаемся ныне обрести вновь…

 

- К Православию меня привел Достоевский, - рассказывает француженка Лоранс Гийон, последние годы живущая в Переславле.

Достоевский привел ее в Православие. Православие - в Переславль. А в Переславле Достоевский, получается, «догнал» свою «духовную дочь», обретя здесь дом вскоре после нее…

Лоранс прекрасно говорит по-русски, играет на гуслях и колесной лире, поет древние стихиры (в том числе сочиненные Иваном Грозным), трепетно любит народную песню, ставя ее выше всякой академической песни. И старые русские избы любит с такою же трепетностью, непримиримо отвергая «уродцев» - обитые сайдингом коттеджи.

Сама она живет в уютном зеленом деревянном домике с садом вместе с шестью суровыми деревенскими котами и добрейшей, ласковейшей собачкой Ритой - рыженьким шпицем, восторженно ластящейся к гостям. В семье ожидается «пополнение» в виде пока приживала, но уже готовящегося стать полноправным домочадцем соседским щенком. Этот белоснежный ушастый мохнатый подросток в недалеком будущем обещает стать грозной среднеазиатской овчаркой, алабаем. Пока же это добрейший и непоседливый ребенок, радушно встречающий гостей.

Лоранс, говоря по-пушкински, «из прерусских русская». А по-переславски - «здешняя». Россию, русскую душу она понимает лучше многих русских. И в отличие от многих осоветченных и оброссияненных русских русскостью пропитана. Для России она оставила все. Оставила «благополучную Францию» (понимание нашего обывателя, в понимании самой Лоранс родина ее погибла, как гибнет весь европейский континент, и уцелевшим европейцам скоро придется спасаться в России, как некогда спасались в Европе наши белоэмигранты…), поселилась в глуши…

Впрочем, она не единственная француженка в Переславле. В самом центре города, на перекрестке, над рекой Трубеж высится желтое двухэтажное здание - кафе Ла-Форет. Это настоящее французское кафе, которое держит француз месье Жиль. В кафе помимо пирожных и прочих яств продаются книги Лоранс - дневник первого года жизни в Переславле и исторический роман из времен Ивана Грозного. Это еще одна грань многочисленных талантов «духовной дочери Достоевского». Есть и грань третья - живопись…

К слову, живет в Переславле еще и швейцарец. Его русская жена не разделила его любви к России в вместе с детьми уехала в «благополучную Швейцарию». А он остался в Переславле, занявшись пчеловодством. Чудны же бывают судьбы и неисповедимы Господни пути!

 

Трубеж, над которым высится французское кафе - речка узкая, но полноводная. В ней можно купаться «всем организмом» в отличие от прекрасного Плещеева озера, напоминающего огромное плоское блюдо - берега безграничны, как у моря, а перейти можно пешком, так и не дождавшись, чтобы вода дошла хотя бы до пояса. (Можно только удивляться, как удается бороздить такое мелководье парусникам, которых здесь изрядное изобилие.) Говорят, однако, что у озера есть «второе дно», и иногда первое - разверзается, и потаенные воды поднимаются, и тогда Плещеево выходит из берегов, подтопляя окрестности.

Трубеж в этом отношении чудес в себе не таит. По нему то и дело снуют шустрые лодки и байдарки, плещется ребятня и взрослые… Покружась по проселочным дорогам, мы оказываемся в одном из самых уютных уголков Переславля - у Знаменской церкви. Храм этот восстановлен полностью и радует взор своей сказочной нарядностью. Это не храм-богатырь, это затейливая игрушка тонкой работы даровитого мастера. Вот, показывается он справа от дороги, и от одного вида его веет радостью. А как чудно расположен! Вокруг - самая настоящая русская деревня, еще не подвергшаяся порче ругаемых Лоранс «уродцев». Милые, уютные деревянные избы, утопающие в зелени садов, в пестроте флоксов, георгин и астр… И никаких тебе «новорусских» заборов, лишь скромные оградки-штакетники. Над домиками никнут ласково ивы да березы, выстроившиеся вдоль дороги, по которой мы спускаемся к воде.

Чуть левее - мост, весьма основательный, с высокими лестницами. На противоположном берегу мост упирается в просторную избу, второй этаж которой украшен резными русалками… Здесь, в этой первозданной тишине и красоте возникает чувство обретенности маленького уголка земного рая. Уходить из него не хочется. Так бы и поселиться навсегда… Вот, в такой вот избе с русалками… И «просто, мудро жить, смотреть на небо и молиться Богу», как писала та, что вопреки написанному, кажется, до самого конца именно этому - «просто, мудро жить» - так и не научилась вполне…

Продолжая путь вдоль Трубежа, вскорости достигаем Плещеева озера и высящейся на месте их соития, над самым берегом озера взмывающей ввысь, подобно маяку, церкви Сорока мучеников. Красавец-храм немало проигрывает от соседства с пляжем. Народу здесь такое множество, что едва можно найти место поставить машину. Лодки и байдарки, парусники, загорающие и купающиеся граждане, свадьбы - все смешалось в одну пеструю и шумную ярмарку, и, как ни хороша церковь мучеников Севастийских, а хочется вернуться назад - в тихий благословенный уголок при церкви Знаменской.

Путь наш, однако, лежит не назад, а дальше - вдоль Плещеева озера. К монастырю Никитскому.

На ослепительно белые стены его в солнечный день больно смотреть. Кажется, будто вылеплен он из чистейших арктических снегов или же соткан из облаков и невидимой дланью спущен на землю, чтобы маловерные, к земле приросшие уже не кожею, но и самым сердцем люди могли здесь, на земле, осязать небесное.

Увы, люди дара не оценили, и монастырь стал жертвой граничащей с вандализмом частной застройки. Так плотна она, что сложно даже подобрать хорошую точку для съемок белокаменной святыни. Лишь на обратном пути обретется она, с дороги откроется нам, наконец, великолепный вид на Никитскую обитель, еще не изувеченный «посторонними объектами».

В честь великомученика Никиты назван расположенный недалеко от монастыря ключ, к которому устремляемся мы из его монастыря. Ключей в Переславле и окрест - большое изобилие. Ранее уже побывали мы у притаившегося в глуши, позади знаменитого «Ботика Петра», ключа Гремячего. К нему от дороги ведет узенька тропка, едва проторенная сквозь травяные заросли, характерные для болотистого места. Напротив изба - жилая или нет, не понять. Паломники у Гремячего явно бывают нечасто. В дождливый день по болотистой тропке не вот и пройдешь к нему.

Ключ Никитский совсем инаков. Вокруг него стелются бескрайние русские поля, полноправными хозяевами которых выступают мерно ступающие коровы. При самом ключе оборудована изба-купальня, к которой стоит очередь. Другая очередь, купив здесь же «тару», выстроилась, чтобы набрать ледяной, вкусной воды…

Родители запасаются водой, дети коротают время за «общением» с по-хозяйски возлежащим на ступенях котом. Кот, впрочем, скоро устает от неумеренного внимания к своей персоне и прячется в избушку, где торгуют пустыми бутылками и канистрами.

Набрав воды и омыв разгоряченные зноем лица, мы отправляемся дальше…

Путь наш вновь лежит вдоль озера, над которым теперь парят парапланеристы, мимо Синь-камня, Переславской благодати (что за названия дивные!), Александрова холма, где по преданию святой князь размышлял, ехать ли ему в орду. Следующим пунктом намечена у нас церковь Троицкая, но, еще не добравшись до нее, встречаем мы негаданно синеглавый храм Рождества Пресвятой Богородицы в Городище.

Еще одна восстанавливаемая, возрождаемая жемчужина. Вокруг - обширный погост. Сама деревня - жилая и живая. В церкви, по-видимому, недавно закончилась служба, и людей еще много. И много - детей. В этой церкви детям явно уделяется большое внимание, наверняка и воскресная школа есть. Детские книги, игрушки у входа… В глубине храма батюшка ведет беседу с прихожанами, тесным кругом сидящими подле своего пастыря. Настоящая крепкая община, испокон веков заведенная церковная жизнь. Интересно, что в беседе принимают участие преимущественно мужчины, женщины ведут свои разговоры и приглядывают за детьми у храма.

Мы обращаем внимание на старинные храмовые иконы - все они буквально изрешечены пулевыми отверстиями. Так красные бесы расстреливали Бога, которого «нет», и святых его. Глядя на израненные образы возникает раздумчивость: нужна ли реставрация им? С одной стороны, жаль истерзанные лики. С другой - какое свидетельство безумного беснования и перенесенных этими иконами страданий! Святых изображают на них претерпевающими муки - распинаемыми, усекаемыми, живьем зарываемыми… А здесь самые образы их подверглись казни. Может, так лучше и остаться им - ранами своими свидетельствуя о том зле, что век назад полонило нашу землю и до сих пор упрямо не желает отпустить ее, сгинуть навсегда в адскую бездну, из которой оно вышло… Этим израненным иконам молишься и кланяешься с каким-то особенным чувством…

Спустившись с холма, на котором высится и оттого издали виден Рождествобогородицкий храм, мы отправляемся к церкви Троицкой, при которой жил некогда почитаемый местный юродивый, образ которого установлен прямо у стен храма.

Погода начинает портиться, и мощные порывы ветра возвещают приближение грозы. Огнемечущая и громыхающая эта гостья не заставляет себя долго ждать, и в нашу «берлогу» мы возвращаемся под яростным ливнем, полагающим предел разошедшемуся зною.

Дома ждут нас купленные по ходу нашего путешествия книги, которые бывает особенно отрадно читать, расположившись на уютном диване после полудневного паломничества… Лишь синоптики, точно «враги рода человеческого» смущали и запугивали прогнозом сплошных дождей на все оставшиеся дни нашего пребывания в Переславле. В лесном краю, где не всякая дорога порядочной проходимостью отлична, такой прогноз куда как удручающ, но…

 

…но чудеса, как уже было сказано в начале, сопутствовали нам. И очередное чудо оказалось сильнее синоптиковых угроз. Уже вечером мы пили ни с чем несравнимый послегрозовой воздух Дендрологического сада, а на утро, хотя выдалось оно холодным и пасмурным, спешили в Свято-Алексиевскую пустынь - уникальный очаг русского просвещения и созидания. Истинное чудо. Русское. Божие.

Весной 1991 года священник Алексий Василенко (в миру - ученый и бывший заведующим отделом Соловецкого государственного историко-архитектурного и природного музея-заповедника) был направлен настоятелем храма Святого Духа села Новое Переславского района (ныне Новоалексеевское). Первое время священник с женой и детьми жил в развалинах монастырского скита, в ветхом деревянном домике. Деревня, как и тысячи других, умирала. От местных жителей о. Алексий узнал, что здесь до революции был основанный в конце 19 века скит Феодоровского женского монастыря с храмом во имя Алексия, человека Божия. Храм был разорен большевиками, от него остались лишь руины. Старухи, еще помнившие скит, подарили батюшке свернутое в рулон старинное полотно с ликом Алексия человека Божия, его небесного покровителя. Тогда о. Алексий понял, что Бог привел его в это место недаром, и решил возродить пустынь.

Начал батюшка с организации крестьянского хозяйства - нужно было кормить семью. В свое распоряжение он получил не только территорию, где когда-то стоял скит, но и земли сельскохозяйственного назначения, принадлежавшие бывшим совхозам «Новое» и «Глебовское». О. Алексий вступил в ассоциацию крестьянских фермерских хозяйств Переславского района и перво-наперво обзавелся трактором, который самолично пригнал из Владимира. Дальше хозяйство начало развиваться, обзаводясь мастерскими, скотным двором, конюшней, сенным навесом, складом для фуража…

Ныне фермерское хозяйство Василенко имеет в собственности 450 гектаров земли, из них 2 гектара яблоневого сада, опытные делянки такой же площади, обширный огород для выращивания овощей и картофеля. На фермах содержится около сотни высокопродуктивных коров с надоями от 4 до 7 тысяч килограммов молока, 150 овец романовской породы, 6 свиноматок с приплодом, есть птичий двор для кур, гусей и перепелов. Действует пункт переработки молока, где производят масло, сыр и творог.

Параллельно с восстановлением хозяйства совершалось и другое чудо. Возрождение пустыни и созидание уникального образовательного центра. На вырученные от возделывания земли средства и пожертвования удалось восстановить разрушенные здания. А тем временем Провидение уже послало батюшки первых постояльцев и воспитанников. Брошенные дети, неприкаянные взрослые, дети окрестных деревень, в которых были «оптимизированы» четыре школы… Делать было нечего, и о. Алексий решил создавать классическую гимназию…

Сегодня в Свято-Алексеевской пустыни около 200 воспитанников: сироты, трудные подростки, дети из неполных семей, родители которых трудничают в обители и обрели в ней кров, но также и ребята из семей благополучных и обеспеченных. Выпускником пустыни стал в частности сын путешественника Федора Конюхова, который построил здесь часовню и сам преподавал какое-то время. Образовательный центр включает в себя 40 музеев с коллекциями по археологии, палеонтологии, минералогии, нумизматике, энтомологии и таксодермии и т.д. В картинной галерее представлены подлинники великих русских мастеров и немецких художников эпохи Ренессанса. В экспозиции по литературе хранятся письма Тургенева и автографы знаменитых поэтов Серебряного века. В Свято-Алексеевских музеях находится сегодня 15% всего музейного фонда Ярославской области. Поражает воображение 600-тысячная библиотека обители, в которой находятся драгоценные издания Пушкина, рукописное Евангелие, западно-европейские рукописи и издания, начиная с шестнадцатого века, а древнерусские - с пятнадцатого…

Обучение в пустыни ведется строго сообразно склонностям и способностям пестуемых. Одних детей, с академическим складом ума, учат по законам классической русской гимназии. Других обучают математике, физике, готовят из них будущих инженеров, ученых. Гуманитариев «натаскивают» по истории, литературе, искусствоведению. Трудные подростки обучаются в кадетском корпусе, носящем имя Александра Невского. Их воинскую подготовку ведут Ярославский зенитный ракетный институт ПВО и учебный центр выживания и спасения летного состава ВВС России.

Кроме перечисленного в общине действуют многочисленные кружки и секции. От верховой езды до золотого шитья. В обитель приезжают прославленные музыкальные коллективы: хор Минина, хор имени Свешникова, Большой Симфонический оркестр, оперный театр «Амадеус», оркестр «Кантус Фирмус» и др. Детей возят на экскурсии, развивая душу, и приучают к труду: каждый воспитанник в обязательном порядке должен работать на поле, в огороде и т.д. Община живет тем, что производит сама.

Посетить обитель святого Алексия мы собирались давно. Едем туда не с пустыми руками, везем книги, изданные нами в последние годы. При сборах не учли мы, однако, как оказалось, «мелочи»: договариваться о посещении заповедника русского просвещения и воспитания надо заранее. Мы, не ведая о том, приехали так. Но разве может так быть, чтобы добрые русские люди не договорились с добрыми русскими людьми? Никак не может. Если договориться не удается, значит, по одну сторону (или по обе) люди не добрые и не русские…

Остановившись у шлагбаума, мы объясняем сторожу, что представляем общество Императора-Миротворца, привезли книги. Сторож - человек отзывчивый и с достойным упорством начинает вызванивать начальствующих матушек, поясняя суть дела. (Надо заметить, что имя нашего Августейшего «шефа» неизменно располагает людей, и не единожды за этот вояж, узнавая, чье имя мы носим, люди сразу оживлялись и говорили о своем почтении к Государю Александру Александровичу.)

Наконец, «таможня дает добро», и мы въезжаем на территорию пустыни. Перво-наперво, как указано нам было, идем в приемную, где необычайно светлая, радушная матушка принимает наши дары и… снова начинает звонить в «инстанции» - теперь уже с целью получить дозволение, чтобы нам показали обитель. Попутно она смущенно объясняет нам, что большинство сестер сейчас в отъезде - повезли воспитанников отдыхать на море, в Краснодарский край. Поэтому очень не хватает людей, все тянут на себе вдвое-второе больше послушаний, чем обычно…

- Ничего-ничего, подождите, я сейчас найду, кому вас передать в хорошие руки…

Третий звонок оказывается удачным, третья «инстанция» рекомендует обратиться к Наташе. Матушка сияет:

- Наташа - чудесный человек! Она вам все покажет и расскажет!

«Хорошие руки» появляются через несколько минут. Наташа и Варя, ее дочка лет трех. Наташа - здешний педагог. По виду - совсем юная девушка. Но уже мать семейства, кроме Вари у нее есть еще сын, школьник. Наташа родом из Карелии. В пустынь перебралась, чтобы сберечь детей от соблазнов. В частности, от телефонно-смартфонно-компьютерной зависимости. Телефоны детям в обители запрещены. Здесь живут они не виртуальной, а настоящей жизнью, где есть место всему - и молитве, и учению, и труду, и веселым играм, в которые счастливо играли поколения детворы до них, и которые не ведают безжалостно обокраденные айфонным веком современные дети, кои даже собравшись вместе, умудряются играть в смартфоны, смотреть не друг на друга, а в светящиеся экранчики, заменять живую речь смайликами… Несчастные дети! Сколько радостей лишены они в своем виртуальном плену!

Наташа - прирожденный гид. Сперва нам показывают местный зоопарк. Павлинов и фазанов, ослов и пони, лошадей и козлов разных пород, важного верблюда, медведей Мишку и Машку… Снова посокрушались мы, что недостаточно подготовились к визиту. Ведали бы, что встретит нас такой зверинец, так и взяли бы, чем угостить с такой надеждой взиравших на нас Мишку, Машку, верблюда… Перед животными было неловко. Но, если судит Бог вновь посетить сей заповедник, то мы непременно исправимся и, помимо книг, привезем хлеба для верблюда и сгущенного молока для медведей.

Следом наша проводница показывает нам занимающий целое здание музей. Здесь собрана уникальная коллекция минералов (тысячи видов!), бабочек и иных насекомых, а также чучела едва ли не всех представителей фауны земного шара. Кажется, не поместился только слон - видимо, ввиду габаритов… Зато есть останки мамонта и скелет древнего медведя-великана, вымершего в те же поры.

Что сказать? Счастливы дети, которые могут познавать мир не только по книгам и картинкам, но имея возможность видеть обитателей его если и не совсем «в натуре», то уж в полный рост и в полном объеме. Вспоминая самих себя в нежные лета, нетрудно представить, какой восторг должен вызывать подобный музей у ребят. Наташа с радостью соглашается с этим высказанным нами мнением. Чувствуется, что и музеем, и самой обителью просвещения она искренне гордится.

На выходе из музея - книжная лавка. Целая полка со сборником духовной прозы Ивана Шмелева «Солнце живых». Изданные в обители труды профессора В.Ю. Троицкого. Материалы педагогических конференций. Много иной литературы. Брать можно… о, чудо! - даром! Взяв книжицы о самой пустыни, спрашиваем о цене. Цена копеечная, но Наташа оговаривается:

- Если можете заплатить, заплатите. А если нет, то берите так.

Сердобольная матушка, встречавшая и определявшая нас «в хорошие руки», хотела определить нас и к хорошему столу - на обед, в трапезную. Как раз приближалось обеденное время. От обеда мы, однако, уклонились: дождь все же грозил ежечасно разразиться, а мы - в общей ограниченности времени нашего вояжа - надеялись в сей день посетить и другие святые места. Тепло простившись с нашим гидом и подарив ей в благодарность одну из бывших в запасе книг («И у меня был край родной…» Кузнецовой-Будановой), мы покидаем Свято-Алексиевскую пустынь и берем курс обратно на Переславль.

Дождь спешит по нашим пятам, но мы, мчась с опережением нашего преследователя, еще успеваем посетить расположенную на въезде в город обитель Феодора Стратилата. Именно здесь, как утверждает летопись, явился на свет младший сын грозного Царя, ставший полной ему противоположностью - кротчайший Феодор Иоаннович. Монастырь погружен в свою жизнь, трудятся в саду монахини и послушницы, часть территории для посетителей закрыта, дабы нетревожим был покой насельниц. Закрыт и в сей час и главный храм, лишь в церковь Казанскую заходим мы и обнаруживаем там сравнительное многолюдие. «Людие», впрочем, преимущественно праздное. Это не паломники-молитвенника, а туристы. Туристы вообще составляют бОльшую часть посетителей святых мест. И это для них заготовлены в последних платки и юбки, что особенно существенно в жаркие дни, когда ретивые туристки норовят ступить под святые своды в самом прямом смысле слова полуголыми. Не отстают и представители сильного пола. В монастыре Никитском последние никак не могли «врубиться», зачем заставляют их, бедолаг, повязывать вокруг чресел бабьи юбки. Усталые монахи мирно объясняли, что монастырь - не пляж, и щеголять в шортах здесь не принято.

В Феодоровском, впрочем, ни шорт, ни мини не встречалось. День выдался холодный… С первыми каплями дождя мы напрямки, через огороды, устремляемся к выходу. Напоследок успеваем еще подойти к бюсту святителя Луки, что установлен у монастырских стен. Что за удивительная судьба была у хирурга-епископа! И при таланте известном какой фильм можно было бы снять по этому свыше написанному сценарию! Ничуть не уступающий снимаемым в Италии кинематографическим житиям святых Августина, Риты, Джузеппе Маскати и дона Боско… Но у нас сняли то, что сняли… Так, что остается лишь удивляться степени альтернативной одаренности, с которой возможно столь бездарно обойтись с таким богатейшим материалом. Счастье, что племя бездарей-халтурщиков редко достигает до русской провинции. Иначе, пожалуй, вытоптали бы здесь все живые ключи… Ключи - живого созидания, истинного подвижничества. Был у покойного Говорухина-младшего фильм, «Земля людей». Он - не про то, увы. Совсем не про то… Но, вот, название хорошо ложится на ту благодатную землю, по которой мы странствуем уже три дня. Да, Переславль и его окрестности - это земля людей. И потому легко дышится в пределах ее, и укрепляется, высветляется удрученный городским пленом и безумием виртуальщины дух, и чувствуем мы себя своими среди своих, «здешними».

 

Главная «рабочая» цель предпринятого нами путешествия расположена позади Переславля, в получасе езды от города. Это село Троицкое, бывшая вотчина князей Сумбатовых. Когда-то здесь располагалось княжеское имение Светлое, от которого ныне не уцелело даже руин… Между тем, Сумбатовы дали России целую плеяду славных воинов, прекрасного поэта и иных заслуженных деятелей. Один из князей пал на Бородинском поле, а судьба последних поколение по трагичности сопоставима с судьбой всего нашего Отечества. Князь Александр Сумбатов был убит при покушении террориста Каляева на Великого князя Сергея Александровича. В том же страшном году пал на Русско-японской войне его старший сын, Сергей. Умерла дочь… А спустя десятилетие война Мировая забрала у нечастной матери еще двоих сыновей, во поле брани павших. Когда мать получила известие о гибели последнего, четвертого сына, сердце ее не выдержало. Сын же выжил. Ранение, сочтенное смертельным, было уврачевано в Царскосельском госпитале. Князь Василий месяц лежал без сознания, а затем… очнулся. Не по молитвам ли верной подруги своего детства, которой посвящал он стихи, уходя на фронт, Великой княжны Ольги Николаевны? Сестры милосердия Романовой-первой? Ее пресветлой памяти посвятит он и роман свой, написанный уже в эмиграции… Когда князь Василий только восстанавливался от ран, Россию взорвала революция. Долечивался он уже в Москве, здесь стал свидетелем юнкерского восстания, здесь укрывался от большевиков в доме своего бывшего преподавателя… Здесь женился на дочери последнего, удивительной девушке, окончившей Московский государственный университет. Вдвоем они уехали на юг. Добровольческая армия… Эвакуация… Работа художником и содержание русской книжной лавки в Италии… Во Вторую мировую князь-белогвардеец прятал бежавших из нацистских лагерей советских военнопленных. После себя он оставил роман, поэму «Без Христа» - ответ на кощунственные блоковские «Двенадцать» и лучшее поэтическое произведение о революции, несколько стихотворных сборников… Здесь, под Переславлем, в Светлом, прошло детство Василия Александровича. И мы хотим напомнить об этом, и о нем, и о его героях-братьях, и о мученике-отце.

Когда-то Троицкое было многолюдно и изобильно. Ныне постоянно здесь проживает лишь 8 человек. Тем не менее, величественный Троицкий храм недавно был восстановлен из руин, и мы еще издали видим белую колокольню на возвышенности. Окрест - глушь. Залесский край в полноте слова. Телефон и навигатор «умирают», заставляя нас вслепую кружить по проселочным дорогам… Но, вот, она - колокольня! Вот, она - сумбатовская вотчина!

Храм, к сожалению, заперт. Мы обходим его вокруг и на счастье встречаем живую душу, которая поясняет нам, что служит в храме священник, приезжающий из Никитского монастыря, но живет в селе староста, второй дом вниз по улице, «позвоните в ворота». Звонков ни на одних из немногочисленных, но весьма могучих ворот мы не обнаружили, а на стук наш никто не ответствовал. Признаки жизни подавал лишь один дом, из-под ворот которого сперва выскочила собачонка, а за нею маленькая девчушка. Из-за забора мать ли, бабушка ли потребовала, чтобы обе беглянки немедленно вернулись. Но врат не отворила: и собака, и ребенок снова ловко проползли под калиткой.

Не дозвавшись старосты, мы решили еще раз заехать в Троицкое на обратном пути и устремились к самой дальней точке нашего путешествия - Николо-Сольбинскому женскому монастырю. К нему едем мы сквозь сплошные леса по абсолютно пустой дороге. Иногда кажется, словно мы остались одни в мире, и нет больше ничего и никого, кроме этих с обеих сторон стенами высящихся лесов (какое счастье, что при варварском истреблении все еще есть они - грозные и непроходимые, как в древние времена!), дымчатого неба, узкой дорожной ленты и нас, летящих по ней в неведомое…

Но вдруг лес расступается и открывает глазам Дивное Диво. Средневековую крепость с грозными башнями, выдающими фряжское происхождение архитектора, и обилием разнообразных куполов. Это и есть Никольская обитель на реке Сольбе. В дни основания своего была она подворьем московского Симонова монастыря - нашего родного Симонова монастыря, в стенах которого уже три года работает наш клуб в память Великого князя Сергея Александровича. Так нежданно-негаданно переплелось все: Симонов, Сольба, князь Сергей, князья Сумбатовы…

Трагична была судьба Сольбинской обители. Натерпелась она раззора и первую Смуту, и - еще паче - во вторую. Обновленщины монастырь не принял, за что и был разогнан. Духовник обители, бывший сподвижником архиепископа Серафима Угличского, коего новомученик и виднейший русский духовный мыслитель Новоселов прочил в патриархи, был расстрелян. Сестры разошлись по близлежащим деревням. Несколько лет монастырь продолжал существовать тайно - россыпью по окрестностям. Продолжалось тайное служение. Однако, в конце 30-х члены тайной общины были арестованы и репрессированы по групповому делу «контрреволюционной фашистской организации». Можно предположить, что дело это было частью знаменитой и самой масштабной антицерковной операции ОГПУ «Дело ИПЦ». Как известно, Ярославщина наряду с Петроградом отложилась от митр. Сергия (Страгородского) и была одним из центров той самой «ИПЦ» (Истинной Православной Церкви - название это было придумано ГПУ, сами противники сергиевского синода именовали себя «тихоновцами»). Одним из лидеров ее был архиепископ Серафим Угличский, и тайные (катакомбные) общины были характерны для «тихоновцев».

Сам Сольбинский монастырь был большевиками частично разрушен. В уцелевших и искореженных зданиях после войны разместился лагерь для инвалидов, аналогичный валаамскому. Сюда изувеченных победителей свозили умирать, чтобы они не портили своими культями вида советских городов… Несчастные калеки умерли. После них здесь мучились другие страдальцы - психически больные. В 90-е психоневрологический интернат закрыли. Кто только не жил в то время на монастырских руинах - полоумные, алкоголики, наркоманы, преступники… Истинная юдоль скорби и печали. И страха. И стыда…

Тогда, вероятно, трудно было поверить, что пройдет не столь много лет, и фениксом из пепла восстанет обитель в неизреченной красоте и силе! Но именно так и вышло. Божиим чудом. Людским самоотверженным подвигом и жертвой. Входя в монастырь, сперва даже теряешься от огромности и красоты его, от многочисленности храмов, от разнообразия архитектур.

Вот «крепостной» храм Святого Спиридона, «вкрапленный» в стену. Видом своим он напоминает Спас-на-Крови. А напротив - резной «терем» церкви Сергия, Антония и Феодосия, дань русскому деревянному зодчеству. В центре величественные храмы Успения и Ксении Петербургской. И еще «крепостные» - Святой Варвары (редкий!) и Святого Игнатия Кавказского, Троицы, Александра Невского… И конечно же - красавица-колокольня над монастырскими вратами.

Убранство территории соответствует архитектуре. Прекрасны и сад, и цветник, и пруд с парой благородных лебедей…

Но кроме красоты являет нам Сольбинская обитель и еще одно чудо. Оказывается, не только в Свято-Алексиевской обители, но и здесь созижден заповедник просвещения русского! Конечно, куда более скромный по размаху, однако же в своем роде удивительный. Это «колледж», пансион для барышень, получивших неполное среднее образование. Здесь они получают образование специальное и два диплома - государственный и церковный. Воспитанницы принимаются в пансион бесплатно. Бесплатно проживают под его кровлей, питаются, обеспечиваются медицинской помощью, учатся. Чудо? По нашим временам еще какое! В обители создан хор, выступавший в том числе в столице, действует мастерская, изготовляющая керамические изделия с уникальной сольбинской росписью. Работают в мастерской сестры и воспитанницы.

Монастырю не хватает рабочих рук. Нужны педагоги, врачи, повара, водители… С проживанием под кровлей обители. В сущности, для русского православного человека, не обремененного семейством, может ли быть место лучше? Жить в святом месте, в окружении лесов, трудиться во славу Божию, имея к тому и награду за труды…

Работы в обители много. Кроме «Доброй школы», мастерских, здесь есть, конечно, и свое хозяйство. Не остается в забвение и окрест живущее население. Каждое воскресение отправляется монастырский автобус по деревням, свозя на службу престарелых жителей.

Справа от монастырских стен раскинулись поля, в которых традиционно господствуют коровы. Здесь же - ключ и купальня. В купальню как раз ведут болящего - здорового, рослого парня лет 25-30, видимо, оставшегося в развитии своем во младенчестве и издающего гортанные звуки, мало похожие на человеческую речь. Мы набираем воды и с сожалением покидаем столь восхитившее нас место.

На обратном пути вновь долго плутаем меж лесов и редких деревушек (пункт выдачи «Озон» непременно встречает нас вывеской на каком-нибудь сарае), навигатор и телефон «мертвы». Но, вот, техника, наконец, подает признаки жизни и с третьей попытки мы обретаем правильный путь - назад, к Троицкому.

В Троицком встречает нас все та же звенящая тишина. Открыв храмовую калитку, мы заходим на территорию и, обойдя сельский погост, оставляем на дверях церкви записку старосте, в которой кратко излагаем суть нашего дела и просим перезвонить.

День спустя, когда мы уже достигли Москвы и подъезжали к дому звонок раздался, и уже по телефону мы смогли обсудить то, что не вышло лично. О Сумбатовых в Троицком знают и готовы содействовать увековечиванию их памяти. Как? Всего лучше стендом, на котором каждый сможет прочесть о доблестных владельцах Светлого, увидеть лица их, прикоснуться к творчеству князя Василия Александровича. Что ж, как говорил П.А. Столыпин, вперед на легком тормозе! И Бог нам в помощь!

 

В последний предотъездный день мы, наконец, поднимаемся на высокий холм, с которого встречает всех въезжающих в Переславль Сретенская церковь. В этот час она оказывается закрыта, идет реставрация. Обойдя глубокий карьер, отмечаем открывающийся с «кромки» его вид - меж деревьев в солнечном сиянии высятся синие купола церкви Сретения, позади него, на горизонте, виднеются башни и купола ставшего уже родным Горицкого монастыря.

Вернувшись, у подсобки с инвентарем, что подле храма, встречаем дюжего «рабочего» с окладистой бородой. «Рабочий» оказывается священником. Отцом Андреем. С отцом Андреем как-то сразу возникает у нас взаимопонимание. Он тоже с большим почтением относится к нашему Императору и в остальном оказываемся мы, как говорится, «на одной волне». Отец Андрей - батюшка-созидатель, батюшка-строитель.

- Мало чего такого есть, чего бы я не мог сделать своими руками!

И делает. Строит. Восстанавливает свой храм своими руками. Не один, впрочем. Вот, целая группа студентов из Москвы в помощь приехала. Сейчас, правда, отлучились они посмотреть соседний Феодоровский монастырь.

Отец Андрей открывает и показывает нам храм. Промелькнула на мгновение молодая, миловидная женщина, рыженькая, нарядная и, как кажется, от природы радушная. Она экскурсовод, но сейчас как раз ведет группу туристов и лишь после сможет вернуться к нам.

- Надо визитками обменяться… надо… - но ждут милую женщину туристы, и она покидает нас.

В итоге экскурсию для нас проводит сам батюшка. Он показывает нам расположенную подле храма земскую больницу, в которой некогда работал будущий святитель Лука. Больница уцелела и теперь также реставрируется. А в здании напротив уже оборудованы «кельи», в которых живут учащиеся здесь сестры милосердия. Здесь же проводятся занятия с детьми с особенностями развития. Ребята даже поставили спектакль, который возили показывать в столицу. Еще один островок просвещения, созидания и милосердия! Еще одно чудо.

И об одном томится душа - хочется и самим чем-то доброму русскому делу пособить, а, вот, нечем оказывается. В этот конкретный час, по крайней мере. И уже к концу стремительно приближается наш переславский вояж. И остро чувствуется, что, как ни много увидели мы, а лишь по верхам пройти успели, и надо бы вновь приехать сюда, и, уже имея ориентиры, более основательно. Судит ли Бог?..

На другое утро уезжаем мы позаранью. Последний обход древних горицких стен (аккурат достало получаса предотъездного), последние поклоны на четыре стороны с крестным знамением и тихой молитвой о новой встрече, пара минут «посиделок на дорожку» в ставшей уже привычной кухне-гостиной…

До свидания, чудный остров Святой Руси! Мы обязательно вернемся к тебе, чтобы вновь из чистых ключей твоих пить живую воду - подлинного русского делания, созидания, просвещения, милосердия и красоты. Не знаю, как по отдельности, но все это, взятое вместе, воистину способно спасти мир. Мир, который может быть раем. Если мы найдем ключи от него. В самих себе.

 

Е.В. Семенова