Жизнь катилась под откос. Обожаемая моя жена Анечка медленно сгорала от рака. Несмотря на несколько курсов химеотерапии пошли метастазы….

Кинопрокатная фирма, в которой я трудился, обанкротилась, и я оказался без работы и без денег.

Я начал пить, чем дальше, тем больше. Отец стал следить за тем, чтобы у меня в карманах было пусто. Тогда я стал воровать водку в магазинах. Однажды напился так, что упал, разбил себе лоб, не мог встать, и домой меня принесли два дворника таджика с криком: «Аллах акбар!»

Утром меня рабудил отец. «Леша, ты совершенно спился. Подумай об Ане и о сыне! Вот тебе, держи!» - он протянул мне газету, в которой ручкой было обведено объявление: «Иконописный центр «Русская икона 21 век приглашает на курсы иконописи».

«Послушай прекрасное стихотворение, - сказал отец, и начал читать дрожащим голосом стихи Бориса Чичибабина:

Ночью черниговской с гор араратских,

шерсткой ушей доставая до неба,

чад упасая от милостынь братских,

скачут лошадки Бориса и Глеба.

Плачет Господь с высоты осиянной.

Церкви горят золоченой известкой,

Меч навострил Святополк Окаянный.

Дышат убивцы за каждой березкой.

Еле касаясь камений Синая,

темного бора, воздушного хлеба,

беглою рысью кормильцев спасая,

скачут лошадки Бориса и Глеба.

.Я заплакал.

Киев поникнет, расплещется Волга,

глянет Царьград обреченно и слепо,

как от кровавых очей Святополка

скачут лошадки Бориса и Глеба.

Смертынька ждет их на выжженных пожнях,

нет им пристанища, будет им плохо,

коль не спасет их бездомный художник

бражник и плужник по имени Леха.

Пусть же вершится веселое чудо,

служится красками звонкая треба,

в райские кущи от здешнего худа

скачут лошадки Бориса и Глеба.

Ныне и присно по кручам Синая,

по полю русскому в русское небо,

ни колоска под собой не сминая,

скачут лошадки Бориса и Глеба.

«Подумай о своей жизни, бражник и плужник по имени Леха. Или я тебе не отец!» - закончил папа.

Дверь иконописной мастерской мне открыла девушка в голубом платочке. Сказочная красавица, только брови строгие-строгие и в лице ни кровинки. Выяснилось, что зовут ее Марина, она преподает основы иконописи и пишет диссертацию о темперной живописи.

- Почему вы решили этому учиться, - спросила она.

- Во-первых, я иконы люблю с детства. Во- вторых, я всю жизнь работал головой, хочется что-то делать руками, - ответил я.

Произошло маленькое чудо! После беседы с Мариной я и думать не мог о водке. Так бы всю ее и вылил, проклятую!

Перед каждым уроком в мастерской кто-нибудь неизменно читал «Царю Небесный…» и начаналась живописная битва, у кого лучше получится. Нас учили писать в технике «плави», когда жидкая темпера медленно растекается под нежной беличей кисточкой, как будто «плавится». Дело непростое, если у вас начинало неплохо получаться, суровая Марина неизменно говорила: «Хорошо, но очень медленно! Это никуда не годится».

Публика подобралась прелестная. Несколько жен батюшек, учитель черчения, молодой парень Вячеслав, который прославился тем, что мог без циркуля, кисточкой, нарисовать идеально круглый нимб. И очаровательный старичок, Михаил Палыч, который даже доски делал сам. С углублением-ковчегом. У него замечательно получалось золочение. «Я золото только на чесночное зелье кладу! - любил говорить он, - Чеснок Господь придумал, а лаки-морданы - сатана…»

Долго ли, коротко ли, а кое-чему я научился. За время работы в «Русской иконе» я написал немало образов. По-настоящему хорошие только два: «Алексий Божий человек» и «Святая Злата». Все мои иконы остались в мастерской. Даже строгий руководитель «Русской иконы», Вениамин Алексеевич, сказал: «От такой красоты сердце сжимается». К сожалению, фотографии этих работ не сохранились.

Профессиональным иконописцем я так и не стал. Это нелегкий кусок хлеба, а мне были нужны деньги на лечение Анечки. Да и недостаточно я воцерковленный человек.

Сейчас иконы продаются везде. Фабрика в Софрино штампует тысячи бумажных образков, на мой взгляд, перегруженных «самоварным» золотом. И все-таки хорошая икона, по-моему, должна быть рукотворна. Ведь это, как говорят, «молитва, сотвореная в красках». Молитва и благородный труд.

Хорошая икона светоносна. Поблескивают отсветом Небесного Иерусалима золотые нимбы и фоны. Даже пишется икона от темного - к светлому. На темный подмалевок (роскрышь) накладываются все более и более светлые блики. На канонической иконе вы почти не увидите теней.

Хорошая икона цветоносна. Она пишется всеми красками мира, кроме чисто-черной. Черным только зрачки глаз. И еще бесы!

Сейчас я пишу редко. И никогда не продаю иконы, только дарю.

Я верю, что пока пишутся на Руси иконы, Отчизна наша не пропала.

И святые не перевелись в земле русской. Об одной такой женщине, словно сотканой из доброты и света, я и хочу вам рассказать.