Наша жизнь - качели. Начиная с неуверенных колебаний, мы постепенно увеличиваем амплитуду, стремясь взлететь как можно выше. Недавно в продажу вышла книга Арина Грин «Качели: летопись моего взросления». Этот сборник - уникальная возможность стать невидимым свидетелем того, как развивается по неведомым законам самая необъяснимая на свете материя - поэзия. Строки юной поэтессы прошли путь от первого сборника «Утренняя заря», ставшего лауреатом V Всероссийского фестиваля достижений молодежи “Славим Отечество-2017» в номинации «Бережное отношение к русскому языку и литературе», через ряд побед во всероссийских и международных конкурсах до третьей книги «Качели». 

В детстве я любила писать стихи на качелях и всегда старалась раскачаться как можно сильнее. Мне казалось, что я вся состою из этой звонко-бездонной голубизны, и все мое существо пыталось напиться горячим, как парное молоко, солнечным светом с его невесомыми пенками белых облаков. Я наполнялась небом. И в такие минуты нити как будто исчезали - оставались только я и эта невозможная бесконечность.

Конечно, качели обычно слишком стремительно летели вниз. И я прилагала все усилия, чтобы поскорее преодолеть это неизбежное падение и снова оказаться в сиюминутной невесомости… Наверное, поэтому у меня так много крылатых стихов.

Эта книга - летопись моего взросления. И каждое стихотворение этого сборника - выхваченное из моей жизни мгновение. Случайно законсервированное в строках, оно начинало пульсировать в ­каком-то ином измерении, параллельном нашему времени.

Стихи развивались и росли вместе со мной. 

Семь лет музыкальной школы подарили им голос, научили определять тональность утренних симфоний и вечерних кантат, улавливать модуляции в звонких ариях дождя, чисто петь в унисон с соловьиными веснами и вьюжными зимами.

Семь лет художественной школы позволили им чутко смешивать на холсте теплые оттенки солнечного свечения с холодными полутонами сиреневых облаков, рисовать карандашные ноябрьские этюды, акварели майского цветения, масляные полотна золотого сентября.

На этом пути было много взлетов и падений. Но именно «качели» дали возможность родиться этому сборнику. А благодаря стихам я всегда находила силы преодолеть земное притяжение и продолжить свой путь.

 

Стихотворения:

 

***

Порою все идет не так.

Вразрез. Неправильно до боли!

И что же это? Рок? Пустяк?

Но что же это? Рок? Пустяк?

Так что же это? Рок? Пустяк?

Каприз судьбы? Иль Божья воля?

 

К чему гадать? Скрывать? И лгать?

Судить о счастье и несчастье?

Мы можем лишь предполагать.

Мы можем лишь предполагать.

Мы можем лишь предполагать.

Располагать не в нашей власти.

 

И если снег сковал поля

И дождь стучит по нашим крышам,

Мы в силах лишь благословлять,

От всей души благословлять,

Сквозь слезы! но благословлять

Все то, что нам дается свыше.

 

Признание

 

Вновь май в своих руках мне греет пальцы.

Апрель неслышно тянется на убыль.

И душу манит в небо-целоваться

В его закатом крашенные губы.

 

И кажется, земного притяженья

В природе не бывает и в помине.

И вся она есть только продолженье

Его певучих форм и звучных линий.

 

Вдали дрожат ветвистые ресницы.

На горизонте лес в вечерье тонет.

Душа ревнует небо к каждой птице,

Что тают без следа в его ладонях.

 

Готовая отдать блаженство рая

Лишь за глоток лукавого багрянца,

Душа-в огне и, от стыда сгорая,

Мечтает небесам в любви признаться.

 

Мой милый друг, пришла к тебе с поклоном.

Поверь, что только май тому виною.

Ты-небосклон! Так будь же благосклонен.

Прошу, позволь мне стать твоей женою.

 

***

 

Лес замер. Он дышать не может.

Лесное горло птичий гам

Сдавил и вырваться наружу

Уже не в силах. Лес простужен,

Не веря мартовским шагам.

Но поле сбрасывает кожу

К березовым босым ногам.

 

Заложница недавней стужи,

Земля болезненно бледна.

Но, Боже мой, с какой надеждой

Уныло-снежную одежду

Протягивает ввысь она,

К голубизне, что тонет в лужах,

Бесчисленных, лишенных дна.

 

Все невпопад. Чего же боле?

Созвучий ряд фальшив до боли.

Долой наряд! Я словно поле,

Но жертва не зимы, а роли,

Придуманной когда-то мной.

 

Как поле, ветошь маскарада

В огонь лучей бросаю. Надо

Март пережить, приняв в награду

Вид прошлогодних листопадов

У врат обители лесной.

 

И даль, и туч косматых стадо,

Чум чащи и молчанье сада,

Все верит - воскресенье рядом.

Ах, как душист сосновый ладан

Великопостною весной!

 

Сретение

 

Исх.2

В воздухе зыбкость морозного зноя.

Невыразимо, как первый раз за

Зиму звенящею голубизною

У горизонта слезятся глаза.

 

В трещинах даль. День еще не у дел. Об

Лед бьет с безбрежностью рек лазурь. И

Теплится слепо-топленное тело

Солнца в пеленках февральской зари.

 

Лик малыша в золотом обрамленье.

Локон луча, не отбрасывай тени!

Слышишь? под снегом земля в исступленье

Плачет, не пряча ручьев талых слез.

 

Плачет, поверившая в воскресенье,

Вдруг отыскав этот сверток весенний,

Словно в корзинке небес Моисея

Средь тростника ветхо-голых берез.

 

***

Не стоит полагаться на расчет.

В расчетах часто слишком много фальши.

И если сердце вас вперед влечет,

Идите, не оглядываясь, дальше.

 

Не пробуйте обдумать каждый шаг.

Оставьте математикам таблицы.

Живите так, как вам велит душа,

Ведь лишь душа не может ошибиться.

 

Историкам

 

Встать! Суд идет! Но тьма скрывает лица.

Преступники так странно далеки.

Присяжных летописные страницы.

Свидетелей безмолвных черепки.

 

Пусть прошлого волнуемое море

Шумит у борта Дантовской ладьи.

Признаюсь, мне казалось, тот историк,

Кто носит званье высшего судьи.

 

Тот, перед кем история - в ответе,

Кто вправе, изучив жизнь до конца

Отметки ставить в дневники столетий

Недрогнувшей рукою мудреца.

 

Тот, кто во всем дошел до самой сути,

Чтоб милуя одних, карать других.

И если это - так, не обессудьте,

Но я не в силах быть одной из них.

 

Не в силах правду, смешанную с ложью,

Уверенно делить на два ларца.

Мне стыдно рассуждать о том, как должен

Был поступать убийца или царь.

 

Легко давать советы мертвым душам

И осуждать того, кто слеп и нем.

Не мне судить вас, тени дней минувших,

И приговор подписывать не мне.

 

А я могу лишь, радости и беды

В душе своей заботливо храня,

Как некогда Баян, в стихах поведать,

О тех, кто жил и верил до меня.

 

Подряд от Каролингов до Бурбонов,

От Горбачева и до Калиты.

Оценивай историк, только помни:

На месте них окажешься и ты.

 

Уже твои бумаги и расчеты

Пойдут на рассмотрение суда.

И в сотый раз их перепишет кто-то.

Тебе ль не знать, что это их работа.

Так что ж? Работай. Но не осуждай!

 

А если вдруг захочешь на мгновенье

Услышать отголоски дальних лет,

Попробуй опуститься на колени

И, просто помолчав, припасть к земле.

 

Тогда, побыв наедине с собою,

Услышишь, не замеченный никем,

Как плакал Александр после боя,

И меч дрожал у Биргера в руке.

 

Сон

Здравствуй, лес!

Здравствуй, друг!

Ты опять октябришь не на шутку.

Молодишься, приятель, в безумстве своем золотом.

Заплачу

за дешевый билет

Два часа, три минутки,

И поеду в пустой,

Запряженной рассветом маршрутке

Посмотреть, как ты хнычешь над каждым упавшим листом.

Так и хочется крикнуть

В ответ на твой жалобный стон: «Эй!

Осень!

Ты!?

Тишина.

Лишь блуждая в высокой траве,

Ветер жмет теплый мякиш широких колючих ладоней

Вислоухо-космато-душисто-еловых ветвей.

Как же жалко березы дрожат за дырявые шляпы!

Что же?

Все мы у вечной поспешности жизни в плену.

Господин Лес,

прошу,

дайте мне Вашу добрую лапу,

Чтоб и я, уколовшись, смогла на мгновенье заснуть.

Слышишь?

Сколько пьянящей печали в бокале беззвучья!

Сколь тревожно терзается рябью веснушчатый пруд!

Ах! как сладко под пледом из шерсти линяющей тучи.

О…

как холодны губы зачем-то бегущих минут.

Я проснусь…

А ты - спи.

Все мы канем со временем в Лету.

Так пора осушить эту чашу молчанья до дна!

За тебя!

За меня!

За старенье!

За юность!

За лето!

За щемящее счастье немого осеннего сна.

 

***

Сколько слов недосказанных,

строк незаконченных

и недописанных фраз.

Говорите все сразу, чтоб

груз многоточия

не был на сердце у вас.

Бойтесь быть недослушанными,

недопонятыми

в вечном грохоте лет,

Чтобы пауз удушье

своими ладонями

не убивало бесед.

Нет страшнее молчания

близких. За чаем

нет тем для рассказов у них.

Как же часто у нас за плечами

нечаянно

вдруг остаются они.

Жизнь - не поле. Путь долог.

В потоке событий

ценность слова стремится к нулю.

Так сквозь крик недомолвок,

прошу, говорите

чаще мамам простое: «люблю».