НЕ ОТ МИРА СЕГО

 

Для чего-то был дан этот гибельный Дом,

Царской кровью истекший, истертый до праха...

Крым расстрельный. Исход. Обескровленный Дон.

Жизнь в беспамятстве жизни – из страха.

Зазвонившая вдруг – для чего? – тишина:

Для Соборной молитвы, как видно, пред боем.

И обман мировой... Мировая война,

Смерть отчаянно русских героев.

Антлантида всплывает. Теперь не взыщи!

Терема, как хрустальные, встали...

И пурпурный Грифон обнажил Меч и Щит,

Пребывавшие в долгой опале.

Для чего-то еще не исчерпан наш слог –

Не от мира сего!.. Громче прежние гимны.

Русскiй Мiръ не погибнет, ведь с Русскими - Бог,

Государи молитвенно - с ними.

Не от мира сего... Все на круги своя!

Под Донецком бои... Вместе с сонмом крылатым

Города и станицы должны устоять.

Мировая... Гражданская... Как и когда-то.

 

КРЫМСКИЕ СТРОФЫ

 

Теплый и сухой, дивный воздух Крыма.

Белые колонны, сколы Херсонеса!..

Но печали странной наползает дымка,

Скоро Крым накроет черная завеса.

 

Скоро, скоро, скоро жатва офицеров!..

Экипаж Гвардейский строг и неподкупен:

Нет в нем ни кадетов, правых нет эсеров,

И над Черным морем ласковое утро.

 

В Троицких березах храмы утопают:

«Все мы дети Божьей лозы виноградной!»

Белые матросы преданны и знают –

Для Семьи для Царской нет мощней ограды!

 

Русские повсюду! Им сравниться не с кем

Сердцем милосердным, доброты почином.

Белый Севастополь. Сколы Херсонеса...

Моряки спасают жителей Мессины.

 

Дивный воздух Крыма. Яхта. Лаун-теннис.

И на юте танцы. Палуба в гирляндах...

Лишь на белый парус набегают тени –

На бокалах скоро потускнеет глянец.

И откуда эта страсть и беспощадность?

Стал Курган Малахов местом лютой казни

Верных офицеров, ругани площадной.

Город русской славы и... кровавый праздник.

 

Город русской славы. Будут и другие

Жатвы. С колокольни – вздохи-перезвоны,

Полковые марши с прежним Русским гимном,

Стреляные гильзы, с выдачи – патроны.

 

Вождь на иноходце. Черные кубанки.

Корабли и яхты грудой у причала.

Дивный воздух Крыма. Бьют печально склянки:

«Господа! Не поздно все начать сначала!»

 

ВРАНГЕЛЬ

 

Вынул шашку из ножен, и - дерзновенный взмах,

Как Судьба, непреложен. Дух ведь выше, чем прах.

Всадник летит сквозь время. Он – сама прямота!

Богу – нет, не изменит в гуще лихих атак.

Всадник на переправе – разве сменит коня!

Делу Креста Святого, покуда в сердце звонят

Правда, Доблесть, покуда в сердце Родина есть, -

Верен, неся, как Знамя, русским благую весть.

Имя какое! – Врангель... Глаз лучезарных блеск.

Что там, на правом фланге, что - на левом?.. С небес

Благовествуют трубы. И теперь на века

Русскому сердцу любо имя... Память крепка.

Русскому сердцу любы Орлов боевых псалмы...

Воины молятся, чтобы стали сильнее мы.

Покуда мы к ним взываем, - все ближе, и ближе звон

Шпор их походных. С нами золото их погон.

 

КРЕСТОНОСЦЫ БЕЛОЙ ИМПЕРИИ

 

Как кресты, на плечах генералы носили погоны.

Век кровавый и злой, XXI, грозит

Крестоносцам Великой Руси – смотрят, словно с иконы,

В тот момент, когда мир сходит с прежней оси.

 

Что б сказали сегодня они, Господа Офицеры?..

Строго смотрит Кутепов, прицельно – Туркул...

В Нотр-Дам, обгорев, отлетели за полночь химеры,

Услыхав сквозь огонь повелительный гул.

 

Свет, как будто исчез... Мгла окутала маленький остров –

Белый остров Ситэ, и Москву, и Париж...

И сквозь стекла пенсне недоверчиво смотрит Дроздовский,

И мучительно Каппель – в промозглую тишь.

Звезды падают, падают вниз на полосчатых флагах.

Нет у наций отцов, а у рас нет господ.

Смотрит Марков со снимка с прищуром, пронзительно – Врангель...

Ведь Великий Исход – это тоже поход

 

В дебри старой и сытой Европы, балканского мира!

Это миру наказ на хоругвях Руси,

Это Белая Русь, это, вслушайтесь, - Белая лира,

Что и даже теперь, не смолкая, грустит.

 

Молодым генералам Гражданской однажды приснилось,

Что их снова зовут, как тогда, как тогда,

Когда Белая Русь перед боем смиренно молилась,

И не знала позора пути в никуда.

 

НОСТАЛЬГИЧЕСКИЕ СТРОФЫ

 

Памяти С.А.Зыбиной и баронессы Е.К. фон-дер Остен-Сакен

 

1.

Сон встревожен – небесного пения

Звуки высятся, звуки печали.

Дикий сад. В нем – ротонда. Имения

Очертания видятся мне...

Жизнь прошла, отгорела закатами,

Нас вчера здесь еще привечали,

И шиповник томил ароматами

Лепестков на хрустальном дне.

 

2.

А за окном – боярышник и лето,

Сирень цветет, как будто невдомек,

Что будет Суд перед кончиной света...

Сгорит цветок, сгорит и мотылек.

 

А за окном, как будто в зазеркалье

Моей души, в кувшинках дремлет пруд,

Дом баронессы – не всегда опальной,

Задумался, встревожился... Встают

 

В саду почтенно липы, клены, ивы...

Не с мертвой колоколенки ли звон

Длит для гостей минуты литургии,

И Верные спешат отдать поклон.

 

А за окном еще синеет небо

Для каждого, кто милостью согрет,

Кто слышит здешних певчих милый лепет,

И звуки фортепьяно, и сонет,

 

Прочтенный робко за вечерним чаем,

Гитары вздох... О чем он, господа?

Путь Белой Гвардии еще нечаян,

Путь Верным Богом дан уже тогда,

 

В начале века, и сжигало пламя

Семейный быт, баронский титул, ранг...

Не уцелеть ни старой знатной даме,

Ни сыновьям, ни внукам... Даже храм

 

Не устоит Ахтырской Богомати.

Взирают в сельском клубе со стены

Остатки ликов на могилы знати:

Почти что все надгробья снесены.

 

Из пламени лишь вырвались романсы –

Их мать и дочь слагали ввечеру...

Съезжались гости с близлежащих станций,

Не ведая, как зыбок их маршрут.

 

А за окном – коринфские колонны:

Империя могучая крепка.

И марш звенит под сводами салона,

Гусарский марш Ахтырского полка.

 

«В ЛУННОМ СИЯНЬЕ...»

 

Памяти А.В. Вяльцевой и генерала В.В. Бискупского

 

Пластинка граммофонная... Пронзительно родным

Казался голос певческий: романс звучал, как гимн.

И лунное сияние, и серебристый снег...

Певица ль незнакомая привиделась во сне

Гвардейскому поручику – из Конного полка:

Жемчужными узорами расшитые шелка

У платья подвенечного... И свет паникадил.

Как преданно, с надеждою тот офицер глядит!

У «несравненной Вяльцевой» задорные глаза.

В далекую Маньчжурию умчались поезда.

Затрепетал взволнованно харбинский лазарет –

От счастья, иль отчаянья, иль оттого, что нет

Ни счастья, ни отчаянья, а лишь шрапнельный гул...

Но передали Вяльцевой: «Ваш раненый уснул!»

Концерты меж дежурствами, и выхожен мил-друг

Молитвой и заботами прекрасных женских рук.

Пластинка граммофонная. Пронзительно родным

Казался голос певческий, журчавший, как родник.

Под белою часовенкой лежит теперь она –

В молитвенном Некрополе. Не для нее весна

Придет, как пела некогда... Не принесет цветы

Конногвардеец венчанный, не скажет: «Настя, ты?»

Там, в Мюнхене, под бомбами, под грудой кирпича,

Сгорела генеральская последняя свеча.

А был когда-то «Васенькой», которому не жаль

Всю кровь отдать до капельки, а с ней и грусть-печаль,

Всю нежность сердца, струнные ключи ее души,

Гортензию, сиявшую на платье... Не спеши,

Пластинка граммофонная!.. Надтреснут старый вальс.

И слышится в который раз: «Я так любила Вас!»

 

РАЗЛУКА

 

А прошлое в ризе белой,

И белым я дорожу!

Душа покидает тело

И шепчет: «Я восхожу».

Ступени, опять ступени,

Объятые темнотой,

Ступени моих имений -

За той роковой чертой,

Где так давно поистлела

Орлиная красота.

Душа покидает тело

Сквозь немощные уста.

И нет прежних снов – на счастье,

Изысканных нет манер,

Куда-то ушел в ненастье

Мой суженый офицер.

Но века Златого пламя

Дыханием обожгло...

Погибшей России Знамя,

Как Крест, нести тяжело.

 

КРУЖЕВО ВРЕМЕН

 

«Разбросанные по всему миру чада Исторической России (...) мы не такие, как все... Это общность несомого нами исторического послушания. Мы знаем, в чем спасение мира. Знаем то, что, кроме нас, в полной мере, никто знать не может. В этом наша помазанность, возлагающая на нас «подвиг Русскости»...» (Архимандрит Константин (Зайцев))

 

Фронтоны, фризы, витражи...

Сквозь ВРЕМЯ лестница бежит.

И невозможны остановки!

Сбегает лестница в Дармштадт,

В Санкт-Петербург спешит, в Кронштадт -

Солдаты вскинули винтовки.

На финском льду – кромешный ад,

И русский русскому – не брат

От Петрограда до Каховки...

И до Белграда!.. И когда

Соединится русским с русским,

Коль черноморская вода

Меж нами пролегла так густо.

С тех пор и пусто на душе.

Текуч узор на витраже...

Модерна след хранит столица -

Та, бывшая, что на Неве.

И русская Императрица,

Минуя прошлых лет навет,

Осиротевшим часто снится.

Фронтоны, фризы... Миражи!

Срезают бомбы этажи

Дворцов, театров и вокзалов...

Заложник времени химер,

Стрелок-Гвардеец, офицер

В гостиной Угловой в запале

Не отдал чести Государю,

Его «полковником» назвав...

Дворцовый вздрогнул архитрав,

И небу быть, как есть, в пожаре,

Земле же Русской – в мятеже!

Эпохи скол на витраже

Блистает... Целое собрать бы!

Мозаика так велика,

Но память сердца не легка -

Разбросаны по миру братья,

И пуст наш разделенный дом!

Томится время под мостом,

Как тать, что нападет до срока...

Фронтоны, фризы, витражи.

Сквозь ВРЕМЯ лестница бежит.

Оправданы слова пророка

Про подвиг РУССКОСТИ в тени,

Он явлен, хоть не знаменит –

От Петрограда до Каховки...

И в Книге Горней славы той,

Прошитой ангельской рукой,

Некролог, вместо заголовка.

 

КЕЛЛЕР

 

Путей к отходу нет. От кельи и до кельи

Шаг, как в былом строю, чеканит генерал...

Михайлов монастырь: в молитве замер Келлер.

Последним ратником для Киева он стал.

 

На берегу крутом, там, у Святой Софии,

Он в спину получил петлюровский свинец –

За Веру, за Царя, за Белую Россию,

За русский Киев-град, за верность, наконец.

 

За Северную рать, что собирал он в Пскове,

За символ – Белый Крест, что просиял в ночах...

За жертвенную кровь, частицей этой крови

Оправдан блеск погон на рыцарских плечах.

 

БЕЛЫЙ СНЕГ, БЕЛЫЙ ЦВЕТ...

 

Что осталось от корпуса Псковского,

От полка рыбаков-Талабчан?..

Генерала останки Дроздовского

Уносили «Дрозды» на плечах.

Словно древние мощи – монахи,

Из захваченной турком земли...

Возносились геройские прахи

На эскадренные корабли.

 

И у мальчиков взгляды недетские:

Завернувшись за полночь в башлык,

Уносили знамена Кадетские,

Чтоб не сжег их палач-большевик.

Их погоны – богатство несметное,

Русских чаяний песни и боль...

Уносили с собой все заветное,

И за это на смертный шли бой.

 

Отпылали усадьбы дворянские,

Парков дедовских было им жаль!

За Уделы Орловские, Брянские,

За Кубань, Дон... За синюю даль

В полный рост поднимались – шли цепью

В путь, исполненный грозных преград:

Четалджа, Нови Сад, Бела Церковь

И, конечно же, русский Белград!

 

Белый снег. Белый цвет Русской Гвардии,

Цвет последних Талабских стрелков...

Но знаменам в соборной ограде

Не минуть переклички полков.

Новых воинов ждут – нет, не детские

Биатлоны... Но Бог ведь за них!

За знамена, с Крестами, Кадетские.

Бог – за тех, кто сберег славу их.

 

НА СВИНЦОВЫХ ВЕТРАХ

 

Памяти Чинов 6-го Талабского стрелкового полка Северо-Западной

 Добровольческой Армии

 

У Наровы-реки берега высоки.

Красен нрав у Наровы и лед.

Полк Талабский взметнулся, все сплошь – рыбаки.

Красный с берега бил пулемет.

 

А с другого – эстонский изрядно косил:

Прожигая шевроны с петлицами в прах,

Выжигая штандарты имперской Руси,

На восставших, не сдавших ее рубежах,

 

Не сдающих винтовки, кокарды, кресты,

Не срывающих с плеч офицеров погоны,

На свинцовых ветрах, где сгорели мосты,

Где разграблены Армии Русской вагоны.

 

Где вчерашним союзником отнят весь скарб –

Для чего «независимым» аэропланы?

Крест нательный? Кольцо обручальное? Раб

Им останется, пусть даже в шкуре тирана.

 

В арьергардном бою, припадая на лед,

Среди сумерек быстрых Талабцы просили

Богородицу Деву, что Небом слывет

Благодатным, - прибавить им силы

 

На свинцовых ветрах... Нарва тонет в огне,

Бьет по ней броненосец идейный - «Товарищ»,

С кличкой странной, партийной... С ней быть всем на дне,

Или в горестном пепле, что после пожарищ

 

Целый век будет стыть на больных рубежах...

Где ты, Нарвский уезд, Калывань, а не Таллинн?

Добровольцы... От памяти не убежать

Ни по красному льду, ни средь белых проталин.

 

У Наровы-реки берега высоки,

Отделяет от Нарвы один марш-бросок!

Не из терний сплетались Героям венки,

Из рогаток колючих, что точат висок.

 

Из рогаток железных... Но встал голубец –

Русский, северный Крест. Нет, ничто не забыто!

Остров Верхний, Талабск, с ними – Талабинец,

Словно заново, сердцу открыты.

 

СТРОФЫ НЕПРИМИРИМОСТИ

 

Россия – антиминс над пропастью,

Россия – саван, расстилаемый

Для тех, кто сбит тяжелой лопастью

Кровавой мельницы... И стаями

Взлетают души Белых рыцарей,

Поля дымятся – рати сходятся.

По воле прирожденных мытарей,

На Белых красные охотятся.

 

Вставали цепи. Снова падали.

Рвались гранаты. Но отчаянно

Шли в бой стрелки сквозь круги адовы –

Под кровом Радости Нечаянной,

Под омофором Богородицы...

Тротила запах – не сиреневый!

С биноклем командир, как водится,

И юнкера с особым рвением

Проносятся вслед за Текинцами,

Снимают с передков орудия,

Спокойными сияя лицами, -

Они на Русь Святую трудятся.

Прицел все время понижается:

«По бронепоезду – шрапнелями!»

Вдруг все смешалось – стоны, жалобы

И плач над сникшими шинелями.

 

Россия – антиминс. Со спевками

У ангелов давно покончено.

Над редкими такими дневками

Трубить их братьям многоочитым.

И Всех Скорбящих Богородица

Воздела руку: «Спите, милые!»

Поход продолжится, как водится, -

Нечеловеческими силами.

 

МЕЖДУ АТАКАМИ

 

Порхают бабочки над хатой,

Кружатся ласточки над ней,

Но бравые грустят солдаты

Близ приумолкших батарей.

 

Немного мирной передышки,

И пишет рапорт командир...

Листает подпоручик книжки,

Зачитанные им до дыр.

 

Другой же пришивает крепче

В бою оборванный погон...

А кто-то возжигают свечи

Близ темных дедовских икон.

 

Ведь завтра снова в бой, в атаку,

И не минуть ее никак!

Причастность «Ледяному знаку»

Не отменить! Она в веках –

 

На тех скрижалях, с именами!

И те скрижали не сгорят

В кострище мировом, чье пламя

Пожгло безжалостно Орлят.

 

Вслед за Орлами - блеск Империй...

И подпоручик вдаль глядит,

Он слабо в передышки верит.

С осколком, что застрял в груди,

 

Он уживается, как будто:

Удар кромешный в медальон

С мощами помнит... Помнит утро,

Бой на Дону – за Тихий Дон!

 

И белыми цветет крестами

Сирень – все Добровольцам дань!

Сакральными теперь местами

Боев становится Кубань.

 

ЗА РУССКУЮ ПРАВДУ!

 

В бой, за Русскую правду!

В деле Герои четки.

Нет, не ради бравады,

Марковцы носят четки.

Молоды командиры,

Благородны и смелы.

Траурны их мундиры,

Только фуражки белы.

Марковец – это имя,

Это, как богословье...

А на погонах иней,

Иней у изголовья...

Это, чтоб длилась песня,

Чтоб не казалось драмой

Все, что случится, если

Смерть – Прекрасная Дама,

Родина – Муза... Реет

Знамя. Умрем красиво!

Нет, не эпикурейцы, -

Только штыки России.

Злобно бранится ветер,

Носит над степью визы-

Пули иным в Бессмертье.

Рыцарские девизы

Разве кого отпустят?

Марковец – это имя!

Больше не нужно грусти,

Чтобы воскреснуть с ними.

 

ОФИЦЕРСКИЕ ВЕРИГИ

 

Были грозные походы.

Юг России. И Харбин.

Возвращенье. Близ Находки

Большевицкий карантин.

Жребий «бывшего» не вечен –

Завтра новая война

Опалит дыханьем плечи,

Призовет под знамена.

 

Двадцать восемь писем с фронта.

Выцвел синий карандаш...

Не сдаваясь, гибла рота,

Как когда-то за Сиваш.

Как когда-то под Лиманом,

Как тогда – под Лозовой...

И с нашествием Германа

Жребий возрождался мой.

 

Воевать умел, и только!

Шел в атаку, слыша трель

Пуль, летящих не вдогонку...

Саван - белая метель,

Покружившись, остудила

Пыл воюющих сторон.

Господи, ужели было –

Русский Киев, Тихий Дон.

 

Русский Двинск... Нет, я не плачу.

Русский мир бы сохранить!

В храмах и на финских дачах

Так нетленна с прошлым нить.

Офицерские вериги

Не сносить и не сорвать!

Знал бы, что не в русской Риге

Мне придется доживать,

 

Обретя последний остров

Средь покатых древних стен,

Среди башен крестоносцев...

Разве этого хотел?

Под невидимым прицелом –

Быть своим среди чужих.

Но остаться Русским, Белым –

Это, видно, заслужил.

 

БЕЛАЯ ИДЕЯ

 

Здесь белые дали,

И снег обжигает глаза.

- Здесь все-таки Альпы, -

Попутчик, баварец, сказал.

Так, мы не в России?

Горит-догорает звезда...

Под ней нас косили

В тяжелой броне поезда.

Мы стали белее

И круче любой крутизны...

Здесь, в белых аллеях,

Но только иной белизны,

Цветут эдельвейсы.

Что нам до чужого цветка!..

Все помнятся рельсы,

Атака цветного полка.

И тот бронепоезд,

Что хитростью взял генерал.

Решенье простое –

Сразили его наповал!

... И белые дали

Несутся у нас за спиной.

- Здесь все-таки Альпы, -

Промолвил попутчик другой.

А мы – о России,

Закатах ее и слезах,

О море о синем,

Застывшем навеки в глазах.

О море о Черном,

О том, что задул суховей...

О той, посеченной,

О Белой идее своей.

 

ДОНСКОЙ КОВЫЛЬ

 

Донской ковыль. Серебряный султан.

Себе на память я его оставил:

Унес на Лемнос, в неизвестность стран,

На новые казацкие заставы.

 

Я на него смотрел и вспоминал

Родимый край и праздники в станицах,

Широкий Дон, девятый – красных вал,

Под Геничевском, братьев павших лица.

 

Другие же под Калишем слегли

В тифу кромешном, не узнав, как скоро

Донской ковыль со мной вошел в пролив,

Свечой сияя судной над Босфором.

 

Донской ковыль потомок сохранит,

Покрыв стеклом и легкой темной рамой,

Как черный Крест, как шашку, что сразит

Лишь наповал и не оставит раны.

 

Донской ковыль. Серебряный султан,

Ты на ветру – в распыле иль в разгуле?..

Походный Лемнос и Казачий Стан.

История, дописанная пулей.

 

ГРАНИ

 

Русь Небесная, Зарубежная.

Историческая. О, Русь!

Сколько титулов, неизбежная,

Разделенная и мятежная!..

В двери памяти я стучусь.

Ты такими сияла гранями:

Монпарнасскими – по кафе,

По предместьям – военных драмами!..

Без Династии лишь ЭР ФЭ.

Были праздники Бианкурскими –

Как ты это стерпела, Русь?

Соловьями ты пела курскими,

Кальвадосом смывая грусть.

И с ударными полуротами,

На Собранском пиру отбыв,

Все тянула, грезя походами,

Лишь один заветный мотив.

Уходила ты с генералами,

Изводимыми на ветрах, -

За серебряники с кораллами,

И за фермы в чужих борах.

Берегами Сольдра бродившая,

Занесло же тебя в Сальбри!..

Все испившая, не простившая,

Разменявшая газыри -

На вино и на хлеб свой нищенский...

Прежней вольницы не видать

Уж Кубанцу, чей крест кладбищенский

Не в России будет стоять.

Агентурная, большевицкая,

Русь совдеповская, за что

Полюбили тебя Плевицкая,

Граф Игнатьев и граф Толстой?

Той печальны страницы повести!..

Богословская Русь, скажи

Что-нибудь о Вере, о Совести,

И как с ней в этом мире жить?

Будто слезы не все истаяли

Под тяжелым века крестом!

Вновь качнули с силою маятник...

Русь молитвенная, за что?..

 

С ПОКЛОНОМ

 

Летят по миру русские стихи.

Еще есть чудо разговора с ближним.

Еще есть время – вымолить грехи

И преклонить колена под Парижем.

Святейшей Женевьевы влажный плащ,

С листком кленовым, на холмы ложится,

И на кресты тех, что ушли от плах

В изгнание, перевернув страницу

Мятежных лет... О, как меня влекли

Часовни их последнего жилища!..

Я им несла поклон родной земли,

Я шла за Музой, трепетной и нищей.

Так многое хотелось им сказать,

С имперским пеплом развязав кисеты,

Чтоб унести с собою благодать

И воскресить их Белые рассветы.

 

Людмила СКАТОВА,

поэт, литературовед, лауреат Врангелевской премии-2022

(г.Великие Луки)