Людмила Скатова. РУССКАЯ АКВАРЕЛЬ. 105-летию ЦАРСКОЙ ЖЕРТВЫ посвящается
ОБРАЗЫ РОССИИ
В образах царской России
(Разве же Ты умерла?)
Веры духовная сила
И красоты зеркала.
Всмотришься, и не поверишь:
Кто это? Точно, не Ты...
В полураскрытые двери
Лики иной красоты
Манят тревогой и негой,
Музыкой маршей и грез,
И ослепительным снегом,
Словом, пронзившим до слез.
Словом, рожденным стихией,
И задрожавшим во рту:
Если уйти, так с Россией,
Иль устоять на ветру.
С нею, такой безграничной,
С нею, больной, но живой,
Только, откуда величье
В каждой ее запятой.
В каждом ее многоточье,
В каждом ее «исполать»,
В каждом дыханье меж строчек,
Что не сумело солгать.
Что объяснять... Разве надо?
Мчит на бронях век лихих.
Родина – сердце... В награду
От задыханья – стихи.
«БЛИЗ ЦАРЯ – БЛИЗ ЧЕСТИ»
Старая хроника льется рекой:
Царь принимает парад неизменно.
Честь отдает старшина войсковой –
Лейб-Казаки не допустят измены!
Все еще живы... и ждет стипль-чез
Гордых спортсменов и кавалеристов.
Будем прием – прозвучит Полонез
В залах дворца, что янтарно-лучисты.
Старые марши. Оркестра игра.
Голос негромкий Царя Николая:
- Брат-цы, спасибо!.. А следом: «Ура-а!» -
Так до сих пор и звенит, не смолкая.
Если б Двуглавый Орел воспарил,
Если б дома сняли времени схиму!..
Воинский дух безымянных могил
Вновь бы служил как Отцу, так и Сыну!
Прежний наш «Царствуй на славу...» - взлети!
Хроника льется... Мелькают черкески.
Станция Дно. Хор бесстыдных витий.
Их предпосылки к предательству вески.
«Славному долги дни дай на земли!..»
Полнятся дымом бескрайние дали.
Вот уже век эта рана болит:
Русские РУССКИМИ быть перестали.
Старая хроника льется рекой...
ТЕРНОВЫЙ ВЕНЕЦ
С тех пор, как Царская Семья взошла
В Иерусалим Небесный, Божьей волей,
На небо смотрит русская душа
Все покаяннее и сердобольней.
Льет слезы, молвит: Господи, спаси
От мира, совращенного талмудом,
От мира, осквернившегося блудом,
Который стал проклятьем для Руси.
Руси самодержавной и Святой,
Руси, стяжавшей свой венец терновый...
Был Царский Друг убит – Григорий Новый...
И убиен Наследник молодой.
С тех пор народ пытались оглупить,
А Государей славных – обесславить.
Каких вам прав, рожденные лукавить?..
Два права есть у черни: есть да пить.
С тех пор, как Царская взошла Семья
В предвечный мир, взросли чертополохи,
Плевела, в месте брошенных семян,
И нет пшеницы у моей эпохи!
ВЕЛИКИЙ ПОСТ 1917-ГО
Вечерний гул объял погост –
В миру на все своя примета,
Особенно, в Великий пост,
Особенно, к исходу в Лето,
Господне Лето... А у нас
Взметнулись души, словно птицы.
И острый начертал алмаз
Сакральный знак Императрицы.
Прислушайтесь! Звучит канон...
(Помилуй, Господи, заблудших!)
Ковчег Дворца уносит лучших
Под погребальный перезвон.
Кто не успел – тот опоздал.
Исчезнут белые колонны,
И неба радужный опал
На миг покажется бездонным.
Отеческая сень дубов.
И воздух чист, и ветер волен.
Великий пост. Наследник болен –
Исходит Кровью голубой.
ЗА РУССКОГО ЦАРЯ!
Куда глядите Вы,
Далече,
Глаза газели?..
Высокий строй Монаршей речи –
Ваш, с колыбели!
О, эта мнимость манифеста
Об отреченье...
Удел других – писать протесты
Из заточенья.
...Блистать – так золотом погон,
Где вензель царский...
За Русский, Богом данный трон,
Встань, Князь Пожарский!
Молебен иноки творят -
В нем наша жажда.
За Русского восстань Царя,
Сзывай сограждан!
За кроткий взор, что был распят,
Глубины духа,
За крылья, что уж не парят,
За то, что глухо
Орел тоскует под дождем,
За вербы ветку,
За разоренный парк и дом -
Дворец, что клеткой
Имел честь быть, за день сырой,
За крест охранный,
За благодатный аналой,
За путь наш бранный.
За наше позднее «прости»,
За поезд Царский,
Сраженный смутою в пути, -
Встань, Князь Пожарский!
В ЛИЛОВОМ КАБИНЕТЕ
Неуловимый свет еще струится
На кожаный альбом с обрезом золотым,
На акварели, книжные страницы,
На промельк в зале Царственной четы.
Там проступает жирандоль витая...
Текуч нарядных комнат лабиринт.
Вся в белом Аликс - Лебедь молодая.
Повсюду – мир. Никто не просит бинт
Подать княжне-хирургу в Лазарете.
Все это будет, но потом, потом!..
Грустит сирень в Лиловом кабинете,
Светло и благодатно... Царский дом
Не знает бурь. Звучит рояль и пенье
Двух женских голосов... Остановись,
Счастливый миг! В счастливый День рожденья
Царицы Русской так лазурна высь,
Молитва так доходчива в соборе, -
С ней Крестный путь легко преодолим!
И в белом, мироносицы, уборе
Идет Жена, не ведая, что нимб,
Нимб святости главу Ея окутал,
И стал подобен красный крест щиту...
В Таврическом дворце, как в лодке утлой,
Мятеж плодил в то время нищету.
Но в Лазарете – воины-герои,
И каждый во Христе, конечно, брат!
Царица знала: с Белой Русской Троей
Навек сроднится сербский Белый Град.
Картоны с акварелями. Альбомы.
В них Царская Семья прекрасна так,
Еще не в отблесках штыков огромных...
Еще нет Крови Царской на штыках!
ТЕНИ ЛЮБВИ И НЕЖНОСТИ
Тени любви и нежности.
Ангелы в кронах.
Сколько изящной небрежности!
- Жизнь иль Корона?
Жизнь – лишь глоточек юдоли,
Терпкой корицы,
Смирна - предвестница боли...
Лики... и лица.
Тянется дальняя тропка.
Башни «Руины»
Вздох, словно жалоба робкой
Гофмейстерины.
Всюду разбросаны знаки:
Царь и Царица...
Вот и пришли вурдалаки
Кровью напиться.
Верным велели скитаться,
Жить без Отчизны.
И заставляли прощаться
Частые тризны.
Плыли ладьи-домовины
В узкие арки
Кладбищ, где душ лебединых
Призрачно жарки
Тени любви и нежности...
Ночью растаял
Пурпуром неизбежности
Шлейф горностая.
ПОСЛЕДНИЙ КАДР
Вот Они по белой лестнице
Сходят вниз – Царь и Царица...
Ближе, ближе неизвестное,
Неизбежное случится.
И в горжетках легких барышни –
Дочки Царские... С ветрами
Осыпается боярышник
Чуть зацветшими цветами.
Кадр последний – с Цесаревичем.
Что Он о кончине ведает?..
Спать Ему ни в Новодевичьем,
Ни в Крутицком, ни в Архангельском...
Быть Ему сраженным бедами –
В чине Русского Наследника,
В лике – от рожденья Ангельском.
Тихий вздох, как обещание.
Всплеск волны, такой таинственной...
Длится до сих пор прощание
С этим Мальчиком единственным.
Памяти Святого Царственного Отрока, Наследника-Цесаревича Алексея Николаевича Романова
С прерванной биографией,
Верный Наследному долгу,
Мальчик глядит с фотографии
Прямо, пристально, долго.
Мальчик глядит с фотографии:
«Любящiй васъ Вашъ Ефрейторъ...»
Прелесть былой орфографии,
Вдруг изничтоженной кем-то.
Мальчик играет с игрушками,
Важно идет вдоль палубы,
И зачехленными пушками
Восторгается... Жалобы
Слышит с Земли оставленной,
Где нескончаемы торги
Родиной обезглавленной
И святотатцев оргии.
Прерваны биографии
И у Татьяны с Ольгою.
Мальчик глядит с фотографии -
Память оставил долгую.
Бунты, едва ли народные,
И палачи-каннибалы...
Дети Багрянородные
Скользят по дворцовым залам.
Там столько икон и снимков!..
В прудах – водяные нимфы.
И люди в парке, у кассы –
Туристы, не русской расы.
Памяти Святой Царевны-Мученицы, Великой Княжны Ольги Николаевны Романовой
... А душа-то ликует! С чего бы?
А душа-то ликует: пришла!..
Хрупкий мост не земной больше пробы,
Где томилась Царева душа.
Как не вспомнить ограду, а с краю
Молодую, как лето, красу...
Чистый образ Княжны с детства знаю,
И сей образ сквозь годы несу.
А на снимке, что дрогнул в ладони,
Арестантка Она и изгой!
Но - ни жалоб! Слезы не уронит
Пред солдатской развратной ордой!
Арестантка и Царская дочка!
Вот приметы земного труда:
Грабли, вилы, лопата... Ах, впрочем,
Как священна весна у пруда!
Милость взора... Он – нежный, он – долгий.
Оторваться? Могу ли посметь?..
В день Российской Княгини, в день Ольгин,
Все сильней поминальная медь.
Памяти святой Царевны-Мученицы, Великой Княжны Татьяны Николаевны Романовой
Семья читала вслух изящные стихи,
И тюли раздувал наивный ветерок,
По воздуху текли английские духи,
По телу пробегал предчувствий холодок.
И вот Война! Большой Дворцовый Лазарет.
Косынки белизна и черные чулки.
И на глазах Сестры в беспамятстве корнет
Пополнить рвется ввысь бессмертные полки.
Он мальчик, Лейб-Улан! Он – Вашего полка,
Великая Княжна, Сестрица всем – Татьяна!
Дрожит сквозь слез туман утешная строка
Молитвы, но болит души печальной рана.
И к Знаменью спеша, - Семьи любимый храм,
Увидела душа, как видно, напоследок:
Цветы... «Конвой Папа»... Поклон придворных дам.
И в раме золотой сраженный бомбой Предок.
... Семья читает вслух. Уже затворена.
Уже заключена. Но в сердце льются строфы...
Лейб-Гвардии Улан, Великая Княжна,
Лишь миг... Остался миг до Царственной Голгофы!
Памяти Святой Царевны-Мученицы, Великой Княжны Марии Николаевны Романовой
Как видно, самая красивая
Из царских голубиц-Сестер.
Романовской великой силою
Зажжен в очах Ея костер.
Отечество в Ней неотъемлемо,
И русский образ в Ней храним,
Он чужд был избранному племени -
Напрасно посему браним.
Как розы, что морозом скованы,
Не расцвела!.. В саду темно.
Царевне Богом уготованы
Покои Горних теремов.
Алмазы на венце – небесные,
Цветы, которых краше нет,
И песнопения воскресные,
И Свет... Неизреченный Свет!
Как видно, самая красивая,
Такая русская... Но в ночь
С Великой – Царственной Россией,
Уходит Государя Дочь.
Не самокатная жемчужина,
Но – светозарный Ангел-Русь,
И Государыни отдушина
С душой, хранившей тайно грусть.
Неотделимая и слитая
С другими, в ризах, что белей,
Белей, чем снег... Теперь молитвенно
Русь-грешница взывает к Ней.
Памяти Святой Царевны-Мученицы, Великой Княжны Анастасии Николаевны Романовой
Внучка Государя Александра,
Младшая Великая Княжна –
Радостна всегда, и не досадно,
Что, как ртуть, движением полна!
Сколько б Вы смогли, Анастасия,
Сделать в этом мире... Вы б смогли!
В Вас таилась русская стихия
И частица Гессенской земли.
Крестница – Великая Княгиня,
Назвала Вас «Швибзом» - Сорванцом!
В сумерках, загадочных и синих,
Устремлялись за своим Отцом
Через анфиладу зал дворцовых...
Светозарный Ангел разрешил
Детским смехом разрывать оковы
Каждой исстрадавшейся души.
Для Папа Вы – «преданный Каспиец», -
Так в письме, и верный Шеф полка!..
Все, пока в дозор идет эсминец,
Наступают Русские войска.
«Швибз», иль Сорванец! Большой ребенок,
Разыграть Вам все равно кого –
Генерала, доктора, влюбленных,
Офицеров – всех до одного!
Ведь при Вас и «раненые пляшут», -
Как изволили Вы говорить...
В Царскосельском Лазарете Вашем
Гумилев успел Вам подарить
Строки, предвкушая ветер сечи,
Юная Великая Княжна!..
Анфилада. Снова синий вечер.
Только никуда не убежать!
Под запретом Крым и финский берег...
Не спасет спасительный «Штандарт».
Но душа по-детски свято верит,
И лелеет веры светлый дар.
Часовые за окном, а с ними
Тот позор, что Армию настиг...
Льнет к Княжне всепреданная Джимми,
Пекинес, вмещавшийся в горсти.
Промелькнут и реки, и проселки,
За Уралом лишь закланья жуть:
И в распыл – жемчужные осколки,
На штыки – собачку и Княжну!
«Швибз», иль Сорванец, Анастасия...
Не выносит демон чистоты!
Даже имя росное – Россия,
Что сверкает с горней высоты.
Девочка Родителей Державных,
Под Порфирой в мир сошла, как сон...
Чтоб с икон смотреть на православных
Взором всех умученных Княжон.
ОСКОЛКИ
Искрится радужный бокал
Чужого сладкого вина.
Его никто не разбивал,
Как русский, выпитый до дна.
Он полон горечи и слез,
Он жжет, как флорентийский яд...
Под шинами чужих колес
Осколки все еще хрустят.
РУССКАЯ АКВАРЕЛЬ
Посвящается Великой Княгине Ольге Александровне Куликовской-Романовой
Цветы, деревья, дети, храмы, птицы
И колокольня с маковкой зеленою...
Все это прежней Родины страницы,
Рукой преображенные влюбленною.
Русь барышень, крестьянок... Чай с кадетами.
И сыновья близ Елки в ожидании.
Нездешний дух – в цветах, оттенках! Светлыми
Надеждами исходит жизнь в изгнании.
Надуманности нет, как нет и сложности,
Но сколько смысла, вкуса, сколько пламени!
Встает Порфироносная Художница
Во весь свой рост, не изменяя главному.
На акварелях клены стали гимнами
Той Петергофской осени с парадами...
«Я не принцесса... Русская Княгиня», -
Вздохнет, как будто одарит наградою.
В станице на Кубани, в замках Дании,
Средь водопадов – быть всегда лишь странницей,
И крест нести на дальнем расстоянии
От Родины, что стала бесприданницей.
И вот вам акварели – в утешение!
И вот вам взгляд на Божiй Миръ, не сломленный,
На красоту и цельность – без смешения,
На чистоту и ясность... ЧТОБЫ ВСПОМНИЛИ!
Людмила СКАТОВА,
поэт, литературовед, лауреат Врангелевской премии-2022
(г. Великие Луки)