Дачный друг детства и поход за керосином

 

Каждое прекрасное утро Дружок начинал с мисочки каши от хозяйки тети Зины. Потом старенький, пегий, похожий на сардельку песик неспешно обходил дачный поселок и получал угощения от дачников: хлеб, сосиску или макароны. Дружка все любили за доброту и ласку: и люди, и собаки, и кошки, и даже куры.

В два часа он приходил ко мне, съедал угощение и ложился вздремнуть на черную прохладную землю. Я обнимал его за жирненькую шею и хрюкал в глухое, пахнущее псиной ушко. Дружок сонно огрызался.

Несмотря на преклонный возраст у Дружка была дама сердца, собака соседей кавказская овчарка Найда. Он мог часами сидеть около Найдиной будки, а когда Найду спускали с цепи,они охотились на единственную в поселке черно-пеструю корову.

Еще Дружок любил гулять с нами, хоть два часа, хоть три. Одну прогулку я помню до сих пор, я, папа, мама и дружок прятались от грозы под густой елкой. Дружка кусали в мокрый черный нос голодные комары, и он отчаянно чесался.

Умер Дружок внезапно.

Попил водички, лег и затих.

«Я Дружоню похоронила как друга!» - плакала его хозяйка тетя Зина, тяпнувшая с горя сразу два пузырька валокордина. Я укусил подушку и тоже заплакал…

Через сорок дней у тети Зины появился новый Дружок, черный, добрый, тоже похожий на сардельку. Его также знал и любил весь поселок. Но заменить Дружка Первого он не мог… Ни своей хозяйке, ни нам…

В первые годы нашей жизни в Ново-Дарино мы готовили еду на керосинке. Керосин кончился, и мы с мамой отправились в поход. Мне было пять лет. В дощатой деревенской керосиновой лавке удивительно приятно пахло. Кроме керосина здесь продавалось множество интересных вещей: мышеловки, свечи, олифа, краска, мыло, гвозди, замки, скобяной товар!

На обратном пути пошел дождь, дорога размокла, и я, пятилетний увалень, упал в лужу. Бидон был тяжелый, и мама тоже упала. Мы сидели на тропинке, грязные и мокрые и плакали. Дождь шел все сильнее. У мамы из носа пошла кровь. Я пришел в ужас и заревел еще громче.

Но свершилось чудо: нас догнала старушка, которая везла керосиновый бидон на маленькой деревянной тележке. «Что ты, милая, не плачь, вставай!» - сказала она маме и ловко пристроила наш бидон к себе на тележку. Так мы и шли: впереди старушка, а за ней я и мама.

Наконец добрались до дома. Мама долго благодарила старушку и пыталась сунуть ей три рубля. Но старушка, замахав руками, сказала: «Что ты, милая!».

Смыв с себя грязь и кровь, мы наконец поставили на керосинку чайник.

Вспоминается мне и другой случай, как в один серый холодный день мы с мамой пошли гулять на пруд. Я разбежался, чтобы кинуть в воду шишку и вместе с ней свалился в пруд. Мама меня вытащила за воротник пальто, надавала по заднице, и пригнала домой. Меня ругали, шлепали, растирали спиртом, надели колючие шерстяные носки, а потом в утешение читали вслух сказку про Бармалея. Я плакал и жалел маму…

До сих пор вспоминаю об этом происшествии с ужасом.

 

Масловы

 

Это утро моего семилетия в Ново-Дарьино начиналось неплохо.

Во-первых, я нашел два пестрых сорочьих пера, которые украсили мой картузик. Во-вторых, познакомился с девочкой Глашей. Она сама пришла поиграть со мной - крохотная черноглазая девочка в длинном синем платье - «макси»!

Так я попал к ней в гости. Мы позвонили в звонок рядом с Глашиной калиткой (как в городе, как в городе!) Не калитка, а дверь от старинного лифта! И нас впустила красавица - Глашина мама Ксана.

Вышел нас встречать и старенький белый пудель Матвей, смешно вилявший подстриженным «подо льва» хвостом.

Мы с Глашей собирали разные цветы, чтобы потом играть в сказочное цветочное королевство. Из флоксов отлично получались принцессы в пышных платьях восхитительных цветов.

Откуда - то, из глубины сада доносился звонкий стук молотка о камень. Это Глашин дедушка ваял свои скульптуры: известковых мопсов, украшающих крыльцо, гранитные головы, черепа с открытыми ртами и даже женскую фигурку с младенцем на руках!

От всего этого великолепия дом и участок казались волшебными. Дом с башенкой, в которой пряталась винтовая лестница, становился похожим на замок. Правда, ходить по винтовой лестнице было опасно, там огромные шершни построили себе гнездо.

Глашин дедушка был мрачноватым, наглухо задернутым человеком. Говорили, что в прошлом он был известным меньшевиком (тогда я плохо понимал, что это значит), и видимо жизнь была к нему неласкова. Общался он только с джазовым композитором Цфасманом, жившем напротив, и совершенно чудесно игравшем на пианино.

Волшебная картинка моего детства! Под музыку Цфасмана маленькая Глашка в синем платье макси кружится, воображая себя феей. А вокруг нее с лаем прыгает пудель Матвей, виляя круглым львиным хвостом.

Нам с Глашей дедушка Маслов рассказывал о том, как бывал когда-то на приеме у английской королевы, и в доказательство показывал приглашение с британским львом. А также пытался научить нас молитвам, но это нам было неинтересно.

Мы убегали и развлекали себя, сидя в убежище из дров и шифера, разглядыванием французских комиксов про собачку Пифа и кота Геркулеса.

До сих пор я люблю комиксы, а мой сын архитектор даже пытается их рисовать. Это все в стиле фентэзи, о приключениях мальчика и девочки в волшебной стране. Если бы он знал старика Маслова, он обязательно нарисовал бы его, окруженного странными скульптурами, в заколдованном саду моего детства.

 

Сулимовы

 

В дачном Ново-Дарьине моим другом детства был как раз не дачник, а деревенский - Мишка Сулимов. Помню, как мы выходили гулять, у русого как ржаной колосок Мишки на голове всегда была кепка, а у меня колпачок. Фу, Тимур бы никогда такой не надел. Бабушка недавно прочитала мне, несмотря на маленький возраст гайдаровскую повесть «Тимур и его команда».

Я рос, и Мишка под кепкой тоже рос. И даже неожиданно стал «дядей» Мишей: его старшая сестра, хромоногая веселая Ирка, что-то скрывавшая под красным пальто вскоре произвела на свет маленького Алешку.

Алешку Мишка очень любил, как любил и мать, работавшую в колхозе дояркой и богатыря-татарина отца, и среднего брата Сергея и его мотоцикл. Не любил только самого старшего сводного брата непутевого Женьку, выпивоху и ворюгу. Женька периодически посиживал в тюряге, в грош не ставил коренастого работягу отца. Он то уезжал на Север, где нелегально добывал северных оленей, то шоферил, то воровал в магазинах водку. Мишка его боялся.

Напротив калитки Мишкиного дома была большая груда желтого песка, где стояли огромные ржавые игрушечные машины-грузовики. Там мы и проводили практически все время, строили города и заводы, прокладывали дороги, а потом бомбили их камнями. Дворовые собаки Мишки бешено лаяли до обмороков, а мы с Мишкой уже плавали по крохотному, заросшему ряской пруду на плоту, прихватив собой котенка. Кончалось тем, что Мишкина бабушка, совершенно Есенинская старушка в белом платочке в горошек, отпаивала нас, мокрых и грязных, литрами кваса и компота, который она варила ведрами, зная аппетиты семьи.

Потом играли в футбол, с Мишкиной сестрой Иркой, или сидели на продавленном диване в темном сарае, где мастерили что-нибудь, например, делали фальшивые деньги из этикеток от «Розового портвейна».

Случались и беды. Так добрейший средний брат Сергей поступил работать поваром в закрытый пищеблок совхоза «Горки 10» и очень быстро спился, буквально потеряв человеческий облик.

Но детство бед не знает, и мы продолжали радоваться жизни: ходили купаться на речку Лапинку вместе с девчонками, играли в индейцев, вооружаясь деревянными ружьями и самодельными луками, катались на «тарзанке», ловили бабочек, собирали грибы, зачем-то гоняли худых колхозных коров, жгли костры, строили шалаши, бегали босяком по лужам, ездили в Перхушково в кино. Мы даже влюблены были оба в одну девочку, - Асю.

Прошелестели как желтые листья вольные детские лета…

Попав в армию, Мишка угодил в Афганистан. А может, попросился туда добровольно.

Слава богу, вернулся домой целым и невредимым. Это была наша последняя встреча. Вскоре Сулимовы куда-то переехали, и мы потеряли друг друга.

 

Кубик

 

Его звали Кубик. Рыжий. Ушки как тряпочки, а мордочка как у овчарки. Передние лапы и грудь как у волка, но задняя часть подкачала - хвост баранкой. Левый глаз Кубика весь заплыл, и из него катились крупные слезы. Это Кубик сходил в соседнюю деревню Адищево поохотиться на кур, за что был нещадно бит суковатой палкой.

Хозяином Кубика был дядя Володя-инвалид. Однажды дядя Володя неудачно открыл бутылку с пивом и разбил горлышко. Пива было жалко, и дядя Володя его выпил, но проглотил склянку. В больнице ему вырезали пол желудка. Через месяц на картонажной фабрике ему отрубило все пальцы на правой руке кроме большого. Его жена Августа умерла от алкоголизма.

С тех пор дядя Володя по большей части гулял по деревне, здоровался со всеми левой рукой, а потом ругал хозяев за нерадивое и неправильное ведение хозяйства. Кубика он очень любил, но постоянно на него обижался. Дело в том, что холодное время Кубик проводил у дяди Володи, а летом столовался у дачников. «Тьфу, мля, что за собака, кто его покормит, тот и хозяин», - горячился дядя Володя.

В данный момент Кубик решил поселиться у нас. Мы вылили в большую алюминиевую миску добрую порцию жирной подливки и костей от «ножек Буша» и накрошили туда целую буханку черного хлеба. Кубик ел, сначала жадно, потом медленно. Все доел. Пошел под тенистый куст смородины и упал на землю. Он немедленно заснул и стонал во сне. Кубик впервые в жизни объелся.

Однажды я и мама отправились в долгую прогулку на реку Меру, и Кубик увязался за нами. Пока мы шли по шоссе, Кубик охотился на автомобили. Заслышав шум мотора, он прятался в канаве, а потом с бешеным лаем кидался под колеса. Визжали тормоза. Кубик скатывался обратно в канаву и ложился на спину, болтая всеми четырьмя лапами. Он смеялся.

Мы перешли реку Меру вброд и оказались в сосновом бору. Пока мы отдыхали на бревнышке, Кубик засовывал мокрый нос под мышку то мне, то маме, вот, мол, как я вас люблю и вилял хвостом. На обратном пути он поднял на крыло стаю уток и как кошка залез на елку, пытаясь поймать белку.

Когда мы уезжали из деревни, Кубик провожал нас до Адищево. Мы сели в УАЗик, но рыжая лапа с розовыми коготками не давала закрыть дверцу. Мы все-таки тронулись с места. Кубик бежал за джипом полкилометра.

Следующим летом мы снова встретились с Кубиком. Для порядка он сердито облаял нас, как чужаков и ровно через минуту к нам переселился. От дяди Володи мы узнали замечательную историю. Зимой в деревню пришли волки. Они вытащили из-под крыльца тетки Марфину собаку Рыжку и сожрали, а ее щенка пожалели - не тронули. Кубик принес его в зубах дяде Володе и два месяца его вылизывал, согревая своим теплом.

Что еще можно сказать? Дяди Володи давно уже нет на свете. Однажды он надел свой лучший пиджак, купил два ящика водки, торжественно «развязал», и через неделю умер. Давно нет на свете и Кубика...

Но все псы, как известно, попадают в рай. Думаю, у Святого Петра всегда найдется горбушка кислого черного хлеба. Кубик ее заслужил.