Я давно не пишу о войне
***
я давно не пишу о войне о войне не пишу
и не знаю сама это старость уже или зрелость
только снится к утру - незнакомую землю пашу
я любила ее
а она подо мной загорелась
задрожала зашлась в ожидании большей беды
как по шву порвала
старый мир от крыльца до сарая
не хватает воды той земле не хватает воды
пожелтела поблекла сама не своя не сырая
что за тени бегут задыхаясь вдоль мертвой реки
вряд ли помнят уже кто когда затянул пояса им
эти гордые люди живущие здесь вопреки
старой песне о том что свои мы
своих не бросаем
постаревшие дети взрослевшие из-под полы
в детство впавшие матери
сжавшие мир как заточку
из любого зерна прорастает здесь только полынь
под засушливый шепот за сына за мужа за дочку
из любого угла мягко стелется ласковый дым
словно даже огонь растворяться бесследно подучен
я завидую тем кто уходит от нас молодым
не увидев как мир
выгибается в смертной падучей
***
война войной и город словно снится вам
и нет верней лекарства от морщин
весна красна в чужом платочке ситцевом
встречает растерявшихся мужчин
по жизни не взрослеющее воинство
прикрывших нарисованный очаг
где так самозабвенно пьется воется
где стынет свет в зажмуренных очах
где помнят чьи следы между сугробами
дымятся - что сгорит то не сгниет
жаль что своих под выцветшими робами
не разглядеть пока не треснет лед
пока танцуешь на скрипучей наледи
вбирая воздух словно чистый спирт
и только умирать выходишь на̀ люди
где кто-нибудь непрошеный не спит
постой господь не жги не вынимай чекѝ
пока клянусь в нечаянном родстве
пока бредут мои слепые мальчики
в навстречу им распахнутый рассвет
***
Ты говори со мною, говори -
о чем угодно - про страну и Бога,
о том, что возле райского чертога
по-прежнему толпятся упыри
и вряд ли стоит назначать там встречу,
о том, что каждый с детства искалечен
тетрациклином… Только - говори.
О том, что подоконник весь в пыли,
и наша жизнь - конспект Экклезиаста,
все - суета. А звезды - для балласта
висят на небесах, календари -
недальновидны, как прогноз погоды -
нам не дождаться нового исхода
или - дождя хотя бы… Говори!..
О том, что обновили словари
и fall in love не означает - падать,
о незавидной участи Синдбада,
не знающего моря - изнутри,
о том, что speaker - человек публичный,
а привкус выходного дня - клубничный
и пользы для… Ты только - говори.
О том, как нам опасны - январи
последствием надежд и аллергией
на апельсины. Нет, не ты - другие
их принесли. О том, что фонари
не восполняют недостаток света,
о том, что вряд ли я дождусь ответа.
Ты говори со мною, говори…
***
Что теперь, господа хорошие - вы довольны?
На подмостках чужих торгует лицом Чулпан,
На границах следов цепочки, раздор да войны
и опять расцветает черный, как ночь, тюльпан.
Вы забыли - напомним: как небеса кровили,
старики задыхались в ужасе - начерта?
Как уставшую землю вы на глазок кроили,
как ложились в нее мальчишки - не вам чета.
Вам не страшно ночами там, хорошо ли спится,
не тревожит степей далеких прицельный град?
Там молитвами вашими влет продается пицца,
здесь - с молитвой идет в атаку на брата брат.
В том и разница, в общем - рана, для нас сквозная,
для кого-то - всего лишь след золотой иглы.
С нами Бог, я надеюсь, с вами… Да кто вас знает?
Может, ангел, однажды выпавший из игры.
Выпадая в осадок, тянет с собою демон
и предавших, и преданных - только к плечу плечо
мы стоим, прислоняясь плотнее к родимым стенам.
Не атланты, не держим, но держимся -
неба, где нам
век бесстрашно молчать и горько, и горячо.
***
потерявший надежду свой дом превращает в склеп
и, цепляясь за стены, то молится, то матерится -
и зовет к себе осень, что каяться ох мастерица,
и подходит к окну, и не видит людей - он слеп.
Потерявший любовь превращает свой дом в вокзал,
сам бежит из него в громыхающем смертью вагоне -
так боится зеркал как свидетелей прошлых агоний,
словно следом война, но не помнит он, чей вассал.
Что утративший веру?.. совсем прекращает ждать,
обнуляет sim-карту, что без толку год допревала,
выключает весь свет и бредет наугад до привала,
не считаясь ни с чем, раз конца пути не видать.
А пока мы в походах - война заползет на трон,
в безобразных ворон превращаются белые кони,
кто прикроет детей, если пепел пристанет к иконе -
бог уже не услышит, но все-таки - этих не тронь.
Не вернувшийся дважды на раз укрощает сплин,
зря гудят горбуны, рассыпая попкорн на галерке.
Уходя - уходи, путешествие будет нелегким,
но в колоннах ушедших так много не согнутых спин.
***
Нас жалеет Господь с высока свысока свысока
разбавляя надеждой кровавый июльский закат
на опухшее зарево — слез набегает волна
это прошлое плачет о будущем
это война
Это падает ангелы боль собирая на винт
за пунктир горизонта похожий на рвущийся бинт
где по кругу беда где по следу всегда
степь да степь
где уставшие люди пытаются выжить успеть
Не сломаться не сдать и судьбу не отправить на слом
беспощадно добро наступая на юркое зло
на какой из страниц мы свою отходную споем
нет у битвы границ - только в сердце
твоем и моем
Мы в себя не придем никогда никогда никогда
только пепел любви посыпает в ночи города
жало где твое, смерть? и опять полыхает Донецк
только плакать не сметь
только это еще не конец
***
смотри, как часовой затянут пояс
сибиряки живыми не сдаются.
из города опять уходит поезд,
они здесь никогда не остаются.
и было бы нисколечко не жаль, но
в далекие края из википедий
они увозят, просвистев прощально,
героев наших маленьких трагедий.
ковчег плацкартный, междометий грозди,
в багажных полках сумки и разгрузки,
умеют с детства каменные гости
петь на попутном, а молчать по-русски.
кто - семечек купив у бабы клавы,
кто - загрузившись огненной водою,
они, беспечно сдвинув балаклавы,
делиться станут хлебом и бедою,
а то - хвалиться арсеналом скудным
трофейных снов про море, эвкалипты.
а ты стоишь под куполом лоскутным
и только повторяешь - эка, влип ты.
всех где-то ждут в какой-нибудь вероне,
за что же втоптан в снежный мегаполис
ты, белым обведенный на перроне?
из города опять уходит поезд...
***
Пишу тебе из будущей зимы -
теперь уж год, как ты не слышишь ветра,
твои рассветы глубже на два метра,
надеюсь, не темней. Молчит об этом
усталый некто из зеркальной тьмы -
похоже, что не знает...
Брат мой, где ты?..
А здесь - все то же, стынет время «ч»
в пустынных парках, снегом не спасенных,
но сталкеры теперь уже вне зоны
и вне игры, и город полусонный
укачивает звезды на плече,
а звезды - холодны. И непреклонны.
Трамвайных рельсов меньше с каждым днем,
пути - короче, время - безмятежней,
в том смысле что, меняя гнев на нежность,
запуталось и претендует реже
на точный ход незагнанным конем.
И днем с огнем ты не найдешь подснежник
в окрестных недорубленных лесах,
а жаль, хотя давно - никто не ищет.
Плодятся тени, заполняя ниши -
не амбразуры. Каждый первый - лишний,
и с каждым снегом тише голоса
ушедших без причины.
Тише, тише…
Блаженны те, кто твердо верит - нас-то
минует посвист зыбкой тишины.
Некрепко спят, объевшись белены,
адепты веры в полумеры, тьмы
шаги все тише. Под окном тюрьмы
хрустят осколки звездного балласта.
Шаги все ближе…
Нет надежней наста,
чем ветром опрокинутые сны.
***
эти тени под глазами эти медленные руки
нам не сдать зиме экзамен
нас не взяли на поруки
и не в жилу божья помощь
мало в детстве нас пороли
позывные и пароли растеряли не упомнишь
скоро сказка станет басней
вечный вечер смотрит волком
с каждым выдохом опасней на снегу хрустящем колком
наши горы наши горки
мы застряли в средней школе
не пойму о чем ты что ли этот кофе слишком горький
обнимающим друг дружку
выжить бы не до блаженства
здесь мороз снимает стружку ради жести ради жеста
ветер бьется взвыл и замер
как в предчувствии разлуки
эти тени под глазами эти медленные руки
побелеет дом наш дачный
память снега все острее
круг вращается наждачный все быстрее и быстрее
***
И стал декабрь над городом. В лотках
дымятся шашлыки, но чай - не греет.
Старухи в наспех связанных платках
торгуют всякой всячиною, ею
они кормиться будут до весны
и умирать - безропотно и просто,
не выдержав безмолвной белизны…
Страна в сугробах, мы ей не по росту.
Ей - запрягать и снова в дальний путь,
спасать Фому, не спасшего Ярему.
Нам - на стекло узорчатое дуть
и пульс сверять по впадинам яремным,
где голову случилось приклонить,
а не случилось - так обнять и плакать.
Пусть шар земной за тоненькую нить
не удержать, так хоть стекло залапать.
Не нам стенать, что жизнь не удалась,
таким не одиноким в поле чистом -
здесь только снега безгранична власть
и снегирей, приравненных к путчистам.
Зима полгода, правила просты -
верь в свет в окошке, не в огни таможен
и просто чаще проверяй посты.
Ползи к своим, хоть трижды обморожен.
Лада Пузыревская,
поэт
(г. Новосибирск)