Три поколения носителей духовных ценностей, традиционной культуры и национального самосознания

 

В соответствии с договором между Китаем и Россией о строительстве Китайской Восточной железной дороги (КВЖД), заключенным в 1896 году, на территории Маньчжурии был создан уникальный русский мир. Строителей, приезжавших из разных концов Российской империи, призывали не на временные заработки, а на освоение края в пределах так называемой «полосы отчуждения». Обустраиваясь на новом месте, они создавали свой жизненный уклад на основе духовно-нравственных ценностей и культурных традиций, вывезенных из дореволюционной России. Этот островок традиционного русского мира сохранялся на протяжении ряда десятилетий, несмотря на революционные потрясения и жесткие социально-экономические преобразования, происходившие на исторической Родине.

Военная белая эмиграция и беженцы, прибывшие в Маньчжурию в 1920-1922 гг., оказались в наиболее благоприятных, по сравнению с другими эмигрантскими центрами, условиях. Для выживания на новом месте им не требовалось знание иностранного языка. Дети могли получать образование по программам прежних российских учебных заведений. Не сразу удавалось найти необходимый заработок, но можно было искать себе применение в любой сфере деятельности. Харбин, промышленный и культурный центр освоенного края, не смотря на многочисленное китайское население, являлся, по сути, русским городом. С притоком эмиграции кадровый потенциал Маньчжурии был пополнен квалифицированными специалистами разного профиля, включая представителей науки и творческой интеллигенции. И главное: эмигранты попали в ту привычную для них духовно-нравственную атмосферу, которую утратили на Родине, - можно было снова чувствовать себя русскими и сохранять традиционный жизненный уклад.

После передачи в 1924 году управления КВЖД правительству СССР, с появлением в г. Харбине советского консульства, стало возможным иметь советское гражданство. Среди русского населения возникали политические разногласия (их содержание и формы проявления выходят за рамки рассматриваемой темы), но при этом город в целом продолжал жить по установившимся традициям, и «безбожных пятилеток» не было. Когда в СССР взрывали храм Христа Спасителя, в Харбине построили новую Свято-Алексеевскую православную церковь.

С возведения храма начиналось создание любого нового населенного пункта на линиях КВЖД, а каждое важное дело - с молитвы или молебна. Например, по традиции служили молебен перед началом учебного года и не только в средних учебных заведениях, но и в главной «кузнице» инженерных кадров - Харбинском Политехническом институте.

Родители с малолетства учили детей молиться и поясняли основы веры. Я помню, как в дошкольном возрасте Великим постом мне читали «Священную историю для детей» с великолепными иллюстрациями Доре. В средних учебных заведениях обязательно преподавался Закон Божий.

В церкви благословлялись и удостоверялись все основные этапы человеческой жизни. Свидетельство о браке моих родителей оформлено и получено в Св. Иверском храме. У меня нет другого документа о рождении, кроме выданного в Св. Алексеевской церкви при крещении. Эти документы имели юридическую силу, и при отъезде в Советский Союз были заверены Генеральным консульством СССР. Советские граждане Маньчжурии, обязанные регистрировать брак и рождение детей в консульстве, редко этим ограничивались: обычно венчались и крестили детей. Бракосочетание в харбинских храмах проходило очень торжественно. К этому событию относились не как к формальному, красивому обряду, а как к необходимому Божьему и родительскому благословению.

Очень достойно церковь провожала православных людей в последний путь: когда после отпевания белый катафалк, запряженный лошадьми, в сопровождении священника, родных и близких покойного, медленно направлялся к кладбищу, заметившие процессию православные прохожие останавливались и крестились, при этом мужчины непременно снимали головной убор. Кладбищенский храм встречал покойного специальным погребальным звоном. После погребения, сопровождавшегося последними молитвами священника, провожавшим полагалось помянуть усопшего кутьей, но трапеза в память покойного не была обязательной, а возлияния на ней осуждались церковью.

Очень торжественно проходили основные православные праздники: Рождество, Крещение, Пасха и Троица. Их не отмечали, их переживали: атмосфера духовной радости ощущалась не только в храмах, но и в домашней обстановке и даже на харбинских улицах. О праздничных традициях много написано в воспоминаниях репатриантов из Китая.

Православие в Харбине не было простым соблюдением традиций. Вера лежала в основе мировоззрения, нравственных норм и понятия морального долга.

В качестве убедительного примера искренней веры можно привести случай из жизни известного в городе доктора Н. П. Голубева - большого друга нашей семьи. Он очень любил и чтил свою дожившую до глубокой старости матушку. Она была окружена заботой и находилась под постоянным медицинским наблюдением. Но, когда доктору стало очевидно, что медицина уже бессильна, он, стоя у изголовья матушки, стал читать «Отходную» (специальную молитву на время отхода души от тела), считая, что в данный момент это самое важное, что можно сделать для родного человека.

Православное население мирно сосуществовало с представителями других религиозных конфессий, а также с религией и традициями китайцев.

Неприятие русскими власти большевиков, наиболее выраженное у эмигрантов (этому есть подтверждения в эмигрантской прессе), не исключало любви к исторической родине, к ее народу, истории и культуре. Воспитание всех трех поколений русских в Китае оставалось неизменно патриотическим. Оно начиналось в семье с замечательных русских сказок, переложенных на доступный детям язык сказаниях о русских богатырях (была издана специальная серия недорогих, но хорошо иллюстрированных книг), а также с приучения детей к национальной музыкальной и танцевальной культуре. Вокруг рождественской елки традиционно водили с детьми хороводы под унаследованные от старших поколений напевы и стихотворные тексты. Дома, в танцевальных кружках и студиях обучали национальным танцам. На ученических праздниках мальчики могли исполнить русскую пляску вприсядку, а девочки, в свою очередь, танцевать под «Барыню» и под «Светит месяц ясный». Популярны были также гопак и лезгинка. Воспитание продолжалось с помощью «Капитанской дочки» А. С. Пушкина и других произведений русской классики и, конечно, учебников истории, которые до 1945 года основывались на дореволюционных пособиях. Любители чтения могли расширить свои знания за счет исторических романов М. Н. Загоскина, В. С. Соловьева (Всеволода), Г. П. Данилевского и трудов историка С. М. Соловьева, которые были широко представлены в русских библиотеках города.

Огромную роль в воспитании играли рассказы старшего поколения о покинутой прекрасной родине, ее природе, культуре, традициях.

О том, как молодежь, живущую за рубежом, учили любить родную страну, свидетельствует один примечательный факт. Директор Русского Дома (интернат для мальчиков из малообеспеченных семей и сирот), бывший морской офицер, К. И. Подольский установил обычай: после вечерней молитвы учащиеся делали общий поклон в сторону России, а потом слушали какой-нибудь отрывок из отечественной истории.

Раненое идеологией Коминтерна и борьбой со старым миром русское национальное самосознание в условиях общественной и культурной жизни в Харбине имело возможность восстановиться путем обращения к исторической преемственности. Освещались в прессе и отмечались важные события в истории и жизни страны: в 1937 году в ознаменование 100-летия со дня смерти А. С. Пушкина в Харбине был издан небольшой, хорошо продуманный сборник его произведений, включавший не только избранные стихотворения и прозу, но и подробную биографию поэта с воспоминаниями близких друзей о последних днях его жизни.

Учащиеся харбинских гимназий, в последствии школ, носили форму, принятую в дореволюционных учебных заведениях. В соответствии с прежними традициями получение аттестата зрелости в гимназиях (а потом и в школах) завершалось торжественным «белым балом», на который выпускницы могли пригласить кавалера со стороны, даже если обучение не было раздельным. В студенческой среде неизменно праздновали Татьянин день и тоже проводили веселые Татьянинские балы, о которых часто вспоминали представители более старшего поколения.

Ощущение связи с исторической Россией и ее дореволюционным прошлым имело особое значение для бывших военных. Защитники Отечества не только лишились заслуженных орденов и воинских званий после революции 1917 года, но и стали считаться классовыми врагами. В Харбине, как в центре восточной эмиграции, существовало отделение РОВСа (Российского общевоинского союза), куда входило большинство бывших офицеров. Политические цели, которые ставили руководители этой организации, не все ее члены полностью разделяли и не все верили в реальность их осуществления, но принадлежность к этой организации, как и к другим объединениям бывших военных (например, «Союз артиллеристов» и объединение выпускников Хабаровского кадетского корпуса) давало возможность общения в привычном кругу, позволяло услышать обычные когда-то обращения «господин капитан», «господин полковник», а также рассчитывать на моральную, а иногда и финансовую поддержку бывших товарищей по оружию. Это способствовало сохранению личного достоинства и национальной идентичности, в условиях, когда бывшие офицеры, не имевшие гражданской специальности, вынуждены были браться за любую работу. Мой дедушка по материнской линии, полковник К. А. Попов, участвовал в деятельности офицерского клуба при РОВСе, в частности, в проведении балов и танцевальных вечеров, поскольку еще со времен окончания Константиновского юнкерского училища в Петербурге, когда на выпускном балу он танцевал мазурку в паре с Матильдой Кшесинской, слыл хорошим танцором.

В 1938 году членами объединения выпускников Хабаровского кадетского корпуса было отмечено 50-летие со дня основания этого учебного заведения и проведен бал, в котором приняли участие семьи бывших кадетов корпуса, в том числе сын генерала Г. А. Мандрыка с женой и мои родители. В качестве почетных гостей присутствовали бывший офицер-воспитатель корпуса и его супруга.

Своеобразным свидетельством обостренного чувства русскости и приверженности историческим корням, присущих харбинцам, может служить история, рассказанная мне друзьями семьи. На бале-маскараде, состоявшимся примерно в конце 20-х годов, (точной даты и места проведения не запомнила) был объявлен приз за самый оригинальный костюм. Претендентов было много, но среди них явно выделялся один, изображавший земной шар, опоясанный лентами с надписями: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Ему прочили победу и за оригинальность, и за политическую остроту замысла. Но в последний момент вошла в зал и предстала перед жюри русская красавица в прекрасном костюме боярышни и с лентой через плечо, на которой было написано: «Прочь с дороги: Русь Великая идет!» Зал взорвался аплодисментами, и приз безоговорочно был присужден ей.

Оккупация Маньчжурии японцами с последующей продажей им КВЖД привела в 1935 году к репатриации значительной части советских граждан, преимущественно служащих железной дороги. Для отъезжающих были созданы весьма благоприятные условия, но на Родине в 1937 году репатрианты подверглись массовым репрессиям.

Для контроля над остальным русским населением японцами было создано Бюро Российских Эмигрантов (БРЭМ). Отказ от регистрации в нем означал существенное поражение в правах, поэтому многие из оставшихся советских граждан приняли статус российских эмигрантов. Но и при власти японцев сохранялся привычный жизненный уклад с праздничным перезвоном многочисленных русских церквей на Пасху, с красочной Иорданью на реке Сунгари в Крещение, когда к прорубленной в толще льда крестообразной проруби перед ледяным алтарем и крестом с сидящем на нем голубем из ближайшего храма торжественно спускался крестный ход в сопровождении хора, и начинался водосвятный молебен. А с высокого мощенного камнем берега представители других конфессий, включая японцев и местное население, с интересом смотрели, как молятся православные.

Русское духовенство сумело добиться для своей паствы освобождения от поклонов японской богине Аматерасу. Однако, в общественной и культурной жизни Харбина, а также в сфере образования, политическое влияние японцев присутствовало ощутимо. Например, для учащихся средних учебных заведений было введено правило перед началом занятий делать поклон в сторону японского императора, и с этим приходилось мириться. Сотрудничество с военными японскими организациями-эмигрантами не одобрялось (страдало национальное достоинство), и, чтобы этого избежать, многие русские, особенно молодежь, стремились уехать в независимый от власти Японии Шанхай, в частности, туда уехали сестра и два брата моей мамы.

Победа Советского Союза над Германией и Японией привела к определенным изменениям в общественном сознании русских жителей Маньчжурии: коммунистическая власть сумела организовать народ на героическую борьбу за национальный суверенитет - значит, Россия жива. Хотелось узнать, какая она, новая Россия. Парад Красной армии на Соборной площади Харбина русское население встречало с цветами. В городе зазвучали новые песни, появилась советская печать. Красноармейцы с удовольствием заходили знакомиться в семьи местных русских, но этот естественный взаимный интерес представителей двух «разных миров» скоро был омрачен определенной настороженностью со стороны эмигрантов: осенью 1945 года органами СМЕРШа были произведены многочисленные аресты русского населения Маньчжурии, в том числе сотрудников БРЭМ, включая моего отца. При этом о судьбе репрессированных их семьям ничего не было известно почти десять лет, пока у многих не стал заканчиваться срок заключения. (Большинство репрессированных в 1945 году было реабилитировано в 90-х). Тем не менее, в 1946 году советский заграничный вид на жительство (советское гражданство) оформило практически все русское население, за редким исключением. Было создано Общество граждан СССР, при нем Союз Советской Молодежи (ССМ) и Юные активисты (Юнаки) - организации по образцу комсомольской и пионерской, но атеистическое мировоззрение для них не было обязательным. Советское консульство стало проводить работу по идеологическому перевоспитанию бывших эмигрантов. Учебные заведения перешли на советские программы и учебники, Закон Божий теперь можно было изучать только дома или по частной договоренности родителей с кем-либо из духовенства и вне школы. Стали отмечаться советские праздники. Однако, основное влияние на переосмысление прежнего отношения к советскому государству оказывали не официальные мероприятия, а талантливые советские фильмы, патриотическая поэзия К. Симонова и М. В. Исаковского, и такие художественные произведения, как, например, «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого. Признав с получением советского паспорта новую политическую реальность, бывшие эмигранты продолжали посещать храмы, в том числе педагоги и учащаяся молодежь, за исключением, вероятно, особо рьяных и особо приближенных к консульству активистов. У очевидного большинства русских людей сохранялось православное мировоззрение и традиционный жизненный уклад, в который, однако, новый советский календарь внес свои коррективы. Новый год все стали встречать 1 января как официальный праздник, но преимущественно в дружеских компаниях, либо в клубе, ресторане. Главным семейным праздником он не стал. Елку дома по-прежнему зажигали в Сочельник вечером 6 января, но Рождество, поскольку оно часто приходилось на будний день, стали праздновать преимущественно в кругу семьи и близких. Христославить и наносить визиты уже не получалось.

На Святках сохранялись детские елки и хождение в гости. Неизменно соблюдались традиции встречи православной Пасхи и подготовки к ней. Школьниками мы с радостью ходили освещать вербу, а потом, вместе со взрослыми, - к светлой заутрене.

Знакомство с советской идеологией и новой интерпретацией исторических событий проходило на фоне православного воспитания, заложенной с детства любви к исторической России, рассказов участников и очевидцев революции, Гражданской войны и пережитых репрессий. В частных библиотеках можно было познакомиться с трудами философа В. С. (Владимира) Соловьева, писателя Д. С. Мережковского и даже романами белого генерала П. Н. Краснова. Это позволяло сопоставлять информацию, делать осознанные выводы и формировать собственное мнение. В таких условиях молодежь училась думать и быстро взрослела.

Необходимость судьбоносного выбора возникла для русских в Маньчжурии в 1952 году, когда Советское правительство передало КВЖД Китаю примерно на 30 лет раньше установленного договором срока. Управление дорогой, деятельность связанных с ней учреждений и даже торговой фирмы «И.Я. Чурин и Ко» стали переводить на китайский язык. Резко сократилась возможность получения высшего образования на русском языке.

Существовала перспектива выезда в капиталистические страны (Австралию и ряд государств Южной Америки) при посредничестве международных благотворительных организаций. Но многие русские, особенно молодежь, хотели послужить Родине, и, когда в 1954-55 годах была предоставлена возможность выехать в СССР на освоение целинных и залежных земель, большая часть русского населения не просто этим воспользовалась, но и продемонстрировала высокий подъем патриотических чувств.

На освоение целины поехали не только романтически настроенная молодежь и привыкшие к работе на земле жители поселков линии КВЖД, но и люди умственного труда и творческих профессий. Уезжали целыми семьями с малыми детьми и стариками. Одинокие пожилые женщины приписывались к трудоспособным семьям, чтобы в Союзе встретиться с увезенным в лагеря мужем или сыном, либо с живущими там родственниками. Случалось, что люди, имевшие визу в зарубежную страну, меняли решение и присоединялись к целинникам. Иногда даже разделялись семьи: одна часть уезжала на целину, а другая ждала визу за границу. На призыв ехать на целину откликнулись как потомки строителей КВЖД, так и военной эмиграции, а также сами участники Белого движения. Уехала, в частности, семья сына генерала В. К. Рихтера и семья сына генерала Г. А. Мандрыка. Уезжали также те, чьи средства к существованию не зависели от необходимости владеть китайским языком: домовладельцы, имевшие доход от квартирантов или домашнего скота и птицы, и даже богатые фермеры из Трехречья и других сельских поселений, продавая с убытком свою недвижимость, скот и лошадей, понимая при этом, что им больше не удастся восстановить свое хозяйство.

Патриотизм и чувство национальной идентичности, присущие русской эмиграции, победили опасения очевидных трудностей, ожидавших на целине, и страх перед возможными репрессиями. Люди хотели жить на Родине, не взирая на определенные расхождения с официальной советской идеологией, имевшиеся у многих бывших эмигрантов.

Разъезд оставшихся русскоговорящих жителей затянулся примерно на десятилетие. В это время уезжали в зарубежные страны, а также в СССР по индивидуальному разрешению правительства либо по приглашению родственников и друзей (в соответствии с Постановлением правительства, принятом в 1956 году). Советское консульство не спешило снимать с учета своих граждан, получивших визы в зарубежные страны. Оно проводило активную агитационную работу за отъезд на Родину, в том числе персональные беседы с некоторыми представителями русского населения.

Для этого периода характерны острые дискуссии на тему выбора направления выезда из Китая. Большую роль в них играло обсуждение писем, приходивших от уехавших как на целину, так и в зарубежные страны. Это помогало определиться, куда лучше выезжать из Китая или утвердиться в уже принятом решении.

Если не рассматривать сугубо личные и семейные мотивы выезда в любом направлении, то все прочие аргументы, приводимые в обоснование выбора страны для переселения, можно обобщить и попытаться воспроизвести основные доводы «за» и «против» как в пользу предпочтения жизни на Родине, так и в пользу переселения за рубеж.

Ведущим мотивом отъезда в Советский Союз являлось желание жить в родной стране, быть причастным к ее истории, культуре, трудиться на пользу Родине; дать молодежи возможность получить высшее образование по любой выбранной профессии. При этом выражалась готовность пережить определенные трудности с надеждой на улучшения в будущем, и было понимание того, что придется научиться жить в непривычных социально-политических условиях. Опасения вызывала антирелигиозная политика, ограничивавшая верующему возможности трудиться в некоторых сферах деятельности, но с учетом широких перспектив в стране надеялись найти выход.

Выезжающие в зарубежные страны объясняли свой выбор желанием «жить в свободной стране с высоким уровнем жизни и без «железного занавеса»«. Неприятие советской государственной системы и идеологии сочеталось, как правило, со стремлением достичь материального благополучия, что, было вполне реально даже при малоквалифицированном труде. Людям хотелось иметь собственный дом и материальную обеспеченность. При этом они надеялись остаться русскими и воспитать русскими своих детей, принимая участие в жизни национальных общин, создаваемых при православных храмах. Осознаваемыми проблемами были получение высшего образования, что требовало свободного владения языком и определенной материальной базы, а также устройство на работу по уже имеющейся профессии: требовалось подтверждение квалификации по местным стандартам. Люди надеялись решить эти вопросы со временем, однако жизнь показала, что из числа приехавших в Австралию выпускников харбинских средних школ получить высшее образование смогли только единицы.

Хотя уезжавшие в капиталистические страны обычно руководствовались как политическими убеждениями, так и стремлением к материальному благополучию, но в отдельных случаях выезд за рубеж имел исключительно идеологические мотивы. Вдова генерала Г. И. Зольднера, участника Ледяного похода, пережила разлуку с семьей очень близких друзей, уехавших на целину и предлагавших ей присоединиться к ним. Она отказалась, так объяснив свое решение: «Родины у меня нет: ее отняли в 1917 году». Только через несколько лет ей удалось уехать к племяннику, живущему в Бразилии. Известный многим харбинцам генерал Н. М. Комаровский в 1946г. по идейным соображениям отказался принять советское гражданство. Будучи инвалидом, он тем самым лишил себя какой-либо официальной помощи со стороны Общества Советских граждан, жил в крайней бедности на эпизодические заработки от репетиторства по математике. Только к началу 60-х он смог уехать в русский дом престарелых во Франции.

Столь различные точки зрения и мировоззренческие позиции обычно не порождали антагонизма между участниками дискуссии: люди уважали право другого иметь собственное мнение, даже если оно было противоположным твоему. На харбинском вокзале тепло провожали родственников и друзей, уезжавших как в ту, так и в другую сторону.

Трудно решаемые проблемы выбора жизненного пути и затянувшийся разъезд русского населения свидетельствуют о том, что история восточной эмиграции не закончилась вместе с ликвидацией БРЭМ и принятием в 1946 году советских паспортов. Эти проблемы, по-видимому, полностью не изжиты и до настоящего времени, если учитывать явление внутренней эмиграции и тот факт, что русские из Китая, уехавшие за рубеж, активно посещают Россию в качестве туристов и гостей, но постоянно жить на Родине не стремятся. Имеют место факты постоянного проживания в России потомков западной эмиграции, но они пока немногочисленны.

Советские граждане, уехавшие из Маньчжурии в 50-х - 60-х годах прошлого века, были последними представителями русского мира, созданного строителями КВЖД и преумноженного военной эмиграцией. Они оставались носителями традиционных ценностей и православной культуры, унаследованной от старших поколений, несмотря на советское гражданство и определенную трансформацию политических взглядов, обусловленных ходом истории. Не случайно призыв советского правительства ехать на целину русским в Маньчжурии был зачитан после пасхальной Заутрени во всех православных церквях. Это был самый надежный способ единовременно оповестить практически все русское население.

Приехав в Советский Союз, репатрианты достойно проявили себя сначала на целине, а затем, разъехавшись по стране, в самых разных сферах деятельности. Как правило, успешно реализовавшись, они нашли свое место в жизни страны. Но обретенная Родина нередко давала повод осознавать, что репатрианты несколько другие русские по сравнению с теми, кто родился и сформировался в Советском Союзе. Например, бывших харбинцев очень удивлял вопрос, почему они предпочли нашу страну, а не поехали за рубеж.

Дело в различных основах воспитания, и эти «основы», если хотелось их сохранить, не всегда следовало открыто демонстрировать, пока в стране господствовала коммунистическая идеология.

Русские, уехавшие за рубеж, в частности в Австралию, стараются сохранить свою национальную и культурную идентичность в общинах, создаваемых при православных храмах и создавая свои собственные печатные издания на родном языке.

Куда бы ни забросила судьба русских из Маньчжурии, они везде являются представителями того уникального мира, который их сформировал. Этот удивительный, не забываемый ими мир воспроизводится в воспоминаниях, творчестве и специальных изданиях как репатриантами на родине, так и русскими, живущими в зарубежье, - для тех, кто хочет знать, чем и как жила восточная эмиграция, и понять, что утратил русский народ в процессе целенаправленной борьбы со «старым миром».

Сохранение в течение более полувека традиционных ценностей, православной культуры и национального самосознания - в этом важное историческое значение русского мира, созданного когда-то на «полосе отчуждения», и его историческая миссия. В условиях современных духовно-нравственных проблем глобального масштаба этот опыт может быть востребован.

 

Литература

1. Мелихов Г.В. Белый Харбин: Середина 20-х. М.: Русский путь, 2003. 440 с.

2. «Православие в Маньчжурии 1898-1956: Очерки истории». /В.В.Коростелев, А.К.Караулов. Москва: Изд-во Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2019. 880 с.

3. Таскина Е. П. Русские в Маньчжурии: Страницы жизни [Текст] Очерки, воспоминания . М.: Изд-во МБА, 2012. 122 с.

4. Таскина Е.П. Неизвестный Харбин [Текст]М.: Прометей, 1994. 192 с.

5. Таут М.П. История моей семьи в нескольких поколениях /при участии П.Б.Куликова. Стихи // История в судьбах российских родов. Москва: Буки Веди, 2020. С. 123-144.

6. Таут М.П. Храня в душе воспоминания… // Русские в Китае, Екатеринбург 2000. №21. С. 9-13.

7. Таут М.П. О чем думается на святках // Русская Атлантида, Челябинск 2008. №30. С.18-24.

8. Таут М.П. Русский Харбин от Пасхи до Троицы // Русская Атлантида, Челябинск 2014 №52. С.34-36.

9. Чайкина-Борескова М.В. Трехречьинские зарисовки (с натуры) // Русская Атлантида, Челябмнск 2018. №70. С.40-51.

10. Таут М.П. Доктор Голубев с близкого расстояния // Русская Атлантида, Челябинск 2001. №5. С.15-21.

11.Таскина Е. П. Харбинский Русский Дом // На сопках Маньчжурии, Новосибирск 1999. №66. С.1-2.

12. Лалетина Наталия. Японцы. Огре, Латвия. 2016. 351 с.

13. Гришенко А. Парад в Харбине // Русские в Китае, Екатеринбург 2005. №45. С.15.

14. Мезин Н. Тяньцзин, Харбин. Мое китайское детство и юность… // 2021.

https://www.unification.com.au/authors/user/mezin2019/

 

Маргарита Таут*

 

*Маргарита Павловна Таут родилась, выросла, и работала в Харбине, и знает ту жизнь достаточно хорошо. В 1960 г. семья вернулась в Советский Союз. Она окончила Ташкентский институт иностранных языков и позднее психологический факультет Санкт-Петербургского, тогда Ленинградского, государственного университета и там же аспирантуру по кафедре социальной психологии. Как исследователь и социальный психолог она очень тонко подмечает и освещает основные моменты жизни русских в Китае. Маргарита Павловна - автор многих статьей и воспоминаний в журнале «Русская Атлантида», который был организован челябинскими харбинцами в 1998 г. и распространяется, помимо основных библиотек России, преимущественно как «клубный журнал» в кругах харбинцев и исследователей восточной эмиграции.