Два романтических цикла. Сумерки. Грин.
Сумерки
«В сумерках ее уже не было видно, но с той стороны, из сумерек, шла ко мне и входила в меня тревога... или это была радость новой жизни, как всякая новая радость, вызывающая тревогу за будущее утро, которое может оказаться обыкновеннее уходящего дня».
Леонид Бородин «Год чуда и печали»
1.
Уходит в сумрак траектория
Полуразбитого шоссе.
Провинциальная история,
Она такая же, как все,
Как все истории, похожие
На мир, устроенный людьми,
Где осторожные прохожие
Спокойно ссорятся с детьми,
А дети слушают рассеянно, –
Для них родительская брань
Сквозь скуку долгую просеяна
В седую утреннюю рань,
И каждый день привычно вторю я
Той суете, что кроет мгла...
О, эта вечная история,
Она по–своему мила!
2.
Впору задуматься о постоянстве
Смен настроений, сезонов и лет.
Северный ветер гуляет в пространстве,
Южные ветры спешат ему вслед.
Южные ветры, восточные пряности...
Тихая нежность, насмешливый спор...
Чьи–то капризы, причуды и странности,
Чье–то спокойствие, холод, напор.
Все, как в природе –
То знойно, то ветрено.
Жизни срываются в область теней
На роковом сто втором километре... Но
Это не страшно, другое страшней:
Не показаться бы гостем непрошеным
Тем, с кем общаешься накоротке,
Не оказаться бы сломленным, брошенным
На равнодушном земном сквозняке.
3.
Мы прощаемся торопливо,
Вставши разом из–за стола:
– До свиданья. Пока. Счастливо...
Две–три фразы, и все дела!
Мы прощаемся, мы уходим,
Расстаемся, и лишь потом
Что–то важное не находим,
В мире суетном и пустом.
Вот и чудятся отголоски
Давних споров, шаги, звонки,
Обжигающий взгляд отцовский
И пожатье его руки.
Не бежать бы тогда, остаться
Вместе с ним, ну, хотя б на час!
Но спешим мы, спешим расстаться,
По делам неотложным мчась.
4.
Сейчас бы – немного жалости,
Что в близкой душе живет.
Как странно, но этой малости
Порою недостает.
Сейчас бы – чуть–чуть домашнего,
Столь памятного тепла,
Чтоб светом из дня вчерашнего
Согрелась ночная мгла.
Сейчас бы – застолье дружное,
Родимые голоса.
Но режет пространство вьюжное
Невидимая коса
И всех, кто в пути оступится,
К могильному дну влечет.
Не гнется она, не тупится,
А только сечет, сечет...
5.
Ты шутила: «Мечтаю о принце я»,
Нету принца, а шутка жива.
Этот город и эта провинция –
Неудавшейся жизни канва.
Здесь все те же вечерние сумерки,
И за шторами лампы горят,
И домов потемневшие кубики
Вдоль дороги построились в ряд.
Здесь то драки, то окрики нервные,
То пожар, то иная беда.
Отчего же, красавица первая,
Ты не вырвалась прочь навсегда?
Ты осталась наивной и женственной
С чистым сердцем и легкой рукой.
Для тебя этот вечер – божественный,
И закат небывалый такой...
6.
Когда мороз затянет лужицы,
В сплошные стекла обратив,
Идешь, и окна словно кружатся
Под старый уличный мотив,
А перекрестки, будто ребусы,
Ведут знакомую игру,
Битком набитые тролейбусы
Куда–то едут поутру,
Куда–то едут люди хмурые,
Спешат девчонки на урок,
Уже не белые, а бурые
Лежат сугробы вдоль дорог.
Все как всегда – мороз, кружение,
Снега, троллейбусы, дома...
Но это вечное движение –
Земная музыка сама.
Грин
I.
Не уйти из призрачного плена,
Не забыть фантазию свою:
Девушку по имени Роэна,
Город под названием Гель–Гью...
Может, только этой сказки ради
Вы слагали ожерелье слов
В сером и голодном Петрограде,
Где ведет охоту Крысолов.
Словно парусами каравеллы,
Через муть оконного стекла
Мистика блистательной новеллы
Вас с упрямой силою влекла
Из расстрельных лет в иные годы,
Чтобы век за веком без конца
Воздухом отваги и свободы
Опьянялись новые сердца.
II.
Улетит в пустоту белый бант
Над пунцовым букетом из роз,
Повзрослеет Тиррей Давенант,
Выйдет замуж Роэна Футроз.
А любовь будет юной всегда
Там, где бьются людские сердца,
Где дорога ведет никуда
И никак не находит конца.
В мире банков, реклам и витрин
Я и сам до сих пор не найду
Тех героев, что выдумал Грин
В черно–белом 30–м году.
Только верю, они где–то здесь
Или скоро появятся вдруг,
И роман не закончится весь,
Вновь и вновь продолжаясь вокруг.
III.
В Зурбагане сегодня такая жара,
Даже плавятся камни у стен,
А в такую жару невозможна игра,
И картежники пьют шамбертен.
Вот по улице легкие тени плывут,
Будто сны голубых субмарин.
Если девушку ту не Роэной зовут,
Значит, этот прохожий не Грин.
Заострившийся профиль худого лица
Можно верно узнать наяву, –
Грин в портовой таверне
Застыл у крыльца
И спокойно глядит в синеву.
Подойти и спросить:
– Ну когда же, когда,
От внезапного счастья пьяны,
Мы окончим свой медленный путь в никуда
По дорогам волшебной страны?!
Не ответит, пожалуй...
Какой же ответ
Может дать этот выдумщик нам?
Но столетие алый, стремительный свет
Легкой змейкой бежит по волнам.
Вдаль уносится взгляд напряженно–больной,
И сто лет отражается в нем,
Как беспечная чайка летит над волной,
Озаренная алым огнем.
IV.
Может быть, в Зурбагане, а может, в Гель–Гью,
Там, где волны на берег бегут, шелестя,
Где, внезапно постигнув природу свою,
Свежей прелестью вдруг расцветает дитя.
Где на скалах белеет горячая соль,
И лучами пронизана синяя даль,
Где с улыбкой рассеянной смотрит Ассоль,
Как светлеет над морем небесный хрусталь,
В той загадочной, дальней, волшебной стране,
Где рассветные звоны нежны и тихи,
Знаю, верю, – там место найдется и мне,
Путь туда мне покажут мои же стихи.
Дмитрий Кузнецов,
поэт, журналист, лауреат Врангелевской премии-2018, член Попечительского совета РПО им. Императора Александра III
(г. Калуга)