ИЗ ТЕРНИЙ

 

Дар Божий непреложен. Не ропщи.

А Слово – это православных щит.

Закройся Словом, помня Божий страх,

И смерть врагов рассыплется, как прах.

Ведь прах, поверь, иные голоса.

Красивые ль? – Нет красоты без Бога.

И нет пути. Вот почему роса

Так белизной пленяет у порога.

Вот почему так музыка небес

Органные преображала трубы...

А век сгорал, вещественный и грубый,

И нагло обнажал свой облик бес.

А век сгорел, расстрельный, полный слез.

И глобализм – давно не модный термин.

Куда как чаще, и теперь всерьез

Наш Русский путь сплетается из терний.

 

У КАШТАНА

 

Каштан одинокий

Средь ясеней грузных...

Каштан под дождем...

Оттого ль мне так грустно?

Каштан зацветает –

Зажег свои свечи,

И слово «голубчик»

Легло вдруг на плечи,

Как мех, что согреет,

Как шаль нитяная,

Когда над страной моей

Тишь гробовая.

Когда панихиды

Становятся чаще...

И слышится пенье

Стихиры сладчайшей –

О них, убиенных,

О брани без края,

Когда на кону

Только Русь,

Русь – Святая!

Не нужно другой –

Цифровой, чуждой, мнимой...

За этой ли шли

На Афон пилигримы?

За этой ли к водам

Сошли Иордана?..

Кровит у Христа

Его русская рана.

 

+ + +

«Хава нагила» под звон колокольный...

Кто мы такие в Первопрестольной?

Русские? Нехристи?

Тьма ли кромешная?

Сколько же стоит правда нездешняя?

Где мы? И кто мы? В какой оккупации?

Мы не ушли! Но мы все – в эмиграции!

Беженский жребий на Русской земле!..

Ненависть к нашей культуре и слогу

Гложет иных...

Припасайте билет

К Тихому, Светлому, Русскому Богу!

 

ИВАН ИЛЬИН

 

Ваш пароход был философским

И шел к заморским берегам

От захватившей власть массовки,

 Русь погубившего врага.

 

Пером сражаться вам пристало,

Сопротивляться силой злу...

Когда народ без идеала,

Он превращается в золу.

 

 В кровавый на руинах пепел...

Он выгорает, не живет.

Неважно – в бункере иль в склепе,

Встречает Русский Новый год.

 

 Но вы пером аристократа

Писали Родине своей,

Ей, не бескрылой, а крылатой,

Из глубины чужих аллей

 

Слова, навеянные мукой,

Неистребимые слова,

Не расчлененные наукой,

Как круг, квадрат или овал.

 

Слова о цельности, о дружбе,

О власти духа... И потом,

Что объяснять, когда не нужно

Тем, кто с крестом и со Христом!

 

ДОБРОВОЛЬЧЕСКАЯ МУЗА

(Памяти Чинов Русского Обще-Воинского Союза)

 

Пойдешь, постоишь у колодца,

Посмотришь на клин журавлей...

А, может, не стоит бороться –

Ни с Музой, ни с болью своей?..

 

Россия – и песнь, и пространство.

Казалось, всем хватит земли!..

Но древнее отдано Царство,

И в небыль ушли корабли.

 

Изломано множество копий

В Сибири, на Юге, в Крыму...

Бездомным нет места в Европе,

Нет места и в отчем дому.

 

Тускнела не сразу отвага.

Что делать?.. И кто виноват?..

С плакатов эпохи ОСВАГа

Разили наотмашь слова.

 

Но русского Севера солнце

На узком тернистом пути

Состарившимся Добровольцам

Одно завещало – идти.

 

Вперед, Добровольчества Муза,

Отбоя никто не давал –

Ни Воинским Русским Союзам,

Ни тем, кто на смену вставал!

 

ПОД НЕБОМ ЧУЖИМ

(Поэтам Казачьего Зарубежья)

 

Под солнцем Антиба снуют в канотье,

С загаром, чуть тронувшим лица,

Писатели века, писатели – те,

Кто предан был книжным страницам,

Виньетке-плющу, что в заставках повис,

Машинке, чьи клавиши белы,

Кто бережно вкладывал машинопись

В портфель, на углах порыжелый.

 

Держал корректуру – важнее нет дел! –

Душистой дымя папиросой,

Пил кофе парижский... Ах, что за удел!

Но кто с ним расстался, иль бросил –

Под небом чужим, под бретонским дождем,

На камнях Нормандии влажных?..

Кто – хором, кто – соло, а кто и вдвоем

Гимн Русский затягивал важно.

 

Казак Туроверов, и Крюков-казак,

Смоленский, и Келин – в их Стане!..

Куда ни ступи – ширь степная, размах,

И грусть о былом Атамане,

О Шефе-Царевиче... Мокнул Париж.

К заставам вагоны летели...

Рождались стихи из-под траурных крыш

О русских, задонских метелях.

 

Рождались о том, кто без стона пронес

Донские невзгоды и думы,

Кто их утешал, чей ответ на вопрос

Был выверен, ибо продуман.

Он тоже писатель, но он – генерал.

Дворец Атаманский и флигель

Средь парка Перьер ему равно внимал,

Внимали лампасы и... лики

Под небом чужим, под бретонским дождем...

 

Парадную ставя посуду,

Своих мы дождемся, ведь мы верно ждем –

На Русской земле. И повсюду.

 

АВГУСТ

 

1.

Кровавый август!.. Как всегда.

Плясали до изнеможенья.

Что праздновали, господа?..

Был день шестой... Был день вторженья.

 

О, бедная моя земля,

Давно иная, без почина!

Вновь красным красятся поля –

В них мальчики спят и мужчины.

 

Потомки воинов!.. В те дни –

Все, что смогли, они успели...

Погасли мирные огни

И опустели колыбели

 

В селеньях курских... Их черед!

Кровавый август курит трубку

И свой свершает обмолот,

Предвидя мировую рубку.

 

Последний русский, малоросс –

Все в топку Пирровой победы!

За Курском – что? Большой погост

И озверевшие ландскнехты.

 

А после Курса – горький хлеб

И версты беженских сомнений...

Идут по выжженной земле

Все, непричастные измене.

 

2.

Плакал август над поэтами...

Исходили налегке

Люди, ставшие планетами,

С тонким перышком в руке.

Не тупилось это перышко –

Обломали мастера

Дел заплечных – пить до донышка

Кровь им нравится с утра.

Догорало лето в сполохах.

Звезды падали с погон...

В жертву пыточного Молоха

Не трамвай шел, а вагон!

И совсем не заблудившийся,

Просто, пущен под откос,

Осужденный и разбившийся

Посреди расстрельных гроз.

Он, готовый для сражения,

Для далеких странствий, он...

Август. Но без продолжения.

Звезды падают с погон.

 

3.

Их меч – лукавство и коварство.

Наш меч – Евангельская весть,

И Царская – от века – Честь,

И дух, взыскавший Божье Царство.

Другого смысла в мире нет!

Храню икон счастливый свет,

Блюду церковные обряды

И мысль о первенстве Москвы...

Среди глухой бурьян-травы

Ищу опальные награды.

 

Поникла Родина моя,

Замолкла... Но пропела я

Ей – безымянная певица:

Наш меч – в пророчествах Господь!

И если дух повергнет плоть,

Наш Род сумеет возродиться.

 

РАТНАЯ ПАЛАТА

(К 110-летию Великой войны)

 

1.

Палата трофеев. Штыки и мундиры.

И, кажется, скоро – вот-вот

Придут офицеры, придут командиры,

И вновь застучит пулемет.

И летчик поднимется ввысь на Фармане –

Шарф белый скользнет за плечом...

И ветер-попутчик, в предчувствии брани,

Задышит в лицо горячо.

В оскалившемся, под «Максимами», мире,

Летящем, как видно, к концу,

Святой Цесаревич в военном мундире –

Во всем подражает Отцу.

Сражается Ставка. Верховный Водитель

Над картой склонится, как встарь.

Предложит кому-то с улыбкой: «Курите!» -

«Как скажете, мой Государь!..»

 

Великие битвы давно отгремели,

А грязные игры идут.

И только достаточно флейты-свирели,

Чтоб новую кликнуть беду.

И бой барабанный расслышать, и трепет

Меж старых знамен полковых,

Вдыхая реляций рассеянный пепел,

В которых не будет живых.

 

2.

Для кого-то – переправа,

Для кого-то – смертный сон,

Рава-Русская – без права

В свой вернуться эскадрон.

Чтоб томиться в лазарете,

Как осенняя пора,

Чтоб смотреть, как на рассвете

Милосердная сестра

К изголовью пододвинет

Полевой тебе букет...

Что же может быть невинней?

- Спите, маленький корнет! –

Скажет строго, исчезая,

Словно тень небытия...

Золотое реет знамя,

Лишь атака без тебя.

Без тебя уносит ветер

Сослуживцев и друзей...

Он один теперь бессмертен

Под напором батарей.

Только огненная лава,

Неба траурный наряд.

Рава-Русская... И право

Пасть за Веру, за Царя.

 

3.

Два «Георгия» и «Анна»,

На подходе – «Станислав»,

И запекшаяся рана

На груди... Средь душных трав

Русским витязям пристало

Пасть в бою и вновь восстать...

В лазаретном сне – вот странно! –

Превращается кровать

В белый планер: он на старте,

Он уносит – свет велик! –

В Карфаген... Еще на карте

Есть Каир и Мозамбик,

Абиссиния... Сон кончен.

И откуда вновь сестра?

Желтый розан, нежный очень,

Подарить бы ей с утра!

 

Подпоручик тянет руку

К лаковому козырьку.

Шпор серебряному звуку

Сердце внемлет... Но тоску

Навевает летний ветер,

И сестра задержит стон:

«Ах, голубчик, на рассвете

Подадут ваш эшелон».

Смотрит с грустью непрестанно

И вздыхает: «Что за год!..»

 

Два «Георгия» и «Анна»...

Гибель на реке Стоход.

 

ДВОРЦОВЫЕ ЧАСЫ

 

Детство начиналось Петергофом –

Царскими дворцами и гробами...

Юность – неосознанной Голгофой,

Что без срока овладела вами,

В залах, где кружились, тон бордовый

Бархата, а за окном – Некрополь...

Там, где соблюдался чин дворцовый,

Приживалкой виделась Европа.

 

Время путь свершает бесконечный.

Бьют часы, невольники  расплаты –

За причуды синих ваз беспечных,

Не умевших попросить пощады.

Лестницы возносятся все  выше –

К зеркалам, где мимолетны вздохи...

Знали: в русском доживать Париже

Отзвукам блистательной эпохи.

 

Петербург, как вечную разлуку,

Погребальные исполнят горны.

То, к чему вы приложили руку,

Не вернется – будьте уж покорны!

 

ВСЕ МЕНЬШЕ РОССИИ...

 

Все реже звучит в мире русское слово,

Все меньше России над водами Сены...

Париж Туроверова и Гумилева...

А было как воздух – почти неизменно.

 

Париж просыпается с песней Монтана –

Опавшие листья платанов клокочут.

Террасы кафе в белых пятнах тумана.

Клюни, Сен-Жермен... Как загадочен почерк

 

В стихах, зарожденных не где-то в предместье,

А в вихрях степных Ледяного похода...

И пусть отзвучали станичников песни,

Париж Туроверова – это свобода!

 

Париж Гумилева – быть об руку с Музой

В мундире военном. Служенье России,

Не ставшей покуда нелепой обузой

Союзникам бывшим... На скатерти синей –

 

Листки врассыпную... И в поисках рифмы

Бокал божолэ убывает скорее...

Корниловский марш – вот готовые ритмы!

И пишется легче, а, может, бодрее.

 

Все это ушло: Сен-Лазар и Бульвары,

Казачьи станицы в предместьях Парижа,

Двадцатого века стихи и пожары...

Другие пожары становятся ближе.

 

Все четче прописан зачинщика профиль.

Все меньше России. Все больше другого.

На столиках стынет недопитый кофе...

Париж Туроверова и Гумилева.

 

ПРИЧАЛ

(К 150-летию Адмирала А.В.Колчака)

 

Там, вдали, лишь темнее причал,

Ожидая кого-то, как прежде...

Русский Флот... С ним уходит Колчак.

Дамы вслед ему смотрят в надежде.

А круги все идут по воде:

Не всплывает таинственный Китеж! –

Он цепями опутан везде,

Он затоплен!.. Ужели не видишь?

Голос Ангела строг: «Так, узри,

Как в молитве стоят адмиралы –

От зари неземной до зари,

Что расстелится просветом алым!»

И в скорбящих – знакомых очах –

Так глядят на прощанье со снимка! –

Бремя долга, что поднял Колчак,

Бремя Родины... Блеск поединка.

Даже малую ношу нельзя

Сбросить с плеч, чтоб стопы не поранить...

Даже, если ослаб, иль озяб

В беспощадном кромешном тумане.

Даже, если героев-вождей

Палачи добивают кастетом...

Даже, если и смерть, то не смей

Даже медлить с последним ответом!

 

Ждет серебряный крейсер вдали.

Подан трап... Руки в белых перчатках.

Ваш парад, Адмирал! Вы смогли

Не поддаться предсмертной печали.

 

Людмила СКАТОВА,

Поэт, литературовед, лауреат Врангелевской премии-2022

(г. Великие Луки)