Василий ТЮРЕНКОВ. Твои волосы шепчутся с кронами
***
Осень ранняя – вещь несерьёзная –
Чуть горчит, но ещё карамель...
Сыплет зорьки тягучие росные
И рябиновую канитель.
Разбросав золотистые высверки,
Приглушив комариную грусть,
Отправляет на сонные выселки
Греховодницу-душу – и пусть.
Пусть она, эта осень беспечная,
Горькой ягодой гнёт кузова…
Наказаньем нестрогим отмечен я –
Смерть и год пораженья в правах.
Смерть полезна, а год быстротечен –
Оживут и сгорят тополя…
Если путь недостаточно млечен,
Виновата не осень, а я.
***
Твои волосы шепчутся с кронами,
Что разбужены ветром ночным,
Губы – терпкие вина креплёные –
Мятным абрисом чуть не точны.
Руки цветом напоены липовым
И свежи, словно утренний снег…
Спят ресницы, июлем политые,
Вспоминая снежинки во сне…
И почти незаметные родинки
Плечи выткали в цвет янтарей –
Золотистые жёлтосмородинки –
В тон глазам и улыбке твоей.
Спираль
Уходит в небо времени спираль,
Теряется за облачной сгущёнкой,
И прошлого уже не отстирать,
И не простить однажды не
прощённых.
Не возвратить хронических ангин,
И воздух зим давно не так игольчат,
И над рядами астр и георгин
Не прозвенит охрипший
колокольчик.
Тягучий вкус черёмухи во рту…
Чугунный вес оформившихся
тождеств...
Пролившись на сады чужих фортун,
Иссяк июльский сонный
полудождик.
Сметая пыль обрушенных святынь,
По зимним переулкам ветер рыщет...
И самые прекрасные цветы
Взрастают на остывших пепелищах.
***
Того, кто избран для закланья,
Всегда найдёт священный нож...
Горят огни Теночтитлана,
Блестят лорнеты полных лож...
Тысячелетья длится драма –
Уже с рожденья метит рок
Своих послушных Авраамов…
Опять трубит сигнальный рог,
И чей-то сын на перекличке –
Возвышен, трепетен, смешон.
По расписанью электричка...
Непромокаемый мешок...
Затихнут в шорохах распада
Проклятья, стоны и мольба…
И тронет Родины помада
Зелёнку жертвенного лба.
***
Не оправдаться ожиданьям
Тепла во взгляде ноября...
Мы возвращались со щитами
И не гадали: “зря – не зря”,
Но всё, что мы стране отдали,
Вскипело соками цикут,
И наши стёртые медали
О прошлом вдохновенно лгут.
И хочется, оставшись в шорах,
Не видеть отблеска ножа,
Идти и слушать мерный шорох
Дождя, снимающего жар,
И, где троллейбусы приткнулись
Ржаветь на брошенном кольце,
В пустое перекрестье улиц
Ловить исчезнувшую цель.
***
Потеряло линейность когда-то
стабильное время –
Каждый год вполовину короче того,
что прошёл.
Бутафорски лоснится недавно
подкрашенный Кремль,
Все живут, кто как может – бывает,
что и хорошо...
А тогда всё казалось ништяк: рота
шла без двухсотых,
Прикрывали вертушки, хватало
комплектов броне,
И одну за другой отбивали у духов
высоты,
И поили солярой стальных
огнезубых коней.
Содрогалась земля, чёрным
выхлопом путались гривы,
Пыль вставала до солнца, над
шлемами ворон летел...
И темнели глаза, и коробились души
наивных,
Расцелованных смертью больных
тонкошеих детей.
Не обманешь войну – под завязку
забьются тюльпаны,
Чёрной меткой пошлёт военком
похоронку вдове,
Но дымилась зелёнка, и парни
валили душманов,
И кололи друг другу на торсах:
«Афган – ВДВ».
Сдует пепел весенним безумием
птичьего гама,
Отбормочут молитвы священник,
мулла и раввин...
Шевельнётся в груди бледно-жёлтое
солнце Афгана,
Заскребёт на душе несводимым
клеймом: шурави.
Снег
Снег... долгожданный дар богов.
Убитый двухнедельной стужей,
скрипучим ужасом шагов
и ядом солнца красной лужи,
вдруг ожил город –
снег был нужен
звенящей гулкости аллей;
слетала манна – царский ужин –
на кроны тощих тополей
и лился благостный елей
на тёмных арок полукружья.
Снег… донеслось до площадей
дыханье тёплого залива –
и город, ловкий лицедей,
сменил обличье торопливо;
оплыл сиреневый чугун
оград Михайловского сада,
смягчились жала якорей,
и растворимость снегопада
в молочном воске фонарей
огнём тропических морей
зажгла оконные лампады.
Снег… В пасторальной тишине
пустеют камни пьедесталов,
и муж торопится к жене,
и поезда спешат к вокзалам;
густеет липким бланманже
неон мерцающих гостиниц…
Споткнулось время... и уже
все о любви договорились,
и шпили с небом примирились,
и отпустило на душе...