Не будь закона, не стало б и греха

(пословица)

4 сентября, в день города, в Москве чуть было ни сбылась мечта ненавистников российского образования: на их глазах распался и разрушился до основания символ «эпохи тоталитаризма» и советского образования – высотка МГУ. Разрушился от слабого удара киркой, который нанес зданию «человек-паук». К счастью для нас, «крушение МГУ» пока произошло «понарошку», в «виртуальной реальности» – во время умопомрачительного и блестящего шоу-светопреставления. Само шоу только намекнуло на возможность катастрофы, но в целом было проникнуто духом оптимизма, которого, увы, все меньше у многих из тех, кто действительно радеет о российском образовании. 

Замечу, что именно так – от слабого удара по заранее вычисленной болевой точке – и происходит разрушение сверхсложных систем, устойчивых к внешнему силовому воздействию. Для этого не надо обладать нечеловеческой силой, напротив, надо знать всего-то слабое место системы, ее «ахиллесову пяту». У нашей системы образования таких «пят» в последние времена образовалось много, и с каждым шагом реформ становится все больше. Скрыть их уже невозможно – разрушителям на радость. Это, в частности, принцип бесплатного образования на всех его ступенях, о котором если и упоминают, то с плохо сдерживаемой иронией и десятками уточнений, пояснений и оговорок, которых нет в Конституции. Назовем только один из способов обойти неудобный конституционный принцип: речь идет о разделении высшего образования по-болонски, т.е. на балакавриат и магистратуру. Опыт европейский, а применение нашенское. Там, в Европе, «двухступенчатость», связанная с неизбежной примитивизацией программ для будущих бакалавров, вводится на фоне расширения форм бесплатного или почти бесплатного и действительно доступного образования для всех слоев общества. Делается это для того, чтобы выучить большую часть молодежи из среды социальных низов и мигрантов, которым трудно дается полноценное образование на неродном языке и в чужой цивилизационной среде. Снижение планки доступности позволяет преодолеть их нежелание адаптироваться, что позволяет властям снизить одним махом и политические риски (хорошее напоминание о таких рисках – бунты в Великобритании), и крайне тяжелую нагрузку на социальное пожизненное содержание «неприспособленных».  Образование молодых мигрантов – залог того, что они будут сами себя кормить и дорожить новым статусом, а главное – не будут разрушать фундамент Западной цивилизации.

Зачем это делается у нас, в стране, где все народы имели реальное право на бесплатное и полноценное образование? Назовем две причины. Первая – элементарная жадность олигархов, их нежелание делиться с народом и стремление свернуть пакет соцгарантий. Как известно, наша Конституция предусматривает возможность получения только первого бесплатного высшего образования. Разделение высшего образование надвое – простой и изящный способ обойти конституционную препону. Вторая причина носит совершенно закрытый характер. Думаю, существует негласное соглашение, которое не может быть обнародовано ни у нас, ни на Западе, поскольку речь идет, видимо, о попытке европейцев постепенно отказаться от дешевой рабсилы, которую они черпали из представителей «небелых» рас. Цена такой миграции – крах политики мультикультурализма и прямая угроза полного вырождения Западной цивилизации на европейском континенте. Даже упоминать публично об этой проблеме, естественно, нельзя (чистый и не прикрытый расизм!), но в закрытых европейских клубах ее активно обсуждают и предлагают решения, иногда очень далекие от декларируемых принципов демократии и расового равенства. По этой причине пробуждается интерес к потенциалу русского трудового рынка, который должен поставлять качественный человеческий товар, натасканный по европейским требованиям, то есть только до того образовательного уровня, который не позволит новым мигрантам занять слишком высокое социальное положение. Иначе не удастся повлиять на «расовый профиль» трудовой миграции в целом. Если цель модернизации России не предполагает борьбу за экономическое лидерство, а будет ограничена той ролью в международном разделении труда, которую она уже заняла (энергетическая сверхдержава-донор), то и для европейцев, и для руководства России исход русской трудовой силы, не востребованной на родине, будет возможен и желателен. Для этой цели в ближайшее время планируется открыть границы с Россией.

 Говоря о федеральном законе «Об образовании в Российской Федерации», следует не столько критиковать его авторов (от них мало что зависит, как и от профильного министерства), а определить статус и характер этого закона в системе российского законодательства. Для того чтобы предельно сжато ответить на этот вопрос, можно ограничиться метафорой – сравнить законы с типологией людей. Дело в том, что законы действительно иногда напоминают основные человеческие типы, хотя не всегда похожи на самих законодателей, поскольку те часто выполняют роль писцов, а подлинные отцы законопроектов (заказчики) остаются неизвестными, чему способствует тайное лоббирование. А другого, прозрачного лобби в РФ нет, хотя именно «не прописанное», но и не запрещенное лоббирование – главный нерв российской коррупции. В результате в РФ до критического уровня упала политическая и правовая культура. Я говорю даже не о том, во что выродились выборы сенаторов-губернаторов-партий, и не о том, до какой степени зачищено от ярких личностей пространство публичной политики. Это особая тема – о российском варианте «поступательной демократизации». Я говорю об очевидном для любого сведущего человека  пороке действующего законодательства – об отсутствии элементарной системности в сфере законотворчества. Отсутствует единый тезаурус, зачастую несовместимы принципы, на которых зиждется архитектура законов, не определяется статус базовых доктринальных документов.

По этой причине законы в РФ, принимаемые бессистемно, по воле лоббистов, ведут себя, как участники еще одного телешоу, состоявшегося в день города, на этот раз шоу политического. Речь идет о публичной дискуссии лидеров партий (!), которые напоминали пьяных скандалисток, сидящих в «ментовке», полицейском «обезьяннике». На фоне своих коллег Жириновский, который, собственно, и заразил политпублику бациллами распущенности, выглядел вчера как более-менее воспитанный интеллигент. Видимо, он, наконец, овладевает актерским искусством паузы, чтобы дать возможность другим полаяться вдосталь. Особенно стыдно было слушать, когда на корректное замечание-вопрос пожилого ветерана в адрес одного из участников – «Не вы ли развалили страну?», все, как один, заорали диким ором, тыча пальцами друг в друга: «Это вы развалили, вы!» Так что сомнений у ветерана, думаю, не осталось. Может быть, сохранилась робкая надежда на тех немногих знаковых публичных политиков, которые не отличаются эпатажем и поэтому, видимо, не сочли возможным прийти на сборище. Само скандальное шоу для того, видимо, и спланировано было, чтобы на этом неприглядном заднике выгодно высветить фигуры тандема (они, во всяком случае, не оскорбляют друг друга, хотя иногда и «ботают по фене»).

Но вернемся к законам, которые похожи на людей. Среди них встречаются «чистые типажи», например, нервозные ипохондрики, демонстрирующие свои немощи и болезненную мнительность, и еще более нервозные, а иногда стервозные холерики с явно неустойчивой психикой, готовые в любой момент с легкостью разрушить то, что с таким упорством делали прежде. Особняком стоит армия законов, страдающих логореей и способных, как незабвенный Горби, самозабвенно говорить не о чем, вставляя отдельные знаковые словечки из «общечеловеческого» лексикона – демократия, консенсус, обновление-ускорение, инвестиции-инновации и прочее. Есть законы-молчуны, тугодумы, которые и могли бы, возможно, объяснит суть вопроса, но не способны перевести свою мысль на нормативную лексику (помните бессмертные афоризмы покойного Черномырдина?).

Но важнее обратить внимание на другие различия и, в первую очередь, на интеллектуальный уровень и «моральный облик» того или иного закона. Среди них есть откровенные недоучки, глупцы и даже полные идиоты, почти не владеющие языком. Значительную и влиятельную группу составляют законы-мошенники с бегающими глазками и умные законы-проходимцы, которые вхожи в респектабельное общество. Особняком стоят законы-предатели и законы-киллеры, которые угробили нашу экономику и почти обрушили оборонную мощь, живьем закопали социальные гарантии под предлогом борьбы с «тоталитаризмом». Именно они разрушили территориальную целостность державы, отняли жизнь у миллионов граждан (сокращение население по миллиону в год в течение многих лет реформирования»). Не далеки от этой социально опасной публики законы-актеры, готовые в угоду режиссеру и публике с удовольствием сыграть любую роль – сегодня благодетеля, завтра – потрошителя (о них и говорят: «закон – что дышло»). Тайную жизнь в нашем законодательстве ведут влиятельные законы-педофилы и законы-растлители, как, впрочем, и те анонимные законодатели, которые их пропихивают на высшие этажи, используя свои особые каналы влияния.

Встречаются и законы, не лишенные благородства, например, законы-служаки, которые, как солдаты, признают только своих командиров и знают свое ремесло, но не знают слов любви. Появляются иногда и законы-стратеги, способные улучшать мир, но их обычно быстро вычисляют, иногда до рождения, и плотно связывают подзаконными актами. В этом же ряду и законы-толмачи, помогающие если и не восстановить социальный мир (законы бессильны в классовом обществе), то хотя бы создать предпосылки для взаимного понимания.

Но все эти типажи довольно легко разглядеть, узнать и найти подход в соответствии с их особенностями. Обычный человек, по счастью, умнее любого закона и законодательства в целом. Но ему труднее всего дается общение с законами особого рода – с законами, которые не отвечают ни на один вопрос по существу, переводят любую тему на язык полунамеков. И не понять: то ли они нагло врут, то ли стесняются называть вещи своими именами, как многие интеллигентные люди, то ли просто «играют дурочку», хотя явно не отличаются природной глупостью…

Законопроект «Об образовании в Российской Федерации», по-моему, относится к последней категории, хотя и «актерство» ему не чуждо (закон-дышло). Его «психологические черты» снивелированы, его язык – язык профессионального бюрократа, который не хочет сболтнуть лишнего, но и не забывает напомнить о правилах игры, его мотивация – услужить заказчику. Последнее понятно: если образование сведено до сферы услуг, то и система образования должна отличаться услужливостью по отношению к заказчику – тому, кого еще вчера мы называли государством. Но государство, которое само стремится стать сферой услуг, уйти из экономики и отовсюду, где требуется централизация и консолидация (почитайте манифесты последних лет) – это антипод государства. Так кто же заказчик?

С этим вопросом бессмысленно обращаться к тексту законопроекта: он молчит. Попробуйте спросить у законопроекта, как он оценивает роль народного образования, и вы сразу обнаружите любопытный факт: в лексиконе законопроекта вообще исчезло прилагательное «народное» применительно к системе образования. И это при том, что о международных аспектах образования упоминается почти в каждой статье (международное право, задачи, обязательства и прочее), а народного образования для законодателя уже нет, как будто и не было никогда.

Хотел задать и еще один вопрос – о роли пусть не народного, пусть просто образования в защите русской или, если угодно, российской цивилизации и самой цивилизационной идентичности, благодаря которой еще держится наша многонациональная страна, а точнее, то, что от нее осталось. Но не нашел ни единого упоминания на сей счет, если не считать тезиса о  «формировании у обучающихся … способности к труду и жизни в условиях современной цивилизации». Из приведенной формулы следует, что законодатель видит цель не в сбережении многоцивилизационного мира, а в его нивелировке – в установке на некую общую современную цивилизацию.

Ключевой вопрос образовательной стратегии – восстановление роли гуманитарной составляющей, которая была раздавлена в последние годы на всех этапах школьного и вузовского образования, в том числе и в высшей школе. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно пообщаться с выпускниками школ… Законопроект не отвечает и на этот элементарный вопрос. О гуманитарных дисциплинах упоминается дважды и походя. В первом случае  в разделе об использовании дистанционных и (или) электронных образовательных технологий в очной форме обучения и «только по общим гуманитарным, социально-экономическим и общим математическим дисциплинам». Во втором – в разделе об общеобразовательных школах, обеспечивающих «на ступени среднего общего образования углубленную, профильную подготовку обучающихся по предметам (предметным областям) гуманитарного, социально-экономического, художественно-эстетического цикла».

Больше всего смущает в законопроекте то, что вкладывается в понятие компетенции в соответствии с толкованием Болонской реформы, когда игнорируется классическое различие между компетенцией и компетентностью. В результате возникает неустранимое противоречие между компетентностью интеллектуалов и компетенцией бюрократов, политиков и законодателей, понимаемой, прежде всего, как должностное право (и обязанность) принятия административных и политических решений, ответственность за которые чаще всего размыта из-за коллегиального характера процедур. Под компетентностью интеллектуалов (экспертов и всех, кого выпускает профессиональная и высшая школа) подразумевается совершенно иное – набор личных и профессиональных качеств, обеспечивающих понимание «функциональных целей» деятельности, о чем уже говорилось, а также адекватную оценку ближайших и отдаленных последствий тех или иных решений с учетом возможных альтернатив. Компетентность – условие политического управления, планирования и стратегического прогнозирования, в том числе на уровне законодательной деятельности, но условие, о котором забывают в решающий момент. К сожалению, компетентность интеллектуалов, вовлеченных в политику, становятся такой же редкостью, как и важнейшие, по известному определению М.Вебера, качества политиков – способность к служению делу и ответственность перед этим делом.

Распространенные в последние годы (в результате глобального реформирования научно-образовательной политики) методики определения и описания должностных и профессиональных компетенций при подготовке и аттестации кадров, когда различие между компетенцией и компетентностью исчезает из поля зрения, помогают «закамуфлировать» суть проблемы. А это, в свою очередь, позволяет окончательно «растворить» персональную ответственность не только политиков, но и экспертов, превратив политическое планирование и законодательную работу в обезличенную, анонимную деятельность. В современной России дело усугубляется тем, что здесь (в отличие от нашего недавнего прошлого и от стран, где исправно функционируют «социальные лифты») эксперты и политики почти всегда представляют разные социальные группы, иногда – с явно антагонистичными интересами. Об этом факте не принято говорить, но его следует учитывать в процессе политического планирования, так как разрыв между компетенцией профессионалов и компетентностью в политической деятельности накладывается на углубляющуюся социальную пропасть – постоянный источник политических и социальных рисков, способных обрушить любые созидательные планы и прогнозы.

Более детальный анализ законопроекта мог бы быть полезен, если бы он в общих чертах давал ответы хотя бы на основные вопросы. Но он молчит.