«Столыпин еще до мученической смерти сделался дорог России тем, что сумел показать ей в своем лице некий пленительный образ - образ благородного государственного деятеля, имеющего высокую историческую цель. Сразу, в первые же дни, почувствовалось в нем бесстрашие и неподкупность, то непоколебимое упорство, которое в конце концов дает победу. По правде сказать, Россия истосковалась по такому историческому человеку, она давно ждет его не дождется. Возможно, что люди такого пошиба не раз появлялись на высоте власти: Яков Долгорукий 1, адмирал Мордвинов 2, граф Киселев 3, граф Пален и другие, но они не встречали надлежащих для себя условий. Их мысль встречала отовсюду гранитную стену непонимания или своекорыстной вражды, и они хоронили с собой неиспользованный для отечества талант. Среди множества министров, имя которых гремело в годы их власти и покрывалось странным забвением на другой же день после отставки, бывали люди умные, ловкие, энергические, трудолюбивые, но на их фигуре и на их работе лежала та facies Hippocratica («Гиппократово лицо» (лат.) - лицо, отмеченное печатью смерти. - Авт.) государственности, что называется бюрократизмом. Оттенок неизбежной мертвенности, восковой налет оторванных от корней жизни решений. Столыпин в роли министра не был бюрократом. Для подземелья русской жизни это показалось струёй свежего воздуха, возможностью молодого, восстановляющего творчества власти, что в годы революционные многих примиряло с нею и вновь заставляло надеяться и верить в нее. (…) Да помянет же Господь во Царствии Своем великого страдальца, кровью своею запечатлевшего верность Отечеству. Да помянет и народ русский из рода в род одного из благороднейших своих сынов, показавшего, как надо жить для России и умирать за нее!» - так  писал известный публицист, идеолог созданного при поддержке П.А. Столыпина Всероссийского Национального Союза М.О. Меньшиков спустя год после убийства великого русского реформатора.

Портрет на фоне семьи

Пётр Аркадьевич Столыпин родился 2-го апреля 1862-го года в Дрездене, куда его мать ездила к родственникам. Он происходил из состоятельной и родовитой старой дворянской семьи. Почти все его предки имели высокие придворные званья и были хорошо известны при дворе. Среди предков Столыпина – генералиссимус А.В. Суворов и канцлер М.А. Горчаков. А великий поэт М.Ю. Лермонтов и вовсе приходился ему троюродным братом.

Детство будущий реформатор провёл в имении Середниково под Москвой (1862-1869). В своё время именно в этой усадьбе часто гостил М.Ю. Лермонтов. (В советские времена Середниково было превращено в дом отдыха, затем и вовсе заброшено; в последние годы усадьба взята в аренду потомком Лермонтовых, идёт её реставрация, после чего здесь будет размещён историко-культурный центр).

Большинство предков и родственников Столыпина были военными, и это же поприще ожидало и Петра Аркадьевича. Однако из-за больной руки от военной службы пришлось отказаться. Поэтому по окончании Орловской гимназии Столыпин поступает в Санкт-Петербургский Университет на довольно необычный для своего круга физико-математический факультет. Видимо, в тот момент Столыпин активно готовился к жизни помещика, так как живо интересовался предметами, которые необходимы в ведении хозяйства. В его дипломе (1885-й год) значится: «…показал на испытаниях отличные знания по анатомии человека, физиологии животных, зоологии, минералогии, ботанике…». Характерен также эпизод на выпускном экзамене в 1884-м году Д.И. Менделееву, который принимал его, так понравился Столыпин, что он задавал ему всё новые и новые вопросы и даже вступил со студентом в длительный научный диспут. В конце концов, великий химик спохватился: «Боже мой, что же это я? Ну, довольно, пять, пять, великолепно!» Заметим ещё, что для своей дипломной работы Пётр Аркадьевич избрал аграрную тему… Судя по всему, уже с самых юных лет его тянуло к земле, он удивительно чувствовал свою связь с ней, понимал её и любил.

Между тем, в 1884-м году было объявлено о браке Петра Столыпина и Ольги Нейдгард… Ольга Борисовна должна была ещё два года назад стать женой старшего брата Петра Аркадьевича, Михаила. Но последний трагически погиб в результате дуэли и по преданию уже на смертном одре положил руку своего брата на руку невесты. Сам Столыпин, прежде чем вступить в брак, вызвал на дуэль убийцу брата и стрелялся с ним. Обстоятельства этого поединка неизвестны в достаточной мере.

Петра Столыпина можно назвать образцовым семьянином. У него было шестеро детей (пять дочерей и младший сын), в которых он не чаял души. С.И. Тимашёв, министр торговли и промышленности с 1909 года, писал: «Нежный отец и любящий семьянин, он мог в свободное время целые часы проводить с малолетним сыном (…), катался с ним на лодке, рассказывал сказки». Даже, став премьером, Пётр Аркадьевич старался выкроить время для детей.

Жену Столыпин любил и уважал. Сохранилось немало писем его к ней, и все они полны глубокой нежностью и заботой. Вот, лишь несколько отрывков из них: «Поддержкой, помощью моей будешь ты, моя обожаемая, вечно дорогая. Все сокровища любви, которые ты отдала мне, сохранили меня до 44 лет верующим в добро и людей…»; «Для меня Ты и дети всё, и без вас я как-то не чувствую почвы под ногами. Грустно быть оторванным от вас». По вечерам супруги читали друг другу вслух произведения русских и зарубежных классиков…

Примечательна та скромность быта, в которой жили Столыпины. Любопытна выдержка из письма Петра Аркадьевича жене 22 мая 1904-го года: «Занялся я немного и счетами сегодня (послал тебе 2000р.) и ужаснулся массой наших долгов. Капитал тает. Я блюду строгую экономию, боюсь только приезда Великих Князей и т.п. На чём только не хочу экономить, это на здоровье Мати (старшей дочери Столыпина – Авт.)…». В Ковно Столыпины поначалу жили в страшно неудобном доме, расположенном на немощёной улице, посреди которой прямо перед входом в дом была огромная лужа. «Если к Столыпинам желаете, нанимайте лодку!» - шутили извозчики. После назначения Саратовским губернатором первой заботой Столыпина оказался собственный дом, который был совершенно не готов к его приезду и нуждался в срочном ремонте. «…теряю голову – стук, гам, рабочие, всё красится, подмазывается и просвета не видно. (…) купил 4 кровати и очистил для них комнату. (…) Мебель из Москвы выслана только 11-го и не знаю, когда придёт. (…) Тебе придётся жить на биваках.» - пишет Пётр Аркадьевич жене.

Вообще, говоря о П.А. Столыпине, нельзя не отметить такой его черты, как нестяжательство. Он никогда не использовал своего положения в личных интересах. Это был человек, абсолютно бескорыстный, служивший своему делу самоотверженно и жертвенно. Вот, что пишет дочь Столыпина М.А. Бок: «…С первых дней губернаторства моего отца стали осаждать просьбами о получении места. Даже я получала письма с просьбами о заступничестве. Мой отец терпеть не мог этих ходатайств о «протекции», и ни родные, ни знакомые не получали просимого, кроме очень редких случаев, когда были этого действительно достойны». В её же воспоминаниях находим мы и такой случай: однажды маленькая Маша, услышав, что отец получил очередную должность, подошла поздравить его; похлопав дочь по щеке, Столыпин сказал: «С этим, девочка, поздравлять не стоит. Это «чиновники» придают такое значение чинам, а я работаю в надежде принести пользу нашей родине, и награда моя – видеть, когда мои начинания идут на благо ближним». Сам Пётр Аркадьевич говорил, что стоит ему лишь подумать о личной выгоде, и руки опускаются сами собой, и работа не идёт…

Восхождение Столыпина

Восхождение Петра Столыпина по служебной лестнице началось в Ковенской губернии. Здесь было расположено любимое имение Петра Аркадьевича Колноберже. Столыпин никогда не был карьеристом, он не добивался постов, не прилагал усилий к своему продвижению, которое шло скорее даже против его воли. В 1889-м году он сам, находясь ещё в то время в Петербурге, просил назначить себя предводителем уездного дворянства родной губернии. Прошение было удовлетворено. Столыпину, не желавшему заниматься интригами в петербургских коридорах власти и видевшему себя простым помещиком, новая должность пришлась очень по душе. Именно в Литве началось формирование его взглядов на аграрный вопрос. Здесь в те времена уже появлялись хуторские хозяйства, которые весьма заинтересовали Петра Аркадьевича.

Перед глазами был и хозяйственный опыт Восточной Пруссии, образцовые частные хозяйства которой поражали будущего премьера эффективностью и процветанием хуторян на фоне русских крестьян, заключённых в общину.

По-видимому, молодой предводитель дворянства заслужил уважение помещиков. В 1899-м году, узнав о том, что они готовят к его именинам большой подарок, Столыпин пишет жене: «Мне приятно, что они стараются сделать мне удовольствие, и что мне удалось внушить им добрые чувства. Достанет ли умения и впредь не быть статистом и что-нибудь ответить по себе хорошее? Ведь до сих пор я служил себе просто, исполнял свои обязанности и не мудрил, а теперь надо большое умение и умение быть общительным, сохраняя авторитет и престиж».

Однако этой идиллии не суждено было продолжаться вечно. Летом 1902-го года по представлению министра внутренних дел В.К. Плеве Столыпин назначается Гродненским губернатором, самым молодым в России. Здесь он начинает своё служение на благо Отечества, здесь вступает на путь блистательного карьерного роста, здесь развивает кипучую активность, доселе дремавшую и не имевшую достаточного просторы к применению. Назначения Столыпина вызвало массу слухов в высшем обществе: судачили, кто же обратил внимание и выдвинул малоизвестного предводителя дворянства на сей ответственный пост? Версии выдвигались самые разные…

Именно в Гродненской губернии Столыпин начал внедрять новые методы ведения сельского хозяйства, изучая для этого опыт других стран. Новый губернатор занимался внедрением в хозяйствах искусственных удобрений, улучшением сельхоз-орудий, многопольных севооборотов, устройством хуторов… Параллельно им открывались новые институты, ремесленный и женские училища и т.п.

Через год происходит новый поворот в жизни Петра Аркадьевича. Высочайшим указом, по представлению В.К. Плеве Столыпин назначается Саратовским губернатором. Видимо, наверху сочли, что для самой революционной и тяжёлой губернии нужен именно такой энергичный, твёрдый и хозяйственный руководитель.

Между тем, шёл 1904-й год… Через несколько месяцев после прибытия Столыпина в Саратов началась русско-японская война, к которой Пётр Аркадьевич отнёсся весьма настороженно, справедливо полагая, что мужик не может идти радостно в бой, «защищая какую-то арендованную землю в неведомых ему краях» (Порт-Артур – Авт.). Однако губернатор делал всё для помощи фронту. Он говорил: «Каждый сын России обязан по зову своего царя, встать на защиту Родины от всякого посягательства на величие и честь её…»

В том же несчастливом году начались первые крестьянские восстания, «иллюминации помещичьих усадеб». Столыпин, отличавшийся огромным мужеством, лично ездил по всей губернии, усмиряя бунты, выступая перед крестьянами. После расследования жутких злоупотреблений в какой-то волости, потрясённый, он писал жене: «Крестьяне говорят: «Совесть пропита, правда запродана», «Ждали тебя, как царя». Саратовская губерния была одной из самых неспокойных. 175 из 281 волости были охвачены бунтом. За 1905-й год произошло 854 крестьянских выступлений. Сожжено 40% помещичьих усадеб. Здесь Столыпин пережил первые покушения. Однажды перед губернаторским домом собралась толпа. Выйдя усмирять её, Пётр Аркадьевич вдруг увидел человека, целящегося в него из револьвера. Столыпин распахнул пальто и сказал террористу: «Стреляй!» Выстрела не последовало, а толпа через несколько минут опустилась на колени и потребовала священника, чтобы служить молебен. В другой раз революционерка Биценко (она потом станет единственной женщиной, подписавшей Брест-Литовский мир) пришла в дом губернатора и застрелила гостившего там генерала Сахарова. В одной из деревень, через которую проезжал Столыпин, в него стреляли. Об этом он написал жене так: «Сегодня озорники стреляли в меня из-за кустов».

Летом 1905-го года Д.Ф. Трепов доложил Царю: «В настоящее время в Саратовской губернии, благодаря энергии, распорядительности и весьма умелым действиям губернатора (…) Столыпина порядок восстановлен».

Расстрельная должность

«Вчера судьба моя решилась! Я Министр Внутренних Дел в стране окровавленной, потрёпанной, представляющую из себя шестую часть мира, и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячу лет. Человеческих сил тут мало, нужна глубокая вера в Бога, крепкая надежда на то, что он поддержит, вразумит меня. Господи, помоги мне. Я чувствую, что он не оставит меня, чувствую по тому спокойствию, которое меня не покидает» - так пишет Пётр Столыпин жене 26 апреля 1906-го года.

Ещё находясь в Саратове, он подал всеподданнейший доклад на высочайшее имя о причинах аграрных беспорядков, в котором утверждал, что во избежание подобных бедствий в будущем необходимо «дать возможность трудолюбивому землеробу получить сначала временно, в виде искуса, а затем закрепить за ним (крестьянином – Авт.) отдельный земляной участок, вырезанный из государственных земель или из земельного фонда Крестьянского банка».

25-го апреля 1906-го года Император принял Петра Аркадьевича в Царском Селе и предложил ему пост главы МВД. Столыпин отказывался, объясняя, что у него нет достаточного опыта государственной работы.

- Пётр Аркадьевич, я вас очень прошу принять этот пост, - ответил на это Николай.

- Ваше Величество, не могу, это было бы против моей совести.

- Тогда я вам это приказываю.

Будучи убеждённым монархистом, пойти против воли Государя Столыпин не мог.

Через два с лишним месяца Пётр Аркадьевич становится и председателем Совета министром, сохраняя за собой при этом пост Министра Внутренних Дел.

Начало деятельности нового премьера было ознаменовано чудовищным по своей циничности и жестокости преступлением. 12-го августа 1906-го года была взорвана дача Столыпина на Аптекарском острове. Этот день был приёмным, и в доме находилось множество совершенно посторонних людей, в том числе простых просителей (вдов, сирот и т.п.). Так же дома находились шестеро малолетних детей Столыпина. Но террор в тот момент достиг такого масштаба, что на случайные жертвы уже не обращали внимания. Террористами оказались трое эсеров-максималистов. Облачившись в мундиры жандармов, они подошли к дому премьера и с криками «Да здравствует Революция!» швырнули в здание чемоданы, начинённые динамитом. Взрыв был такой силы, что часть дома просто обрушилась. Погибло 27 человек (в том числе один ребёнок), более 30-ти были ранены. Сам Столыпин чудом не пострадал. Но был ранен в голову его сын, а дочь, выброшенная с балкона, попала под копыта лошадей. Её ноги были раздроблены, и на всю жизнь она осталась хромой.

Государь предложил Столыпину переехать в Зимний Дворец. Пётр Аркадьевич предложение принял. Когда катер, пересекая Неву, проезжал под мостами, а там наверху шло шествие с красными флагами, восьмилетняя дочь в испуге спряталась от них под скамейку. Столыпин сказал тут, остальным:

— Когда в нас стреляют, дети, — прятаться нельзя.

До конца своих дней Столыпину суждено было оставаться мишенью для разнообразных террористов. Единственным местом прогулки стала для него крыша Зимнего Дворца… Ощущение постоянной близости смерти не покидало Петра Аркадьевича ни на мгновение. «Каждое утро, когда я просыпаюсь и творю молитву, я смотрю на предстоящий день, как на последний в жизни, и готовлюсь выполнить все свои обязанности, устремляя уже взоры в вечность. А вечером, когда опять возвращаюсь в свою комнату, то благодарю Бога за лишний дарованный в жизни день. Это единственное следствие моего постоянного сознания о близости смерти, как расплаты за свои убеждения. Порою, однако, я ясно чувствую, что должен наступить день, когда замысел убийцы наконец удастся,» - признался он однажды. Это было роковое предвидение… После убийства Столыпина в его бумагах найдут и такое завещание: «Похоронить там, где убьют…».

Писатель В. Иванов вспоминал: «За Столыпиным охотились, как за зайцем, - ужасная судьбы русского государственного деятеля! Если мы ценим подвиги, совершаемые на войне, в обстановке известного массового аффекта, (…), то как мы должны преклоняться перед подвигом этого одинокого человека, который стоял один на своём крупном посту и был обстреливаем со всех сторон!»

После взрыва на Аптекарском острове враги нового премьера ожидали, что он, сломленный страданиями детей, подаст в отставку. Но этого не произошло. Слишком сильна была любовь Столыпина к России, слишком велико чувство ответственности за власть, оказавшуюся в его руках. Когда-то Фёдор Достоевский пророчествовал, что всё высшее общество окажется вдруг в подчинении у горстки мерзавцев и авантюристов, должностные лица будут бояться исполнять свой долг, а судьи – выносить суровые приговоры из страха показаться недостаточно либеральными. Такое время в Россию пришло. И петербургская интеллигенция фактически оказалась во власти кучки террористов, злодеяния которых аплодировала она. Но Столыпин был далёк от нравов, царивших в столичных салонах. Он не побоялся «показаться недостаточно либеральным» и честно выполнять свой долг. «Сначала успокоение – потом реформы!» - говорил он, обращаясь к не в меру ретивым думским пустозвонам. И, как будто вслед за Достоевским, утверждал: «Допущенная в одних случаях снисходительность, в других может порождать мысль о неуместности строгой кары, которая превращается как бы в излишнюю жестокость».

Для успокоения необходимо было положить конец террористическому беспределу. Для подавления его Столыпин вводит военно-полевые суды… По губерниям расходятся циркуляры нового премьера: «Борьба ведётся не против общества, а против врагов общества. Открытые беспорядки должны встретить неослабленный отпор. (…) Действия незаконные, неосторожные, вносящие вместо успокоения озлобление, нестерпимы…»; «Дабы не препятствовать умиротворению страны и спокойному ожиданию реформ, строго следить за населением, не разрешая ему ни собраний, ни митингов, возбуждающих к противозаконным действиям». Столыпин заявляет: «Где с бомбами врываются в поезда, под флагом социальной революции грабят мирных жителей, там правительство обязано поддерживать порядок, не обращая внимания на крики о реакции». На возмущение Думы жёсткими мерами правительства Пётр Аркадьевич отвечает образно: «Нельзя сказать часовому: у тебя старое ружьё; употребляя его, ты можешь ранить себя и посторонних; брось ружьё. На это честный часовой ответит: «Покуда я на посту, покуда мне не дали нового ружья, я буду стараться действовать старым!» И ещё: «Умейте отличить кровь на руках врача от крови на руках палача!»

Впервые за многие годы власть в России оказалась в руках сильного, волевого и принципиального человека. Впервые расхлябанность и переменчивость политики изменилась на ясность и твёрдость. И эта твёрдость очень скоро принесла свои плоды. Революции, как известно, вспыхивают только там, где власть слаба. Получив сильный отпор, она угасает. Так усилиями П.А. Столыпина был потушен пожар 1905-го года… Революция отступила, пора было начинать реформы. В советских учебниках истории период подавления революции получил название «столыпинской реакции», о жестокости которой было вымышлено немало клеветы. Однако статистика показывает, что террористов было расстреляно в несколько раз меньше, чем погибло людей от их рук…

Столыпин и Государственная Дума

В Первой Государственной Думе доминировали кадеты. Блистательные ораторы, яркие представители тогдашней интеллигенции, они соревновались в красноречии и насмехались над растерянными бессвязно и путано говорившими старцами-министрами типа премьера Горемыкина… Нового Председателя Совета Министров депутаты ждали с любопытством. Столыпин с достоинством взошёл на трибуну и произнёс речь, заставившую замереть даже самых красноречивых народных представителей. Речь эта оканчивалась словами: «Языком совместной работы не может быть язык ненависти и злобы, я им пользоваться не буду... Правительство должно было или дать дорогу революции, забыв, что власть есть хранительница целостности русского народа, или — отстоять, что было ей вверено. Я заявляю, что скамьи правительства — это не скамьи подсудимых. За наши действия в эту историческую минуту мы дадим ответ перед историей, как и вы. Правительство будет приветствовать всякое открытое разоблачение неустройств, злоупотреблений. Но если нападки рассчитаны вызвать у правительства паралич воли и сведены к «руки вверх!» — правительство с полным спокойствием и сознанием правоты может ответить: «не запугаете!»

Во всех трёх Думах Пётр Аркадьевич был если и не самым, то одним из самых блистательных ораторов. Интересны оценки его самими депутатами. Вот, что говорил на одном из вечеров памяти убитого премьера граф В.А. Бобринский: «С первых слов его все притаили дыхание, и все, немногие друзья и многочисленные враги, одинаково внимали его ясной, мужественной, а главное искренней речи. Но не одни члены законодательных палат слушали лучшего оратора нашего. Он говорил не к Думе только, а к России, и его слушала вся мыслящая Россия». А вот, что об этом же эпизоде пишет кадетка Тыркова-Вильямс в своих мемуарах: «В первый раз из министерской ложи на думскую трибуну поднялся министр, который не уступал в умении выражать свои мысли думским ораторам…Столыпин был прирождённый оратор. Его речи волновали. В них была твёрдость. В них звучало стойкое понимание прав и обязанностей власти. С Думой говорил уже не чиновник, государственный человек…». «Я тогда первый раз его услыхал; он меня поразил, как неизвестный мне до тех пор первоклассный оратор, никого из наших парламентариев я не мог бы поставить выше его. Ясное построение речи, сжатый, красивый и меткий язык и, наконец, гармоническое сочетание тона и содержания…» - это В. Маклаков, один из лучших трибунов всех Дум.

С Первой Думой отношения у нового премьера не сложились. Кадеты не хотели сотрудничать с властью, они желали эту власть взять. Пётр Аркадьевич даже пытался создать правительство с участием в нём кадетов, но те отказались.

- Вы же не имеете никакого опыта государственной работы! – взывал Столыпин к лидеру кадетов П.Н. Милюкову. – Вы не сможете удержать власть!

- О, не беспокойтесь! Если будет нужно, мы поставим гильотины и будем рубить головы всем, кто выступит против правительства! – ответил главный либерал…

После безрезультатных попыток прийти к соглашению и блокирования депутатами проекта аграрной реформы правительства Первая Дума была распущена…

Вторая Дума так же не оправдала надежд правительства (в ней большинство получили левые, ещё более непримиримые к существующему строю). И после разоблачения заговора 55-ти депутатов её постигла участь Первой.

Третья Дума, наконец, оказалась работоспособной. В ней большое количество мест получили октябристы, союзные правительству, а их лидер А.И. Гучков, дружественный Столыпину, стал Председателем Думы. Началась работа…

Надо, однако, отметить, что и эта Дума недолюбливала премьера. Более того, многие депутаты были настроены к нему прямо враждебно. Правые считали его слишком либеральны, левые – душителем свободы… И снова Тыркова-Вильямс: «Его решительность, уверенность в правоте правительственной политики бесили оппозицию, которая привыкла считать себя всегда правой, а правительство всегда виноватым. (…) Крупность Столыпина раздражала оппозицию…». Пока это бешенство оставалось скрытым и выражалось лишь в старательном торможении правительственных реформ, но придёт время, и оно ещё как прорвётся, прорвётся взрывом неудержимой ненависти!

Наиболее известный инцидент за время работы Третьей Думы связан с именем левого кадета Родичева. Именно этот мало кому известный деятель является автором термина «столыпинский галстук», так старательно вдалбливаемого затем в наши головы… Столыпин вызвал депутата на дуэль. Родичев испугался и в течение того же заседания Думы принёс премьеру извинения…

Эра великих реформ

Ещё в предыдущем веке Ф.М. Достоевский писал: «Кто будет владеть землёй, тот будет владеть Россией!» По проекту Столыпина земля должна была перейти в руки её непосредственному хозяину – крестьянину, который на ней работает. Интерес к аграрной сфере был у Петра Аркадьевича отчасти наследственным: его дядя в своё время внедрял фермерский опыт на собственных землях, среди своих крестьян… Начатки будущей аграрной реформы разрабатывал ещё С.Ю. Витте, но её двигателем, её подлинным творцом стал Пётр Столыпин. Изначально он выступил против отчуждения помещичьих земель, предлагаемого отдельными партиями, сравнив такой подход с историей «тришкина кафтана». Урезонивая сторонников подобных методов Пётр Аркадьевич говорил: «Нельзя укреплять больное тело, питая его вырезанными из него самого кусками мяса; надо создать прилив питательных соков к больному месту, и тогда весь организм осилит болезнь; все части государства должны прийти на помощь слабейшей — в этом оправдание государства как социального целого». Разъясняя предстоящую реформу премьер объявил, что предлагаемый закон рассчитан «для всей страны, имея ввиду разумных и сильных, а не пьяных и слабых».

Что же вкратце предусматривала Столыпинская аграрная реформа? 1. Закрепление за крестьянином права выхода из общины и поощрение его в этом, ибо, по мнению Столыпина, община подавляла активность трудолюбивого хозяина, не давая ему вести собственное хозяйство, а это в свою очередь приводит к обнищанию деревни. 2. Введение частной собственности на землю. 3. Предоставление крестьянам земельных наделов за счёт государственных земель и земель, скупленных у помещиков специально созданным крестьянским банком. 4. Выделение Крестьянским банком кредитов крестьянам на развитие хозяйства с погашением их в последующие годы за счёт полученного урожая. 5. Ликвидация чересполосицы (сведение всех земель того или иного крестьянина в единый надел). 6. В случае, если крестьянин не обрабатывает землю, Крестьянский банк обязан выкупить её у него и предоставить добросовестному хозяину. 7. Надельная земля не могла отчуждаться лицу иного сословия, её нельзя было продать за долги, ограничивалась возможность скупки наделов установлением правила, что в одном уезде их может быть продано не более шести. «Правительство желает видеть крестьянина богатым, достаточным, а где достаток — там и просвещение, там и настоящая свобода. Дня этого надо дать возможность способному трудолюбивому крестьянину, соли земли русской, освободиться от нынешних тисков, избавить его от кабалы отживающего общинного строя, дать ему власть над землёй; (…) Землевладельцы не могут не желать иметь своими соседями людей спокойных и довольных вместо голодающих и погромщиков. Отсутствие у крестьян своей земли и подрывает их уважение ко всякой чужой собственности», - говорил Столыпин, обращаясь к Думе, но её правый и левый фланги оставались глухи к его словам…

Введение частной собственности на землю выбивало из рук революционеров их главное оружие – «землю – крестьянам!» - и тем самым ликвидировало и саму возможность революции, ибо крестьянин-собственник никогда бы не поддержал её. Это очень хорошо понимал В.И. Ленин, который писал из своего «прекрасного-далёка»: «Что, если столыпинская политика продержится действительно долго… Тогда добросовестные марксисты прямо и открыто выкинут вовсе всякую «аграрную программу…», ибо после «решения» аграрного вопроса в столыпинском духе никакой иной революции, способной изменить серьёзно экономические условия жизни крестьянских масс, быть не может…»

Этому закону противилась по тем же причинам и часть Думы. Выступая перед депутатами и обличая противников реформы, Столыпин произнёс свою самую знаменитую фразу, которая ещё пуще озлобила всех его многочисленных врагов: «Противники государственности хотят освободиться от исторического прошлого России. Нам предлагают среди других сильных и крепких народов превратить Россию в развалины — чтобы на этих развалинах строить неведомое нам отечество. ИМ НУЖНЫ - ВЕЛИКИЕ ПОТРЯСЕНИЯ, НАМ НУЖНА - ВЕЛИКАЯ РОССИЯ!»

Между тем, реформа набирала обороты и приносила первые плоды. К началу Первой Мировой Войны 80% крестьян покинуло общину. Уже в первые годы реформ в России начался невиданный подъём сельского хозяйства. Лишь одна цифра: в 1909-м году Россия только через европейские границы вывезла свыше 314 миллионов пудов пшеницы, больше чем США и Аргентина вместе взятые (266 мил. пудов). Столыпинская аграрная реформа продолжалась вплоть до самой революции, и даже во время Гражданской Войны соратник Столыпина А.П. Кривошеин, находясь в правительстве П.Н. Врангеля, проводил её в Крыму.

Крестьянин Михаил Новиков вспоминал: «С этого времени, кроме земли, крестьяне стали обзаводиться лучшей одеждой и обувью, стали лучше питаться, покупая чай с сахаром и баранками, стали перекрывать дома и амбары железными крышами, заводить плуги, молотилки, веялки и т.д. Оброк стал совсем лёгким, с надела в 3 десятины 4-5 рублей, вместо 10-12 рублей прежнего, что и давало возможность поправиться всем, кто только хотел. А к тому же все промышленные товары были дешёвые. Это время, до самой войны 14-го года, было настоящим золотым веком крестьян и давало полную свободу и возможность хозяйственно развиваться и улучшать свою жизнь. (…) И только ленивые, вернее, пьяницы несли прежнюю нужду. Но короток был крестьянский золотой век, у крестьян нашлось много врагов, которые сразу же и позавидовали их новой свободе и счастью. Чтобы не нападать самим на крестьян, они всю свою ненависть перенесли на Столыпина…» 

Параллельно претворялась в жизнь и ещё одна важнейшая для России идея – переселение крестьян за Урал – в Сибирь, Киргизский край, Семиречье. Процесс этот был вызван чрезмерной концентрацией населения в центральных областях страны, вызывавшей нехватку земли, и запустение колоссальных пространств плодородных земель Сибири. Осуществление этого плана раз и навсегда должно было положить конец оскудению русской деревни и впредь обеспечить всех крестьян достаточным количеством земли. Поток переселенцев получил многие льготы: казённую отвозку смотроков, государственную информацию, предварительное устроение участков, помощь на переезд семьями, с домашним скарбом и живой скотиной (под эти нужды выделены были специальные вагоны: позже большевики станут перевозить в них заключённых и издевательски именовать «столыпинскими», вбивая в наше сознание очередной лживый миф), кредиты на постройку домов, покупку машин… Под переселение были отданы и кабинетские (собственные царские) земли Алтая. Землю переселенцы получали даром и в собственность, а не в пользование, — по 50 десятин на семью. Для орошения степи были вырыты многочисленный каналы. К войне 1914-го года сюда переселились больше 4-х миллионов крестьян.

В августе-сентябре 1910-го года Столыпин со своим вернейшим единомышленником Кривошеиным объехали в телеге практически всю Сибирь, изучая становление новой здоровой и процветающей жизни в этих местах, радуясь работой переселенцев и первыми плодами её. И ведь всё это было достигнуто всего за каких-то три года! Здесь, на сибирской земле, дотоле лежавшей бесхозной, в те годы рождалась новая, сильная, великая Россия! И уже в пути Столыпин и Кривошеин разрабатывали новые меры, которые были необходимы для ещё большего развития переселенческого процесса…

Одной из наиболее значимых реформ Столыпина был план введения земств в Западных губерниях. Институт земств существовал в России ещё со времён Александра II. Однако на 9 западных губерний не распространялось. В них земство оставалось назначенным. Это было благом для исключения революционных элементов, но злом для самой идеи земства, состоящей в независимости местных органов самоуправления, их инициативности, перенятии части правительственных функций и т.п. Но Столыпин не решался применить и простое географическое распространение правил: в этих губерниях было всего 4% поляков, а в Государственном Совете все 9 депутатов Западного края — поляки. При крестьянах — литовцах, русских, белорусах и малороссах, помещики были сплошь польские, в их руках было всё богатство, экономическое воздействие, наём рабочей силы, влияние на быт, образование, религию, уверенное господство и политическая опытность, сводящая их в спаянную национальную группировку. Оттого и выборное земство обещало стать под давящим польским влиянием, и путь всех 9 губерний сложиться польским, прочь от России. И задача была: не обратить расширяемое земство в инструмент польской политики, но повсюду застраховаться от несправедливого преобладания. Столыпин руководствовался тем, что ни в каких выборных органах власти нерусское меньшинство не может довлеть над русским большинством, количество выборных от каждой национальности должно быть пропорционально тому проценту, которое составляет она от общего количества населения. Это было необходимо для обеспечения русских интересов, интересов России. «Запечатлеть открыто и нелицемерно, что Западный край есть и должен остаться русским. Защитить русское население от меньшинства польских помещиков», - говорил Пётр Аркадьевич.

Чтобы в западных губерниях спасти русскость, предстояло вывернуть прежний земский закон: не дать польским помещикам перевеса над своими крестьянами, нейтрализовать сословный характер выборов. Для этого производить выборы раздельно по национальным куриям, допустить к выборам духовенство (всё — не польское), понизить имущественный ценз, чтобы маломочные не-поляки избирали больше гласных, чем состоятельные поляки. В земских управах должно было быть обеспечено большинство от сельских общин, а не от богатых поляков. Особо требовалось, чтобы были русскими (или украинцами, или белорусами, в те годы это никем не различалось серьёзно) — председатель земской управы и председатель училищного совета.

После убийства Столыпина в 1911-м году Государственный Совет, которому Пётр Аркадьевич дал горькое наименование «лёд усталых душ», откажет самой русской Архангельской губернии в праве на земство…

Помимо прочих разнообразных проблем Петру Столыпину пришлось урегулировать и конфликт с Великим Княжеством Финляндским, кое в тот период времени стало занимать столь особое положение в структуре Российского Государства, что по сути превратилось в своеобразное «государство в государстве»: финляндский сейм самовольно принимал законы, идущие вразрез с политикой центральных властей, на территории Финляндии скрывались многочисленные революционеры и террористы – короче говоря, поведение автономии стало носить вполне сепаратистский характер, недопустимый в рамках единой Империи.

«Россия не может желать нарушения законных автономных прав Финляндии относительно внутреннего законодательства и отдельного административного и судебного устройства, - говорил Столыпин, - но в общих законодательных вопросах управления должно быть и общее решение совместно с Финляндией и с преобладанием, конечно, державных прав России».

Для нормализации сложившийся ситуации предлагался ряд мер, среди которых: 1. О порядке, установленном общим законодательством, если они относятся не к одним только внутренним Делам этого края. 2. О порядке, установленном особым (финляндским) законодательством, если они относятся к одним только внутренним делам этого края.

Помимо этого Столыпин возбудил вопрос о присоединении к Петербургской губернии двух сопредельных с нею приходов Выборгской губернии. Эти приходы служили убежищем для революционеров, а значительное коренное русское население их не могло добиться равноправия от финских властей. Данные приходы также имели существенное значение для обороны Петербурга и Кронштадта. Вопрос этот получил одобрение Монарха.

Здесь мы не можем подробно остановиться на всех реформах, проводимых Петром Столыпиным, поэтому даём лишь краткий перечень их:

1. Создавались новые министерства: труда, контролирующее все предприятия, с задачами: изучать положение рабочего класса на Западе и готовить законы, улучшающие положение нашего (из беспочвенного пролетариата сделать участника государственного и земского строительства); социального обеспечения; национальностей (на принципе равноправия их); исповеданий — всех, а в части православного: Синод превращался в Совет при министерстве, должно было разрабатываться восстановление патриаршества, впервые ослаблялись ограничения для старообрядцев; здравоохранения — финансировать земства и города в устройстве бесплатной медицинской помощи сельскому населению и рабочим, в борьбе с эпидемиями и повышении врачебного уровня в стране; новое и отдельное министерство — по использованию и обследованию недр.

2. Расширялась сеть духовных учебных заведений, а семинария обращались в промежуточную ступень, все же священники должны были кончать академии. Бесплатное начальное образование уже широко началось в 1908-м и должно было осуществиться как всеобщее к 1922-му. Число средних учебных заведений доводилось до 5000, высших — до 1500. Минимальная плата за обучение должна была расширить путь малоимущим классам; при всех университетах увеличивалось в 20 раз число стипендиатов. Венчая же их, создавалась Академия для подготовки на высшие государственные должности. В этой двух-трёхлетней Академии были бы факультеты, соответствующие направлениям народного хозяйства, с точной росписью: на какой факультет принимаются выпускники (самые способные и не меньше чем с двумя иностранными языками) какого высшего учебного заведения (на факультет недр — из горных институтов, на военный — окончивших военные академии, исповеданий — окончивших академии духовные). Так государственный аппарат России должен был заблистать знатоками и специалистами.

3. Планировалось снятие ограничений для евреев: создание крепкого класса крестьян-собственников должно было обезопасить село от ловких и цепких представителей данной народности.

4. Увеличивался акциз на водку и вина и вводился прогрессивный подоходный налог (малоимущие почти освобождались, косвенные налоги сохранялись невысокими) бюджет увеличивался более чем втрое, и так открывались источники финансирования. Постепенно предполагалось перекрыть операции частных банков — Государственным Банком.

5. Строились новые железные дороги. Реформировались армия и флот. Развивалась промышленность, велась разработка недр…

Пётр Столыпин мечтал увидеть Россию, «свободной от нищеты, невежества и бесправия». Он надеялся, что «в России сила не может стоять выше права». Именно такую Россию и строил он с неукротимой энергией, собирая обломки и, по сути, возводя заново нерушимый в будущем столп великой Империи, застрахованной от любых смут. Столыпин служил России, отдавая этому беспримерному служению все свои силы. «Я верю в Россию. Если бы я не имел этой веры, я бы не в состоянии был ничего делать...» - говорил Столыпин и добавлял: «Я верю в Бога и знаю наверное, что всё предназначенное я совершу, несмотря ни на какие препятствия, а чего не назначено – не сделаю ни при каких ухищрениях…»

Пётр Аркадьевич всецело ощущал свою ответственность за ту власть, которая оказалась в его руках. «Мы будущими поколениями будем привлечены к ответу. Мы ответим за то, что пали духом, впали в бездействие, в какую-то старческую беспомощность, утратили веру в русский народ!» - говорил он. И ещё: «Нет большего греха для государственного человека, чем малодушие. Ответственность – величайшее счастье моей жизни! ». Эта черта резко отличала Столыпина от многих его современников, расписавших в своём безволии и слабости сначала в 1905-м, а затем и в 17-м году…

Выстрел в Россию

1911-й год выдался очень сложным и тяжёлым. Нарастало влияние Распутина на царскую семью и отдаление её от Столыпина. Пётр Аркадьевич, возмущённый той тенью, которую бросал «святой старец» на весь Романовский Дом, и всеми беспорядками, творимыми «фаворитом», настаивал на высылке его из столицы. Императрица пришла в негодование. А Николай сказал Петру Аркадьевичу: «Лучше сто Распутиных, чем одна истерика Императрицы». Самого Государя начинала раздражать чрезмерная, по его мнению, самостоятельность премьера. Эту нараставшую отчуждённость почувствовали при дворе, где Столыпина изначально недолюбливали и считали выскочкой. В марте разгорелся правительственный кризис. Он был вызван тем, что Государственный Совет провалил уже поддержанный Думой столыпинский законопроект о Западных земствах. Пётр Аркадьевич подал в отставку… И, быть может, Император и принял бы её, если бы не давление на него дружественных Столыпину Марии Фёдоровны и некоторых Великих Князей. Вдовствующая Императрица пригласила премьера к себе и сказала: «Я передала моему сыну моё глубокое убеждение, что вы один имеете силу спасти Россию!».

Соглашаясь остаться на посту, премьер проявил чрезмерную, быть может, крутость, потребовав не только уволить из Государственного Совета вождей оппозиции П. Дурново и В. Трепова, но и вовсе распустить на несколько дней Совет вместе с Думой (порознь такая мера не была предусмотрена законом) и провести закон о земствах по 87-й статье… Собственного говоря, столь радикальные меры не были необходимы. Через несколько месяцев во время думских каникул можно было провести этот закон по той же статье совершенно безболезненно. Но в этот раз Столыпин проявил несвойственную ему горячность…

Дума оскорбления не перенесла! Даже А.И. Гучков сложил с себя полномочия Председателя Думы в знак протеста против «не правовых» действий правительства. Орудие мести было выбрано точнее некуда! Государственная Дума отклонила ранее поддержанный ею самой закон о земствах. Этому предшествовало безобразное заседание, на котором только ленивый из сменяющих друг друга на трибуне ораторов не нанёс премьеру своего удара. Лютовали и правые и левые. Вот, в какой час выплеснулась столь долго сдерживаемая ненависть депутатов! Вот, когда восторжествовали они!

Маклаков: «Великое самомнение и великая дерзость ставить свои идеалы выше законов. Иногда история прощает дерзость тех титанов, умевших опрокинуть все законы и вести страну за собой; но тот, кто таких заслуг за собой не знает, должен быть скромнее!» И ещё: «Для Думы быть или не быть земству в губерниях – мелочь, сравнительно с вопросом, быть ли России правовым государством!»

А справа: «Председатель совета министров, покайтесь и идите к престолу просить прощения, ибо вы подвели Верховную власть!»

Опять кадет: «Притязание, что его идеи единственно-истинные для русского народа – оскорбление национальных чувств!»

Пуришкевич (будущий убийца Распутина) в своей речи переплюнул всех. Чего только не поставил он в вину премьеру: и трусливо прикрылся Государем, и подорвал авторитет власти, не проявил твёрдости в подавлении саратовской смуты (!), и заигрывал с революционерами (!), и не понимает государственных идеалов России, и даже испытывает недостаток ума и воли… Далеко зашёл главный монархист в своих обвинениях!

Так в течение целого дня сыпались на Столыпина методические, полные ярости удары справа и слева. И лишь думские националисты до конца остались верными ему. А закон о земствах будет легко принят Думой после гибели Петра Аркадьевича…

В конце августа в Киеве проходили торжества в честь пятидесятилетия освобождения крестьян Александром Вторым. Организаторы мероприятия сделали всё, чтобы оттеснить Столыпина на второй план. Ему не нашлось места на царском пароходе в намеченной поездке в Чернигов (забыли включить). На вокзале в день прибытия Императора, для Петра Аркадьевича не нашлось даже экипажа. И премьер вынужден был ехать на извозчике… Городской голова Дьяков, узнав о положении Столыпина, прислал ему для следующих дней собственный парный экипаж. Охраны Столыпин не получил никакой! Ему были отведены комнаты в доступном нижнем этаже генерал-губернаторского дома, с окнами в плохо охраняемый сад, на аршин от земли. И заместитель Столыпина по МВД генерал Курлов отказался поставить жандармский пост в саду: излишняя мера. В прихожую премьера вход был абсолютно свободен: ни одного дежурного полицейского, тем более офицера. Когда стало известно, что Столыпин не охраняется, местные патриоты предложили добровольную охрану. От них потребовали списки желающих, те представили 2000 человек. Списки задержали на утверждении, потом возвратили с вычёркиваниями…

В те дни было уже известно о готовящемся на Петра Аркадьевича покушении. Но ни Курлов (личность весьма тёмная, замешанная в сомнительного рода делах и злоупотреблениях), сам метивший на министерское место, ни начальник местной полиции Кулябко, в всём подчинявшийся Курлову, хранили об этом молчание.

Казалось, устранение премьера оказалось выгодно слишком большому числу людей… И тайное желание верховодствующей придворной камарильи совпало я явным – революционеров.

Только утром 1-го сентября утром пришла остерегающая записка от Трепова, а прибывший Курлов вскользь упомянул о донесениях секретного сотрудника охранки…

Вечером в киевском театре давалась опера «Сказка о Царе Салтане». Ожидалось прибытие Государя с дочерьми. Лица, сопровождавшие Столыпина, не имели входных билетов до последнего момента: в результате в театре рядом с ним не оказалось никого…

Во втором антракте Пётр Аркадьевич стал спиной у барьера оркестра, опёршись о него локтями. По пустому проходу к нему приближался длинный, худой человек в чёрном фраке… Мордко Богров, сын богатого еврейского банкира, тайный осведомитель охранки, «киевский Азеф», как нарекут его потом. В театр его пригласил с согласия Курлова Кулябко. Пригласил для охраны Столыпина (провокатор утверждал, что на спектакле будут террористы, и только он сможет их узнать). Подобные «приглашения» были строжайше запрещены! Этого не делалось никогда, и было попросту недопустимо. И Курлов отлично знал это, однако, отчего-то пошёл на нарушение закона. Впоследствии специальная комиссия проведёт расследование и придёт к выводу о виновности Курлова и Ко в гибели премьера. Но Государь Император проявит необъяснимое «милосердие» и волевым решением прекратит дело без всяких последствий для обвиняемых…

Молодой человек подошёл вплотную к премьеру, произвёл два выстрела в упор из револьвера, бросился бежать: его поймали, начали избивать… Одна пуля пробила руку, вторая угодила в грудь, раздробила Орден Святого Владимира: осколки попали в рану. Столыпин повернулся к ложе, где сидел Император, медленно поднял левую руку, осенил его крестным знамением, затем тяжело опустился в кресло… Хор грянул «Боже Царя храни».

Об этом роковом выстреле А.И. Солженицын напишет: «Выстрел — для русской истории нисколько не новый.

Но такой обещающий для всего XX века.

Царь — ни в ту минуту, ни позже — не спустился, не подошёл к раненому.

Не пришёл. Не подошёл.

А ведь этими пулями была убита уже — династия.

Первые пули из екатеринбургских»…

Слепые поводыри слепых…

Многие ли поняли тогда всю трагедию случившегося? Увы, нет. Иные даже злорадствовали убийству, газеты жалели террориста, выставляя его в самом лучшем свете, некоторые радовались открыто… Так упомянутый уже нами В. Иванов писал, как в эти дни встретил своего знакомого, сиявшего от радости. Иванов пришёл в ужас. А правые газеты добивали: «Россия не давала Столыпину своего имени… Да будут его увлечения – предостережением каждому его заместителю: не поддаваться гипнозу современных либеральных веяний». Торжествовал в Цюрихе Ленин. Торжествовали многие другие… А что же писала в те дни заграничная пресса? Вот, нью-йоркская еврейская газета «Правда»: «Мы надеемся, что пуля, угодившая в Столыпина, верно попала в цель, что она выполнила своё назначение, что мудрая пуля освободила Россию от её несчастья, мир – от гнусного создания, человечество от великого позора. Мы не боимся, что (…) рука, вновь поднявшая в России знамя борьбы, знамя свободы, это еврейская рука…». А в Италии потирал руки пока неизвестный журналист Бенито Муссолини, аплодируя убийству «последнего тирана в Европе».

И лишь русские люди искренне оплакивали своего спасителя, посылали телеграммы соболезнования его вдове, собирали деньги на памятник ему. Именно на народные пожертвования будет он возведён, проигнорированный высшим обществом, но не простоит долго: его снесут в 17-м. Нет, не большевики. Временное правительство. Слепые поводыри слепых! Спустя годы, выброшенные большевиками из России, на чужбине как ещё будут вспоминать они Столыпина! И в своих мемуарах станут признавать правоту его и всё значение его для России. «Кадет-черносотенец» П.Б. Струве напишет: «Это один из немногих образов новой России, России после 1905-го года, который во времени вырос и уже вошёл в историю, как крупная подлинно историческая фигура. Почему он явил собой такую фигуру? Потому, что в двух, самых важных вопросах русской жизни он понял своё время и, смело прозирая в будущее, творчески созидал будущее».

Таким образом в какой-то мере сбудутся слова А.С. Пушкина: «Живая власть для черни ненавистна, / она любить умеет только мёртвых».

Замечательный философ, монархист Лев Тихомиров был одним из немногих, кто сознавал значение Столыпина. В своей статье о нём он писал: «Его редкий талант распутывать усложнения и парализовать опасности только и давал нам последние пять лет возможность жить среди такого положения, которое само по себе представляет не столько общественный и политический строй, сколько хаос борющихся сил, лишенный внутреннего равновесия. Не Петр Аркадьевич создал это положение. Он им был захвачен, как и все мы, малые люди, но на него легла тяжкая задача, на нас не лежавшая: в этом расшатанном, хаотическом состоянии страны и государства вести государственный корабль. И он его повел.

Вчера еще никому не известный, он проявил несравнимое искусство кормчего. На разбитых щепках некогда великого корабля, с изломанными машинами, с пробоинами по всем бортам, с течами по всему дну, при деморализованном экипаже, при непрекращающейся бомбардировке врагов государства и нации, Петр Аркадьевич Столыпин страшным напряжением своих неистощимых сил, беспредельной отдачей себя долгу и редкими правительственными талантами умел плыть и везти пассажиров, во всяком случае, в относительном благополучии. (…) Много ли у нас надумали и что теперь сделают, когда ушел Столыпин, по жалобам своих противников, мешавший им, - все это увидит тот, кто доживет... Боюсь, что ничего, пожалуй, не сделают и без него, и тогда придется еще не раз вспомнить Петра Аркадьевича, умевшего выручать нас из бед даже и на нашей дырявой посудине…»

Страна упущенных возможностей

В лице Столыпина Российская Империя лишилась последней своей опоры, последней защиты. Можно довольно уверенно говорить о том, что останься он жив, Россия скорее всего не ввязалась бы в чудовищную и ненужную ей Германскую Войну, и Революция не произошла бы… Интересны в этом плане прогноза западных и отечественных экспертов относительно развития России. В отчёте немецкой комиссии Аугагена-Прейера-Зеринга, посетившей нашу страну в 1913-м году, говорилось: «если землеустроительная реформа продолжится при ненарушении порядка в Империи ещё десять лет, то Россия превратиться в сильнейшую страну в Европе, и война с ней будет не под силу никакой другой державе». Приблизительно то же встречаем мы и у французского исследователя Эдмона Тэри: «В середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе как в политическом так и в экономическом и в финансовом отношении». А великий русский учёный Менделеев предрекал: «Если Россию обойдут стороной потрясения, если она двинется дальше национальным путём, если продолжатся реформы, страна будет выходить на ведущую роль среди прочих государств и народов, а её население приблизится к 310мил. человек».

В своё время Пётр Столыпин говорил: «Дайте 20 лет покоя – и вы не узнаете России!» Но России не суждено было прожить в покое и этого столь недолгого срока. Первая Мировая Война и последующая Революция поставили жирный крест на всём, что делал Пётр Аркадьевич, и перечеркнули прогнозы экспертов… Никогда не достигнет Россия такого процветания и могущества, какое предрекали ей. Население её в результате войн и варварских истреблений советской власти сократится к концу века вдвое… Землю у крестьян отберут и фактически уничтожат российское сельское хозяйство. С такими итогами мы придём к концу столь обнадёживающе начинавшегося 20-го века.

Идеи Столыпина - сегодня

Сегодня с имени Столыпина снят запрет. Его жизнь и его реформы пристально изучаются. А разношёрстные партии, обычно совершенно чуждые идеям великого реформатора, норовят примазаться к ним, исказив до неузнаваемости их смысл…

Изучая наследие Столыпина сегодня, мы обнаруживаем, что многие его идеи не устарели до сих пор, более того они актуальны, как и тогда. И земства (теперь уже и во всех областях) и реформа аграрная – всё это нужно сегодня. Правда, ввести частную собственность на землю сегодня гораздо труднее, чем тогда. При той невиданной коррупции, разгуле криминала, отсутствии законов хозяевами земли сделаются не хлеборобы, а наглые дельцы, а крестьяне вновь превратятся в батраков… Об этом в своих многочисленных выступлениях предупреждал А.И. Солженицын, большой знаток столыпинских реформ и почитатель Петра Аркадьевича. Снова ребром стоит проблема запустения Сибири и китайской экспансии. А ведь ещё на заре века Столыпин предупреждал: «Если мы будем продолжать спать летаргическим сном, то край этот будет пропитан чужими соками, а когда мы проснёмся, может быть, он окажется русским только по названию». А проблема так и лежит целый век, и по сей день плотно заложены уши власть предержащих: не хотят они слышать о ней, не хотят и решать… А всё оттого, что нет у наших властей ни воли, ни твёрдости для того. И к ним обращены сегодня через век слова Столыпина: «Чтоб осуществить мысль – нужна воля. Только то правительство имеет право на существование, которое обладает зрелой государственной мыслью и твёрдой государственной волей». А нет нынче ни того, ни другого… И нет любви – к России.

И обращения Петра Аркадьевича к тогдашним ревнителям свобод звучат сегодня весьма злободневно: «Нельзя только на верхах развешивать флаги какой-то мнимой свободы, мы призваны освобождать наш народ – от нищеты, невежества, и бесправия!»; «Свобода настоящая слагается из гражданских свобод и чувства государственности и патриотизма». И защитникам террористов всех мастей: «Где аргумент - бомба, там естественны ответ – беспощадность кары». А как поразительно остро воспринимаются слова Столыпина о политике национальной! «Русское государство развивалось из собственных корней, и нельзя к нашему русскому стволу прикреплять чужестранный цветок». Пётр Аркадьевич был убеждён, что, лишь когда русский народ достигнет благополучия, будет хорошо и всем остальным народам России. Интересы русских должны были обеспечиваться прежде всего. Это бы понимание сегодня нашим руководителям! А ещё говорил Столыпин об устройстве Думы:

«Государственная Дума должна быть русскою по духу. Иные народности, входящие в состав Державы Нашей, должны иметь в Думе представителей нужд своих, но не должны и не будут являться в числе, дающем им возможность быть вершителями вопросов чисто-русских». А нашим ретивым западникам хорошо бы помнить другой завет великого реформатора: «Отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращённую на восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью!» И как стоило бы прислушаться к утверждению Петра Столыпина: «Когда будут здоровы и крепки корни русского государства, - слова русского правительства иначе зазвучат перед Европой и перед всем миром». Воистину так! И самое, может быть, насущное для сегодняшней России: «Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа – вот девиз для нас всех, русских!»

Но при вникании в столыпинское наследие, появляется грустное чувство. И связано оно не только с утерянными возможностями. Увы, нужно, видимо, быть Столыпиным, чтобы реализовать его великие и столь необходимые для России идеи сегодня. Пожалуй, только появление такой фигуры могло бы спасти нашу страну из той бездонный пропасти, в которую ввергнута она. Только столыпинской энергии, совокуплённой с честностью и патриотизмом, хватило бы на это. Почти столетие назад в киевской больнице жена Столыпина сказала приехавшему Государю: «Ещё не перевелись Сусанины на Руси!» Перевелись ли они теперь?..

_________________

П.А. Столыпин. Крестный путь реформатора (документальная программа)