Удивительным фактом современной ситуации является то, что сегодня заново приходится доказывать современниками факты, которые еще 20-30 лет были очевидными для всех. Речь идет о существовании на территории СССР тайной или Катакомбной Церкви, которая обязана своему появлению как беспрецедентным гонениям на религию в Советском Союзе, так и церковным разделениям 20-30 годов XX века, в результате которых к кровоточащему расколу XVII века на старо- и новообрядцев, добавилось разделение православных Российской Церкви на сергиан (последователей митрополита Сергия (Страгородского), взявшего курс на сотрудничество с советской властью) и истинно-православных (ИПХ, не признававших курс митрополита Сергия). (До 1944-45 гг. в СССР существовали еще две официальные церковные группы, влившиеся впоследствии в РПЦ МП: обновленцы (1922 – 1944) и григориане (1925 – 1944).)

К сегодняшнему дню сложилось три традиции исторических, религиоведческих и апологетических исследований Катакомбной Церкви в СССР, которые не просто дополняют или полемизируют друг с другом, но в некоторых аспектах занимают радикальную, взаимоисключающую позицию. Речь идет об одной светской, религиоведческой традиции и двух конфессиональных, связанных соответственно с церковными историками РПЦ МП и ИПЦ/РПЦЗ. Истинно-Православная Церковь (ИПЦ) сегодня является  родовым понятием для православных юрисдикций, не находящимся в молитвенно-евхаристическом общении с Московской Патриархией и ведущих свое каноническое происхождение от исторических катакомбных общин Российской Церкви и РПЦЗ. Для объяснения термина не знакомого с ситуацией читателя, можно привести аналогию с традициями старо- и новообрядчества. Фактически сегодня в русском православии существуют три церковные традиции: старообрядческая и две новообрядческих (сергиане и истинно-православные христиане (ИПХ)). Первая оформилась после Большого Московского собора 1666-67 гг., вторые после Декларации о признании советской власти митрополита Сергия и временного при нем Архиерейского синода 1927 года.

Все исследователи сходятся в признании того факта, что Катакомбная Церковь появилась в нашей стране фактически сразу после начала широких гонений на Православие. Но до широкого церковного раскола 1927 года эта нелегальная деятельность не приводила к противостоянию между открытым и тайным церковным служением. После принятия Декларации 1927 года и разгрома легальной оппозиции политике митрополита Сергия, получившей названия «иосифлян», по имени Петроградского митрополита Иосифа (Петровых), одного из заместителей Патриаршего Местоблюстителя, которая также имела государственную регистрацию, практически завершившейся к 1931 году, право открытых богослужений и обладания храмами имели только обновленческие, григорианские и сергианские общины. Все несогласные с новым церковным курсом вынуждены были исчезнуть или перейти на нелегальное тайное служение. Поэтому в эмигрантской и зарубежной историографии[1] сложилась традиция относить к собственно Катакомбной Церкви не просто те общины, которые тайно исповедовали православную веру или совершали какие-то не легализованные властями культовые действия, а именно сторонников запрещенной в СССР и, не имеющей евхаристического общения с легальной церковью сергиевской ориентации, Истинно-Православной Церкви. ИПЦ стало самоназванием таких общин, а название «Катакомбная Церковь» скорее было усвоено для их описания на Западе. Понятие «катакомбная церковь» появилось в нашей историографии и религиоведении во время «перестройки» вместе с широким распространением эмигрантской литературы.

1. Светская традиция исследования истории тайной (Катакомбной) церкви в СССР начала складываться еще в 20-30-е года, в рамках политики официального государственного атеизма. Для ее раннего периода характерна узко-идеологическая оценка деятельности «церковников тихоновского направления» как враждебных советской власти и контрреволюционных. Для советских научных атеистов терминов «катакомбники», «Катакомбная Церковь» не существовало. Они описывались в пропагандистской литературе как «истинно-православные христиане» (ИПХ) или «истинно-православная церковь» (ИПЦ). Под этими именами их судили и преследовали органы государственной политической полиции (ГПУ, НКВД, МГБ, КГБ).

В 20-30 годы было выпущено значительное количество литературы, посвященной ИПЦ и ее последователями. Характер и уровень ее углубления в проблему достаточно понятен из названий этих небольших по формату книжек: «Сектантская контрреволюция перед пролетарским судом»; «Политическая маскировка религиозных организаций»; «Церковь на службе врагов народа» и т.д. Сегодня их ценность заключается в том, что они подтверждают факты существования ИПЦ и жестокого преследования ее верующих и иерархии со стороны советского государства.

После  Собора 1945 года и избрания патриархом Московской Патриархии Алексия (Симанского) упоминание ИПЦ оказалось под запретом. Исследователи могут встретить их только в архивных документах МГБ и Совета по делам РПЦ, где деятельность ИПЦ трактовалась как антигосударственная.

Следующая волна интереса к ИПЦ была вызвана хрущевскими гонениями на религию в 1958-63 гг. В этом время последователей Катакомбной Церкви причисляли к сектантам, причем самого крайнего «изуверского» толка, что было связано с отрицанием ими законности советской власти. В это время наряду с полемически пропагандистскими публикациями[2], появляются публикации о «полевых социологических исследованиях» советских религиоведов по линии Академии Наук СССР.

В сборнике «Вопросы истории религии и атеизма. IX. Современное сектантство и его преодоление. По материалам экспедиции в Тамбовскую область.»[3], в статьях А. И. Клибанова, Л. Н. Митрохина, З.А. Никольской, наряду с повторением слов о «православно-монархической контрреволюции», к которой примыкают последователи ИПЦ, появляются здравые, основанные на непосредственном знакомстве с вероучением ИПХ, мысли о том, что «на основании материалов, имеющиеся в нашем распоряжении, можно сделать вывод, что догматика и культ ИПЦ в своих основных чертах сохранились традиционно-православные, каких бы то ни было существенных нововведений на этот счет не было».

При этом, во многом следуя существующему в то время социальному заказу, советские ученые акцентировались в своих статьях на те сектантские явления в религиозной жизни ИПХ, которые действительно имели место.

При этом, З. Никольская утверждала, что «с сектантами ИПХ сближает лишь враждебное отношение к церкви. … Являясь религиозным течением, принимающим догматы православного вероучения, ИПХ противопоставляют себя современной церкви в качестве единственно и монопольного преемника и носителя «святой православной апостольской соборной церкви».

Как можно увидеть из работ советских религиоведов, несмотря на их сознательный атеизм и существовавшие у некоторых ИПХ неортодоксальные взгляды, связанные скорее с их социальной принадлежностью к крестьянству, в целом они вызывали симпатию и уважение у московских ученых.

Под подобным же углом зрения ИПХ рассматриваются в книге Ф. Федоренко "Секты, их вера и дела".[4] ИПЦ там именуется черносотенной, белогвардейской, монархической и кулацкой организацией. При этом особенности культа и быта ИПХ изложены в превратном, искаженном виде.

Д.и.н. Александр Клибанов, который занимался изучением ИПХ в 60-70-е годы оставил следующие впечатления: «Посещая верующих на дому для бесед с ними, участники научного коллектива в то же время фиксировали в памяти внешнее состояние и внутренне убранство жилищ верующих, особенности их одежды, манеру держаться, характер речи и т.д. Мы, например, быстро научились отличать жилища сторонников ИПХ по обилию икон, сверкающих новыми окладами, разнообразной культовой утвари, ветоши, мишуры. Это были как бы жилые церкви.»[5]

«Внутреннее убранство их жилищ – редкие, подчеркивающие пустоту помещения предметы обихода (лавка, табурет, стол), иконостасы в красном углу, одежда, поношенная, слинявшая, часто из домотканого материала, - все это было под стать облику фанатичных угрюмых, исподлобья глядевших, цедивших слова собеседников (П. Д. Корин на некоторых полотнах своей сюиты «Русь уходящая» запечатлел образы богомольцев, удивительно напоминающие ИПХ)».

В вышедшей в 1973 году книге «Религиозное сектантство в прошлом и настоящем», А. Клибанов отмечает, что «следует внести коррективы в наблюдения, сделанные нами в 1959 г. Численный состав ИПХ в действительности был бОльшим, чем об этом позволяли судить наши материалы. Коррективов требует и самая оптимистическая оценка, которую мы в свое время давали темпам разложения и упадка этого религиозного течения. Не случайно, что изучение именно этого религиозного течения оказалось менее научно эффективным по сравнению с другими. Оно нам известно было менее всех других».

В период очередной компании против Истинно-Православной Церкви, которая началась вместе с так называемым хрущевским гонением на веру (1957-64 гг.), но не закончилась вместе с отставкой Хрущева, была возобновлена практика 30-х годов по созданию агитационных книг и фильмов против «сектантов-изуверов ИПЦ» для широких слоев населения.

Первой картиной, предназначенной для широкого показа в рамках антирелигиозной борьбы, стал документальный фильм режиссера Дмитрия Дальского «Липкая паутина», снятый на Пермской киностудии в 1961 году. Фильм рассказывает о судебных процессах против ИПХ в Татарии, ценность представляют съемки подпольных церквей и беседы с членами общин ИПЦ.

В 1962 году на экраны СССР вышел художественный фильм «Молодо-зелено», режиссер Константин Воинов, производство киностудии «Мосфильм». В фильме снимались популярные артисты кино Ю. Никулин, О. Табаков, Михаил Ульянов. Роль священника РПЦ МП досталась Евгению Евстигнееву. В одном из эпизодов картины, официальный священник хвалит комсомольцев, которые привели его в милицию за горячность их веры и предлагает молодежи вместе бороться против «сектантов из ИПЦ».

Известный сегодня писатель и сценарист популярного сериала "Дальнобойщики" Юрий Перов начинал в 60-е годы как корреспондент комсомольских изданий. Своеобразным итогом его газетной работы стала приключенческая повесть «ИПЦ», вышедшая в 1969 году в изд-ве ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия». В одном приморском городе происходят странные события. Убийства старушек, нападение на священника местной церкви и т.д. Милиция начинает расследование. Руководит операцией старый чекист, еще в 20-х уничтожавший «колчаковских бандитов» в Сибири, а исполнителем, под видом матроса лодочной станции, внедряется молодой оперативник. В итоге раскрывается опасная секта «Истинно-Православная Церковь», руководит которой бывший колчаковский офицер Казаков, неосмотрительно помилованный в 1920-м молодым сотрудником ЧК Меньшиковым, покоренным его мужеством в бою и на допросах. Члены секты подрывают доверие людей к советской власти, официальной церкви и запугивают несогласных убийствами.

Наиболее ценной монографией этого периода стала вышедшая в 1977 году книга А.И. Демьянова «Истинно-православное христианство. Критика идеологии и деятельности»[6].

Этот исследователь сам происходил из семьи верующих ИПЦ, как он сам отмечает в своей работе. Поэтому, несмотря на критическое в целом отношение к ней, автор, сознательно вставший на атеистические позиции, совершенно справедливо рассматривает особенности ее жизни и вероучения на примере общин Воронежской, Тамбовской и Липецкой областей. Для сегодняшнего дня чрезвычайно важны две мысли А. Демьянова. Во-первых, он достаточно авторитетно указал на недопустимость классификации ИПХ как «сектантов», чем сегодня особенно грешат конфессиональные исследователи из РПЦ МП:

«Чисто формальный подход к религиозной классификации характерен только для представителей официальной теологии, которые господствующие вероисповедания именуют церквами, а группы верующих, не согласные с ними и отколовшиеся от них – сектами. С формальной стороны церковники зачисляют в разряд сектантов и ИПХ. Примирившиеся с социалистическим строем служители культа стремятся в настоящее время отгородиться от приверженцев тихоновской идеологии. Им выгодно считать раскольниками и сектантами верующих, не признавших церкви сергиевской ориентации и ведущих антиобщественный образ жизни». В некотором отношении термин «секта», говорит он, применим к федоровцам, николаевцам, иоаннитам, которые в процессе отхода от церкви более радикально подвергли изменению православный культ и вероучение, а не ко всему ИПХ в целом.

Во-вторых, заявил о тождестве понятий ИПЦ и ИПХ и неправомерности относить их к разным религиозным течениям. «Подавляющее большинство порошенных нами «истинных» заявили, что признавали тихоновских священников и до того времени, пока была возможность, оставались их верными последователями. Установлено, что священники-тихоновцы обслуживали не только узкий круг своих приближенных, но через связных – и более широкую периферию ИПХ. Конечно, не все приверженцы ИПХ имели связи с «истинными» священниками, однако это не говорит о том, что имеющих возможность причаститься и не имеющих такой возможности надо делить по принципу поповцев и беспоповцев».

Основателями и духовными учителями ИПХ, А. Демьянов называет митрополитов Иосифа Петроградского и Агафангела Ярославского. И именно их считает «настоящими» тихоновцами. Ученый совершенно справедливо указывает, хотя и на специфическом «советите», что упадок движения ИПХ в тех или иных регионах СССР объясняется репрессиями государственных органов. При всей ангажированности и однобокости, книга А. Демьянова остается ценнейшим документом для историка Катакобмной Церкви в СССР и в настоящее время.

«Идеология ИПХ – это прежде всего идеология старого русского православия, выступающая в виде целого ряда идей, взглядов, поучений и узаконений, изложенных в постановлениях церковных соборов и сочинениях отцов церкви. Приверженцы «истинного» православия считают единственными и достойными наследниками «святой соборной и апостольской церкви» себя. Но суть дела не в том, какое течение вернее выражает дух «апостольской церкви», а в том, что из общей для православия системы веро- и нравоучения развились два идеологически различных направления.

Первое направление, представленное православной церковью сергиевской ориентации, объявив о лояльном отношении к Советской власти, вслед за социально-политической переориентацией пошло по пути модернизации некоторых сторон идеологии, приводя ее в соответствие с настроениями верующих масс. …

Второе направление, впитав в себя наиболее реакционную часть духовенства, монашества и кулачества вылилось в открытое контрреволюционное религиозно-монархическое движение, последователями которого в настоящее время являются так называемые ИПХ. Идеология «истинных» - это не просто идеология православной церкви дореволюционного периода, это (в отличие от современной церкви) идеология тихоновщины».

Например, в противовес такому конфессиональному автору, как протоиерей РПЦ МП В. Цыпин, который утверждает, что после II мировой войны в СССР оставались всего лишь немногочисленные группы верующих ИПЦ, А. Демьянов указывает регионы распространения этого религиозного течения по состоянию на начало 70-х годов XX века. Он насчитывает несколько больших регионов:

1. Черноземье (Воронежская, Тамбовская, Липецкая, Белгородская, Орловская, Курская обл.);

2. Украина (Харьковская, Луганская (Ворошиловградская), Сумская и др. обл);

3. Донская, Кубанская обл., Северный Кавказ;

4. Поволжье (Татарская, Мордовская, Чувашская АССР, Ульяновская, Пензенская, Саратовская и Куйбышевская обл.);

5. Ивановская, Ярославская, Горьковская, Костромская и Владимирская обл.;

6. Алтайский край и Новосибирская, Томская, Кемеровская обл., Красноярский край.

Кроме этих, пишет автор, есть меньшие заметные группы: в Казахстане (Караганда, Чимкент), Ташкенте, Коми АССР, в Брянской и Кировской обл., других районах СССР.

Численность их, отмечает он, не известна.

Анализируя особенности религиозного мировоззрения ИПХ А. Демьянов останавливается на их более глубокой и искренней, по сравнению с прихожанами официальной советской церкви, религиозности (хранении постов, праздников и т.д.), а также упоминает о почитании тех же самых святых, что в этом время параллельно чтились, например, русским Зарубежьем. «Значительное место в культе наиболее почитаемых ИПХ «святых» занимают неканонизированные «святые». К ним относятся Иоанн Кронштадтский, патриарх Тихон, Иосиф Петровых, Алексей Буй, епископ Уар и другие, по мнению ИПХ, пострадавшие от антихриста и прославившие истинную веру Христову».

Фактически, если бы сегодня не осталось ни одного источника о существовании и деятельности Катакомбной Церкви в Росси, для доказательства ее существования и широкого распространения было бы достаточно одной книги Александра Демьянова. Несколько забегая вперед, стоит отметить, что конфессиональные исследователи истории Русской Церкви в XX веке из РПЦ МП с ней знакомы (судя по приводимой в их книгах библиографии), но данные и выводы советского ученого или замалчиваются или подаются более чем однобоко.

Тема исследований Катакомбной Церкви и ИПЦ в России приобрела новый интерес для историков после крушения советской власти. С 90-х годов стало возможным говорить о реальных причинах видимого «проигрыша» ИПЦ перед лицом сергиевской церкви. Единственной, но самой существенной причиной «исчезновения» ИПХ стали репрессии советских карательных органов, которым в меру сил помогали представители церкви сергиевской ориентации.

В 1991 году вышло в свет первое издание книги М.Л. Зеленогорского о видном иерархе Катакомбной Церкви священномученике Андрее архиепископе Уфимском. В 2011 году читателям было представлено ее второе, расширенное и дополненное издание, включающее архивные документы, воспоминания и переписку священномученика.[7] Книга стала одним из первых в СССР документальных свидетельств о жизни и позиции Катакомбной Церкви во время сталинских гонений на религию. Особую ценность книге придает тот факт, что автор является ортодоксальным иудеем и в настоящее время живет в Израиле. Эта религиозная отстраненность позволяет ему исследовать жизнь и позицию катакомбного иерарха без оглядки на церковную или государственную политику.

В последние 20 лет наиболее заметным историком, работы которого проливают свет на деятельность Катакомбной Церкви на начальном этапе ее появления, стал Михаил Шкаровский. Он достаточно объективно рассматривает ситуацию церковного разделения 20-30-х годов и с уважением относится к подвигу новомучеников. При этом для М. Шкаровского характерно уравнивание подвига верующих ИПЦ с деятельностью легальной церкви. Достаточно много в его работах сведений и о тех катакомбных общинах, которые никогда не порывали молитвенного общения с сергиевской иерархией. В этом смысле этот современный автор, сохраняя необходимую светскому историку беспристрастность, в ряде своих суждений служит связующим звеном с конфессиональной историографией РПЦ МП.

Вот это утверждение исследователя после первой публикации[8] кочует по разным книгам и статьям конфессиональных авторов из МП, но, к великому сожалению, в отрыве от прочих материалов петербургского ученого:

«Между патриаршей и ИПЦ не было непроходимой пропасти. Основная масса катакомбников не отрицала законности официальной иерархии и считала опасным полностью отрываться от нее при всех ее недостатках. Известно также, что когда в 1950-х гг. митрополит Киевский Иоанн приехал к первосвятителю и стал жаловаться, что в его епархии много катакомбников, в ответ владыка Алексий даже прослезился и сказал: «Да Вы должны Бога благодарить, что их у вас так много, так много подлинных молитвенников перед Господом за грехи наши».

В начале 1960-х годов катакомбное движение получило новый импульс для развития. Когда в результате гонений и закрытия массы храмов, тысячи священников остались без мест и регистрации, большинство их не отказалось от сана, а продолжало обслуживать духовные нужды верующих тайно от гражданских властей. Так, схимитрополит Геннадий (Секач), от которого идет наиболее многочисленная сейчас катакомбная иерархия, был до 1962 г. патриаршим священником, но оказался изгнан с прихода и стал служить нелегально. На оживление деятельности ИПХ власти отреагировали новым походом на них. В 1959 -60 гг. в специальный женский лагерь строгого режима в Мордовии было отправлено около 300 мирянок и монахинь за участие в жизни ИПЦ, сопротивление закрытию церквей. Но катакомбное движение не было разгромлено. Боле того, в последний хрущевский период некоторые иерархи патриархии – митрополиты Никодим (Ротов), Иоанн (Вендланд), Леонид (Поляков) и другие, опасаясь, что «видимую церковь» полностью уничтожат, рукополагали значительное количество тайных священников для катакомб».

Эти данные подхватывает А. Беглов в книге «В поисках безгрешных катакомб».[9] К сожалению, ни Шкаровский, ни Беглов не приводят конкретных фактов не просто массового признания ИПХ «советской» церкви, но хотя бы имени одного священника тайно рукоположенных митрополитом Никодимом (Ротовым). Зато о его деятельности показательно свидетельствует протоиерей Православной Церкви в Америке (ПЦА) о. Димитрий Константинов: «Он всегда был ставленником режима и, по выражению одного зарубежного деятеля, сделал свою головокружительную карьеру «на крыльях власти».  … К сожалению, почти все свои способности и дарования, данные ему Богом, митрополит Никодим целиком отдал на службу диктатуре в области религиозного фронта, заслужив и внутри СССР и заграницей прочную репутацию «трубадура» диктатуры, не стесняющегося на любых трибунах выдавать мифы диктатуры за церковную правду и прикрывать святительским омофором все ее утверждения».[10]

Тем не менее, М. Шкаровский признает широкое распространение общин ИПЦ и тот факт, что они сохранились до начала 90-х годов, когда многие из них влились в появившиеся в СССР и РФ приходы РПЦЗ и греческих ИПЦ.[11]

К сомнительным успехам М. Шкаровского стоит отнести введение в официальный научный оборот данных так называемого «Новоселовского архива», в том числе о «Кочующем соборе ИПЦ», предоставленные ему Амвросием Сиверсом-Смирновым, выдающем себя за епископа «андреевской» ветви ИПЦ, тайно рукоположенного катакомбными иерархами.[12] Впоследствии ученый признал что сожалеет об этой ошибке, допущенной им в самом начале исследований Катакомбной Церкви.

2. Традиция исследования Катакомбной Церкви РПЦ МП, развивавшаяся в недрах этой конфессии сначала отрицала существование Катакомбной Церкви, потом сосредоточилась на доказательствах ее неканоничного существования, а сегодня пытается обосновать, что почти все нелегальные приходы находились в каноническом общении с иерархией МП, а разрозненные и немногочисленные общины ИПЦ представляли собой сектантские квазицерковные образования, далеко отошедшие от православной церковности.

Эпиграфом к этой традиции можно поставить слова бывшего профессора церковного права Белградского университета и консультанта РПЦЗ, ставшего после войны проф. МДА  Сергея Викторовича Троицкого: «миф о «катакомбной Церкви» - главный козырь карловацкой пропаганды» и что «под маскировкой «катакомбной Церкви» скрывается измена Родине».[13]

Печальную традицию отрицания существования гонений на религию в СССР, а значит и самого смысла христианского исповедничества, которое вдохновляло чад ИПЦ к проповеди Христа, несмотря ни на какие гонения, заложил основатель Московской Патриархии митрополит Сергий (Страгородский) и его непосредственные сотрудники и соепископы, митрополиты Николай (Ярушевич) и Алексий (Симанский). Под давлением советской политической полиции, митрополит Сергий еще в 1930 году заявил в своем интервью ТАСС, о том, что «в Советском Союзе никогда не было и в настоящее время не происходит никаких религиозных преследований», «церкви закрываются не по приказу властей, а по желанию населения»[14] и т.д. Подобная ложь была повторена Сергием и его помощниками в 1942 году в книге «Правда о религии в России».[15]

Стоит напомнить, что еще в 1929 году сергиевский синод издал определение, согласно которому все епископы, клирики и миряне, не подчинившееся ему и сохранявшие молитвенное общение с митрополитом Иосифом Петроградским, епископами Виктором Вятским и Алексием Воронежским объявлялись раскольниками, утратившими благодать таинств. Впоследствии, это отлучение не помешало на Архиерейском Соборе 2000 года, некоторых из них объявить святыми Московской Патриархии.

Наиболее известной книгой, посвященной церковным разделениям XX века долгое время оставалась диссертация будущего митрополита Санкт-Петербургского Иоанна (Снычева), «Церковные расколы в Русской Церкви. 20-30 годов XX столетия – григорианский, ярославский, иосифлянский, викторианский и другие, их особенности и история», написанная им в 1964 году на основании архива митр. Мануила (Лемешевского) и дважды переизданная в 90-е годы.[16] Несмотря на все идеологические штампы, он долгое время оставалась единственным источником по истории церковных разделений 20-30 гг.

В этой книге и позиции митрополита более всего удивляет не та тональность, которую он взял в 60-е годы, в период государственных гонений и атеизма, а то, что он полностью солидаризировался с ней уже в 90-е годы, отметив в предисловии, что разделяет свою позицию и оценки тридцатилетней давности.

Например, он положительно оценивал все деяния митрополита Сергия, утверждая, что в случае ухода Церкви в подполье, она бы превратилась в сектантское общество: «РПЦ, управляемая митр. Сергием, сохранила себя от потопления, в то время как все отколовшиеся от нее потерпели полное кораблекрушение и погибли в волнах житейского моря. В этом и заключается величайшая заслуга митр. Сергия перед Церковью, наперед предусмотревшего подводные камни и опытной рукой проведшего мимо них церковный корабль».

 Митрополит Иоанн непосредственно о Катакомбной или Истинно-Православной Церкви не говорит ничего, хотя, как мы видели выше, советская печать уделяла ей достаточно много места. Но даже само молчание представителя официальной сергиевской церкви было весьма понятным для властей: ИПХ -  сектанты и отношения к Православной Церкви не имеют. Кроме того, своим молчанием представители МП фактически соглашались с общественным статусом ИПЦ как подпольной, антигосударственной организации, только выступающей «под маской религии».

Тем не менее, митрополит Иоанн подробно рассматривает причины церковного разделения, которые привели к появлению сергиан и истинно-православных, что имеет важное значение для понимания мотивов как тех, так и других. Приводя достаточно подробно аргументацию иосифлян о выходе из административного подчинения сергиевскому временному синоду, митрополит называет ее несостоятельной, хотя и признает, что «некоторые канонические основания она под собой имела». Объяснения недолговечности «иосифлянского раскола» у него самые прозаические – низкие моральные качества его руководителей. Например, он отмечает, что митрополит Иосиф (Петровых) находился в «духовной прелести», вызванной его самомнением и превозношением, в которые он впадал еще в первые годы своего иерейского и архиерейского служения.

Соответственно и причинами угасания иосифлян стали не репрессии ГПУ-НКВД-МГБ, а божественное провидение и сила Православной Церкви.

«Характерно, что умиравшее движение иосифлян временами как бы пробуждалось и пыталось закрепиться слабыми корнями на поверхности церковной жизни. Однако сила Православия разрывала нити корней и не давала возможности укрепляться».

Поэтому ИПЦ ждал закономерный итог: «Итак, к концу 1929 года иосифлянская паства лишилась своих руководителей и пастырей и осталась в том жалком состоянии, к которому неизбежно вели вожди раскола и о котором предупреждали лучшие иерархи Православной Церкви».

Соответственно оценке зарождения Катакомбной Церкви или ИПЦ, следует и оценка ее современного состояния. Напомню, что работа писалась в начале 60-х годов.

«Паства же иосифлянская была фактически оставлена на произвол судьбы.

Часть ее по обстоятельствам присоединилась к Православной Церкви, а другая, более упорная, приняла скитальческий образ жизни и, предоставленная самой себе, все дальше и дальше удалялась от живительных источников, умирая на пути удаления без покаяния и причащения Св. Христовых Тайн». Подобные оценки перекочевали из труда митрополита Иоанна (Снычева) в большинство конфессиональных изданий РПЦ МП, где тиражируются даже до сего дня.

Например, несколько раз переизданный учебник Д. Поспеловского «Православная Церковь в истории Руси, России и СССР»[17] практически слово в слово повторяет оценки покойного митрополита. Так, он утверждает, что из всех иосифлянских епископов, которых он насчитывает «от восьми до двенадцати» (в реальности около 40), только вл. Димитрий Гдовский отошел от митрополита Сергия непосредственно из-за декларации, а остальные руководствовались личными мотивами. Дмитрий Поспеловский не отрицал существование Катакомбной Церкви, но попытался представить это явление как весьма кратковременное – до 1945 года и почти полностью лояльное курсу митрополита Сергия.

Для рассказа о событиях 20-30-х годов, кроме вышеупомянутого труда, Д. Поспеловский привлекает всего один источник: изданные в 60-е годы в Германии воспоминания бывшей певчей Знаменской церкви Детского Села (Царское Село, Пушкин) Натальи Китер, которые стали важной частью формирования представления об истории внутри РПЦ МП. Знаменская церковь до 1941 года оставалась единственной в городе открытой церковью и принадлежала к сергиевской ориентации. В частности, Наталья Китер сообщает что вместе с гонениями подпольной или катакомбной стала бОльшая часть «патриаршей церкви»: «Значительная часть верующих в обширных районах, где не оставалось ни одной открытой церкви, обслуживалась бродячими тайными священниками, которые и составляли так называемую «катакомбную» Церковь во всем ее разнообразии. Были в «катакомбах» и «непоминающие», и немало «сергиан» - незарегистрированные бродячие священники и их паства, и не думавшие порывать с митрополитом Сергием. Об этом периоде церковная писательница Китер говорит как о всеобщем религиозном подполье. По сути, подпольной была во второй половине 30-х гг. и патриаршая Церковь».

Вероятно Д. Поспеловскому принадлежит также честь первооткрывателя главного тезиса, которым в РПЦ МП пытаются доказать неканоничность катакомб после 1945 года. Речь идет о позиции архиепископа Ковровского Афанасия (Сахарова), который с 1926 года находился в заключении, где принадлежал к непоминающим митрополита Сергия иерархам, но в 1945 году, также из заключения, написал письмо избранному патриархом РПЦ МП Алексию (Симанскому), в котором признавал его патриаршее достоинство и просил принять в общение: «Епископ Афанасий вернулся из ссылки в патриаршую Церковь в 1945 г. с избранием патриарха Алексия I, когда раболепство церковноначалия перед Сталиным достигло своего апогея. Отсидевший в лагерях и ссылках 33 года, епископ Афанасий был в то время самым авторитетным катакомбным лидером. Его призыв к возвращению в патриаршую Церковь вернул и подавляющее большинство катакомбников».

Уже сформировавшаяся в зарубежных приходах Московского Патриархата (к которым принадлежал Поспеловский) позиция, принимается и тиражируется с некоторыми модификациями на родине, в период начавшегося с 1991 года нового периода взаимоотношений РПЦ МП и светской власти. Интересно, что новый, с 90-х годов официальный историограф Русской Церкви в МП протоиерей Владислав Цыпин в своих работах не говорит ни слова о том, что в 60-е годы внутри МП протестовал против предательства интересов Церкви мученик Борис Талантов, в 70-е годы стала широко известна книга «Трагедия Русской Церкви» Л. Регельсона с отрицательными оценками сергиевского церковного переворота и курса, в 1986 году был осужден за антисоветскую агитацию написавший «неправильную» книгу по новейшей церковной истории диакон Владимир Русак. Их позиция, оценки, мнения никак не повлияли на официальную оценку этого периода с позиций РПЦ конца XX века. Так же впрочем, как и на оценку Катакомбной Церкви или о ИПЦ.  

В учебнике для духовных семинарий[18] протоиерей и профессор МДА В. Цыпин достаточно подробно и объективно излагает историю возникновения сергианства, а также размеры и условия жизни иосифлян и прочих ИПХ в СССР. В свете современных архивных данных, отрицать существование Катакомбной Церкви и сопротивление курсу митрополита Сергия немыслимо.

Однако после 1945 года все сразу меняется: «В послевоенные годы от прежних «непоминающих» в отделении от Церкви осталось несколько малочисленных подпольных общин, называющих себя «истинно-православными христианами», главным образом в Воронежской и Тамбовской епархиях, на Северном Кавказе и в Казахстане». Это – единственная информация, которую конфессиональный историк берет из упоминавшихся работ советских религиоведов, ссылка на которые стоит в библиографии к книге. Интересно, что советские ученые упоминали гораздо более широкий список мест распространения ИПЦ, но отмечали, что непосредственно изучали только общины в Тамбовской и Воронежской областях. В итоге, конфессиональные историки только их и указывают как существующие.

К подобному приему, например, прибегает и игумен Дамаскин (Орловский), автор официального для РПЦ МП труда о Новомучениках и Исповедниках Российских.[19] Он не отрицает существование ИПЦ, так как работает на основании многих архивных дел, в которых черным по белому написано, в чем обвинялись те или иные мученики. Но «дозволенный» исторический интервал ее существования содержит четко.

Например, описывая житие священномученика Василия епископа Кинешемского[20], текст которого он почти полностью копирует с изданного в РПЦЗ[21], исчезает такое важное обстоятельство последних дней жизни святого:

«Кончалась война, власти устанавливали с Церковью лояльные отношения на условиях компромисса, в котором от Церкви требовалось все, а власти взамен обещали не убивать священников и епископов, не подвергать их заключению, открыть некоторое количество храмов и семинарий. Власти снова стали принуждать Василия Кинешемского к признанию Сергиевского синода.

- Вы знаете, за что сидите. Признайте Синод и мы сейчас же вас освободим и самолетом отправим в Москву, где вас вылечат и вы будете жить.

Святитель отказался.

- Тогда сидите, мы не имеем права вас отпустить.

Видя, что епископ тяжело болен, верующие женщины упросили местного архиерея прислать священника со Святыми Дарами, что и было исполнено. Владыка исповедался, но от причастия отказался».

Подобным купюрам в книгах игумена Дамаскина подвергаются и жития других мучеников, чья позиция не соответствовала принятой в концепции МП идее, о полном признании достоинства патриарха Алексия (Симанского) всей церковной иерархией на родине с 1945 года.

Поскольку в 50-60-е годы гонениям подвергалась и официальная церковь РПЦ МП, то этот факт используется создателями взглядов о существовании только "правильной" Катакомбной Церкви. Например, Фонд им. Александра Меня издал несколько книг, посвященных духовному становлению будущего священника, родители которого окормлялись у последователей еп. Афанасия (Сахарова" и вошли впоследствии в РПЦ МП. Например, книга Веры Яковлевны Василевской (тетки А. Меня) "Катакомбы XX века" посвящена воспоминаниям именно о таких священниках.[22]

Относительно 70-х годов XX века формируется культ "катакомбных" священников в рамках МП, рукоположенных митрополитами Никодимом (Ротовым) и Иоанном (Вендландом). Несмотря на то, что говорится о десятках таких священников, реально известен фактически только один из них - протоиерей Глеб Каледа.

Например, о том, что именно о. Глеб и был фактически "катакомбной церковью" в СССР, говорится в вышедшей в 2008 году монографии Алексея Беглова, сотрудника Института всеобщей истории АН РФ «В поисках безгрешных катакомб. Церковное подполье в СССР».[23] В этой работе автор называет утверждения о существовании в СССР независимой от МП и неединомысленной с ней Катакомбной церкви «мифами»! Он даже критикует М. Шкаровского за то, что его работы лежат «не выходят за пределы «катакомбной» концепции», а сам историк больше интересуется «нелегалами-оппозиционерами», а не деятелями «патриаршей церкви».

«Выражение «катакомбы» стало орудием идеологической полемики авторов, принадлежавших к Русской Православной Церкви Заграницей. Мощное подполье в СССР, оппозиционное Московской патриархии, по мысли деятелей Зарубежной Церкви, доказывало нелегитимность легальной иерархии и тем самым оправдывало претензии РПЦЗ на имя единственной преемницы «тихоновской церкви».

А. Беглова нельзя упрекнуть в незнании источников. Читая его текст и смотря библиографический список, видно, что он знаком как с работами советских авторов 60 – 70-хх годов, так и с изданиями РПЦЗ. Но, как я уже выше говорил, из того же самого материала делаются совершенно другие выводы. Например, используя исследования ИПХ в Воронежской и Тамбовской областях, сделанные коллективом под руководством А. Клибанова или данные А. Демьянова, он выбирает оттуда только свидетельства о крайних, сектантских тенденциях, экстраполируя их на всю ИПЦ, не замечая хотя бы тех цитат, что я приводил выше: «Редукция богослужений и исчезновение таинств к 1950-м гг. стали отличительной чертой «катакомбной» субкультуры, равно как и уверенность в особой благодатной одаренности почитаемых лидеров. /…/ Общность базовых представлений и поведенческих стратегий этих общин обусловила сближение и других элементов их мировоззрения и религиозных практик. Так, антисоветский эсхатологизм был питательной средой для напряженных эсхаталогических ожиданий, которые с неизменным постоянством в этот период и позже перерастали в эсхатологические движения новохлыстовского толка. Поэтому мифология и отчасти религиозные практики нового хлыстовства широко распространялись в пределах всей «катакомбной» субкультуры. Подобным образом обстояло дело и с «катакомбными» богослужениями. К 1950-м гг. отличительными чертами «катакомбной» субкультуры стали редукция богослужений и исчезновение таинств».

 «Легализация церковного подполья стала толчком для поляризации подпольных общин и формирования новой «катакомбной» субкультуры, противопоставившей себя базовой религиозной культуре патриаршей Церкви. В мировоззрении носителей альтернативной субкультуры соединились антисоветский эсхатологизм, церковно-оппозиционные настроения и поведенческий изоляционизм. В ней в качестве нормативных закрепились религиозные практики, существовавшие в подполье к середине 1940-х гг. и представлявшие собой деградировавшие церковные практики, в ней сформировался свой религиозный фольклор, обосновывавший размежевание с легальной Церковью. Широкое распространение в рамках альтернативной субкультуры получили хилиастические воззрения и представления о своих лидерах как о воплощениях Божества».

При этом А. Беглов продолжает не замечать источников подобных искажений в церковном сознании ИПХ: репрессии против духовенства и низкий образовательный уровень верующих, которых изучали советские ученые. Также А. Беглов не может не знать, что ничего подобного не было там, где сохранилась связь с немногочисленными священниками. Но более всего удивительно, что в XXI веке с высокой «научной» трибуны продолжают тиражироваться советские штампы о том, что ИПХ и Катакомбная Церковь всего лишь внешняя оболочка, под которой советские авторы видели контрреволюцию и измену Родине, а А. Беглов сектанство.

В середине 2000-х годов несколько очень важных и объективных книг по истории ИПЦ было подготовлено в серии «Материалы по новейшей истории Русской Православной Церкви», которая выпускается под эгидой Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, во многом благодаря усилиям его ректора протоиерея Владимира Воробьева, члена синодальной комиссии по канонизации святых РПЦ МП. В первую очередь хотелось бы отметить книги священника Александра Мазырина о расколе 1927 года[24] и О.В. Косика о священномученике Дамаскине (Цедрике).[25] Во многих оценках авторы этих трудов сближаются с оценками представителей своих церковных оппонентов из ИПЦ.

Особняком в этой традиции стоит имя петербургского исследователя В.В. Антонова, который продолжая находиться в лоне РПЦ МП, в своих трудах допускает не очень приятные для нее подробности поведения некоторых «сергианских» иерархов в 20-30-годы. В прошлом году автор собрал свои статьи, посвященные иосифлянству и тайной Церкви в Петрограде в сборник, который не получил благословения для распространения в системе книготорговли РПЦ МП.[26]

3. Традиция исследования Катакомбной церкви в РПЦЗ и ИПЦ.

Эта традиция, которую также можно назвать конфессиональной, только с противоположным знаком, развивалась авторами из РПЦЗ, а с 90-х годов и из различных общин ИПЦ в бывшем СССР, относится к истории Катакомбной Церкви как к корневому, основному событию истории Русской Церкви в XX веке, полагая, что сергиевская церковная организация совершенно отпала от Православной Церкви.

Среди авторов, принадлежащих в к РПЦЗ,  и описывающих ситуацию и положение ИПЦ в период конца 20-х – начала 40-х годов XX века стоит отметить протопресвитера Михаила Польского[27], профессора Ивана Андреева (Андреевского)[28], епископа Григория (Граббе)[29], иеромонаха Серафима (Роуз)[30] и многих других авторов, которых активно публиковал орган Архиерейского синода РПЦЗ журнал «Православная Русь».

 В 90-е годы в научный оборот вошел интереснейший пласт литературы, принадлежащей сторонникам ИПЦ и рассматривающий деятельность Катакомбной Церкви в послевоенный период, в 40-80-е годы. Наиболее ранним источником, который находился в обороте еще в самиздате, следует назвать «Письма катакомбного епископа А. к Ф.М.»[31], написанные в 1949-52 гг. Этот епископ еще тихоновского поставления стоит на позициях полного неприятия иерархии МП, называя ее "новообновленческой". Эту позицию, как мы уже видели, разделялась в Катакомбной Церкви повсеместно.

Так же в самиздате ходили воспоминания схиепископа Петра (Ладыгина), относящиеся к 50-м годам.[32] Из этих воспоминаний видно, что ИПЦ хоть и существовала с трудом, в виде плохо связанных друг с другом тайных общин, но осознавала как преемственность от Поместной Российской Церкви, так и свою обособленность от сергиевской Церкви, обязанной существованию властным структурам СССР и служащей его целям.

Сегодня опубликованы воспоминания еп. Варнавы (Беляева), умершего в 1962 году с ценными данными о существовании Катакомбной Церкви[33], многочисленные воспоминания священников и монахов ИПЦ, разбросанные по различным интернет-ресурсам[34].

Большой фактологический материал собран в книге схимонаха (схиепископа) Епифания (Чернова) «Церковь Катакомбная на земле Российской»[35]. Отец Епифаний в силу своего разочарования в исторической РПЦЗ в своем труде особенно акцентирует внимание читателя на тенденциях более строгого отношения катакомбных христиан к «советской» Церкви, чем это наблюдалось среди иерархии РПЦЗ в конце 80-х годов XX века.

За последние годы отмечен значительный рост изданий, посвященных исследованиям ИПЦ в 30-70-е годы, написанных если не с конфессиональных, то с симпатизирующих истинно-православным христианам позиций. Основное их количество выпускается московским издательством «Братонеж» в серии «Новомученики и исповедники Российские перед лицом богоборческой власти» основанная попечением И. И. Осиповой и Л. Е. Сикорской, научными сотрудниками общества «Мемориал».

Фактическим началом серии стала монография И. И. Осиповой «Сквозь огнь мучений и море слез…». Вместе с подлинными архивными документами НКВД, в книге используется данные так называемого «Новоселовского архива», о которых мы уже упоминали выше.[36] Дальнейшая деятельность соавторов состояла в публикации архивных документов об иерархах ИПЦ и воспоминаний верующих, собранных в экспедициях по историческим общинам Церкви, которые дополнили информацию собранную учеными при анализе следственных дел осужденных истинно-православных христиан.

Первой книгой серии стала биография священномученика Иосифа (Петровых) митрополита Петроградского[37], затем были выпущены книги, посвященные священномученику Димитрию (Любимову) архиепископу Гдовскому[38], священномученикам Сергию епископу Нарвскому, Василию епископу Каргопольскому, Иллариону епископу Поречскому[39], епископу Гурию (Павлову)[40] и сборник воспоминаний верующих ИПЦ.[41] В 2010 году к печати была подготовлена книга о священномученике Викторе (Островидове) епископе Вятском.[42] А осенью 2011 года появились 800-страничный том, посвященный тайному епископу ИПЦ Михаилу (Ершову)[43] и переиздание книги «О Боже премилосердный…». В настоящее время, как сообщают основатели серии, готовится второе, расширенное и дополненное издание жизнеописания святителя Иосифа Петроградского.

Десять лет назад появилась очень важная с точки зрения тематической историографии книга английского историка Владимира Мосса, посвященная истории ИПЦ в России, Греции и Балканских странах.[44] Книга, переведенная с английского языка, впервые в целостном и развернутом виде представила историю Российской ИПЦ как часть общеправославного движения внутри исторических Поместных Церквей, стоящего на подлинно церковных и традиционных позициях, логически вытекающих из всего предшествующего опыта Церкви.

Последним по времени изданием по рассматриваемой теме и написанной в историографическом жанре, стала книга С. В. Шумило об истории ИПЦ в СССР, которую сам автор называет «конспектом». В этом издании, действительно в сжатой конспективной форме излагается обзор церковной истории XX века до 1990 года, изложенные с точки зрения Русской Истинно-Православной Церкви (РИПЦ).[45] В силу краткости она пригодна для использования в качестве учебного пособия.

Таким образом, можно признать, что «открытие» Катакомбной Церкви состоялось не только для ее верующих, но и для широкого круга исследователей истории Церкви. Лишь некоторые авторы, находящиеся в рамках одной из конфессиональных концепций изучения истории Русской Церкви, предпочитают или не замечать этого факта или пытаться переписать историю, излагая и подбирая факты в выгодном для себя свете, уходя с исторического пути в область историософии.

Если смотреть объективно, сегодня публикация источников, воспоминаний и жизнеописаний идет впереди религиоведческого анализа данного течения Русского Православия, которое недостаточно изучено в специализированной литературе, что открывает большие перспективы не только для конфессионального, но и для академического изучения истории и вероучения Катакомбной и Истинно-Православной Церкви в России.