Валерий Суриков. Россия-Кавказ: Современное противостояние - истоки и выход (читая исследование Игоря Михеева)
Работу Игоря Михеева «Негативное сознание и проблема терроризма»[1] можно смело отнести к числу фундаментальных - она многое проясняет и может стать хорошим подспорьем как для практикующих политиков, так и для теоретиков русского национализма. Ее главная особенность заключена в том, что проблема рассмотрена четко и жестко: благодушная политкорректность решительно вынесена за скобки и благодаря этому автор получает возможность рассмотреть проблему не в узко-политическом ключе, а по существу.
Свое намерение рассмотреть по существу И. Михеев демонстрирует уже в самом начале работы, когда ставит под сомнение универсальность «социально-экономической детерминации терроризма», то есть ту идею-фикс, на которую страстно, безоглядно и тупо поставила практически вся без исключения наша власть - высшая, средняя, полусредняя.
Цифры, приводимые И.Михеевым и характеризующие политику «ублажения мусульманского Кавказа», большим секретом сегодня уже не являются. Но здесь важны не сами цифры, а тот вывод, который на их основе делается: программа ублажения расширяется, совершенствуется, а число терактов «уменьшается, разве что, в парадных реляциях правоохранителей».
Методически анализ И. Михеева построен безупречно. Он исходит из того, что терроризм нельзя объяснить исходя из какой-то одной универсальной причины - он по истокам своим многолик и потому сводить его к экономическому или чисто религиозному аспекту крайне легкомысленно, непродуктивно. Но в то же время И. Михеев признает существование у терроризма некоторых инвариантов - «неизменяемых конституционных свойства и источников». И что особенно важно, почему и можно говорить о методической безупречности, признается: отдельные факторы могут иметь разный удельный вес не только в отдельных, скажем, регионах, но и в одном регионе в разные времена.
Что касается инвариантов, то суть терроризма выделена И. Михеевым с предельной четкостью: «экстремальная форма самоутверждения некоей силы и выражение ею протеста против сложившегося порядка вещей». Держатся же самоутверждение и протест, по его мнению, на «некоей мировоззренчески, идейно и морально обоснованной санкции» и на определенном избытке «психической энергии».
Характеризуя северокавказский исламский терроризм, И. Михеев прежде всего подчеркивает, что доминантой в нем является этнорелигиозный мотив. Уже одно это соображение, считает он, является достаточным основанием, чтобы признать политику ублажения Северного Кавказа бесперспективной, ошибочной. Но мотив этот, уточняет далее И. Михеев, никак нельзя сводить только к протесту традиционного по своему духу исламского сознания против западной безбожной и бездуховной идеологии и культуры, то есть связывать протест исключительно с «глобальными «миссианскими» претензиями» ислама. Такая мотивация, вне всякого сомнения, имеет место. Но в ней, что, как кажется, для И. Михеева особенно важно отметить, наличествует существенный дефект: претензии ислама на духовное господство явно не соответствуют его «реальному положению», «реальным достижениями исламского мира в Новейший период».
Да, пишет И. Михеев, можно согласиться с фактом высокой пассионарности исламского мира. Но нельзя при этом забывать, продолжает он, и о том, что «пассионарность питает не только активность, но и амбиции».
Несоответствие между амбициями и реальными возможностями и создает, по И. Михееву, условия, благоприятные для терроризма. Последний становится единственной в этой ситуации возможностью «заявить о себе». Благо, ислам в доктринах джихада и шахидизма допускает санкцию «на истребление людей ради достижения религиозного идеала»…
Для самой же санкции обоснованием может быть представление о чувстве избранности, внушенном шахиду, которое характеризуется И. Михеевым как «превращённая форма еврейской ветхозаветной доктрины избранничества».
Связав санкцию с ветхозаветной идеологией избранничества, И. Михеев обращается к понятию негативного сознания. Собственно, почвой такого сознания и можно считать эту санкцию. Понятно, что оно не сводится, к санкции, но лишь запускается ею. Хотя с другой стороны без закваски негативного сознания такая санкция вряд ли может быть сформулирована. И. Михеев не останавливается на взаимоотношениях двух этих сущностей, он просто в своем изложении незаметно меняет одно базовое понятие (санкция) на другое (негативное сознание). Но эта замена не в носит диссонанса в изложении, оно просто переводится в другую тональность - более жесткую, более социально ориентированную.
В качестве главного признака негативного сознания И. Михеевым принимается «отрицание значимости и ценности жизни собственной и других людей». Но сам этот признак может реализовываться в различных формах. Он может быть связан с «бессознательным влечением к саморазрушению», но может и не быть проявлением «конституционного негативного сознания», а сводится всего лишь к некому импульсу – к «временной и ситуативной негативации сознания».
Ваххабитский террор И. Михеев относит к первому типу, палестинский и кавказский - ко второму.
Импульсивная, ситуативная негативизация сознания относится им к числу явлений, достаточно распространенных и среди вполне нормальных людей. Опасной же она становится, когда соединяется с высокой пассионарностью. Тогда и приходит время антиситсемных сект - сия психологическая особенность активно используется организаторами терактов для планомерной подготовки смертников.
Все эти рассуждения позволяют И. Михееву сделать очень важный, особенно для России, и главное обоснованный вывод о том, что «кавказский терроризм – часть глобального исламского терроризма, который суть ни что иное, как способ самоутверждения и преодоления глубинных комплексов миром ислама»
Да, он звучит предельно неполиткорректно, находится в непримиримом противоречии с грезами, модными ныне в среде высшего российского чиновничества, окончательно запутавшегося в мультикульуристских соплях. Но, видимо, пришло время извлечь голову из песка и признать вслед за И. Михеевым, что «религиозная составляющая самоидентификации у пассионарных этносов, или испытывающих пассионарную индукцию, или даже попросту сохраняющих традиционную культуру, намного сильнее гражданско-политической».
Добавить здесь можно, пожалуй, лишь следующее.
Говоря о монотеистическом мировосприятии, мы можем вести речь о двух его крайностях. О беспредельно раздутом личностном начале в иудаизме (доктрина избранности иудеев) и этом начале, почти полностью подавленном в исламе. В иудаизме избыточное личностное начало индуцировано самой идеей единого Бога, которая, увы, ветхозаветным иудеям, их культуре оказалась просто не по силам. Она не была полностью усвоена ими - доктрина избранности и есть результат этого несварения. Переход от представления о едином Боге к представлению об единственном народе был слишком очевиден и соблазнителен, чтобы его не совершить.
Христианство, с его идеей личного самостеснения - самообуздания личного начала - рождалось в преодолении этого совершенно естественного, можно сказать генетически обусловленного дефекта иудаизма Христианство действительно его преодолевало и тем самым не только превращалось в наднациональное миросозерцание, но и открывала эру перехода человека разумного к человеку нравственному. Ограничивающий - стремящийся ограничивать - себя по внутреннему, а не внешнему закону человек и есть человек нравственный.
Ислам, по молодости своей возможно, этой утонченности христианства не заметил, проскочил мимо и шарахнулся из одной крайности в другую - во внешнее подавление личного начала.
И Игорь Михеев точен предельно, когда сводит две эти крайности, трактуя чувство избранности шахидов как своего рода примитивизированную, вырожденную форму реализации идеи избранничества.
Собственно религиозные истоки мусульманского терроризма показаны И.Михеевым очень убедительно. Столь же убедительными звучат и его рекомендации, суть которых заключается в том, что у русских (если принять во внимание, что «мусульмане, когда они берут верх, с трудом терпят рядом с собой кафиров и толерантностью не страдают даже в лёгкой форме») остается два выхода, два пути одолеть терроризм. Либо медленно приспосабливаться - потихоньку, один за другим «спиливать кресты на кремлёвских храмах и ставить вместо них полумесяцы». Либо последовательно, всеми возможными способами цивилизованно сопротивляться нашествию.
Как сопротивляться?
В качестве возможной формы сопротивления И. Михеевым допускается и такая радикальная, как отделение Кавказа и решительное сокращение кавказских диаспор в России. Но понимая все сложности и последствия подобного «развода», он останавливается на иных - реальных рекомендациях. И прежде всего призывает власть быть трезвой и вменяемой «в оценке ситуации и практической политике» - принять, наконец, во внимание, что наряду с проявлениями чисто ситуативой негативации сознания существует и «глубинная русофобия северокавказских мусульман, то есть неприязнь к русским – конституционное свойство их психологии и их бытовой культуры, связанное с нашей очевидной этнической некомплиментарностью».
Именно поэтому, считает И. Михеев, центральной власти следует проводить в отношении Кавказа совершенно иную политику, суть которой может быть сведена к следующему: «пока будет террор со стороны кавказских исламистов в русских городах, Кавказ будет последовательно дискриминирован экономически и социально, инвестиции туда не пойдут, а выходцам с Кавказа будет закрыт въезд в крупные города за пределами Кавказа».
Причем, террор, видимо, надо понимать расширительно - не только взрывы, но и все, без исключения, формы навязывание своей воли, своей власти, своих обычаев на исконно русских территориях.
Идея абсолютно правильная. Она проста и оригинальна - опираясь исключительно на экономические санкции, использовать нерусские диаспоры для наведения в стране традиционного русского порядка…
«Упор нужно делать именно на среду – семьи, тейпы, суфийские общины – тарикаты, клановый и семейный бизнес диаспор, и т.п. Если после теракта будет жёстко поражаться в правах весь род террориста и нести убытки по всем линиям его тейп, всё его село, в котором на следующий день после теракта будет остановлено строительство на бюджетные деньги школы или дороги, то едва ли удавшийся теракт многими будет восприниматься как победа. А от самих таких «победителей» будут отворачиваться как от прокажённых».
Политика только подобного рода поможет не только удержать нынешнюю ситуацию, но и выправить ее в соответствии с традиционным для России типом отношений между русскими и остальными этносами. Нынешняя экспансия Кавказа в России чревата потрясениями. Попытка управлять ситуацией по нынешней схеме (ублажать Кавказ) бесперспективна и ничего, кроме лишений, не принесет - ни русским, ни, следовательно, кавказцам.
Длань русских - это и есть то, что в исторической перспективе обеспечит благополучие народов Кавказа. Но это должна быть сильная, требовательная - жесткая - длань, а не то суетливое, что возобладало сегодня - с усмешками, притоптываниями и расшаркиванием.
И Михеев, скорей всего, попадает в десятку, когда определяет ваххабизм, как «радикальный ислам, нанизанный на арабский нацизм» - «арабы - ваххабиты смотрят на нормативных мусульман, как масоны на профанов. Или, как евреи на христиан»… - «кавказские мусульмане, завлечённые ваххабитами, были, есть и будут у арабов на побегушках»…
В Чечне, - подчеркивает И. Михеев, - одним из первых это осознал Ахмат Кадыров…
Без русского прикрытия, следовательно, российские мусульмане, несмотря на все свои нынешние претензии и свою безразмерную фанаберию, обречены, получается, на судьбу трактирных половых при арабах… И только сильная русская, а следовательно, христианская, православная, поддержка, открывает им дорогу к достойному цивилизованному существованию. Эту парадоксальную связь русского христианства и российского ислама в нынешние непомерно горячие дни принять крайне сложно.
И. Михеев подобный вывод не формулирует, но вплотную подводит читателя к нему. Вот почему его исследование полезно прочитать многим, в том числе и российским мусульманам. С идеей патронажа православия им согласиться не просто, даже если понимать, что сей патронаж вовсе не решение вопроса об истинности веры. Этот вопрос здесь просто не рассматривается. Здесь другое: более молодая вера (а мусульманство на 7 веков моложе) нуждается в заботливом и ненавязчивом попечительстве. Так что перед российским мусульманами, действительно, судьбоносный выбор - чье попечительство принять… Русского православия или арабского ваххабизма.
Самое парадоксальное заключается в том, что только жесткая и строгая политика проводимая государствообразующим народом России может помочь здесь не промахнуться.
Исследование Игоря Михеева крайне полезно проштудировать и русским националистам, русским патриотам. Особенно тем из них, кто еще кривит губы и морщит нос при упоминании православия. Корни русской национализма религиозны - они в православии. От признания этого обстоятельства никуда не деться. Господа язычники, зороастрийцы, позитивисты, агностики… Увы, но с этим придется считаться….
[1] Данная работа была опубликована в Журнале "Голос Эпохи". Выпуск 2/2011 и книге Игоря Михеева Антисистемы и этонохимеры. Что стоит за гибелью народов и государств?
OZON.ru - Книги | Антисистемы и этнохимеры | Игорь Михеев | Библиотека журнала "Голос Эпохи" | Купить книги: интернет-магазин / ISBN 978-5-905074-40-7 |