Будучи у друзей на пляже Малибу (Калифорния) я смотрел телевизор как раз в то время, когда начался так называемый путч. Все выглядело как-то неестественно, то есть не спонтанно, как это бывает, если совершаются перевороты в правительстве. И странно то, что канал Си-Эн-Эн не включал прямой эфир до тех пор, пока не пошли танки, пока Ельцин не забрался на один из них... Меня еще сбило с толку, что толпа несла по улицам Москвы полукилометровый трехцветный флаг. Если событие происходило без сценария и не было подготовлено, то когда же успели сшить такую махину? Такое можно сделать только за несколько месяцев... Вот почему над всей пресловутой перестройкой продолжает висеть большой вопросительный знак. Но это все политика!

Накупался, хорошо загорел и улетел в Австралию. Дал ряд выступлений  у мачехи Австралии - на материке, где я проявился как певец, где меня признали и помогли выйти на мировую сцену, а главное, где жили мои родители, братья, сестра, племянники... – мое патриархальное семейство - опора и спасение для меня. После прикосновения к родной земле, у меня до какой-то степени изменился взгляд на окружающее. По-другому увидел, как работает мировой аппарат пропаганды: где ложь и где правда. Понял, что нужно де­лать, чтобы предохранить человечество от исчезновения с планеты. За время путешествий по вселенной у меня накопилось много записей в дневниках. Чтобы их перечитать и упорядочить, я решил поехать на семейную дачу к морю. Мне повез­ло, я оказался там один - значит никто не отвлечет. В декабре в Австралии самая жара. И вот, встав рано утром (мне не спалось, потому что ночь была очень душная), пошел на пляж. Народу мало, вода прохладная, песочек чистый, освежился, искупался и рас­положился загорать. А солнце поднималось выше, и все вокруг накалялось. Вдруг я за­метил дым над лесом, потом - огненные шары, прыгающие с дерева на дерево, треск, загудела сирена… Испуганные люди стали прибегать на пляж. Собаки, кошки и птицы – все тоже к воде. Паника началась такая, как будто началась война. Вижу дело неладно, пожар подбирается к нашей даче. Бегом туда. Прибежал и вижу: огонь приближается с такой скоростью, что никто с ним не справится. Стал поливать все вокруг водой: крышу, стены, фундамент, чтобы летящие искры не схватились. Подъехала пожарная машина с толстой и длинной водяной кишкой. А несколько дачных домов уже взорвались, как спичечные коробки. Я стал помогать пожарным спасать остальные дачи, и мы так увлеклись, что лопнуло соединение шланга, и наша кишка отлетела, и вода бьет в небе­са, а куда нужно, туда ни капли. Я вижу, дело проигрышное: сгорит - так сгорит... Волосы мои уже пропахли гарью, я побежал обратно на пляж подышать свежим воздухом и освежиться. Бегу к пляжу, а народ оттуда с ревом и испугом, подумал: «Неужели вода уже загорелась?..» Только хотел нырнуть, как на меня напали пчелы.  Тогда я понял, почему все удирали с пляжа. Так припустил ногами, что в один момент всех перегнал. Делать было нечего, стал опять помогать очередной пожарной команде... А первая команда уже потеряла свою машину, она сгорела вместе с дачами. На нашем участке было 25 ульев, а пчелы настолько верны маткам, что облепили ульи и не улетают. А огонь все ближе и ближе. Приехала еще одна команда пожарных и направила кишку с сильным напором воды вокруг нашей дачи, а огонь проглотил уже двадцать ульев, спаслось лишь пять, потому что их успели облить водой. Каким-то чудом огонь перед нашей и соседней дачей изменил направление. Видимо, все было мокрое и не за что было ему схватиться. Так спаслась наша дача. А пожар ушел в глубь леса и бушевал еще несколько дней. Вот и отдохнул Александр Васильевич! Такое событие всем испортило дачное настроение, особен­но напуганы были животные.

На следующее утро встал и ощутил в паху боль, подумал: «Ну, наверное, надорвался, подымая тяжелые вещи и таща пожарную кишку. Ни­чего, пройдет». Но не тут-то было, вскоре появился пузырь в паху, и усилилась боль. Быстро собрался и обратно в Сидней, к доктору. Доктор осмотрел и сказал: «Порван мускул, а так как ты певец, то лучше сразу сделать операцию». Через два дня я уже с зашитым швом лежал в госпитале и думал: «Вот какая человеческая жизнь, объехал всю вселенную и не получил ни единой царапины, а тут на отдыхе на собственной даче случилось такое». Все это было неприятно, а когда доктор сказал, что я не смогу петь на сцене шесть недель, тут совсем настроение упало. Для певца не петь один день - плохо, а уж шесть недель - это трагедия! Но ничего не поделаешь, с этим нужно смириться. Стал ра­ботать на стройке, помогать братьям в строительной фирме и писать воспомина­ния.

Чем дольше я жил в Австралии, тем сильнее меня тянуло в Россию. Поправив­шись после ранения, я собрался и полетел на родную землю. В этот раз я уже ле­тел без лишних волнений, знал, что и кто меня ждет. После путча в Москве все как-то притихло. Приехав, сразу позвонил в город Омск и узнал, что уже идет подготовка к фестивалю русской культуры "Душа России". В Москву специально прилетит главный режиссер праздника, для того чтобы со мной обсудить программу на всю неделю фестиваля. Такая весточка меня обрадовала, так как никто не верил, что мне удастся это мероприятие провести. Но у меня была вера! Я знал, что будет очень трудно, но также знал, что празднество приурочено к 600-летию со дня рождения великого русского святителя Сергия Радонежского и 180-летию первой отечественной войны 1812 года. А с таким духом все можно преодолеть! Приехал режиссер, обсудили все вопросы по программе и устройству фестиваля, дал ему список тех, кого из артистов и гостей желательно пригласить.

До фестиваля оставалось три месяца и я решил посетить казачьи земли - Кубань и Дон. Сначала заехал в город Воронеж. Там  меня встретил русский поэт Владимир Саблин, человек маленького роста, но гигантского духа. Не могло быть и речи, чтобы я остановился в гостинице. Увез он меня к сeбe на квартиру, где встретила меня милейшая женщина, жена Владимира Галина. Владимир всю свою жизнь провел на Кавказе и даже вид у него стал «орлиный». Человек бесстрашный. Он и с медведем бороться пойдет. Здесь я передал все в руки поэта: с кем встречаться, а с кем нет. На следующий день была назначена пресс-конференция, где присутствовали деятели культуры, писатели, музыканты, певцы... Были и казаки.

Город Воронеж очень красивый. Как и во всех древних русских городах, храмы, монастыри, памятники всюду дают о себе знать, и здесь это не было исключением. Квартира была напротив двух памятников великим русским писателям – поэтам Кольцову и Никитину. Чуть-чуть подальше стоял памятник Петру Первому, а еще ­дальше -  великолепный русский храм. Когда я встречался с деятелями культуры, то я им подал идею провести праздник русской культуры в городе Воронеже. И к моему приятному удивлению, через день я уже был у губернатора,  и он дал согласие провести такой фестиваль в следующем году.

Как прекрасно развивался мой приезд в Россию на этот раз! Позна­комился с военными, которые, как это ни странно, обо мне уже много знали. Попросили выступить в военном училище с концертом, на что я охотно согласился. Я с детских лет питаю уважение к людям  в военной форме. Может быть потому, что с обеих сто­рон у меня военные корни. С маминой стороны даже есть дальний родственник адмирала Уша­кова. Осмотрел порт, откуда выходили в плаванье первые русские корабли, выставку талантливых местных русских художников и поехал на другую сторону реки к монастырю. По дороге мне рассказали, что монастырь очищают и восстанав­ливают две сестры, обе по образованию инженеры, но, видимо, современная жизнь настолько опустела, что они решили оставить светский мир и уйти в монастырь, где под Божьим покровом молятся, трудятся для спасения душ, русского народа, ма­тушки России. И какое чудо я увидел, когда мы зашли на святое место - молодые солдаты помогают восстанавливать монастырь! Одна монахиня ведет богослужение в храме, а другая трудится в огороде и в саду поучает молоденьких послушниц, как обрабатывать землю, чтобы были хорошие урожаи. Поставили свечи, помолились, игуменья спросила наши имена, чтобы записать в книгу о здравии, и мы отбыли. Минут через двадцать водитель остановил автомобиль и сказал: «Пойдите, выпейте святой воды из родника». Сначала я подумал, что он шутит, но он очень настаивал, чтоб мы пошли. И, действительно, когда мы спустились под горку, то увидели, что из земли бьет ключ, а рядом икона, много цветов и тропинок с раз­ных сторон. Выпили холодной водички и, набрав в бутылку, двинулись дальше по направлению к батюшке Дону. Природа чудесная, земля черноземная, все растет и разрастается. Ехать было одно удовольствие, несмотря на то что дороги неухоженные. Видимо, ремонтируют зимой, то есть накладывают материал на замерзшую почву, а когда наступает лето, все расплывается и дорога опять в буграх и ямах. Появились горы, холмы, поля, леса... И, въехав на высокую гору, мы увидели вдали извивающийся Дон. Передо мной опять прежняя картина: хутора, станицы, казаки и казачки, кони, здоровая и вольная казачья жизнь. Сел на горе и не хотелось вставать. Такая красота, где нет ни зла, ни смуты. Потом слышу голос Володи: «Ну, хватит, размечтался, казак, еще все впереди».

Через полчаса мы уже были около Дона. Я чуть ли не кубарем скатился с высокого берега и прямо в одежде в реку. Вот так - русский человек первый раз на Дону. Тем более еще и певец, сколько песен спел я о батюшке Доне. А тут сам  прикоснулся к нему. Солнце грело хорошо, так что через полчаса я был уже сух. Разложили на берегу скатерть, достали закуску и бражку, по русскому обычаю помянули всех убиенных донских казаков и казачек. Потом пошли пешком по берегу. Прошли полкилометра и видим ступеньки наверх, в гору, как бы приглашают нас подняться. Поднимаемся и упираемся в крест православный. Что за чудо! Идем дальше, дверь в горе – это ввело меня в недоумение. Нет никакого строения, а лишь дверь, да еще и с крестом... Откры­ваем дверь, входим в пещеру белого цвета, идем дальше, и вдруг перед нами открылась церковь! С алтарем, клиросами, иконами, лампадами!.. Представьте себе, какое у меня было ощущение! Оказалось, что в этих меловых горах расположены не только древние храмы, но и мо­настыри; в советский  период они были под запретом, но не были разрушены, и благодаря этому сохранилось русское сокровище. Трудно себе представить, как монахи, верующие люди вручную в горе выкапы­вали целые храмы и монастыри с кельями и гробницами. Не чудо  ли это земли русской!

После неожиданного паломничества, мы поехали в краеведческий музей. Подъехали к небольшому поселению, где выстроено массивное здание, снаружи бесхарактерное, унылое, серое... Администратор, когда узнал, что гость из Австралии, очень об­радовался и повел нас в музей. Зашли внутрь и видим - в центре зала на зем­ле лежит масса костей разных размеров. Гид сразу начал рассказывать, что это и почему всем в диковинку. Оказывается, много тысяч лет тому назад на древ­ней русской земле водились слоны. Да слоны! И недавние раскопки это подтвердили. Как раз на этом месте, где сооружен музей, находилось кладбище великанов-сло­нов, то есть на это место приходили они подыхать. Древние племена из этих костей делали себе шалаши и хижины. После такого открытия я вообще растерялся. Я почувствовал, какие мы маленькие еще по отношению ко Вселенной, как мало мы знаем о себе и природе. Так закончился день, который мне по­казался целым годом, - столько я узнал и увидел исторического и родного.

В Воронеж вернулись очень поздно вечером. Милая хозяюшка Галя уже зажда­лась нас с чаем и горячими свежими пирогами.

Создали комитет по устройству праздника русской культуры и, расписав программу на все недельное торжество, я сел на поезд и поехал в город Царицын (ныне Волгоград). Город, который русский народ защищал насмерть, где погибло около миллиона людей с обеих сторон, где немецкая армия убедилась, что русских победить невозможно! Во время осады города прославился Павлов - тот самый, о котором написаны тома и тома, который после окончания страшной войны принял монашество и по сей день живет в Сергиевом Посаде под именем Кирилл, куда к нему постоянно приходят люди со всех частей нашего Оте­чества за советом и успокоением. Утром поезд медленно подходил к городу, как бы опасаясь нарушить покой погибших и лежащих под землей защитников Родины. Первое, что я увидел, это Мамаев курган и на его вершине гигантскую статую женщины с огнем и мечом. Монумент назван Родина-Мать, но мне это пока­залось странным. Как может быть мать изображена воинственной!? Мать - это любовь, ласка, нежность, забота, дом, а тут агрессивность... Должны быть выражены скорбь и радость. Скорбь из-за того, что погибло столько верных сынов и дочерей Руси, а радость от того,  что отстояли родную землю от вражеских напастей. Руки должны по­казывать материнское объятие и утешение. Поезд остановился, и что я вижу... Встре­чают меня казаки в форме с атаманом хлебом и солью, с молодыми красавицами казачками, которые поют лихие казачьи песни. Я сначала оглянулся, может быть, это встречают не меня, а какого-то высокого начальника... Но оказалось, что именно меня.

На платформе познакомились, и казаки повезли меня в партийную гостиницу, как шутили казаки, присказывая с казачьим юмором. Поселили меня в большой первоклассной комнате. Я еще подумал: «Неплохо живут народные избранники!» Дали мне от­дохнуть после дороги, а затем в штаб атамана донских казаков. Завели меня молодые лихачи к атаману Александру Бирюкову, а он подает мне руку и говорит: «Я коммунист». Я отвечаю: «Я русский». Пригласил он меня сесть и показал рукой на полку, где на­ходилось полное собрание сочинений В. И. Ленина, и добавил, что он на этом воспитывался. Я говорю: «Очень приятно, верных людей я уважаю». Обо мне он уже все знал из прессы.  Поговорили о казачестве, о стране, перестройке, и он меня пригласил вечером поужинать в ресторане. Казаки поса­дили меня на современного коня - автомобиль и покатили показывать город. Привезли на Мамаев курган, откуда виден был весь город, несмотря на то что он растянулся вдоль Волги на десятки километров. Показали мне поставленный казаками крест, где будут воздвигать православный храм-памятник. «Ниже, - объясняли, - будем строить хутор, и приглашаем всех казаков из Австралии сюда приехать жить».  «Любо», — ответил я казакам. Показали и то место, где осталось напоминание для будущих поколений о жестокой битве: дома, разрушенные пулями, гранатами и бомбами. Все поселение было перемешано с землей, но выстояло и изгнало врагов. Какой ценой, но это уже другая тема! Приятно было видеть в городе храмы и красивые здания, театры, парки, памятники на набережной. Ну и, конечно, величие Волги-матушки! Вечером встретил меня в ресторане атаман и познакомил с милой своей женой Любой. Собралось человек двадцать казаков и коллег. Добрая хозяйка ресторана постаралась, приготовила вкусную казачью пищу. Суп был такой вкусный, даже не разобрался из чего он, еще соленая капуста с луком и маслом, котлеты... Ну и без сомненья, была водочка, да и разных вкусов. Мы плотно поели, поговорили о том, о сем, и казачки запели. Такого задушевного казачьего пения я давно не слышал. Растрогали меня до слез. Поют без всяких школ природным голосом и чистым духом. Beселились до полуночи, в ресторане уже никого не осталось, сжалились над хозяюшкой и пошли ко мне в гостиницу. Там еще посидели и пропели до утра. Здесь я тоже решил показать, на что я способен. Запел русские казачьи песни так, что атаман не верил своим глазам и ушам. Удивлялся, как это можно родиться где-то за границей и так петь родные песни!? Потом как воскликнет: «Да ведь он же русский!» Теперь стали сомневаться в том, что я родился на чужбине. Уже пропели петухи, когда мы расстались, но не надолго. Атаман объявил, что сегодня он меня повезет на Дон.

Так и не поспал, через пару часов за мной подъехал на автомобиле атаман с женой и двумя казаками. Сел в автомобиль и поехали. Отъехали на несколько кварталов, я спросил атамана о том, как далеко мы едем. Он гово­рит: «Около шестидесяти километров». Тогда я говорю: «Это далеко и по русскому обычаю нужно заехать в храм и помолиться перед дорогой». Атаман ответил, что он некрещеный, а Люба сказала, что она крещеная. Из-за уважения ко мне атаман со­гласился заехать в храм. Остановились рядом с первым попавшимся храмом из красного кирпича, с белыми окнами и дверями, невероятно красивым! Зашли внутрь, мы с Любой купили свечи и поставили их пред образами святителей, а я, как традиционно положено путешественникам, первым долгом встал пред ликом святителя Николая Чудотворца. Атаман наш, как зашел в храм, так и встал, словно вкопанный. Великолепная роспись, иконы, пение и красивый молящийся люд - все это, видимо, так его захватило, что он опе­шил, тем более, что он впервые зашел в дом Божий. Помолились, я и говорю: «Теперь можно ехать». У всех поднялось настроение, и усталость осталась позади. Через час я уже стоял на берегу батюшки Дона. Вымыл лицо, руки и, несмотря на то что я уже второй раз прикоснулся к священной реке, волнение было такое же. Ну, а природу описать слов не хватает. После поехали на хутор завтракать. Хотя это было полумузейное сооружение, но напоминало о казачьем быте, духе. Хозяин хутора, старый казак, встретил нас в полной форме и пригласил сразу за стол. Видимо, атаман Бирюков - все­ми уважаемый человек, потому что наш хозяин-казак уж очень постарался с угощением. Закусили, как говорится, по-казачьи и мне захотелось петь. Запел я про Кудеяра, про Стеньку Разина, про атамана Платова... Вижу,  атаман отошел в сторонку, закрыл глаза и слушает, а я еще мощнее и со всей душой! Хотел ему показать, что такое русский дух, и не имеет никакой разницы, где русский человек родился - он был, есть и всегда будет русским! Видимо, очень задело атамана мое пение, он и сам запел, да таким приятным музыкальным баритоном. Затем запела и Любаша, какой же это был дуэт! Пели песни, которые я никогда не слышал, такие древние, печальные и лихие. Незаметно прошел день. Когда мы вернулись в город, атаман, прощаясь, сказал мне, что это был самый приятный день в его жизни. Но и для меня он был тоже непростой.

Следующий день начался со встречи с главой Волгоградской области - Иваном Петровичем Шабуниным. Мужик неглупый. Познакомились, поговорили о хозяйственных делах, и тут же я ему предлагаю услу­ги в проведении в следующем году Всероссийского казачьего праздника, и тут же на месте придумал название - "Казачий Покров", то есть покров Пресвятой Богородицы над казачеством. Казачество покровительствует нашему народу, как кормилец и защитник. И губернатор дал согласие. Через день должен был состояться большой казачий круг донских казаков в городе Новочеркасске. Атаман предложил: «Поедем?» Я ответил: «Поедем». За два дня я познакомился не только с городом, но и с деятелями культуры, наслушался разных ансамблей; и больше всех меня захватили волгоградские девушки-красавицы из коллектива "Станица". Оперного теат­ра в Волгограде нет, но есть красивый драматический театр. Симфонический оркестр еще только зарождается. Но после такой битвы нелегко все восстановить. Приехали в столицу Донского казачьего войска и сразу поклонились прославленному русскому герою, атаману Платову, – памятнику, который стоял на главной площади. Казаков в формах было много по всем улицам, съехались со всех казачьих донских земель. Отслужили молебен в величавом соборе, где помещается несколько тысяч человек. Перед кругом стали все сходиться в большом центральном зале города. Прибыло атаманов и казаков человек шестьсот. Такого скопления я еще не видел! Чувствовалась мощь казачьего духа. Заполнили зал, расселись все поудобнее. На сцене появился батюшка, прочитал молитву и благословил круг. 3атем на сцене за стол сели атаманы - организаторы большого круга. Я сразу ощутил какое-то трение, сре­ди казаков находились какие-то неприятные и не славянского типа люди, но все в форме. На круге должны были выбрать из нескольких кандидатов атамана Вседонского казачьего войска... Было несколько подозрительных казаков, которые то в одном углу, то в другом выкрикивали: «Нам не нужен красный атаман», «Нам не неясен белый атаман».   Типичная провокация. Видимо, ненавистникам казачества в Отечестве нужно было во что бы то ни стало внести раскол, разделить казаков на части, чтобы не было единого казачьего духа в то время, когда России, как никогда, он необходим. Да и Донское казачество - это основа всех казачеств, сердцевина казачества, и этой бесовской силе хочется сделать все, чтобы вырвать эту сердцевину из казачества, тогда будет вечная смута и раздор. То же самое они хотят сделать с русской сердцевиной – городом Киевом, то есть вырвать душу у русского народа, а без сердца и души, что оста­ется?  Пустота, мертвое дело, нет народа и государства. Предложено было две кандидатуры. Началось голосование, и один набирает на десять процентов больше. Одна сторона зала начи­нает вопить и не соглашаться, кричать и вешать ярлыки - красный, такой-рассякой, не хотят признавать его. Поднялся шум, а некоторые уже были готовы пустить в ход кулаки и шашки. Опять появился священник и стал призывать угомониться разъяренных казаков. Попросил всех атаманов собраться в комнате и разрешить эту позорную ситуацию, тем более уже знали, здесь присутствует человек из Австралии, а это для перестроечной пропаганды недопустимо.

Ушли атаманы решать, а зал продолжает накаляться. Тут я вижу надо и мне что-то делать. Вышел на сцену и громким голосом говорю: «Братья казаки, что вы делаете? Неужели еще мало пролито крови на родной земле, или уже мы стали такими тупыми и предатель­ски настроенными, что уже нет никакой надежды на спасение нашего казачества, России. До каких пор мы будем делиться и заниматься самоуничтожением?» От такого неожиданного появления казака, с такими словами, да еще из Австралии, реакция была неописуема. Все затихли, даже было слышно дыхание взволнованных казаков. Тогда я сразу запел о Кудеяре, и так, что у многих перехватило дыхание. После этого я сразу сел как ни в чем не 6ывало. А казаки продолжали молчать, не понимая, что, откуда и зачем. Возвращаются атаманы и не верят своим глазам. Что случилась? Такая тишина... Объявили, что пришли к согласию и выбранный атаман будет принимать присягу. Никто не сказал ничего против. Тут я подумал: «Вот что значит сила слова и песни!» На круг приехали казаки из Калмыкии, и после нашего знакомства и моего выступления, они меня упросили поехать с ними в город Элисту. Один из них сказал, что он внук генерала Корнилова. Я спросил у атамана Бирюкова, кто эти казаки. Он ответил: "Наши ребята".

Так я после бурного казачьего круга оказался в диком, пустынном степном крае России. Ехали долго, десять часов, но очень интересно. Казаки-калмыки народ хитроватый, но добрый. Среди них был старый казак, который мальчишкой выполнял приказы чекистов, насильственно увозивших молодых многодетных казаков из Трехречья в советскую Россию. В их числе были и мои двоюродные братья. Он мне поведал, какой это был ужас. Мужей отрывали от жен и детей и силой увозили. Было заметно, что ему передо мной неудобно, и он избегал встречаться со мной глазами. Приехали в столицу Калмыкии к обеду и сразу заехали к так называемому президенту страны, потому что атаман был его советником. Встретил меня президент, на вид мальчишка, и пригласил к себе в кабинет. Он мне стал говорить, какой он богатый, сделал капитал почти что за год... и скоро вся наша страна будет богатой. Я, слушая его, думал: «Мели Емеля - твоя неделя...», а он продолжал: «Мы теперь независимые, сами будем решать свою судьбу». Слушал его, а потом и говорю: «В этом будет ваша трагедия». Он от неожиданного заявления на мгновение остался с открытым ртом. Я продолжаю: «Это прекрасно, что народы живут в своей вере, традициях, быте. Там, где вы родились, - это ваша родина, но не за­бывайте того, что вы сохранились благодаря русскому народу и державе - России. Посмотрите, что случилось с другими народами, к примеру с индейцами в США или с аборигенами в Австралии!? Ведь они почти что уничтожены, и это при демократии. И вы хотите этого же? Каждый народ имеет родину, но есть еще и Отечество, государственность и не нужно этого забывать, если вы хотите сохраниться». За такие слова я думал меня президент погонит в шею, а он наоборот подобрел и стал ко мне относиться открыто и с уважением. Потом говорит: «Да, я за империю!» Насколько он сказал это искренне, для меня роли не играло.

После сразу повезли меня на природу, к озеру. Стояла жуткая жара. Ехало три автомобиля, а дороги-то не мощеные - пыль столбом. Передняя машина подымала такую пыль, что следующим нечем было дышать и не видно, куда ехать. А я в чистой одежде, чуть ли не при галстуке. Подъехали к озеру, вышли из автомобиля и только глаза блестят -  все остальное покрыто пылью. Здесь уже ожидали гостей: были накрыты столы, играла музыка. Пришлось снять всю одежду, а самому бежать в озеро отмываться. Пока до озера добирал­ся, был по пояс в грязи, а когда нырнул в воду, оказалось, вода по колено. Я-то думал, что освежусь. Какое там... Кое-как смыл пыль и грязь и пошел обратно, а это значит опять по грязи. Пришел к шалашам опять в грязи до пояса. Что де­лать? Вдруг вижу, побежали к озеру красивые калмычки с ведрами, набрали там воды и стали меня обмывать. Это нужно было видеть! Привели меня в христианский вид и усадили за стол. А на столе чего только нет! Мясо жареное, пареное, рис такой и сякой, овощи прямо с огорода, фрукты и, конечно, кумыс. Я сроду его не пил. Специально приехала профессиональная группа артистов: певцы, музыканты, хор... Получилось ханское гулянье. Так хорошо пели девушки! Что-то в восточном народе есть необъяснимое... Разгулялись так, что уже появилась луна и громадные комары, такие большие, что можно ловить на мясо... Возвращаться в город по темноте не рискнули. Ничего не оставалось, как продолжить гулянье. Почти всё съели и выпили, и, как только показалось солнышко, выехали. В этот раз, наученные горьким опытом, ехали на большом расстоянии друг от друга.

Вернулись в город на квартиру внука генерала Корнилова, я «разбежался» принять душ, но не тут-то было, отключили горячую воду... С горя сел за стол и выпил водочки под пельмешки. Старый калмык много рассказал о пережитом, как их переселяли с одного места на другое. Я заметил, что почти все калмыки женаты на русских и многие крещеные в православной вере. Тут мне опять повезло, внучек генерала Валерий собирался ехать на Черное море на фестиваль "Казачок" и пригласил меня с собой. Как же можно отказаться от такого?! Черное море! Да и пора уже отмыть политическую и телесную грязь!

В четыре часа после полудня мы уже выезжали из калмыцкого края. Природа была скучноватая - степь, песок, пожелтевшая вода... «Интересно, - подумал я, - как хочет разбогатеть президент Калмыкии?» Стояло несколько мельниц-качалок ветром крученных, но с этого много энергии не прибудет, не разбогатеешь...

На следующее утро я уже увидел Черное море. Подъезжали к городу Анапа. Тут я решил останавливаться только в гостинице, чтобы отмыть все, что пристало. Природа чудесная, холмистая дорога, то поднимаемся, любуясь морем, то опускаемся в густой кустарник. Валерию говорю: «Вези меня в самую лучшую гостиницу». Подъехали к го­стинице в форме парохода и видом на море. Снял себе комнату на восьмом этаже, чтобы любоваться панорамой. Быстро расположился и сразу в ванную, помыться. Пустил  воду... бежит теплая! Безумно счастлив! Не пожалел мыла, намылился так, что лишь глазки видно, и только хотел стать под душ, как вода закончилась. Стал крутить то,  другое - ничего не помогает. Побежал  к телефону, набрал номер распорядителя, никто не отвечает. Вот вам и приехал добрый молодец на курорт. Пришлось вытирать мыло полотенцем, одеваться и спус­каться вниз, узнавать, в чем дало. Подошел к лифту, нажал кнопку, жду. От лифта ни слуха, ни духа. «Что же это такое?», - подумал я, стал вспоминать, не сказал ли я где чего-нибудь лишнего. Ведь КГБ за мной постоянно присматривает. Так и не дождался лифта, побежал по ступенькам вниз. Прибегаю в приемную, там тоже никого нет. А мой Валерий уже уехал в казачий лагерь. Наконец-то появилась де­вушка и докладывает, что сломалась помпа и вода не поступает на верхние этажи, но успокоила, что мастера уже работают и скоро починят. Это лучше, чем ничего. Вернулся в комнату, сел и жду у моря погоды... Вода появилась только через два часа, но больше я уже так не намыливался...

Первое, что я заметил, - очень мало русских лиц в Анапе. Все кавказцы, и в основном армяне. Вечером был большой концерт по программе фестиваля "Казачок", куда и я был приглашен как гость. Привел себя в порядок и спустился вниз. Выхожу из гостиницы, смотрю - мальчишка лет десяти продает мороженое, захотелось и мне. Выбираю самое вкусное и даю ему десять рублей, а он берет калькулятор и начинает подсчитывать, сколько он должен дать сдачи. Я ему говорю: «Да ты что это! Неужели в голове не можешь сосчитать?» Он отвечает: «Это сейчас немодно...» Вот это да! Догнали и перегнали Америку. Развитие тупоумия  началось и здесь. Пришел в театр под открытым небом, где выступают один за другим детские и взрослые казачьи ансамбли, прибывшие из всех концов Дона и Кубани. Уже перед окончанием программы вдруг объявляют мое имя и приглашают на сцену, а я после таких путешествий по Калмыкии и коллизии с водой был не в настроении выступать, продолжаю сидеть на месте. Со сцены продолжает звучать голос: «Александр Васильевич, приглашаем Вас на сцену». Стало неудобно не реагировать, да и многие уже стали указывать пальцем, мол вон он там сидит. Первый раз пришлось мне себя заставлять подняться на сцену. Выхо­жу на сцену и, ничего не говоря, сразу запел: "Вижу чудное приволье...", и так сильно, что микрофон не выдержал напора. По-моему, я никогда так больше не пел. Все закричали: «Любо.., браво.., бис...», но я выдал все и больше уже не мог петь. Сошел со сцены. После концерта дети и взрослые окружили меня и смотрели с удивлением - из Австралии, а поет так по-русски, что у нас здесь так не поют... И поскольку говорится, что мир тесен, встретил здесь друзей из Аргентины!

После нашего знакомства с атаманом местного анапьевскго округа он пригласил назавтра к себе на ужин в станицу. С утра казаки решили меня покатать на катере по Черному морю и половить рыбу. Оказалось, это не так-то все просто. Когда пограничники узнали, что поплывет человек с дальнего материка, то произошла заминка. Ну наконец-то дали зеленый свет, и мы вышли на стареньком катере в море. Для меня это была большая радость. Я на Черном море и плыву! Ребя­та уже начали ловить рыбу и пообещали нам, что через несколько часов уже бу­дем ее жарить. Компания подобралась веселая и только одна женщина среди нас. Капи­тан направил катер по направлению к Турции, и тихонько плывем. Погода хорошая, воздух свежий, вокруг веет здоровьем. Лучше и пожелать нельзя. Вскоре ребята вы­тянули сети и оказалось, улов был скупым, в сети запуталось только несколько рыбешек. «Это только начало», - сказали рыбаки. Сразу почистили их и в масло на сковородку - жарить на газовой плитке. Когда рыба была готова, то, как гостю, первому попробовать дали мне. Было что-то особое во вкусе, сколько я ни пробовал рыбы, но такой вкуснятины есть не приходилось. Милая казачка уже накрыла столик на палубе, и на нем появилось прекрасное анапское вино. Тем временем ребята опять вытянули сеть, на этот раз повезло, попалось много рыбы. И так все это нас захватило, что мы не заметили, как пролетел день, а нам еще нужно попасть на ужин к атаману. Капитан приказал развернуть катер и взять курс назад. Хорошо закусили и выпили, меня потянуло ко сну, спустился в каюту и уснул. Проснулся, уже когда подплы­ли к берегу. Посмотрел на время - полночь. Оказалось, что туда плыли легко и заплыли далеко, а обратно-то добирались шесть часов и с большими трудностями. А какими именно, мне так никто и не сказал. Главное, было досадно, что опоздали на ужин к атаману.

Выходим на берег, встречают нас казаки и говорят: «Теперь быстро в автомобили и в станицу!» Я спрашиваю: «В какую станицу, уже перевалило за пол­ночь!»  «Нет никакой разницы, атаман уже ждет!» Сели в автомобили и на всех скоростях в гости. Подъезжаем к дому атамана и видим - на улице перед домом накрыт длинный стол, а за столом никого нет. Стали извиняться, что Черное море нас завлекло и не хотело отпускать. «Нормально, - говорит атаман, - мы в любое время гостям рады». Через несколько минут за столом уже сидело человек двадцать пять. Откуда они все вдруг появились, я не знаю. Но знаю, насколько они радостно нас встречали. Я сразу отметил хозяйственность на атаманском дворе. Всё на месте, прибрано... Там и кони, коровы, свиньи, домашняя птица, огород, сад... Ну все, как у настоящего хозяина. Расселись все вокруг обильного стола, все приготовлено только из своих домашних проду­ктов, и начался настоящий казачий пир. Сначала речи, что принято на Руси, каждый говорил от всей души и со слезинкой. Опять я ощутил ту русскую гостеприимность, которая веками была на нашей земле и, без сомнения, будет вечно. Рус­ский человек себе откажет, но угостит другого. Затем запели казаки и казачки. Пели так, что захватывали душу, набегали слезы радости и печали. А под открытом не­бом ранним утром, когда еще нет технического шума в природе, далеко разносились го­лоса по окрестностям. И удивительно то, что никто из жителей хутора не протестовал, не крыл нас последними словами, а наоборот, некоторые вставали с постелей, слушали и подходили к нам ближе, посмотреть и насладиться казачьими песнями.

Уже пропели петухи, проснулся животный мир, а мы все продолжаем ужин! Но, так как меня уже ждали в городе Екатеринодаре  (ныне Краснодаре) на большой круг Кубанских казаков, пришлось извиниться и с благодарностью покинуть добрый очаг ата­мана. Отвезли меня лихие казаки и передали, как говорят казаки, в штаб атамана Кубанского войска Громова. Столько было казаков вокруг, что я еле-еле пробрался в штаб. Съехались кубанские казаки со всех частей света, круг даже назывался всемирным. Какая прелесть была видеть тысячи казаков в кубанской казачьей фор­ме, самой красивой из всех казачьих форм! Казаки традиционно отслужили молебен в соборе и разошлись на обед, а я решил полюбоваться собором. Внутри собора я заметил над алтарем нарисованный большой глаз наподобие глаза на американском долларе. Почему-то он мне запомнился. Сколько я в мире посетил православных храмов, но такого я нигде не замечал. Стал внимательно рассматривать и все снаружи собора. И тут тоже увидел кресты четырехконечные и шестиконечные, а ни одного православного русского восьмиконечного. Показалось очень странным в сердцевине Кубанского войска видеть неграмотность или же умышленное искажение.

После обеда все собрались в большом зале города, на ты­сячу мест, и столько было казаков, что все не вместились, многим пришлось остаться на улице. Перед началом батюшка прочитал молитву и благословил круг. Затем кошевой атаман стал зачитывать фамилии почетных гостей и приглашать их занять места на сцене. Были старые казаки из Канады, США, Европы... Губернатору Кубани дали слово первому, затем выступил верховный атаман Громов и остальные атаманы, гости. Все слова и речи были насыщены одним духом, как восстановить каза­чество и защитить Отечество. Выступление старейшего казака из Канады заставило почти что всех прослезиться, а особенно после слов, что он уже семьдесят лет не видел столько казаков в форме, затем у него сорвался голос… После такого эмоционального выступления появился на сцене запорожский казак и представился, что он из ближнего зарубежья. И на ломаном малоросском языке начал говорить, что эти москали нас веками угнетали и по сей день нам не дают жить свободно… и по­ехал... - явная провокация, причем наглая. Затем выступил верховный атаман Все­российского казачества и тоже подчеркнул, как хорошо, что настало время, когда казаки ближнего и дальнего зарубежья могут собираться вместе. Выступил и замечательный писатель - казак Виктор Лихоносов с проникновенными словами. Вдруг атаман, ведущий программу круга, объявляет: «Слово предоставляется рус­скому певцу - казаку из Австралии». На это я не давал согласия, лишь пообещал спеть. Многие казаки закричали «любо, любо». Ничего не поделаешь, пришлось идти. Поднялся на сцену и, поблагодарив за внимание, сразу сказал: «Рад быть сре­ди казаков и слышать столько правильных, наболевших слов, видеть, как казаки с любовью и уважением относятся к истории, старейшим, Отчизне... Но несколько выступлений были неуместны, неправильны и даже не казачьи по духу. Первым дол­гом - для казачества не существует границ, нет казаков красных, белых, зарубежных, своих и чужих. Есть казаки только православные и преданные Отечеству, где бы они ни проживали - на родной земле или на чужбине. И считать казаков зарубежными - это уже есть предательство казачества, родины, России. Казак жил Россией и всег­да будет жить ею, куда бы его ни забросила судьба. Выступление же самостийного казака с Украины, по-русски с окраины, а окраина мо­жет быть только у чего-либо, в данном случае государства Российского, оставило жалкое впечатление. Возможно, он неграмотен и не уважает свои корни, исто­рию, самобытность или он умалишенный и работает на уничтожение великого исторического государства Руси. Представьте себе, если бы среди нас был Тарас Бульба, как бы он отреагировал на такое заявление?» Кто-то из зала выкрикнул: «Отрубил бы ему голову!» Зал на мгновение замер, а потом взорвался голосами «любо, любо, любо!», и все встали на ноги. Вот так я и попал в оборот казачий. Сразу после казачьего круга дал интервью для телевидения, радио и газет и по­лучил официальное приглашение на 200-летие города Екатеринодара в 1993 году.

Дальше я решил поехать в Крым, в город Севастополь, поклониться адмиралу и отцу Россий­ского флота Ушакову, дальнему родичу. Но когда начальство мне сказало, что это другое государство и нужна виза, я спросил, что, русскому человеку, чтобы поехать на русскую землю, требуется виза?! Неудивительно, что над этим безумием смеется все человечество. Попросил казаков купить билеты на поезд, сел и поехал в древний русский город Киев. Ехал и никто у меня не спрашивал ни визы, ни паспорта. Тут я полностью убедился, что все это глупая политическая и экономическая игра.

В городе-красавце Киеве встретили меня друзья и повезли к себе домой. В тот же день я стал усердно знакомиться с древней русской столицей. Первым долгом пошел поклониться памятнику князю Вла­димиру. Позднее, как известно, он стал святым равноапостольным князем. Стоит он на берегу великого Днепра, глядя на запад предупреждающим взглядом - не стремитесь завладеть святой, намоленной, богатой, красивой русской землей, а то всему человечеству придет конец... Затем пешком прошли по зеленому саду и спустились к великолепному православному собору. Собор был открыт, и я с радостью помолился перед древними русскими иконами. По кра­сивым улицам пошли к памятнику Богдану Хмельницкому, а еще подальше оста­новились около дома писателя Михаила Булгакова. Вечером пошли в красивый оперный театр, где проходил конкурс молодых певцов. К моему удивлению, было очень мало хороших голосов. Я удивился, зная какие у нас были прекрасные голоса и певцы в этой части нашей священной земли. Но мне сказали, что все разъехались по матушке России, а кто смог - поет в Европе. Находясь в ложе, я вообразил ту бесовскую картину, когда дьявольские руки смертельно ранили величайшего русского хозяйственника и государственника П. А. Столыпина. Если бы русский патриот не был убит, то российская история была бы совсем другой... Но главным для меня было посещение святой Киево-Печерской лавры, где, как известно, основа всех наших русских основ, начальный наш духовный клан, откуда стали распространяться все душеспасительные силы - первые русские святители, летописцы, подвижники, просветители. Накануне я даже не мог спать, так волновалась моя душа... Утром на голодный желудок отправились к святой лавре. Мне не верилось, что это происходит наяву. Я, русский, родился в Китае, вырос в Австралии и скитался по белому свету, а теперь мне предстоит прикоснуться к святыням древней Руси! Это словно сон...

Подъехали к Киево-Печерской лавре и только вышли из автомобиля, как я увидел образа святителей со строгими ликами, как бы проверяющими тех, кто приходит на святую землю. От такого ощущения я даже вздрогнул. Перекрестились и, поклонившись до земли, переступили порог святой лавры. Открылась перед нами вся обитель. Даже туристические группы по сравнению с увиденной благодатью казались ничто­жеством. Сразу зашли в первоначально основанный храм, где перед образами молились несколько монахов. Не берусь описывать свое внутрен­нее ощущение - знаю, что не получится. Ввиду того что двери в пещеры были закрыты, а у меня не хватало терпения ждать, добрые молодые монахи любезно вне очереди повели нас в глубинные пещеры. Может быть, у нас лица были настолько взволнованные, или монахи ощутили тяжесть наших грехов, по сей день причина только Богу известна... Боже мой! Что происходило с моей душой, когда я находился около мощей святого Антония, Нестора, русских святителей... Текли слезы, но не те слезы, патриотические, которые я лью, путешествуя по матушке России, а какие-то особые, светлые, необъяснимые... По времени мы пробыли в пещерах недолго, но нам показалось, что перед нами прошла вся наша духовная и державная история. От всей души поблагодарили смиренных монахов и пошли к могиле Петра Аркадиевича Столыпина, поклониться умнейшему русскому человеку. Весь день мы провели в мире, где нет материального, суеты, показухи, обмана, зла, спешки... И тут у меня зародилась мысль: не бросить ли мне все и не остаться ли здесь навсегда?

Вернулись домой и никуда больше не пошли, даже телевизор не включали, чтобы узнать, как перестройка прогрессирует. На следующий день еще полюбовался красивым городом Киевом и уехал в Москву. В Москве снялся в документальном фильме, дал несколько интервью на радио и для журналов. Затем улетел в Сибирь, город Новосибирск, раньше Николаевск, дать благотворительный концерт, средства от которого пойдут на восстановление храма Христа Спасителя в Москве. В Большом театре оперы и балета  Новосибир­ска я уже был два раза, столько уже у меня там близких людей, что летел туда как домой.! Встретили меня, как родного, Наташа, Вася и Настенька. Наталья Викторовна была организатором моего концерта. Опять угощения, встречи и новые знакомства. В тот же вечер начал работать с молодой пианисткой Жанной над программой концерта. Вначале она совсем растерялась, потому что мое пение ей по­казалось непривычным. Она пояснила, что здесь наши оперные певцы так не поют. Они очень капризные и много кричат, а не поют. «Да и, - продолжает она, - в таком театре, где не поймешь, куда уходит звук со сцены, не кричать нельзя - никто не услышит». Слушая ее, я подумал: «Вот здорово успокоила меня девушка... с театром!». Но, с другой стороны, я ей был благодарен за то, что заранее узнал, где мне предстоит петь, чтобы тех­нически и артистически себя подготовить. Мои друзья во главе с Наташей хло­потали об установлении православной часовни на главной улице города, точнее в самом центре Новосибирска. И я дивился, сколько духа у этой на вид хрупкой балерины, русской женщины: семья, школа, общественные дела, а еще и о душах людей беспокоится. Василий Владимирович тоже талантливый человек – художник. Такие великолепные картины русских подвижников нарисованы его руками и душой! А главное, расписывает храм в новооснованном женском монастыре на берегу реки Оби.

И здесь меня не обошли господа журналисты, пришлось всем давать интервью и сняться в фильме для областного телевидения. Но ничего не поделаешь, для них это хлеб, а для меня долг перед Отечеством рассказать правду о событиях на планете. Концерт прошел  с большим успехом, смогли собрать хорошую сумму денег и отправить в фонд восстановления русского храма. После Новосибирска я был приглашен на праздник духовности и культуры в город Челябинск. Опять возможность прикоснуться к матушкиной родине!

Встретила меня сестра Анастасия и увезла к себе на окраину города, где еще есть чем дышать. В этой части Урала, как должно уже быть всем известно, произошло много радиоактивных взрывов, при­рода и многие жители этого края получили облучение. Больше всего пострада­ли безвинные дети. И странно то, что об этом преступлении весь мир молчит, вро­де того, что пускай русские погибают тайно... Вот вам гуманный, цивилизованный, демократический порядок мира! Я был так расстроен, когда увидел у сына сестры Алексея отсутствие волос на голове: ни бровей, ни ресниц...

Фестиваль открылся в городе, а затем все участники, гости, артисты были приглашены продолжить праздник на природе около озера. Главная причина - в городе нечем дышать. У меня тоже, как только прибыл в Челябинск, начали слезиться глаза и появился кашель. Природа уральская - это сказка! Как и красавицы уралочки! Разместили нас в об­щежитии с общей столовой и другими заведениями. Все развлечения проходили под открытым небом на берегу озера. В то время еще рубль еще что-то стоил, и многие могли приехать с разных концов России. Приехали писатели, поэты, певцы, музыканты, ансамбли, хоры... А меня сразу расположил к себе гармонист, певец, композитор и поэт Михаил Велесов из города Перми. В его лице, глазах столько добра, жизни и благородства, а ведь этот человек всю жизнь прожил в деревне, не заканчивал никаких консерваторий и литературных институтов, Бог его наградил талан­том и умом. Сколько в его песнях мудрости о нашем русском быте, сколько про­роческих призывов, сколько теплоты в его голосе и игре на гармони. Я только и ждал, когда он опять будет выступать. Вечером у костра выступали поэты, и какие поэты! Особенно запал мне в душу Геннадий Суздалев. Но меня, как певца и мужчину, покорили, без сомнения, девчата из Волгограда. Поют все натурально, так, как бабушки пели на Руси. Они не только пели душевно, но и лихо танцевали. При­ехали и уральские казаки, а так как я по бабушке уральский казак, то мне вручили грамоту. Казаки себя проявили тоже достойно. Пели и плясали по-настоящему, по-казачьи, не по ряженому. Плавали на лодочках, но далеко заплывать боялись, так как местное озеро, бывает, и бушует и может проглотить вместе с лодкой. Тут я впервые встретился с язычниками. Не знал, что они есть в России. Причем они очень воинственны по отношению к православию. Позволяли себе даже богохульства, и казакам приходилось их усмирять. Мне показалось, они вообще ни во что не верят, а просто исполняют роли, чтобы на Руси не было единого спасительного духа, чтобы продолжилось вы­мирание и исчезновение людей на шестой части земли, чтобы иностранцы могли ее захватить и продлить свое благосуществование. Так несколько дней я провел на природе среди приятных русских и братских людей.

Приближалась пора исторического события - Первого всероссийского фестиваля русской культуры "Душа России" в городе Омске. Наступило событие, которого ждала вся Россия. Одни ждали его из любопытства - удастся ли оно, не получится ли что-нибудь псевдо, мниморусское, или вообще начнут и остановят... Другая часть верила, надеялась, молила Бога, чтобы Он помог, не сомневалась в том, что оно свершится. Съехались таланты и умы со всей матушки России. Только приезжих участников было около шестисот. Администрация области и города постарались на славу. Семидневная программа была подготовлена профессионально. Праздничная программа была намечена по всем городам и деревням области, но, конечно, самая насыщенная - в Омске. Все театры, залы, библиотеки, музеи, концертные площадки были охвачены программой фестиваля. Естественно, съехались и предста­вители российской прессы и эфировещания. Я прибыл заранее, чтобы просмотреть программу, нет ли где неграмотности, несоответствия духу праздника, тем более, что весь мир знал об этом событии, и я, как главный организатор  торжества, в ответе перед своим народом, Россией и историей. То есть моя репутация на бе­лом свете ставилась под удар.

Как только я прибыл в город Омск, городская администрация выделила мне автомобиль, черную «Волгу», как артистическому ди­ректору и инициатору фестиваля. Это было необходимо, ведь нужно было каждый день наблюдать, выступать в разных частях города и области. Утром в день открытия отслужили молебен святителю Сергию Радонежскому, а после обеда провели пресс-конференцию. И, глядя на лица людей на улицах, я замечал радость, воз­буждение, чувствовался праздник в городе. Приехали знаменитости: Борис Штоколов, Леонид Сметанников, Людмила Зыкина, Татьяна Петрова и неизвестные таланты, которые после праздника станут знаменитыми: Алексей Мелехов, Надежда Бурдыкова... И самым незаменимым подарком лично для меня был приезд Кубанского казачьего хора под руководством Виктора Гавриловича Захарченко. Они только что вернулись с гастролей из Австралии и, когда узнали о таком событии, сели на поезд и прибыли во время открытия. У меня не было свободной минутки. К сожалению, многие гости из других стран не смогли прибыть из-за формальностей с оформлением виз, прописок... Сложности с документами всех оттолкнули. Вечером прошло официальное открытие в большом концертном зале города Омска, где присутствовало телевидение и радио для прямого эфирного вещания. Прибыло и много других российских журналис­тов, корреспондентов с телевидения и радио. Словом, напряжение дошло до предела. А так как фестиваль мы объявили еще и благотворительным, в пользу детей России, то мне до открытия нужно было выступить с детьми на телевидении, а после бежать за кулисы и выходить на сцену открывать фестиваль. Десять минут побыл с детьми, прибежал за кулисы, а режиссер мне говорит: «С вами выходит Людмила Зыкина». Это меня немножко удивило, ведь я сам еще неплохо хожу на ногах, почему Зыкина должна меня сопровождать?.. Но тогда для меня не играло роли -  с Зыкиной так с Зыкиной. Выходим. Перед нами переполненный зал, больше двух тысяч зрителей. На нас направлены все камеры и прожектора. Я уступил уважаемой певице выступить первой. Она подошла к микрофону и говорит: "Я счастлива, что принимаю участие в фестивале российской культуры..." Мне это показалось странным, ведь всюду, на афишах и в приглашениях, указано - русской культуры, а тут почему-то российской. «Может, ошиблась», - подумал я. Следующее слово за мной, и я сказал: «Для меня сегодня историческое событие, впервые я - русский человек, который родился на чужбине, вместе с родным народом провожу знаменательное событие, а именно Первый всероссийский фестиваль русской культуры "Душа России". Именно русской, потому что народы мира другой культуры на шестой части земли не знают. Я лично знаю и постоянно ощущаю, как великая русская культура влияла, влияет и будет всегда влиять на развитие всего чело­вечества». Призвал всех достойно провести праздник. Затем официально объявил фестиваль открытым. К моему удивлению, зал взорвался. Потом началась программа, сначала духовная, затем классика и народное творчество. Выступили знаменитый Омский ансамбль, Кубанский хор, Татьяна Петрова, Борис Штоколов, Александр Шахматов (т.е. я), Надя Бурдыкова с волгоградскими девчатами. А когда Алексей Мелехов спел свою песню «Никто кроме нас Россию не спасет...», весь зал встал, и ему пришлось повторить её на бис. Я ничего подобного в жизни не видел. Чтобы народ так, а многие со слезами, принимал русского казака, гениального самородка. После него Кубан­ский хор спел русскую патриотическую песню о Бородинской битве, тут вообще все встало на дыбы! И после этого народ не хотел больше ничего слушать. К сожалению, великая певица Людмила Зыкина изъявила желание завершать концерт. Это было ошибкой. Жалко стало певицу, но ничего нельзя было поделать, даже директору фести­валя. Вечер открытия фестиваля, без сомнения, у всех остался памяти на всю жизнь. Главное заключалось еще и в том, что вся область могла участвовать в открытии праздника посредством прямого эфира, теле и радиотрансляции. Назавтра все участники на улицах города принима­ли благодарность от народа, люди плакали и говорили: «Спасибо, что вы нас не забыли».

На следующий день всюду начались независимые  выступления и представления и, к сожалению, я физически не успевал все посмотреть. На третий день казачество Омской области проводило свою программу, куда съехались казаки со всей России. Также сначала отслужили молебен в казачьем соборе, затем устроили па­рад-шествие по сокровенным местам и везде брали землю для того, чтобы положить на то место, где будет восстанавливаться храм. Картина была невероятная, некоторые не понимали, что происходит, останавливались на улицах, смотрели и глазам не верили: тысячи казаков в форме смело идут по улицам города... Одна старушка спросила казака: «Что происходит, сынок?» А он возьми да скажи: «Мы взяли власть в свои руки». Бедная бабушка перекрестилась и говорит: «Слава Тебе, Боже!» На четвертый день – тревога. Я уехал давать концерт в другой город и вернулся поздно вечером. Подвезла меня «Волга» к гостинице, а она вся охвачена баррикадой. Стоит милиционер и никого не пропускает. «Что же это такое?» - подумал я. Вылезаю из автомобиля, милиционер просит: «Предъявите документы». Отвечаю: «Я - Александр Шахматов». Он говорит: «Идите скорее». Почему скорее? 3ахожу в гостиницу, подбегает ко мне напуганная женщина и говорит: «Александр Васильевич, не ходите без охраны». Я спрашиваю: «В чем дело?» 0на объясняет: «Приходили два парня и просили ключ от вашей комнаты, представились вашими родственниками». Мне это казалось комедией. Я говорю: «У меня нет никаких родственников в Омске». Самое неприятное, что всех гостей и участников фестиваля при входе в гостиницу долго проверяли, а это совсем не в духе праздника... Перед моей комна­той поставили караул на двадцать четыре часа. Так попаниковали администра­торы гостиницы несколько дней и сняли блокаду. Покусители же на мою жизнь больше не появлялись. Святой Сергий Радонежский не допускал.

Еще несколько дней отмечали город Омск, область, Россия свой новорожденный праздник «Душа России». Русский народ убедился, что его духовность, культура, наука -  действительно душа России, и не только ее, но и душа Вселенной! Торжественность праздника была настолько велика, что губернатор Полежаев на закрытии фестиваля объявил, что фестиваль станет традиционным, будет отмечаться каждый второй год. Я поблагодарил всех участников на прощальном вечере, в ответ услышал очень сердечные отзывы. Гости говорили: «Сколько мы принимали участия в разных фестивалях по России, но такого еще никогда не видели. Здесь торжествовали именно вера, надеж­да и любовь. Еще не успели сойти с поездов и самолетов, как нас встречали с улыбкой, лаской и вниманием, старались как можно быстрее устроить в гостинице, чтобы мы отдыхали и чувствовали, что мы на празднике, а не в командировке... А какое было отношение всю неделю! Все общались искренне, не было ощущения, что кто-то из нас стукач». Создалась семья, и вот наступило прощание, все пла­чут, как дети, и клянутся, что семена, которые они увезут с собой, взойдут в родных местах по всей нашей матушке России. Итак, упала духовно-культурная комета в море Руси, и пошли круги волн по великому нашему Отечеству. Произошла своего рода духовная революция на русской земле. Откровенно говоря, я этого не ожидал. Но это говорит о том, сколько и как еще нужно трудиться в будущем, чтобы вся Россия имела дух этого исторического праздника.

После праздника я вместе с русской соловушкой Надей Бурдыковой улетел в Москву, где был объявлен благотворительный концерт «Детям России» в прекрасном Колонном зале (бывшем  Дворянском собрании). Когда я прибыл в столицу, то отметил, что цен­тральная пресса почему-то решила о торжественном завершении сибирского праздника умол­чать. На концерт в Москве собрались все мои друзья и знакомые москвичи. Несмотря на то что я был очень уставшим после такого события, бессонных ночей, но, увидев милые, добрые русские лица со сцены, запел, как никогда. Вот что значит духовная связь людей. Все можно преодолеть, разрешить, восстановить!.. Опять закончилась виза - время русского бесправника, финансы уже «пропели последние романсы» - нужно выезжать из родного Отечества на чужбину, чтобы заработать денег и опять вернуться домой.

Оставалось несколько дней до отъезда. Поехал с друзьями в древнюю Русь - великий Ростов, Ярославль и Углич. Решили выехать чуть свет, чтобы за день везде успеть. На дворе стояла поздняя осень, уже лежал снег, на до­роге гололед, водителю Николаю приходилось напрягаться. Уже издалека заметили кресты, купола и белые стены монастыря Ростова Великого. Подъехали к монастырю, я читаю, что это государственный музей-заповедник. Видеть это после такого духовного празд­ника в Сибири было тяжело. И как это возможно на святой намоленной земле: рядом проживает патриарх, а русские святыни находятся в плену у дьявольщины? Главное, вблизи стоят большие полуразрушенные здания, где можно выставить все музейные вещи. Для меня это был таким ударом, что я хотел вернуться в Москву и скорее улететь, куда глаза гладят. Но, с другой стороны, я показал бы только свою слабость. Прошли по монастырской земле, внешне все осмотрели, походили по улицам города, сели в автомобиль и поехали вперед, только вперед. Нам, русским, некуда отступать и не за чем.

Город Ярославль - это чудная картинка! Все в русском духе - широкое, величавое. Грандиозные здания, все в традиционных русских цветах: золотых, белых... У набережной столичный вид, не напрасно идут разговоры, чтобы град Ярославль стал столицей России. А то Москва настолько засорена политикой, экономикой, беженцами, спекулянтами, мафиозными структурами, да и приемы прослушивания телефонов не утратили силу... Потребуется много десятилетий, чтобы златоглавую столицу привести в православный, русский и державный вид. В Ярославле несколько монастырей, много храмов, но жи­вущих человеческими душами и телесным присутствием лишь несколько. Ате­истическое влияние все еще не допускает верующих к святыням Руси. Но для меня прикоснуться к земле, где стоят хоть и полуразрушенные храмы было великим событием. Поеха­ли в соседний город Углич. Это совсем рядом. Направились сразу к Преображенскому собору, где открылась перед нами вся история Бориса Годунова, младенца Димитрия, боярской смуты... И, находясь перед храмом, около воды, где был убит царе­вич, у меня сами по себе полились слова: «Достиг я высшей власти, но счастья нет в моей измученной душе...» Вокруг снег. Волга покрыта льдом. Люди спешат домой, чтобы согреться, а я пою! Картина неописуемая. Мои ребята меня еще не слышали, стоят с выпученными глазами и не верят им, какого же чудака они возят по древней Руси? Но это произошло машинально, я и сам не ожидал. Видимо, бывают неконтролируемые моменты. К сожалению, собор был откры­т для людей только как музей. Словом, грехи и попущения дают о себе знать...

Время шло к вечеру, пора было возвращаться в Москву. И почему-то нам захотелось поехать не по главной дороге, а по сельской. Просто поехали и поехали. Отъехали от Углича, начался лес и сельские дороги. Ох, дороги! Видимо, как весной и летом грузовики ездили по грязи, пробили колеи, так все и замерзло. А наш автомобиль маленький и, чтобы продвигаться вперед, нужно быть акробатом-водителем – управлять так, что бы колеса катились по колеям, сделанным грузовиками. Чуть в сторону - съе­хал в яму и повис на валу. Возвращаться? Уже много проехали, и начинало темнеть. А советские сельские дороги не только не мощеные, но и не освещенные. Как хочешь, так и иди по пятилеткам... На дворе же ноябрьские морозы. Сначала нам это казалось забавным, потом все четверо затихли и стали внимательно смотреть на дорогу, чтобы не перевернуться. И как мы ни старались усмотреть опасность, но не убереглись – автомобиль перевернулся вместе с нами и очутился в канаве. Хорошо, что все ребята были здоровые, поднатужились и поставили автомобиль обратно на дорогу!

Водитель устал, и я решил его заменить. Ничего труднее в своей жизни я не делал. Напряжены все мускулы, глаза, уставший ум... Ехал еле-еле, десять-пятнадцать километров в час, и выехал к какой-то деревне. Смотрим, идут люди и от них пар. Поравнялись, стали спрашивать, куда это мы за­ехали и как отсюда добраться до Москвы. Простые добрые люди стали нам подробно объяснять: "Езжайте туда, потом вправо, а там влево, а затем прямо". Спра­шиваю ребят, всё ли они все поняли.  «Да, все». Поблагодарив крестьян, поехали увереннее. Опять движемся в темноте по дороге в никуда. Что делать? Холодно, кончается бензин... Если остановимся, то утром найдут нас окоченевшими. Вернулись немного на­зад и поехали наугад. Едем, едем... точнее ползем, ползем - нет просвета и надежды. Каждый про себя уже прочитал не одну молитву. Прошло минут десять и вдруг перед нами над лесом… золотистый крест. «Что за чудо!» - воскликнули все враз. И только выехали из леса, как открылся во всей своей красе Свято-Троицкий монастырь Сергиева Посада. Тут у нас уже не осталось сомнений, что мы спасены. Проезжая мимо святого места, остановились, поклонились до земли и, перекрестясь, уверенно поехали в Москву.